Император наклонился - наклоняться ему было трудно - и поцеловал Люську в щеку. Она даже не успела отстраниться, с опозданием отпрыгнула в сторону, опрокинув бокал. Бокал - вдребезги. Раздались аплодисменты.
Женщина с прической, похожей на луковицу, завопила от дальнего конца стола:
- Изменник! Ты же мне клялся!
Прихрамывая, она побежала к императору. В руке у нее не страшно поблескивал столовый ножик.
Император хохотал. Гости за столом тоже смеялись. Никто не старался остановить женщину.
Добежав до императора, она принялась тыкать в него ножом, нож ударялся в бронежилет.
- Щекотно! - хохотал император.
Остальные покатывались от смеха.
Неожиданно женщина повернулась - сколько силы в такой развалине! - и полоснула ножом по Люське. Та взвизгнула от боли. К счастью, Люська была в своем клетчатом пальто - никто не сказал, что перед обедом положено снимать верхнюю одежду.
Но и на пальто сбоку показалась кровь. Велосипедист, стоявший за императором, врезался клином между Павлом и Люськой и, обхватив женщину рукой за горло, рванул ее назад.
Император крикнул:
- Маркизу Люси спасти! Всех перебью, если с ней что-то случится. Ее кровь - драгоценность, я хочу насладиться каждой ее каплей!
Люська стояла, пошатываясь. Она прижимала руку к боку, и меж пальцев текла кровь. Вырвавшись из рук старика Кюхельбекера, который старался его поймать, Егор кинулся к Люське.
- Егорушка, - заплакала Люська, - Егорушка, за что меня?
- Все будет хорошо, Люська, ничего страшного не случилось.
- Я умру, да?
Дантес оказался перед Егором.
- Сюда! - приказал он. - Скорее.
Он шустро побежал по залу. Толпа любопытных раздалась в стороны.
Егор подхватил легкую Люську на руки и побежал следом за Дантесом. Он успел заметить табличку "Медпункт". Дантес толкнул дверь. Они оказались в небольшой комнате, где за занавеской стояла кушетка, покрытая белой простыней, стол с наваленными на нем бумагами, стеклянный шкаф с медицинскими приспособлениями. На полу была разложена детская железная дорога, когда-то такая была и у Егора. Человек в белом халате и белой шапочке с красным крестом стоял на коленях и подталкивал последний вагон поезда. Поезд подъезжал к вокзалу, и человек в халате начал гудеть, чтобы предупредить народ в игрушечном домике, что поезд прибыл по назначению.
Люська тихо плакала.
- Ты что здесь разыгрался, Фрейд! - завопил от двери Дантес. - А ну срочно за дело! Покушение!
- Подождет, - сказал человек в халате, не поднимая головы. - Ничего с ней не случится.
- Идиот! - кричал Дантес. - Она - новая избранница императора.
- Не первая и не последняя. У-у-у-у-у! - загудел снова доктор.
- Доктор, пожалуйста, - взмолился Егор. - Ей же плохо!
Доктор наконец-то поднял голову.
Он был маленький, из мятого лица торчала седая бородка, а над ней блестели голубые глаза.
Дантес в бешенстве ударил ногой по вагончику, тот взлетел и развалился.
- Вот этого я вам никогда не прощу, - сказал доктор, отпрыгнув в сторону, - вы изверг!
Егор положил Люську на кушетку.
- Уберите ее! - Доктор метался между остатками железной дороги и кушеткой. - У меня же простыня чистая. Где я другую найду!
- Я тебе сотню принесу, - сказал Дантес.
- А вы молчите! Вы не жилец на свете. Я вас уничтожу!
Дантес не испугался:
- Император срежет вам голову, прежде чем вы меня отравите.
Доктор потянул за край простыни, стараясь вытащить ее из-под Люськи.
- Не надо, - попросила Люська, - больно же!
- Странно, - сказал доктор. Он словно проснулся от звука Люськиного голоса. - Такое обильное кровотечение. Девочка, разденься, я тебя посмотрю.
Люська уже заняла все его внимание.
- Я не могу, - захныкала Люська, - мне больно.
