Кабинет Милтана оказался просторным помещением на первом этаже, в глубине дома. Пол был застелен широким красным ковром, на котором стояли несколько столов с расставленными вокруг стульями. Стены украшали фотографии танцоров и фехтовальщиков и просто людей с колющим оружием, а одна большая фотография изображала Милтана в какой-то форме, на фоне развешанных там и сям кинжалов и шпаг. О том, что на фотографии снят сам владелец школы, я догадался, когда Карла Лофхен, проведя меня через весь кабинет, представила Милтану и его жене. Он оказался невысоким и худощавым брюнетом, не сказать бы – просто коротышкой, с карими глазами, и тараканьими черными усищами, торчащими в разные стороны. Выглядел он обеспокоенным и тут же куда-то исчез, едва мы пожали друг другу руки. Его жена, несмотря на нью-йоркские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала "Нейшнл Джиографик" с подписью: "Крестьянка из Вцжибррси, ведущая в церковь медведя". При этом она была весьма привлекательна – если вам нравится такой тип женщин, – а глаза ее смотрели остро и проницательно.
Я остановился возле стеклянного шкафчика, сплошь заставленного разными антикварными вещицами и фехтовальными клинками, например, там лежала длинная тонкая штуковина необычного вида с тупым концом, но не рапира, ибо надпись на карточке гласила: "Этой эспадой Никола Милтан в 1931 году выиграл в Париже Международный чемпионат". Я огляделся, ища глазами Милтана. Он стоял в противоположной стороне кабинета, болтая с широкоплечим здоровяком ростом в шесть футов, лет около тридцати, с немного вдавленным носом и рассеянным видом. Я пригляделся к нему повнимательнее. Если каким-то чудом бриллианты Дрисколла стянула все же не дочка Вульфа, так давно им утраченная, то, скорее всего, это дело рук кого-то из присутствующих здесь. До меня донесся голос Карлы Лофхен:
– Послушайте… вы же ничего не делаете.
Я пожал плечами:
– А что я могу сделать? Тем более сейчас? Чего ждет Милтан?
– Мистер Дрисколл еще не пришел.
– А он точно придет?
– Конечно. Он согласился потерпеть и не обращаться в полицию только до того, как поговорит с нами.
– А кто этот малый, с которым разговаривает Милтан?
Карла посмотрела в ту сторону.
– Его зовут Гилл. Он берет уроки танцев. Это он был вчера вместе с Белиндой Рид, когда они увидели в коридоре Нийю. Вернее, так они сказали.
– А Белинда Рид – это которая?
– Вон там, возле кресла. Красивая блондинка с янтарными волосами, которая разговаривает с молодым человеком.
– Отличная парочка. Куколка и фанфарон. Кажется, я видел его в каком-то фильме. Кто он такой?
– Это Дональд Барретт.
– Он тот самый сын Джона П. Барретта из фирмы "Барретт и Дерюсси", который устроил вас сюда работать – вас и Нийю?
– Да.
– А те девицы кто?
– Ну… те три, что в углу, и та, что примостилась на краю стола, преподают танцы. Та, что разговаривает с миссис Милтан, – Зорка.
Я поднял брови.
– Зорка?
– Да, известная кутюрье. Платья от нее идут долларов за четыреста. Это больше двадцати тысяч динаров.
– Чем-то она напоминает картинку из Библии, что висит у нас дома, на которой изображена женщина, отрезающая Самсону волосы. Я забыл, как ее звали, но точно не Зорка. А бриллианты она часом не продает в своем салоне?
– Не знаю.
– Впрочем, те бриллианты она уж точно не стала бы продавать. А кто вон тот неандерталец без подбородка… нет, подождите. Милтан собирается что-то сказать.
Чемпион по эспаде, сопровождаемый Перси Ладлоу, вышел на середину комнаты, стараясь привлечь к себе взоры собравшихся. Ему это не очень удалось, и он несколько раз хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание тех, кто еще не пожирал его глазами. Двое все равно продолжали разговаривать, и на них зашикала жена Милтана.
