– Я от старых друзей Ларисы. Хочу с Вами поговорить. Есть планы написать о ней книгу как о безвременно угасшей восходящей звезде музыки… – Михаил мысленно ругал себя за неожиданное косноязычие. Нужно было подготовиться заранее, а не импровизировать.
– Какие разговоры? Какие книги? Хотите заработать на смерти моей дочери?! – Смрад винного перегара и табака достигли Михаила раньше, чем слова.
– Ее все любили. Все о ней помнят. Лариса достойна, чтобы увековечили ее память. Эта книга нужна людям!
Старуха замолчала, что-то соображая, наконец, заговорила:
– В доме ничего нет. Ни вина, ни водки, ни чая… Я так нуждаюсь! Последнее повышение цен совсем меня добило. Мне нечем встретить гостя. Не могли бы Вы… Магазин на углу.
– Не беспокойтесь. Я сейчас.
"Старуха с похмелья. Какая трагедия! Она не выдержала удара, спилась и опустилась. Да и кто может вынести такое?! Его, Михаила, ребенок еще не родился, а он в ужасе только от мысли, что с его ребенком нечто подобное может случиться".
Михаил купил крепленое вино, пустую бутылку от которого разглядел на полу в прихожей, пачку чая, печенье и полкилограмма сыра. Рассовал все по многочисленным карманам куртки. Вино завернул в оберточную бумагу, которую еле-еле выпросил у продавщицы, пустив в ход все свое обаяние. Не хотелось, чтобы соседи глазели, так как бутылку пришлось нести в руках.
На этот раз хозяйка впустила в квартиру. По извилистому коридору мимо каких-то полупустых комнатушек они прошли на крохотную кухню с газовой печкой, старым холодильником и столом. В углу – рукомойник с краном только холодной воды.
Хозяйка взяла бутылку, остальное отложила в сторону. Ловким движением обрезала пластмассовую пробку. Потом одумалась. Наполнила чайник и поставила на огонь. Газ был уже зажжен, когда они вошли – идиотская местная привычка экономить спички.
Они перешли в комнату, которая вероятно служила гостиной: шкаф для посуды, телевизор, продавленный диван и пара стульев у круглого стола. Очень мало предметов за стеклянной дверцей шкафа, разношерстная, старая, словно со свалки, мебель.
"Да, бедность – не порок. Бедность – следствие пороков!" – подумал Михаил, усаживаясь на стул, предложенный хозяйкой.
Она достала из шкафа два чистых стакана. Налила.
– Скоро четвертая годовщина как ее нет. Помянем! – выпила.
Налила еще. Потерла покрасневшие глаза. Выпила. Глаза заблестели от слез и вина.
Михаил отлил половину из своего в ее стакан. Старуха не возражала. Остальное он выпил.
– Вы покажете ее комнату?
– Идите за мной.
Опять извилистый коридор, заканчивающийся дверью в торце и дверью налево. За дверью налево комната Ларисы – угловая, в два окна.
"Так вторая дверь – на улицу!" – догадался Михаил. Уточнил у хозяйки. Да, это так. Ею пользовалась Лариса, чтобы никого не беспокоить, когда поздно возвращалась с концерта.
В комнате – платяной шкаф, зеркало на дверце шкафа, зеркало на стене, трельяж в углу между окнами и неожиданно – шикарная двуспальная кровать, слишком большая для маленькой девичьей комнаты.
– Говорят, она красиво одевалась, – Михаил подступался к одному из главных вопросов.
– О, да! Я ее одевала, словно королеву, и похороны были королевскими! Таких не было в городе…
Она быстро пьянела. Нужно приступать к делу, пока не поздно.
– Вы не могли бы показать что-нибудь из ее гардероба?
– Боюсь, что нет. Она меня простит! Почти все пришлось продать…
– И обувь?
– Да, и обувь.
– А где ее знаменитая скрипка?
– Скрипку купил ее преподаватель, очень просил, и я уступила.
– Как получилось, что скрипка не пропала? Может, вам мои вопросы кажутся неуместными!?
