- Вы, вероятно, заметили, - сказал Уильям, - что на нас сухой нитки нет. Так вот, мы сперва пойдём переоденемся, а потом расскажем вам всё, что сможем.
Я готов был увидеть раздражение на круглом, румяном лице Беррелла, но вместе этого увидел лицо обиженного ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Очевидно, мы обманули его ожидания.
- А мне казалось, что вы должны были бы проявить больше заинтересованности и хоть на минуту забыть о том, что вы вымокли.
- Какой заинтересованности? - с любопытством спросил я.
- Как какой? В расследовании преступления, - ответил он глубоким, звучным голосом. - Вы не находите, что расследование преступлений - романтика в полном смысле этого слова? Неужели вы не понимаете, что это прекрасно? Это ли не романтика - заставить служить доброму делу всё самое тёмное, что есть в человеке?! Когда-то слагали баллады, прославляющие войны, насилие и похоть (я не могу воспроизвести отвращение, которое он вложил в последнее слово). Теперь же сочиняют детективные романы, и здесь энергия человека направлена на разоблачение зла. Неужели вы не чувствуете разницы? Если взглянуть на это явление без предубеждения, то получается, что детективная литература - признак цивилизации и расследование преступлений - символ всего положительного, что есть в современном мире!
Я был просто ошарашен этим монологом. Во взгляде Беррелла горел огонь исступлённой веры. Очевидно, сам он не находил ничего из ряда вон выходящего в этой своей декларации. Более того, слова лились так гладко, что я заподозрил, что он уже произносил их прежде, и не однажды. Впрочем, я был слишком встревожен, чтобы задумываться над эксцентричным поведением полицейского сыщика. Я заметил только, что остальные были ошеломлены не в меньшей степени. По лицу Кристофера пробежала усмешка, он сказал:
- Мы сделаем всё, что в наших силах, сержант, но прежде переоденемся. Мы вас не задержим.
- Вот и отлично, - воскликнул Беррелл, смягчившись. - А я тем временем произведу кое-какие измерения около э-э… незадачливого джентльмена.
Эвис побелела и отвела глаза. Уильям и Кристофер направились к носовому трапу, а Беррелл, окинув нас с Эвис взглядом, засеменил к румпелю. Я шепнул Эвис:
- Он не станет вас очень допекать.
- От этого одержимого всего можно ожидать, - процедила она сквозь зубы.
- Примерно через час здесь будет Финбоу, - сообщил я.
- О Иен, вы просто чудо! - улыбнулась она мне, но горькая складка, обозначившаяся между бровями, так и не разгладилась.
Я переоделся как можно быстрее и в целях профилактики выпил глоток крепкого виски. Затем пошёл к Берреллу и Кристоферу в среднюю каюту. Уильям переоделся и вышел на палубу. Беррелл что-то записывал в огромную тетрадь, старательно, как школьник, помогая себе кончиком языка. Когда я вошёл, он, взглянув на меня, сказал:
- Вот ведь какое странное дело, мистер Кейпл.
Я уже собирался в отпуск и заскочил на участок за перочинным ножиком - я его там забыл - и в результате получил это задание. Это лишний раз доказывает, что мелочи могут привести к серьёзным последствиям.
Я был озадачен таким выводом, но ничего не возразил ему.
А он продолжал:
- Если бы я не вернулся в участок, у меня бы из рук ускользнуло самое интересное дело, с каким мне приходилось сталкиваться. Это просто находка для меня. Главное, здесь потребуется некоторая доля воображения. А вы, наверное, считаете, что у нашего брата оно отсутствует.
- После знакомства с вами подобная мысль не могла бы прийти мне в голову, - ответил я уверенно.
И я не покривил душой. Как всякому здравомыслящему человеку, мне претят любые предрассудки независимо от того, идёт ли речь о представителях одной профессии, одного пола или одной национальности. И всё-таки в моём представлении образ полицейского сыщика - до того, как я встретился с Алоизом Берреллом, - никак не ассоциировался с тем, что я увидел воочию: передо мной был человек с моложавым, свежим лицом, неугомонный и болтливый, способный загореться при одном только слове "преступление".