– Господа, прошу внимания. – Голос у Милтана был такой же встревоженный, как и весь его вид. – Леди и джентльмены. Как видите, мистера Дрисколла еще нет. Очень неприятно заставлять вас ждать, но он должен быть здесь. А пока несколько слов хочет сказать мистер Ладлоу.
Перси Ладлоу окинул собравшихся неподражаемо надменным взглядом.
– Господа, – самым будничным тоном заговорил он, – право, я не понимаю, зачем нам нужно, сцепив зубы, непременно дождаться Дрисколла. Сами знаете, он и заварил всю кашу. Я хочу, чтобы вы выслушали мое объяснение происшедшего, ведь вам известно о нелепом обвинении, выдвинутом Дрисколлом против мисс Тормик. Чтобы вам легче было понять, что я скажу, обратите внимание на мой костюм. Вчера я был одет точно так же. Вы не замечаете в этом костюме чего-нибудь особенного?
– Разумеется, – раздался голос, произнесший "р" так раскатисто, что воздух завибрировал, словно крылышки мотылька. – Я заметила.
Ладлоу улыбнулся:
– Что же вы заметили, мадам Зорка?
– Я заметила, что ткань, из которой сшит ваш костюм, в точности такая же, что и у того костюма, который был на мистере Дрисколле.
Разом откликнулись еще два женских голоса:
– И я заметила то же самое! И я!
Ладлоу кивнул:
– Похоже, нам с Дрисколлом пришелся по душе один и тот же портной. – Голос у Ладлоу звучал так, словно его ужасно удручало такое совпадение вкусов. – Материал у наших костюмов совершенно одинаковый. Удивляюсь, что вчера никто из вас не обратил на это внимания. Может, кто-то и говорил об этом, но не при мне. Именно из-за этого совпадения Дрисколл, увидев, как мисс Тормик подошла к моему шкафчику, чтобы достать из кармана пиджака сигареты, решил, что она роется в его костюме. Ведь наши шкафчики стоят рядом.
Последовал шквал восклицаний. Все разом посмотрели на Нийю Тормик и затем снова на Ладлоу. Я почувствовал, как пальцы Карлы Лофхен впились в мой локоть, но мне было не до того, я старался ничего не упускать и быть готовым к любым действиям.
Ладлоу в том же легком тоне продолжал:
– Вчера, когда Дрисколл неожиданно предъявил мисс Тормик свое немыслимое обвинение, она, естественно, была ошарашена, и под влиянием порыва, возможно очень глупого, принялась отрицать, что заходила в раздевалку. Когда я услышал об этом, я сам немного опешил. Начни я ее опровергать, впечатление получилось бы самое неблагоприятное, поэтому, поколебавшись, я поддержал ее утверждение, что она не отлучалась из того зала в конце коридора, где проходили наши занятия. Но дальнейшее показало, что такой ход действий безнадежен. Дрисколл стоял на своем – что он видел возле своего пиджака именно мисс Тормик. Мисс Рид и мистер Гилл заявили, что почти в половину пятого видели ее в коридоре возле двери в раздевалку. Стало ясно, что единственный выход – это сказать правду, а правда заключается в том, что во время нашего вчерашнего занятия у моих щитков оторвался ремешок, его пришлось заменить, нам захотелось выкурить по сигарете, но, как оказалось, мы их с собой не захватили, и вот, пока я возился с ремешком, мисс Тормик взяла у меня ключ от моего шкафчика и пошла в раздевалку, чтобы принести мне сигареты.
Я отвел глаза от Ладлоу и впился взглядом в лицо Нийи, но оно было непроницаемо. Ни тревоги, ни досады, ни удовлетворения; я бы сказал, что лицо ее, казалось, было даже более озадаченное, чем у остальных; но такое вряд ли могло иметь место, так что я решил, что ошибся. Собравшиеся возбужденно гудели, но гул прекратился, как только Милтан, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:
– И все же! Значит, она была в раздевалке!