– Скрипка была дома.
– Вы не помните, в тот злополучный день Лариса до убийства заходила домой?
Старуха менялась на глазах. Злость исказила ее лицо:
– Писатель! Сказал бы сразу, что мент, может, я бы все рассказала. А так убирайся из дома! Тебя тоже купили эти жиды проклятые? Здесь всех купили! В области всех купили! В Москве всех купили! Откупились от суда, откупились от расстрела этому подонку! Как я вас всех ненавижу!
Ее окончательно развезло. Михаил поспешил удалиться. Он вышел за калитку на улицу, но не ушел, пока не разглядел как следует второй выход из квартиры Ларисы.
Чуть дальше в заборе была еще одна узкая, только для пешеходов, калитка. Дорожку от угла дома до калитки от остальной части двора отделяла плотная стена из сиреневых кустов и от соседнего двора – высокий сплошной кирпичный забор. Можно войти и выйти на улицу совершенно незаметно для соседей и даже для хозяйки квартиры.
"Что так разозлило мать Ларисы? Она что-то скрывает или просто подозревает, что вопрос как-то связан с попыткой доказать невиновность Ярмака и его друзей? Она фанатично убеждена, что убийство совершили они. Конечно, невозможно рассчитывать на объективность матери, понесшей такую утрату. Но, с другой стороны, у этих парней тоже есть родители. А если они жертвы судебной ошибки? Хорошо, что еще не расстреляли!" – Михаил размышлял и продолжал обход места события.
Переулок Санаторный очень короткий, всего четыре дома, и является тупиком, так как упирается в хозяйственные ворота ночного санатория "Каштан".
Одна сторона переулка – высокий забор этого же санатория. Вдоль забора тротуар с разбитым асфальтом. Проезжая часть переулка с двух сторон обсажена деревьями и несколькими рядами кустов, в основном, сирени. Кое-где встречаются шиповник и барбарис. Довольно глухое место вечером, хотя и в сотне шагов от оживленных улиц.
Михаил решил пройти по маршруту Ярмака и его друзей до дома Каролины, потом уже поговорить с соседями.
Погода была сырая, ветряная, но без дождя. И на том спасибо!
Дверь открыла женщина, явно старше Каролины.
– Здравствуйте! Я хотел бы видеть Каролину.
– Она давно здесь не живет.
– Но она прописана здесь.
– Я ее родная сестра. Сейчас она живет у меня. А вы кто?
– Следователь ГорУВД. Мне нужно с ней переговорить, задать пару вопросов.
– Вы и так своими вопросами чуть не погубили ей жизнь.
– Это утверждение спорно, но не хочу затевать дискуссию. Хуже будет, если ее начнет разыскивать милиция, оштрафует за проживание без прописки, потом пришлет повестку с вызовом к следователю и так далее… Право, лучше, если я переговорю с ней неофициально.
– Она не здесь. Мы живем в поселке Новая Шахта. После суда обменялись квартирами, но документы не оформили. Полтора года назад она вышла замуж. Муж очень ревнивый, а она дорожит семьей.
– Это далеко?
– Тридцать пять километров. Автобус от Северной автостанции ходит через каждый час.
– А телефон у вас есть?
– Нет. Обычно мы звоним на почту, которая рядом с домом, с уведомлением.
Михаил записал адрес и вежливо попрощался.
Он вернулся на злополучный перекресток улицы Приморской и переулка Санаторного. Его заинтересовал одноэтажный, как и все дома вокруг, дом, из которого должен хорошо просматриваться переулок Санаторный почти до места убийства.
Он открыл калитку в невысоком деревянном заборе и оказался в уютном дворике. Этот дом также был многоквартирным. Михаил позвонил в угловую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с годовалым ребенком на руках.
– Я из милиции. Вы позволите посмотреть на улицу из ваших окон?
– А что случилось?
– Это случилось четыре года назад.
– Валера! Это к тебе!
В двери показались лицо, а затем и торс молодого крепыша, похоже, ровесника Михаила.
– Кто меня спрашивает?