Окончив свою речь в защиту воображения у полицейских, он обрушил на мою голову целый поток вопросов и тут же записывал ответы крупным круглым почерком. Он был на редкость многословен, выяснял массу ненужных подробностей, но я обнаружил, что, несмотря на это, он по-своему умён и, возможно, сумеет докопаться до сути преступления.
Его особенно интересовало, где я был и что делал с того момента, как проснулся, до того, как вернулся в каюту, чтобы переодеться.
- Вы говорите, что окликнули доктора Миллза? - спросил он.
- Да, - ответил я.
- И он отозвался?
- Да.
- Это значит, - резюмировал Беррелл, - что около девяти часов он был ещё жив… если вы не ослышались.
Он испытующе посмотрел на меня. Неужели, мелькнуло у меня в голове, эта дубина подозревает меня? - Я не ослышался, - грубо ответил я.
- Может быть. Вот когда у меня в руках будут показания остальных свидетелей, я лучше смогу судить об этом. Темп - вот что самое интригующее в этом деле.
Я никак не мог догадаться, что он подразумевает под словом "темп", и решил, что я, должно быть, ослышался, А Беррелл без передышки продолжал:
- Вы видели пистолет?
- Нет, - ответил я.
- Я имею в виду не только сегодня утром, а вообще, с того времени, что вы на яхте?
- Да я на яхте всего со вчерашнего вечера.
- Верно, - согласился Беррелл.
- Ещё бы не верно, - ответил я. - У меня просто не было времени выяснить, где что лежит. Если на борту и были какие-то пистолеты, я бы всё равно не успел их заметить.
- Гм, - произнёс Беррелл. - Один-то наверняка был. Итак… Как вы обнаружили убитого?
- Я вышел на палубу с мисс Лоринг. И тут мы увидели, что доктор Миллз убит.
- То же самое показала и мисс Лоринг, - согласился он. - А кто из вас двоих предложил выйти на палубу?
- Кажется, она… но я бы и сам через минуту вышел. Беррелл снова хмыкнул.
- Какой вид имел доктор Миллз, когда вы его увидели? В какой позе он лежал?
- Почти в той же, что и сейчас… не лежал, он сидел у штурвала. Только, когда мы увидели его утром первый раз, он сидел, зажав румпель так, будто всё ещё правил яхтой, - ответил я.
- А кто же изменил эту позу? - с вызовом спросил Беррелл.
- Доктор Гарнет, когда пришвартовывал яхту.
- О-о, - заметил Беррелл, приоткрыв рот и постукивая карандашом по зубам. - С вас пока достаточно, мистер Кейпл. Я должен немедленно поговорить с доктором Гарнетом.
Кристофер слышал наш разговор. Порой он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. При последних словах Беррелла он вышел позвать Уильяма.
- А-а, доктор Гарнет, - приступил к делу Беррелл, как только Уильям появился на пороге, - зачем это вам понадобилось трогать румпель и нарушать первоначальное положение тела?
Уильям не спеша уселся на свою койку и насмешливо посмотрел на Беррелла.
- А вы знаете способ, при котором можно было бы пришвартоваться, не прикасаясь к штурвалу? - ответил он вопросом на вопрос.
- А вам и не нужно было пришвартовываться. Могли бы сообразить, что мёртвое тело не полагается трогать. Если мы не знаем, в каком положении находилось тело пострадавшего, когда его обнаружили, всегда возникают дополнительные трудности для следствия.
- Что же, по-вашему, мне надо было оставить яхту без управления, чтобы она врезалась в берег на первом же повороте? Только потому, что это устраивает полицию? - спросил Уильям, выставив подбородок.
- Да, - невозмутимо ответил Беррелл. - Яхту, возможно, тряхнуло бы, и всё же это было бы лучше для следствия.
- Ну, я пока ещё в своём уме, - заявил Уильям.
- Вам, очевидно, небезынтересно будет узнать, - Беррелл вытаращил глаза и внушительно продолжал, - что единственные отпечатки пальцев найдены на штурвальном колесе и только на нём.
Легковозбудимый от природы, Уильям готов был взорваться в любую минуту.