Ладлоу небрежно кивнул.
– Конечно, была, только рылась она в моем пиджаке, а вовсе не Дрисколла. В этот нет никакого сомнения – она возвратилась в фехтовальный зал с моими сигаретами и зажигалкой. Мы несколько раз затянулись и продолжили наши занятия, и фехтовали до той самой минуты, когда к нам пришли и сказали, что Милтан хочет видеть мисс Тормик…
Ладлоу умолк, но его уже не слушали. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое. Первый был седоволосый, исполненный достоинства мужчина с приятным лицом, а из-за его спины выглядывал толстяк лет пятидесяти, безбровый и с пухлыми губами. Милтан шагнул им навстречу:
– Мы вас ждем, мистер Дрисколл…
– Прошу прощения, – запинаясь, промямлил толстяк, воровато озираясь. – Извините… э-э… позвольте представить мистера Томпсона, моего адвоката… мистер Милтан…
Протянув для приветствия руку, седовласый без оговорок и вступлений сразу взял быка за рога.
– Я представитель мистера Дрисколла. Я счел, что лучше прийти мне самому, – дело очень печальное… весьма печальное… Не будете ли вы так любезны представить меня мисс Тормик? Если позволите…
Милтан исполнил его просьбу. Он казался совершенно сбитым с толку. Адвокат учтиво и почтительно поклонился и также вежливо поблагодарил; Нийя стояла молча и неподвижно. Адвокат повернулся к Милтану:
– Эти люди… наверное, те самые, кого мистер Дрисколл… перед кем он обвинил мисс Тормик…
Милтан утвердительно кивнул:
– Мы ждали его, чтобы…
– Я знаю. Мы немного опоздали. Дома мой клиент решительно не хотел идти сюда сам, и мне с трудом удалось его убедить, что его присутствие необходимо. Мисс Тормик, то, что я хочу сказать, прежде всего относится к вам, но и остальным следует меня выслушать, обязательно, ради справедливости по отношению к вам. Прежде всего факты. Когда вчера утром Мистер Дрисколл вышел из дома, у него в кармане в коробочке из-под пилюль находились бриллианты, которые он намеревался отнести к ювелиру и вправить в браслет. Из конторы он позвонил ювелиру и обо всем с ним договорился. Коробочку с бриллиантами у мистера Дрисколла взяла его секретарша, чтобы условиться о доставке их ювелиру. Они и сейчас находятся у нее. Прискорбно и непростительно со стороны мистера Дрисколла, но позже, находясь здесь, он совершенно забыл, хотя и непреднамеренно, что его секретарша…
Залп восклицаний, посыпавшихся со всех сторон, прервал речь адвоката. Он улыбнулся Нийе, но та ему не ответила. Дрисколл вынул из кармана носовой платок, промокнул то место, где должны быть брови, старательно избегая встречаться со взглядами, направленными на него отовсюду. Милтан прошипел:
– Вы хотите сказать, что это неслыханное… это вопиющее…
– Пожалуйста! – Адвокат поднял руку. – Позвольте мне закончить. Провал памяти, случившийся у мистера Дрисколла, ничем нельзя оправдать. Но он был искренне убежден, что видел в руках у Нийи Тормик свой пиджак…
– Это был мой пиджак, – бросил Ладлоу. – Он в точности такой же, как и у мистера Дрисколла. Посмотрите и убедитесь, он и сейчас на мне.
– Понятно. Ну что ж, отлично. Это все объясняет. Ваш пиджак находился в том же шкафчике?
– Нет, в соседнем, – строгим тоном поправил Ладлоу. – Но мистеру Дрисколлу следовало бы знать, что прежде чем бросаться столь убийственными обвинениями…
– Конечно, следовало, – снова согласился адвокат. – Его нельзя оправдать даже тем, что оба пиджака похожи как две капли воды. Вот почему я настаивал, чтобы мистер Дрисколл все-таки пришел сюда и извинился перед мисс Тормик о присутствии всех вас. Понятно, что ему не очень хотелось это делать. Он чувствует себя в высшей степени смущенным и униженным. – Адвокат взглянул на своего клиента. – Так как же?