Михаил представился, показал мельком служебное удостоверение.
– Что Вас конкретно интересует?
– Четыре года назад здесь в переулке убили девушку…
– Знаю. Ну и что?
– Это было при вас?
Парень заметно занервничал.
– Это случилось за месяц до армии. Так ведь убийцу нашли! Мать писала мне на службу, что суд состоялся.
– Все не так просто. Вы ее знали?
– Еще бы! Она моя одноклассница…
– Мы могли бы поговорить?
– Да, но лучше во дворе… – он сделал паузу, подыскивая мотивировку. – Жена будет укладывать ребенка спать.
– Хорошо. Но сначала я хотел бы взглянуть из ваших окон на улицу.
"Парню явно не по себе!" – заметил Михаил реакцию Валеры на его последние слова.
– Пожалуйста, пожалуйста! – выдавил Валера угасшим голосом.
Михаил снял кроссовки и в носках прошел в угловую комнату. Из окна хорошо просматривался переулок, но место убийства было наглухо закрыто кустами сирени и кроной наклонно растущего дерева.
Во дворе дома они уселись на свободную лавку, подальше от, других, занятых судачащими соседками.
– Давай перейдем на "ты", меня зовут Михаил. Тебя, как я понял, Валера.
– Давай! – голос Валеры звучал уныло.
– Ты ее должен был хорошо знать. Красивая девушка! Вероятно, поклонников была масса?
– Весь класс, можно сказать, вся школа, я имею в виду ребят, были в нее влюблены и пытались ухаживать. Но она была недоступна. Часто пропускала уроки, но училась хорошо. Была на редкость способная, и не только в музыке.
– Признайся, ты также был влюблен в нее?
Валера оглянулся вокруг:
– Ну да! И тоже безнадежно…
– Извини, что наш разговор становится похож на допрос, но мне важно поговорить с очевидцем.
– Да ничего! Я расскажу, что знаю… Пока жена не придумает работу. Она так ждет выходных, чтобы я помог. Устает с ребенком за неделю.
– Ты помнишь день убийства?
– Его трудно забыть, но мало чего могу рассказать. В тот вечер все смотрели телевизор.
– А ты был на похоронах?
Валера смутился:
– Нет. Вызвали в военкомат. Вручили повестку о призыве в армию. Можешь проверить.
– Да это не важно! И я тебе верю.
– "Валера!" – раздалось в доме. Было хорошо слышно через открытую входную дверь.
– Как ты и ожидал, сейчас жена даст тебе наряд вне очереди. Спасибо за разговор. Я займусь дальше своим безнадежным делом… Да! Ты так и не спросил, зачем мне это нужно. Откровенность за откровенность. Парень, который сидит за убийство Ларисы, отрицает свою вину. Прокуратура дала указание проверить факты заново.
– До свидания! Извини! – Валера поспешно вернулся в дом, словно не слышал последних слов.
Михаил посидел некоторое время один и, наконец, решился присоединиться к беседующим женщинам.
Едва он приблизился, как разговор умолк. Все уставились на него. Пришлось идти в лобовую атаку:
– У вас здесь в переулке произошла такая трагедия. Беседовал сегодня с матерью Ларисы. Какое несчастье! Дочь погибла в расцвете таланта, мать спилась от горя…
– Ха! Спилась от горя! Она же ее и пропила!
– Не наше это дело, Маша!
– Бог ее наказал и так.
– Не говори лишнего при постороннем.
Женщины загалдели, поднялись почти одновременно, словно вспомнили о неотложных делах, и разошлись по квартирам. Михаил посмотрел на часы. Начало второго. Вполне можно успеть съездить в Новую Шахту. Отдыхать будем завтра! Перекусить можно и на вокзале.
"Режиссер, ответственный за события сегодняшнего дня, повторяется" – мысленно пошутил Михаил, когда ему открыл дверь долговязый парень с грудным ребенком на руках.
– Могу я видеть Каролину?
– Она в магазине. Сейчас будет. А собственно, зачем она вам? – парень пропустил Михаила в прихожую.