- Мне нет до этого ровным счётом никакого дела, - заявил он.
- Не так давно я прослушал специальный курс лекций о роли дактилоскопии в криминалистике, - сообщил нам Беррелл. - И первым делом я проверил все предметы, находящиеся в непосредственной близости от пострадавшего. Отпечатки пальцев имеются только на штурвальном колесе. Вот они.
И он показал нам три небольших карандашных наброска. Затем бесцеремонно заявил:
- Мне нужны отпечатки ваших пальцев, доктор Гарнет.
- Берите, если угодно, - ответил Уильям. Беррелл извлёк из кармана маленькую чёрную подушечку.
- Приложите пальцы сюда, - указал он на подушечку, - а затем надавите ими вот на этот лист бумаги.
Мы с Кристофером следили за короткопалой, ловкой рукой Уильяма, пока он послушно проделывал эти манипуляции. Беррелл, внимательно сличив отпечатки, воскликнул:
- Доктор Гарнет, отпечатки пальцев на штурвале оставлены вами.
- Едва ли приходится удивляться этому, - ответил Уильям. - Ведь я прикасался к нему, когда швартовал яхту. Было бы странно, если бы их там не оказалось.
- Гм, - произнёс Беррелл без прежней уверенности, - это, пожалуй, резонно. Мисс Лоринг и мистер Кейпл оба показали, что вы действительно вели яхту.
- Ещё бы, - огрызнулся Уильям.
- Ладно, оставим это пока, - сдался Беррелл. - А теперь я хочу задать вам ещё один вопрос: был ли, по-вашему, на борту яхты пистолет?
- Что-то в этом роде было, я знаю, - ответил Уильям.
- А что именно? Какой пистолет? Чей? - Беррелл сгорал от любопытства.
- Личный пистолет доктора Миллза, - ответил Уильям, потирая подбородок. - Ему преподнесли его, когда доктор выступал в качестве эксперта по делу Купера.
- Какого калибра? - перебил Уильяма Беррелл.
- Небольшой автоматический пистолет, не знаю, какого образца, - ответил Уильям.
- А где он его держал?
- Не знаю. Он упомянул как-то, что взял пистолет с собой, собираясь пострелять птиц.
- А где он сейчас? - настаивал Беррелл.
- Откуда мне знать?
- В таком случае придётся устроить обыск, - заявил Беррелл.
- Вот и отлично, - откликнулся Уильям.
- Где он мог держать пистолет? - спросил Кристофер.
- Да скорей всего, в каком-нибудь месте вроде той полочки возле кормового трапа, куда он обычно прятал судовой журнал. Но он мог устроить тайник и в любом другом месте, - предположил Уильям.
- Я проверю эту полку в первую очередь, - заявил Беррелл.
Он задал Уильяму ещё массу вопросов, главным образом о том, что тот делал между 9 и 9.10, когда его не было в каюте, затем он оглядел нас с победоносным видом.
- Теперь мною сняты показания со всех. Каждому был задан вопрос о том, что он делал сегодня утром с 9 до 9.30. Вы, наверно, хотели бы знать, каковы результаты.
И Беррелл прочитал по бумажке:
"1. Убийство произошло между 8.55 и 9.25.
2. Выстрела не слышал никто из экипажа.
3. Полного алиби не имеет никто.
4. Пистолет вблизи трупа не найден".
- Какой же из всего этого напрашивается вывод?
Кристофер, Уильям и я иронически переглянулись.
- Абсолютно никакого, - сказал Уильям.
- А вывод такой, - продолжал Беррелл, не моргнув и глазом: - все вы находитесь под подозрением. Все шестеро. Предупреждаю вас честно и откровенно, подозрение падает на всех, кто находится на борту.
- Абсурд какой-то, - возмутился я.
- За всеми вами будет установлен надзор, - продолжал он.
- Мы предполагали, что вам придётся это сделать, - сказал Кристофер. - Поэтому я снял виллу близ Поттер-Хайгема, где мы все шестеро и поживём пока. Эту виллу вы сможете держать под наблюдением, если сочтёте необходимым.