Дрисколл, сжав в руках носовой платок, посмотрел в лицо Нийе Тормик.
– Я прошу у вас прощения, – пробормотал он. – Мне очень жаль… – Неожиданно он сорвался на крик: – Конечно, мне очень жаль, черт побери!
Кто-то хихикнул.
– Еще бы не жаль, – свирепо сказал Никола Милтан. – Да вы могли погубить нас обеих – и мисс Тормик, и меня вместе с ней.
– Я знаю. Я же сказал, что мне очень жаль, и я прошу прощения у вас и у мисс Тормик.
Адвокат вставил мягко и добродушно:
– Я надеюсь, мисс Тормик… смеем ли мы надеяться на какие-то ваши изъявления… того, что вы простили мистера Дрисколла? Э-э… может, в виде какой-то расписки? – Он вытащил из кармана конверт. – Видите ли, я подумал, что и вам в равной степени пригодилось бы письменное извинение мистера Дрисколла в поддержку сделанного им сейчас устно, и я его тоже захватил с собой, – он достал из конверта лист бумаги, – а также и вашу расписку, там буквально одна-две фразы, просто описание случившегося – я уверен, вы не откажетесь, в свою очередь, подписать такую бумагу…
– Минутку. – Это я вылез с репликой. – Мисс Тормик здесь представляю я.
Право, стоило посмотреть, как он разом насторожился и нахохлился.
– Кто вы, сэр? – резко спросил он. – Адвокат?
– Нет-нет, я не адвокат, но говорю по-английски и представляю интересы мисс Тормик, и мы с вами находимся не в суде. Она ничего подписывать не станет.
– Но, дорогой сэр, отчего же? Это всего лишь формаль…
– В том-то и дело. А что если Милтан злоупотребит случившимся скандалом, хотя ее вины тут нет, и она лишится работы? Или вдруг ваша бумажонка пойдет гулять повсюду, что ей тогда делать? Никаких расписок!
– Что до меня, – вставил Милтан, – то у меня нет ни малейшего намерения увольнять мисс Тормик. Но я полностью согласен с тем, что ничего подписывать ей не нужно, Я и так вполне убежден, что у нее нет желания чинить неприятности мистеру Дрисколлу. – Говоря это, он посмотрел на Нийю.
Та наконец-то открыла рот:
– Ни малейшего. – Говорила она на редкость безжизненно, если учесть, что она только что избавилась от опасности оказаться за решеткой за воровство. Девушка казалась такой безучастной, словно ее мысли витали где-то далеко. – Я не собираюсь чинить никаких неприятностей.
Адвокат сверлил ее взглядом.
– Но, мисс Тормик, если так, вы не станете возражать против того, чтобы подписать…
– Черт возьми, оставьте ее в покое! – перебил адвоката его собственный клиент. Дрисколл уставился на него и выпалил: – Пропади пропадом все адвокаты! Если бы у меня поначалу не сдали нервы, я бы лучше пришел сюда один! – Он перевел взгляд на Милтана. – Но ведь я извинился! Я же сказал, мне очень жаль! Чертовски жаль! Мне здесь так нравится, Я все толстел и толстел, уже много лет. Я уже просто жирный, черт побери! Я смеялся над всякими упражнениями, школами здоровья и дурацкими играми, в которых разные каланчи, под стать небоскребам, бросаются мячом и скачут верхом на лошадях, а тут я сам в первый раз стал заниматься до седьмого пота всякими потехами – когда пришел сюда! Фехтовальщик я, наверное, негодный, но фехтование мне нравится! Мне наплевать, подпишет мисс Тормик бумагу или нет. Я хочу, чтобы мы с Милтаном остались добрыми друзьями! – Он повернулся к Карле. – Мисс Лофхен! Я и вас хочу считать своим другом! Я знаю, мисс Тормик – ваша подруга, и я веду себя как последний болван. Да я и есть последний болван. Скажите, вы будете фехтовать со мной? Я хочу сказать – прямо сейчас!