– Следователь Гречка, – Михаил предъявил удостоверение. – Четыре года назад Каролина была свидетельницей на суде по делу об убийстве девушки. Она видела подозреваемых после предполагаемого времени убийства. Мне нужно уточнить некоторые показания.
Муж промолчал. Он был занят убаюкиванием ребенка.
– Я не мешаю? Может быть, подождать на улице?
– Нет, что Вы! Она скоро будет.
Действительно кто-то снаружи вставил ключ и открыл входную дверь. Вошла стройная, по-современному высокая молодая женщина.
Красивое нежное лицо и приятная полнота кормящей матери.
Михаил представился и почти слово в слово повторил объяснение цели визита.
– Мне некогда! Я должна сейчас гулять с ребенком.
– Прекрасно! Поговорим на улице. Обещаю, разговор не займет более получаса. Мне сегодня еще возвращаться в город, – он пустил в ход проверенный с переменным успехом аргумент. – Вызов в ГорУВД займет гораздо больше времени… Одевайте ребенка, а я подожду на улице.
– Я могу присутствовать? – подал голос муж.
– К сожалению, нет. Следственная тайна. Хотя вашей жене я не могу запретить рассказать содержание разговора.
Михаил вышел на улицу. Несколько пятиэтажек из белого силикатного кирпича образовывали довольно уютный и просторный двор. Он присел на лавку напротив подъезда. Ожидание длилось минут двадцать, точнее он не заметил.
Каролина держала ребенка, муж вынес коляску, постоял, пока они отъехали, и вернулся в дом.
Потом Михаилу показалось, что видел его в окне – он наблюдал за ними.
Он начал с главного:
– Андрей отказался от показаний и утверждает, что невиновен в убийстве и виновен только перед вами. Я знаю все о ваших с ним отношениях. Прошу его извинить – это я заставил рассказать обо всем, что может дать объективную картину событий того дня. Перечислю вопросы сразу. Их всего четыре. Вы подумаете и ответите… Были ли вы с Андреем в интимных отношениях в тот вечер? Не заметили ли вы в его поведении странностей? Мог ли он взять чужую вину: всю или часть на себя? Что вы знаете об интимной жизни Ларисы? Вы ведь жили довольно близко и учились в одной школе.
Каролина прятала пылающее лицо за прядями длинных волос. Помедлив, начала отвечать:
– По первому вопросу – да… Он не был пьян, вообще, он редко бывал пьян. Все было как обычно. Они веселые остроумные гуляки. Рассказали о встрече с Ларисой в трамвае, и как приставали, чтобы узнать, сколько берет за ночь. Защитник посоветовал молчать об этом… О том, что взял на себя Андрей, я не могу сказать больше, чем сказал он. Спрашивайте у него. Он не мог убить, это я знаю точно. Теперь о Ларисе… Не принято плохо говорить о покойниках, но о ней разные ходили слухи. Не такой она ангел, как ее мать твердила на каждом углу. К ней часто приезжали на машинах. В основном уже в сумерках. Машины ставили далеко от дома. Вишневую "Ладу" я сама видела несколько раз. Однако все это предположения и слухи. Как говорят в таких случаях, нужен свидетель из тех, кто стоял со свечкой, или медицинские факты. Я ведь медсестра по профессии.
– Вы мне подали прекрасную мысль. Нужно проверить ее карточку в районной поликлинике. Большое спасибо! До свидания!
Михаил протянул свою руку для рукопожатия – жест, предназначенный исключительно для мужа, если тот продолжал свое наблюдение.
Глава 5 Затмение солнца
В автобусе по дороге домой Михаил строил планы на воскресенье: утренняя пробежка, после завтрака прогулка по городу, по набережной и морскому порту. После обеда написать письма жене и бабушке, потом спортивный манеж, но не допоздна – нужно немного почитать. Итоги двух дней он подведет сегодня вечером. Нужно основные моменты записать, чтобы не упустить что-либо существенное на утреннем отчете в понедельник.