- Ну что ж, всё устраивается как нельзя лучше, - радостно подхватил Беррелл. - Как нельзя лучше. Пойду скажу констеблю, который сопровождает меня, чтобы достал моторку повместительней, и мы живо переправим вас туда. А за виллой будет установлен надлежащий надзор - это уж моя забота.
- Разумеется, - сказал Кристофер. - И ещё, я надеюсь, вы возьмёте на себя труд позаботиться, чтобы о нашем местопребывании не пронюхали репортёры.
- Можете на меня положиться, мистер Тэрент, - ответил Беррелл и вышел из каюты.
Мы услышали, как он зычным голосом отдал распоряжения констеблю, приехавшему с ним. Затем моментально вернулся обратно.
- Всё в порядке, - сообщил он. - Я послал его за лодкой, чтобы отвезти вас на виллу. Ну а теперь я думаю заняться поисками пистолета. Доктор Гарнет, я бы хотел взглянуть на ту полку, о которой вы говорили.
Уильям повёл всех к кормовому трапу и показал на углубление в стене около верхней ступеньки.
- Судовой журнал всегда лежал здесь. Вместе с шёлковым вымпелом, который доктор Миллз выбрасывал в особо торжественных случаях, - объяснил он. - Вполне вероятно, что он мог держать здесь и свой пистолет, Беррелл тщательно осмотрел углубление.
- Но сейчас здесь абсолютно пусто, - сказал он с раздражением. - Даже журнала нет.
- Странно, - растерянно заметил Уильям. Кристофер поддержал его:
- Да-а, когда журнала не было на месте, Роджер приходил в такую ярость, будто это равносильно чуть ли не государственной измене.
- А может быть, он оставил его у себя в каюте? Он как раз что-то записывал в него, когда мы вчера вечером уходили спать, - предположил Уильям.
Но я разуверил их.
- Нет, - сказал я, - он куда-то выходил из каюты и спрятал его.
- Тогда я не знаю, - сдался Уильям. Беррелл начал проявлять нетерпение.
- Это может оказаться важной уликой. Однако прежде всего мне нужен пистолет. Одно из двух: или его выбросили за борт, или он находится где-то здесь. Придётся обшарить снизу доверху всю яхту.
- Это любопытно, - заметил Кристофер. - Сержант, судовой журнал вы тоже будете разыскивать?
- Да, - подтвердил Беррелл. - Он может оказаться ключом к разгадке.
- Есть ещё одна любопытная деталь, - сказал Уильям, когда мы спускались по трапу. - Куда девался вымпел?
- Вымпел? - эхом откликнулся Беррелл.
- Да, это такая штука, которую вывешивают на верхушке мачты, - издевательским тоном ответил Уильям.
- О-о, вы имеете в виду флажок? - уточнил Беррелл. Уильям хотел было ещё съязвить, но сдержался.
- Не в названии дело, - резко сказал он. - Речь идёт о шёлковом флажке. Обычно доктор Миллз выбрасывал обыкновенный, хлопчатобумажный вымпел, а в особых случаях - шёлковый. Он всегда лежал на этой полке. А сейчас его здесь нет. Он исчез.
- И судовой журнал и флажок тоже могут сыграть важную роль в ходе следствия, - заключил Беррелл. - Но прежде всего нужно найти пистолет. - И он подозрительно уставился своими выпученными глазами на Уильяма.
Лично я не видел никакой связи между исчезновением судового журнала и вымпела и смертью Роджера. Может быть, в судовом журнале и содержалось что-либо такое, что убийца хотел бы уничтожить, рассеянно думал я, но вымпел - кому он мог понадобиться? Какая польза от клочка шёлка с обрывком верёвки? Решив, что это случайное совпадение, я перестал ломать голову и последовал за остальными.
Подойдя к койке Филиппа, я было подумал, что мы наконец напали на след пропавших вещей. Я увидел блокнот, из-под которого выглядывал коричневый бумажный переплёт, напоминавший мне журнал, где Роджер делал свои записи вчера вечером.
- Может быть, это и есть судовой журнал? - сказал я, ткнув пальцем в переплёт.