Кто-то тихо заржал. Люди зашевелились. Адвокат величественно молчал. Карла ответила:
– Я работаю на мистера Милтана и делаю то, что он скажет.
Милтан повел себя дипломатом и сказал что-то примирительное – ясно, мистера Дрисколла не выгонят из школы, где он наконец обрел любимую потеху. Я отошел на задний план. К Нийе с тонкой улыбкой приблизился давешний неандерталец без подбородка – имени его я не расслышал, – светловолосый малый с тонкими губами и выступающим носом. Все время, что длилось разбирательство, он или стоял, или, чеканя шаг, ходил по комнате туда-сюда. Видимо, он сказал Нийе что-то приятное, а да ним то же самое проделал Дональд Барретт. Затем к Нийе, пройдя через весь кабинет, приблизилась миссис Милтан и дружески похлопала ее по плечу, а потом подошел Перси Ладлоу. С минуту они о чем-то поговорили, после чего она, оставив его, направилась в мою сторону.
Я ухмыльнулся ей:
– Что ж, представление просто превосходное. Надеюсь, вы ничего не имели против моего вмешательства? Ниро Вульф никогда не разрешает своим клиентам ничего подписывать, разве что чек об оплате его услуг.
– Ничего. Я подошла попрощаться. У меня сейчас урок фехтования с мистером Ладлоу. Спасибо, что пришли.
– Ваши глаза так и сверкают.
– Мои глаза? По-моему, они всегда блестят.
– Вашему отцу передать от вас что-нибудь?
– Сейчас, думаю, не стоит.
– Вообще-то вам не мешало бы забежать к нему, чтобы сказать "привет".
– Забегу как-нибудь. Ну, оревуар.
– Счастливо.
Развернувшись, она угодила прямо в лапы адвоката, который велеречиво извинился перед ней, а затем обратился ко мне:
– Можно узнать ваше имя, сэр?
Я назвался. Он повторил вслед за мной:
– Арчи Гудвин. Спасибо. Если позволите спросить, в качестве кого вы представляете мисс Тормик?
Я разозлился.
– Слушайте, – ответил я ему, – хочу сразу оговорить, что у адвоката есть право на жизнь, но, уверен, даже когда он преставится, в его гроб ни один червь не полезет – ведь сделай он это, как его тут же заставят что-нибудь подписать. Вам не удалось заполучить подпись на ту бумажонку, так что я опасаюсь, как бы у вас не случилось нервного срыва. Дайте-ка ее мне.
Он по-прежнему сжимал в руке конверт, и в ответ на мои слова извлек из него документ и протянул мне. С первого взгляда мне стало ясно, что его "одна-две фразы, просто рассказывающие о случившемся", на деле обернулись целыми пятью абзацами, под завязку напичканными юридическими терминами. Я вынул ручку и над пунктирной линией внизу страницы вывел быстрым росчерком: "Королева Виктория".
– Вот, – сказал я, сунул ему бумажку и отошел прочь, пока он не успел опомниться. Все-таки величавость очень замедляет реакцию.
Кабинет почти опустел. Жена Милтана стояла возле письменного стола и разговаривала с Белиндой Рид. Карла Лофхен и остальные исчезли – наверное, девушка отправилась предоставлять богатому толстяку возможность насладиться любимой забавой. Пока я доставал с вешалки свое пальто и шляпу и пятился к коридору и дальше – к выходу из здания, я размышлял о том, что, видно, Дрисколл должен быть звездой в фехтовании.
Мои часы показывали без четверти шесть. Вульф еще наверняка торчит в оранжерее, и хотя он не очень-то любил, когда его беспокоили во время возни с орхидеями, я счел, что мой звонок к работе не относится – дело-то семейное, как-никак. Я заглянул в ближайшую аптеку, уединился в телефонной будке и набрал наш домашний номер.
– Алло, мистер Вульф? Это мистер Гудвин.
– Ну?