Второй уровень его сознания был занят анализом последних фактов. Ни один из них не мог служить доказательством невиновности Ярмака.
Новые лица, подруга Саша и даже Валера, попадали в круг подозреваемых.
"Я похож на мнительную старушку, которая находит у себя симптомы всех болезней, описываемых в медицинском справочнике".
У обоих нет алиби на тот вечер и есть достаточно сильные мотивы. В первом случае зависть и соперничество, во втором – отвергнутая любовь.
Версия с Сашей Швец имеет один существенный дополнительный аргумент: звонок женщины в милицию, чтобы направить следствие по ложному следу. Это вполне могла быть Саша, которая видела злосчастную троицу, например, поджидая Ларису на одной из скамеек между кустами сирени в десяти шагах от места убийства.
Чтобы оставить в доме ноты, скрипку, переодеть туфли и вернуться, Ларисе требовалось не более трех-четырех минут.
Воскресенье прошло по плану, если не считать отмену прогулки по городу из-за дождливой погоды.
Анатолий вернулся к вечеру, с загорелым и обветренным лицом, переполненный впечатлениями, как парус спинакер на курсе бакштаг при сильном ветре.
– Когда ты успел загореть?
– Представь себе, вчера! Хватило одного или двух часов солнечной погоды. При безоблачном небе был бы из меня шашлык.
– Ты доложил Манюне о нашей стычке с деканом?
– Доложил!
– Ну и как?
– Ехидно улыбнулся и ничего не ответил.
– Надеюсь, ты не стал повторять буквально слова Крамара!?
– За идиота меня принимаешь? Я об этом вообще промолчал!
– Почему же? В общих словах о личном выпаде нужно было сказать.
– Все эти интриги не для меня. Я же тебе ясно дал понять, что хочу держаться от этого дела подальше. И тебе советую – никакой самодеятельности, все строго в рамках процессуального законодательства и с письменными указаниями начальства. Иначе будешь козлом отпущения.
– Тебе хочется назвать меня козлом? – пошутил Михаил. – Очевидно, твоя бабушка не держала коз, иначе ты бы знал, что козел с крепкими рогами не так безобиден. И может очень больно набить кое-кому задницу. А у меня кое-что прояснилось. Правда, пока ничего определенного, но можно сказать, что открылся новый горизонт. Я нашел близкую подругу Ларисы и, кажется, есть способ заставить ее быть более откровенной.
Михаил рассказал о своих встречах и выводах Анатолию. Ему важно было провести репетицию своего завтрашнего сообщения.
На совещании Манюня выслушал Михаила молча, иногда кивая головой, чтобы таким способом поощрить докладчика. – Все сделано правильно, – подвел итог начальник, когда Михаил закончил. – Сегодня нужно подготовить ответ в прокуратуру и, не дожидаясь их решения, отработать "медицинское" направление: сначала поликлиника, потом Маркова. Подругу также нельзя долго оставлять в покое, необходимо, чтобы говорила как можно больше… Она наверняка знает много.
Михаил корпел над ответом в прокуратуру все время до обеда и еще час или полтора после, а Тамара Борисовна настрочила на машинке все в пять минут.
Когда бумаги попали на стол Манюне, тот вызвал Михаила завизировать второй экземпляр. В этот момент раздался телефонный звонок. Михаил по первым фразам догадался, что звонит Сумченко или его заместитель.
Манюня отвечал спокойно, хотя на другом конце провода говорили явно на повышенных тонах.
– … Они очень вежливые ребята. У меня давно таких не было. Может, это Вы его несколько напрягли, тогда, во время следствия. Да они и ртов открыть не успели, как он на них навалился. Одним словом, артист, хорошо играет возмущение, негодование… Ответ мы подготовили, завтра будет у Вас… Так ведь доказательство, что он погорячился и не прав, у меня на столе. Только что нарочным он передал список студентов всего факультета за тот учебный год, то есть даже больше, чем мы просили! … Но это Ваше право! Вы приказали – мы этим занялись! Решите прикрыть дело, давайте официальное постановление.