- Ну так помогите ей!
Егор приподнял Люську и стащил с нее пальто. Люська помогала ему. Под пальто было голубое платье, мокрое на боку от крови.
- Больше не надо, - сказала Люська, - лучше я сама.
- Ты не стесняйся, - сказал Егор.
- Я все равно стесняюсь. - Брови Люськи поднялись чуть ли не к волосам. Ей было больно и неловко.
- У вас сестры, что ли, нету? - спросил Егор у доктора.
- Сестра нам не нужна. Мы же все бессмертные, - сообщил доктор. - А вы давно к нам прибыли?
- Сегодня первое января, - напомнил Дантес доктору.
- Ах, боже мой, совсем забыл. Значит, вы свеженькие и ваша кровь еще не успела смениться той влагой, которая течет в наших жилах. Тогда дело серьезнее, чем я предполагал. Твоя кровь требуется его величеству для поддержания себя в форме. Ну что ж, постараемся остановить кровотечение. Пускай ему будет чем напиться.
- Прекратите глупые шутки, доктор! - рассердился Дантес. - Есть вещи, о которых в приличном обществе не говорят.
- А есть вещи, которые в приличном обществе не делают, - ответил доктор.
Тем временем он задернул занавеску у кушетки и продолжил, уже не видный Егору и Дантесу:
- Терпи, девица, мы тебя еще замуж выдадим. Не мешай мне! Я доктор! Ты когда-нибудь в своей жизни доктора видела?
- Ну ничего, опомнился, - сказал с облегчением Дантес. - А то совсем психованный.
- Оставьте свое мнение при себе, - огрызнулся доктор из-за занавески. - И лучше будет, если вы покинете кабинет. Нечего вам тут делать. Рана у девочки поверхностная, кожу порезало, пустяковые сосудики задело. Будет жить, так и скажите своему кровососу.
- Пошли, пошли. - Дантес потянул Егора к двери.
Егор подчинился.
Они вышли в зал ожидания. Егор ожидал увидеть толпу, но вокруг было пусто - густело народом там, где стоял обеденный стол, словно обед продолжался.
Мрачный велосипедист шагнул к ним. Он отдал Дантесу честь и спросил:
- Его величество интересуется, будет ли жить его избранница?
- Будет жить! - бодро ответил Дантес. - Обязательно будет жить и радовать его величество.
Велосипедист развернулся и тяжело затопал прочь. Дантес задумчиво погладил волнистую прядь волос, падавшую на плечо. Затем сильно дернул себя за волосы, сморщился и криво усмехнулся.
- Порой полезно причинить себе боль, чтобы убедиться в том, что ты еще жив.
- Скажите мне, - взмолился Егор, - только честно. Чего он на самом деле хочет от Люськи?
- Это секрет.
- Я никому не скажу, честное слово.
- Я и без того знаю, что ты никому не скажешь, - согласился Дантес. - Кто тебя будет слушать? И секрет… это секрет Полишинеля. Вряд ли кто-то здесь не знает его.
- Тогда скажите.
- Есть такая оса там, на Земле, я забыл ее название, она парализует свои жертвы, а потом откладывает в них яйца. Получаются живые консервы. Из яиц выводятся осята и начинают пожирать спящую жертву изнутри, пока от нее не останется сухая оболочка. Страшно?
- Я об этом знаю.
- А я, когда услышал об этом впервые, ночь плакал. Современная молодежь бесчувственна.
Дантес замолчал и ждал, что ответит Егор. Егору не хотелось спорить, потому что он думал о Люське - на что намекает этот Дантес?
- Не бледнейте, юноша, не понимайте меня буквально. Наш император верит в то, что его долголетие, бодрость, даже мужские возможности зависят от пищи и любви. Слышите, от пищи и любви. Он жрет изысканные кушанья, и, поверьте мне, нам нелегко их раздобыть здесь, где не растут бананы… Не надо, не задавайте лишних вопросов. Все равно я отвечу только на те из них, на которые хочу ответить. Но главная его забота - соединиться с невинными, непорочными, живыми девушками, которых в наших краях, как вы сами понимаете, не водится. И тут вот такое везение - твоя Люська.
- Он хочет изнасиловать ее?
- Ни в коем случае! Чтобы Павел Петрович решился на это? Нет, он романтик!
- Так чего же ему нужно от Люськи? Кровь ее сосать?
- Прекратите говорить гадости, Егор! Немедленно прекратите! Наш дорогой Павел Петрович ищет истинной любви. Любви, понимаете, мальчишка? Будь его воля, завел бы себе гарем! Его агенты первого января объезжают всю страну, глядят, не выкинуло ли бурей на наш пустынный берег еще одну девицу.
- Ну скажите же, что ему нужно?
- Ты нетерпелив. А император влюбился. Раз император влюбился, то он намерен заполучить твою Людмилу. Но он не может этого сделать, потому что она еще девочка, - он должен ждать, когда ей исполнится шестнадцать, семнадцать… не знаю уж сколько лет! И тогда он женится на ней! У нас все как у людей.
- А до этого? - У Егора отлегло от сердца, но внутреннее напряжение оставалось. Здесь не бывает сказок с хорошим концом.
- А до этого мы будем пасти эту овечку.
- Четыре года? Пять лет?
- Сколько понадобится. Император влюблен.
- Нам нужно отсюда уехать, - сказал Егор.
Вельможа пожал плечами:
- Все в свое время и по воле императора.
Но Егор уже ничему здесь не верил.
- Если вы Дантес, - спросил он, - то почему не умерли во Франции?
- Я приехал к родственникам в Россию, - сказал вельможа. - У меня здесь остались родственники. В семействе Гончаровых. Впрочем, это уже не играет никакой роли.
Послышался шум. Егор оглянулся. К ним приближался император. Два велосипедиста поддерживали его под локти.
Сзади толклись придворные и просто зеваки. Император добродушно заговорил:
- Вижу моего доброго приятеля. Как ты, Егор, хорошо ли себя чувствуешь? Помнишь ли, что мы собирались с тобой побеседовать после обеда? Ты уж, пожалуйста, меня не подводи. Где девочка?
Дантес, согнувшись в поклоне, толкнул дверь. Дверь отворилась.
- Сюда нельзя! - послышался голос врача.
- Ах ты, мой Фрейд, ах ты, мой эскапист! - весело воскликнул император. - Опять за свои бредни взялся?
Император втиснулся в дверь, охрана осталась снаружи. Спина императора закрывала дверной проем, но Егору было слышно, о чем идет разговор.
- Пусти меня к ней, - сказал император.
- Она раздета. Она лежит. Я ее перевязываю.
- О, как это нежно! Дай мне поглядеть на ее тельце!
- Император, здесь я хозяин, - сказал доктор. - И раз уж мы распределили роли таким образом, ты мне будешь подчиняться в этой маленькой комнатке, а я буду подчиняться тебе на всей остальной земле.
- Ой, ты рискуешь!
- Нет, я знаю многое, чего остальным знать не дано. И жизнь многих в моих руках.
- Ах, оставь, Фрейд. Я только погляжу на нее.
Спина императора двинулась вперед. За ним втиснулись в медпункт велосипедисты. Егор слышал, как трещали куски погибшей железной дороги.
- Уйдите! - сказала Люська.
- Ты - царица этого мира, - сказал негромко император. - И я сам положу его к твоим ногам.
- Вы хотите мою кровь пить, - сказала Люська.
- Ну кто сказал тебе такую чушь! Я вижу линию твоих прекрасных бровей и линию твоих будущих бедер, я вижу, как скоро наполнятся упругой плотью твои перси…
- Император, больной вредно волноваться, - сказал доктор скрипучим голосом.
- Ухожу, ухожу, но мне хотелось бы, чтобы маркиза Люси присутствовала на аутодафе.
- Я запрещаю ей.
- Ну ладно, ладно, тебе лучше знать, старая клизма. Мы повеселимся без вас. Я ухожу. Отдыхай, набирайся сил, береги свою алую кровь, моя прелестница. Для тебя я запущу все часы, и время покатится вновь.
- Идите, идите и пришлите мне новую железную дорогу вместо той, которую сломал этот идиот Дантес, - проворчал доктор.
- Распорядитесь, - рявкнул император, кладя руки на плечи велосипедистов.
- Разумеется, - сказал Дантес, - сам сейчас пойду по магазинам и отыщу железную дорогу лучше прежней. Пускай тараканы катаются.
- Тараканов здесь нет! - завопил из кабинета доктор. - И ничего от Дантеса я не приму. Он Пушкина убил.
- На хрен мне нужен твой Пушкин! - закричал в ответ Дантес. - Я убил Марата!
Или они все сумасшедшие, или притворяются. А в самом деле они что-то таят… Бананы!
- На площадь, на площадь, - закричал издали император. - Все на площадь, у нас праздник! Аутодафе!
- Побежали? - спросил Дантес как мальчишка. - А то все хорошие места займут.
- Но это же инквизиция…
Дантес убежал, топая каблуками. Егор попытался вернуться в медпункт, но дверь была заперта.
- Откройте! - Он постучал в дверь. - Это я, Егор. Я один.
- Мне плевать на то, что ты один! - послышался голос доктора.
- Пустите Егора, - попросила Люська.
Доктор открыл дверь. Выглянул в щелку, убедился, что Егор и в самом деле один. Тогда впустил.
Бородка у доктора была седая, кривая, от этого он был похож на сказочного гнома.
Люська лежала на койке за занавеской. Она прикрылась простынкой до подбородка.
- Молодая кровь, - сказал доктор, - настоящая живая кровь. Сколько времени понадобится, чтобы она стала раствором ненужных химикалиев?
- Больно? - спросил Егор.
- Нет, совсем не больно. Только я испугалась.
- Конечно. Она так неожиданно на тебя кинулась.
- Я не ее испугалась, - сказала Люська. - Я этого толстого испугалась. Ты не представляешь, как он на меня смотрит. Он - ужасный человек!
Брови Люськи поднялись, губы дрогнули.
- Ну-ну, - сказал доктор. - Не разнюниваться. Павел Петрович ничего плохого тебе не сделает.
- Егор, возьми меня к себе, - попросила Люська.
Егор понимал, что взять ее некуда. Бежать? И скрываться в голом лесу с привидениями? Тупик… Важнее узнать, как можно выбраться из этого мира.
- Скажите, доктор, - спросил Егор, - а можно, чтобы она здесь подольше полежала? Она же раненая.
- Не бойся, - улыбнулся сказочной гримасой доктор. - Я тебя понимаю. Она еще полежит здесь. Ей нельзя вставать.
- Я могу встать, - возразила Люська.
- Ты что, не понимаешь доктора, что ли? - спросил Егор строго. - Сказано тебе - лежи! А когда будет можно, я тебя возьму.
- Ты меня не оставишь? А то он мою кровь выпьет.
- Нет, не оставлю.
- Побожись!
- Ну, честное слово. А теперь молчи и отдыхай.
Егор обернулся к доктору, который смирно стоял рядом, сложив руки на груди.
- Я не хочу здесь оставаться, - сказал он.
- Я тебе сочувствую, - ответил доктор.
- И нет возможности уйти отсюда?
- Необратима только смерть, - ответил доктор. - Но помочь тебе не могу.
Егор хотел доказать доктору, что ему обязательно надо уйти. Хотя бы ради Люськи, которую они, конечно же, погубят.
Дверь распахнулась.
- Вот вы где! - рявкнул Дантес. - А ну быстро, быстро, сам император спрашивал. Аутодафе начинается. Желательно присутствие маркизы Люси.
- И не мечтай, - сказал доктор. - Больная ослабела от потери крови. Ей прописан постельный режим.
- Ха-ха, постельный! - воскликнул Дантес. - С кем постельный?
- Иди, мальчик, иди, - сказал доктор Егору. - Он же не отвяжется.
Они быстро прошли пустым гулким залом. Все ушли на аутодафе.
- Все ушли на фронт, - сказал Дантес и рассмеялся. У него был неприятный смех.
Егор не задавал вопросов. Не может быть, чтобы такой человек был когда-то кавалергардом. Если он и убил Пушкина, то не на дуэли, а из-за угла. Или из гранатомета.
Все обитатели вокзала собрались на площади. Но если в здании вокзала они были толпой, то на площади люди потерялись в сером пространстве, лишенном теней, и казались кучкой экскурсантов, ожидающих автобуса.
Рядом с автомобильной стоянкой торчал столб - бревно от какой-то избы, вокруг была навалена куча деревяшек - большей частью сидений и ножек от стульев, палок и досок. Возле столба спинкой к нему стоял целый стул. На стуле сидела женщина-развалюха, которая хотела убить императора и чуть не убила Люську. Руки женщины были заведены назад и примотаны проволокой к столбу.
Прическа-луковица рассыпалась и превратилась в неопрятное воронье гнездо. Женщина чихала, шмыгала носом и не могла его утереть.
Неподалеку стоял рояль, которого Егор раньше не заметил. На крышке рояля было укреплено кресло - в кресле сидел император. За спиной торчали велосипедисты.
Когда Егор появился на площади, длинный сутулый мужчина в черном байковом халате и рыжем клоунском парике кончал читать приговор:
- И потому маркиза де Помпадур приговаривается к сожжению на костре живьем до исчезновения признаков жизни. Пепел ее будет развеян по ветру, а имя вычеркнуто из всех справочников и учебников истории. Госпожа маркиза де Помпадур, есть ли у вас что сказать уважаемому собранию перед началом публичной казни?
Казалось, что женщина страшно устала, голова ее немощно свисала, из гнезда-прически высовывались тряпки и концы проводов.
- Говорите, маркиза! - потребовал судья. Маркиза подняла голову. Страшное намазанное лицо с потекшей тушью вокруг глаз оглядело маленькую толпу. Маркиза постаралась что-то сказать, не получилось, и она плюнула на мостовую.
- А загорится? - громко спросил император.
- Должно загореться, - сказал чернобородый лысый человек в красном пиджаке. Егор догадался, что это палач.
- Тогда начинай.
- А причастие?
- Покойная была неверующей, - сказал император. - Я был с ней близок, я гарантирую.
Он снял корону и кружевным платком вытер лоб.
Палач поднял с земли палку, на конце которой была намотана темная тряпка. Дантес, который уже оказался у костра, вытащил из кармана зажигалку и чиркнул ею. Зажигалка загорелась. Огонек был бесцветным и маленьким. Егор заподозрил, что его обманули, - ведь говорили, что бензина здесь нет и оттого машины не могут ездить.
Дантес поднес зажигалку к тряпке, и факел вспыхнул.
По толпе прокатился шум или, скорее, вздох многих людей.
- Ну-ну! - прикрикнул на зевак император. - Я не потерплю здесь жалости. Она ведь нас не пожалела. Или кто-то готов занять ее место и освободить маркизу от наказания?
Никто не откликнулся.
- Начинай! - приказал император.
Палач поднес факел к костру. Он совал его в разные места, под дрова, под стул, на котором сидела женщина, огонь занимался, сначала робко и нехотя, а потом поднимался выше, почти без дыма.
В отвращении отвернувшись, Егор увидел старичка. Старичок был древним как мир. Он был ветхим музейным стулом, который существует только потому, что на нем висит табличка "Не садиться!".
Старичок был бесплотен. Плоть его улетучилась - то ли за долгую жизнь в настоящем мире, то ли за бесконечность, проведенную вне времени.
Хрупким, как скорлупа гусиного яйца, был круглый желтый череп. Под его куполом прятались выцветшие глаза, а между ними торчал нос, настолько туго обтянутый кожей, что, казалось, она вот-вот лопнет.
Двигаясь, старичок легко припадал на правую ногу, и видно было, что тело его ровным счетом ничего не весит, иначе торчащие худые кривые ноги не выдержали бы тяжести тела, даже малой.
Увидев старичка, Егор подумал, что не следовало бы такому дряхлому созданию приползать на аутодафе. Но, может быть, он был дружен с мадам де Помпадур и теперь переживает за нее?