- Нет, тот потолще, - заметил Уильям, но Беррелл уже вытащил из-под блокнота книгу и разглядывал её со всех сторон.
Ничего предосудительного, это была всего-навсего "Клаудина в Париже", которую Филипп, по-видимому, захватил с собой почитать перед сном. Пробежав глазами название, Кристофер ехидно ухмыльнулся. Но каково же было моё удивление, когда я увидел, что Алоиз Беррелл покраснел до корней волос и торопливо положил книгу обратно.
Целую минуту я не мог собраться с мыслями. Полицейский сыщик, впадающий в восторженный экстаз, едва речь заходит о расследовании преступлений, - явление довольно странное, но полицейский, смущающийся, как викторианская барышня, - это вообще нечто немыслимое. Я припомнил, как нарочито подчёркнуто он произнёс слово "похоть" несколько минут назад. Внезапно его фамилия открыла мне глаза. Он ирландец, и это всё объясняет. Не раз сталкивался я с ханжеской сверхстыдливостью ирландских католиков, которая породила такие позорные явления в Америке, как цензура в Бостоне, междоусобные войны гангстеров, мистера Джеймса Джойса, а в настоящий момент послужила причиной странного замешательства сержанта уголовной полиции Алоиза Беррелла.
Не успел он опомниться от одного удара, как за ним последовал другой. Мы повели его в каюту, которую занимали Эвис и Тони, - последнее из всех возможных мест на яхте, где мог быть спрятан пистолет. Он постучал в дверь и вошёл. Я успел только мельком увидеть Тони, которая сидела на коленях у Филиппа и обнимала его, как дверь перед моим носом тут же захлопнулась, и лицо Беррелла, оказавшегося по эту сторону двери, стала заливать густая краска.
- Отвратительно, - указал он на закрытую дверь, - когда молодые люди собираются компаниями и занимаются амурами без зазрения совести у всех на глазах, - и добавил, подумав: - А тут ещё рядом лежит убитый. Сзади раздался чей-то приятный голос: - И ведь что любопытно - такова природа людей: они наиболее склонны крутить амуры, как метко подметил этот джентльмен, именно в такие моменты, когда, скажем, произошло убийство. И заметьте, неожиданно свалившаяся беда - гораздо более сильный возбудитель эмоций, чем джазовая музыка.
Я обернулся и поймал усмешку в глазах Финбоу. Он стоял у нижней ступеньки кормового трапа - высокий, элегантный, невозмутимый. Как-то одна моя знакомая сказала про него, что "в глазах иностранцев он эталон мужской красоты англичан", но, поскольку он ей нравился больше, чем она ему, это, возможно, было преувеличением.
Впрочем, в какой-то мере эта девушка была близка к истине. Он отличался той красотой, которая, будучи предметом зависти всех европейцев и большей части американцев, придаёт импозантность, но не бросается в глаза. У него было удлинённое худощавое лицо с крупным носом и посеребрённые виски. Злейший его враг мог бы сказать, что в лице Финбоу есть что-то лошадиное, но с ещё большим основанием его лучший друг назвал бы его внешность весьма привлекательной.
Я представил Финбоу всех своих друзей. Ради такого случая даже Филипп и Тони покинули своё убежище, чтобы пожать ему руку, и я заметил, что Тони отчаянно кокетничает, стараясь произвести на Финбоу впечатление. Однако тому было не до неё - он был увлечён беседой с Берреллом.
- Вот увидите, сержант, пребывание на вилле человека, не замешанного в эту историю, значительно облегчит вашу задачу, - убеждал Финбоу.
- Так-то оно так, - неохотно согласился Беррелл.
- А потом, - вкрадчиво продолжал Финбоу, - я всю жизнь мечтал своими глазами увидеть, как ведётся расследование дела об убийстве. Мне всегда хотелось посмотреть, как такой человек, как вы, сержант, действует в сложной обстановке, распутывая клубок таинственных загадок. Это, должно быть, захватывающе интересно!
Медоточивые речи Финбоу сделали своё дело: на розовом лице Беррелла засияла наивная, почти детская радость, и он с жаром произнёс: