Вот и отлично, поужинаем вместе.
- Спасибо, Феликс.
- Приезжай поскорее.
- Бегу, Феликс! - и оба повесили трубки.
Найджел едва не закричал от радости. Проблема решена! Он помчался в ванную, принял душ, причесался, надел свежую сорочку. Желая восстановить свою репутацию в глазах Аллейна, он набрал номер квартиры Сюрбонадье, звонил долго, но на другом конце провода никто не отвечал. Значит, Аллейна там уже нет. Что же, Найджел дозвонится ему позднее. Схватив шляпу, он стремглав скатился по лестнице, остановил такси, назвал водителю адрес Гарденера и откинулся на сиденье. Только тут он оценил прозорливость старшего инспектора: ведь Аллейн знал, что Гарденер может рассказать кое-что еще о художествах Артура Сюрбонадье в студенческие годы. Постепенно Найджела все больше захватывала неотступная, навязчивая мысль. Он бы и рад был отмахнуться от нее, как от назойливой мухи, но она упорно преследовала его. И тут на журналиста будто снизошло озарение.
- Вот оно что! - зашептал он. - Господи, какой же я осел!
Догадка превратилась в неопровержимую истину, про себя он воскликнул: "Бедный Феликс!"
Тем временем в квартире Сюрбонадье уже совсем стемнело…
ГЛАВА 14
ГАРДЕНЕР ПРЕДАЕТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ
- Найджел, если не возражаешь, - начал Гарденер, - я сразу выложу то, что меня тяготит, как говорится, выпущу пар.
Феликс уже не выглядел таким измученным. У него был вид человека, принявшего решение и обретшего душевное равновесие.
- Когда ты утром был здесь, я места себе не находил. Всю ночь меня преследовала мысль об ужасной участи Артура Сюрбонадье, а с рассвета стал одолевать страх: Аллейн видит во мне преступника, подозревает меня в злом умысле. Это чувство передать на словах невозможно. Будь я виновен, и то, наверное, так не боялся бы. Меня охватила паника: полиции ничего не докажешь! Что бы Найджел ни говорил, всем представляется очевидным - убийца я!
- Ерунда!
- Надеюсь, что так, но в тот момент я думал иначе, Впрочем, я вообще толком не мог ни о чем думать. Утром ты спросил о процессе, и я сразу решил, что ты ко мне подослан. Аллейн, мол, рассчитывает, что я не стану скрытничать перед другом. Это было ужасно - нет, нет, не перебивай! Вот почему я не сказал всей правды, солгал, что едва был знаком с Артуром в те дни. Неправда, мы с ним сразу сошлись, и лишь впоследствии я осознал, какой он негодяй. Я был молод и глуп, спешил "прожигать жизнь", "испить чашу удовольствия до дна"… Однажды Артур позвал меня на вечеринку, оказавшуюся на поверку сборищем наркоманов.
- Господи! - ужаснулся Найджел.
- Да, я был там, правда, всего раз, и вынес самое мерзкое впечатление. Я едва притронулся к зелью, и меня оно почти не разобрало, но наутро мне стало стыдно, и я решил положить всему конец, начать жизнь заново. Я отправился к Сюрбонадье, чтобы объявить о своем решении. Но он еще не протрезвел и вдруг - ни с того, ни с сего начал мне исповедоваться. Наговорил всякой всячины про дядю, а потом еще завел речь о… о Стефани Воэн.
Гарденер замолчал, но, поколебавшись, продолжил:
- Я видел ее, она приезжала с театром - ставили "Отелло". Если скажу, что полюбил ее с первого взгляда, ты сочтешь это высокопарной банальностью. Однако это правда. И когда он стал хвастаться своей близостью с ней, я возненавидел Сюрбонадье. Он похвалился, что через дядю добывает ей главные роли. Потом обрушился на Сэйнта: он, мол, замешан в торговле наркотиками и погряз во всех смертных грехах. Стефани же казалась мне воплощением чистоты и целомудрия, и я представил, каково приходится ей в подобном окружении. Мне чуть не сделалось дурно, все это походило на кошмар. И вот когда Сюрбонадье похвастался, что мог бы при желании нанести дяде страшный удар, я стал его раззадоривать. Он жаловался, что дядя не дает ему денег, пришлось залезть в долги. "Я знаю о нем все и могу его погубить!" - распалялся Артур. Тут-то ему и пришло в голову написать под чужим именем в газету, я горячо поддержал его затею. Мысли о статье целиком завладели им. Я ушел, с тех пор наши отношения прервались. Когда статья появилась в "Морнинг экспресс", я сразу понял, кто ее автор. Однажды мы с ним случайно встретились, и я его успокоил: меня он может не опасаться. И, действительно, сегодня я впервые нарушил данное ему слово.
- Что тебя побудило мне это рассказать? - спросил Найджел.
Гарденер ответил не сразу.
- Я подумал, полицейские начнут копаться в прошлом Сюрбонадье, и выяснится, что мы давно были знакомы.
- Покрывая Сюрбонадье, ты едва не навлек подозрение на самого себя. Теперь же ни у кого и мысли подобной не возникнет.
- Все были напуганы - даже Стефани. Бог мой, неужто и на нее пала тень?
- Не беспокойся о ней, подумай о себе.
- Найджел, скажи мне правду: не закралась ли и тебе в душу сомнение на мой счет?
- Честное слово, нет!
- Ия даю тебе слово, что не виновен в смерти Сюрбонадье. Стефани тоже абсолютно чиста. Есть одно обстоятельство, о котором я не могу пока рассказать, но, поверь, мы оба ни при чем.
- Я тебе верю, старина!
- Мне делается легче от твоих слов, - приободрился Феликс Гарденер. - Давай ужинать.
Еда была отменной, вино - на редкость хорошим. За столом разговор шел на самые разные темы, не боялись касаться и убийства, и уже не было между друзьями недавней натянутости.
Вдруг Гарденер сказал:
- Лучше не думать об этом, но будущее семьи Саймсов рисуется мне в самых мрачных тонах.
- Тебе-то что за дело? Расскажи лучше, как идут дела в "Единороге".
- Ты о спектакле? Представляешь, Сэйнт всерьез поговаривает о возобновлении "Крысы и Бобра" - и как можно скорее.
- Что?!
- То, что слышишь. Как только полиция уберется из театра. Конечно, я отказался от роли, и Стефани сделала то же самое. Однако остальные поворчали, согласились. Сэйнт считает, что убийство Сюрбонадье - лучшая реклама для спектакля и народ теперь на него валом повалит.
- А что ты собираешься делать?
- Пока не знаю, там видно будет. Ведь "Единорог" - не единственный театр в Лондоне. Этот несчастный случай послужил и мне отличной рекламой: сочувствие обывателей плюс нездоровый интерес к убийцам и покойникам.
Они перешли в гостиную, расположились у камина, и тут в дверь позвонили. Вошел слуга и подал хозяину письмо.
- Его только что доставил рассыльный, сэр. Ответ не требуется.
Гарденер вскрыл конверт и достал из него сложенный листок.
Найджел, закурив сигарету, стал расхаживать из угла в угол, в задумчивости постоял у фотографии, на которой был изображен брат Гарденера. Его размышления были прерваны неожиданным возгласом Феликса.
- Господи!.. - бормотал он. - Кому это понадобилось?!
Он протянул листок Найджелу: одна-единственная напечатанная на машинке фраза, смысл которой поверг журналиста в трепет:
"Если твоя работа и жизнь тебе дороги, не суйся в чужие дела, иначе будет "бобо" не только ножке!"
Найджел и Гарденер недоуменно уставились друг на друга.
- Ты что-нибудь понимаешь? - наконец спросил журналист.
- Не больше, чем ты.
- У тебя и впрямь болит нога?
- Да, я же говорил, мне кто-то наступил на нее в потемках.
- Кто-то, от кого пахло духами Джекоба Сэйнта?
- Я не ручаюсь, мне так показалось.
- Послушай, это не шутка. Мы должны показать письмо Аллейну.
- Избави Бог!
- Нельзя скрывать от полиции подобные вещи. Позволь, я ему сейчас же позвоню.
- Где можно застать его в такой час?
Найджел задумался: Феликсу, пожалуй, незачем знать, что Аллейн находится в квартире Сюрбонадье.
- Его может не быть дома, - сказал журналист вслух, чтобы утаить от Феликса, куда звонит инспектору. Долгие гудки в трубке - снова в квартире на Джералдз Роу никто не отвечал. Найджелу стало немного не по себе, в душу закралось легкое беспокойство.
- Никто не подходит?
- Можно набрать служебный номер в Скотланд-Ярде, но повременим с этим.
Следующий час они провели, строя самые различные предположения относительно авторства письма. Гарденер не допускал и мысли, что к этому может быть причастен Сэйнт, а Найджел утверждал, что такой человек, как Джекоб способен на все.
- Если убийца он… - начал очередную фразу журналист, но Гарденер перебил его:
- Я не уверен, что это так. Возможно, впрочем, он опасается, что я знаю от Сюрбонадье о его махинациях и могу вывести его на чистую воду.
- Сэйнт знает о вашей кембриджской дружбе?
- Да. Артур тогда представил меня дяде. Потом, когда я решил стать актером, Сэйнт видел меня в одной из первых ролей и взял меня на заметку. Вскоре я получил приглашение в "Единорог". Кстати, Артур, - нехорошо теперь это говорить, - чуть не лопнул тогда от злости. Он всем твердил, что я воспользовался дружбой с ним, его семейными связями. Господи, сколько вокруг грязи! Помнишь, что я говорил об актерах?
- Помню.
- Взять хоть их вчерашнее поведение, когда труп бедняги еще не остыл. Все они были черствы и неискренни - кроме Стефани.
Найджел посмотрел на друга с любопытством, в его ушах звучал язвительный возглас Аллейна, брошенный вслед удалившейся мисс Воэн: "Эффектный уход!" Еще Найджел припомнил кокетливую интонацию, с какой та отвечала на вопросы старшего инспектора. И даже Аллейн как будто поддался ее чарам, задержал ее ладонь в своей дольше, чем следовало. Тут Найджелу вспомнилась его целомудренная Анжела, и при мысли о невесте он испытал чувство торжества.
- Интересно, что она теперь делает, - дошел до его сознания голос хозяина дома. - Хотел навестить ее, но она велела дожидаться ее звонка.
- Чего Стефани бояться? - вырвалось у Найджела, и Гарденер побелел, снова стал таким, каким журналист застал его утром.
- Это естественно, - справился с собой Феликс. - Ей кажется, будто Аллейн догадался о том, что Сюрбонадье не давал ей прохода и даже угрожал. После вчерашней сцены и впрямь догадаться нетрудно. Она все от меня скрывала, и лишь сегодня утром я понял, как ей было несладко. Артур был способен на любую низость! Стефани показала мне синяк: едва я оставил их вдвоем, он ее ударил. Господи, если бы я только знал!
- Твое счастье, что ты ничего не знал, - возразил Найджел. - Теперь, Феликс, его больше нет, он мертв.
- Стефани сказала, что и следователь видел синяк. Ей кажется, что Аллейн подозревает ее в убийстве Артура. Она в ужасном состоянии!..
- Ты из-за нее так расстроен?
- О да! До сегодняшнего утра я был бездумным эгоистом, меня интересовала только собственная персона. Но сама мысль, что подозрение может пасть на нее, чудовищна!
- Не тревожься. Я не слышал, чтобы хоть один полицейский высказал подобное предположение. Каждый из них разрабатывает свою версию, однако большего я сказать не могу, поскольку связан словом. А теперь, Феликс, мне пора. После предыдущей ужасной ночи тебе надо отдохнуть. Прими пару таблеток аспирина, запей глотком виски и отбрось все заботы. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, Найджел. Мы не были с тобой особенно близки, но надеюсь, теперь наша дружба окрепнет. Я тебе очень благодарен за все.
- Да не за что! Доброй ночи!
Когда Найджел вошел в свою квартиру на Честер Террес, была уже половина одиннадцатого. Он вдруг ощутил смертельную усталость, однако необходимо было засесть за очередной репортаж для газеты.
Он едва доплелся до пишущей машинки, вставил в каретку чистый лист бумаги и, подумав с минуту, застучал по клавишам:
"Убийство в "Единороге"
Новые факты. Дело о клевете на Сэйнта извлекается из архивов".
Работая, он все время неотступно думал об Аллейне. Инспектору необходимо знать, что добавил к своим воспоминаниям Феликс. Наконец Найджел потянулся к телефону - Аллейн наверняка уже дома. Он набрал номер, и подперев щеку, стал ждать ответа.
ГЛАВА 15
АХИЛЛЕСОВА ПЯТА
Найджел и Фокс вышли из комнаты, в прихожей хлопнула дверь. Инспектор Аллейн стоял недвижно, прислушиваясь к их удаляющимся шагам. До него донесся голос Фокса, отсылавшего дежурившего внизу констебля, и наконец все стихло.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что Аллейн хмур от невеселых мыслей. Уголки его рта опустились, кустистые брови тяжело нависли над глазами, на лбу прорезались складки. Когда Аллейн оставался один, его лицо делалось на редкость выразительным. Порой на нем читалось крайнее отвращение; так бывало, когда ему приходилось в каком-то деле превозмогать себя и поступать против собственной воли, либо же предстояло нечто такое, от чего заранее делалось тошно.
Взглянув на часы, Аллейн вздохнул и выключил все лампы, потом подошел к окну и, прячась за портьеру, выглянул на улицу. По Джералдз Роу беспорядочно катили машины. Прошло не более двух минут после ухода Найджела и Фокса, когда Аллейн заметил медленно движущееся вдоль кромки тротуара такси, оно будто плыло мимо жилища Сюрбонадье. Аллейн наблюдал за машиной сверху, как бы с высоты птичьего полета, и ему почудилось, будто пассажир на заднем сиденье скрючился в крайне неудобной позе, стоя на коленях на полу кабины, и заглядывает в окна верхнего этажа, стараясь при этом никому не попасться на глаза. Инспектор, заметив все это, ухмыльнулся, припоминая, где находится ближайший телефон-автомат. Такси исчезло из виду, он отошел от окна, достал было портсигар, но передумал и снова сунул его в карман. Прошло минуты три-четыре, и его размышления прервали резкие звонки телефонного аппарата, установленного на тумбочке у изголовья. Инспектор насчитал двадцать звонков, прежде чем аппарат затих.
Аллейн вернулся к окну. На улице теперь все стихло, движение транспорта почти прекратилось, так что еще издали он услышал чьи-то торопливые шаги со стороны Элизабет-стрит. Аллейн отпрянул от окна и, скорбно кряхтя, полез под кровать. Она была довольно низкой, и ему пришлось буквально распластаться на животе. Он раздвинул оборки покрывала, сшитого из пошлой розовой тафты, и затаился.
Вскоре кто-то вставил ключ в замок входной двери. Неизвестный, судя по всему, проник в квартиру, снял в прихожей обувь и почти неслышно стал красться по коридору. Затем Аллейн услышал, как поворачивается ручка в двери спальни, и разглядел сквозь прозрачный подзор, что и сама дверь медленно поворачивается на петлях. В сгущавшемся мраке мелькнула тень, раздался легкий шорох и позвякивание портьерных колец. Теперь в спальню свет с улицы не проникал. Тишина сделалась совсем невыносимой, но тут над головой Аллейна вновь задребезжал телефон, звонки были долгие и настойчивые. Матрас опустился, мягко коснувшись плеч Аллейна - кто-то сел на кровать. Аллейн догадался, что телефон накрыли подушкой, режущий ухо звон превратился в глухие гудки. И снова Аллейн насчитал ровно двадцать звонков.
Это звонил Найджел из своей квартиры на Честер Тэррес, прежде чем отправиться на ужин к Гарденеру.
Когда телефон замолк, Аллейн различил негромкий вздох облегчения. Он бы сам охотно издал подобный же вздох, но тут снова зашелестело покрывало и матрас приподнялся, освобождая плечи Аллейна. Донесся звук передвигаемого по ковру стула, скрипнула дверца платяного шкафа. Снова пауза, затем шорох перебираемого на полках белья и наконец негромкий стук по металлу.
- Мисс Воэн, вам будет удобнее, если вы включите свет, - кашлянув, произнес он из-под кровати.
Она не вскрикнула, только короткий стон отчаяния сорвался с ее уст.
- Кто здесь? - шепнула она, собрав все свое мужество.
- Закон! - изрек Аллейн с несвойственной ему помпезностью.
- Это вы?'
- Ну да, зажгите же свет, нет никакого смысла прятаться в потемках. Выключатель у самой двери. - Он громко чихнул, - Будьте здоровы, мистер Аллейн! - учтиво пожелал он сам себе.
Комнату залил розоватый свет, и Аллейн выкарабкался из-под кровати.
Стефани стояла у двери, все еще держа руку на выключателе. В другой руке у нее была кованая шкатулка. Ее зрачки расширились, как у испуганного ребенка, она была в этот момент прекрасна.
Аллейн встал на ковре, распрямясь во весь рост.
- Пожалуй, матрасная пыль - это гнуснейшая разновидность пыли! - посетовал он.
Ее пальцы скользнули по дверной ручке, но не удержались на ней, вся ее фигура обмякла, подалась вперед, но Аллейн успел ее подхватить, только шкатулка со стуком упала на ковер.
- Нет, только не это, - ровным тоном произнес инспектор, - подобные номера не пройдут. Вы не из тех дам, что падают в обморок по поводу и без повода, у вас стальные нервы. И пульс ровный.
- А вот ваш отчего-то бьется слишком часто, - шепотом парировала она.
Он поставил ее на ноги, поддерживая лишь за локотки.
- Садитесь, - предложил он не слишком учтиво.
Она высвободилась из его рук и села в кресло, которое он ей пододвинул.
- И все-таки вы меня действительно напугали, - Она смотрела на него, не мигая, - Какая же я дура! Могла бы сообразить, что это западня.
- Сам удивляюсь, что вы в нее попались. Разглядев вас в такси, я понял, что мой план увенчался успехом, потом вы звонили по телефону, - я и это предусмотрел. Знал также, что у вас должен быть ключ - Сюрбонадье не мог вам его не дать.
- Я не успела вернуть.
- В самом деле? До сих пор ломаю голову: ну что вы в нем нашли? Скорее всего, у вас дурной вкус.
- Не всегда.
- Хотелось бы верить.
- В конечном счете у вас нет против меня никаких улик. Почему мне нельзя сюда прийти? Вы ведь сами предложили встретиться здесь.
- В девять вечера. Что вы искали в этой шкатулке?
- Мои письма! - ответ был у нее наготове, - Хочу их сжечь.
- Но они хранятся в другом месте.
- Тогда, Офелии подобно, обманута вдвойне я.
- Никто вас не обманывал, - сказал он с горечью.
- Мистер Аллейн, верните мне мои письма. Я даю вам слово, честное благородное слово, что они не имеют никакого отношения к его гибели…
- Я их прочел.
Она сделалась белой как мел.
- Все до единого?
- Да, даже вчерашнюю записку.
- И что вы собираетесь сделать… Арестуете меня? Вы здесь один?
- Вряд ли вы станете закатывать истерику, тем более оказывать сопротивление.
- Да уж, это было бы совершенно непристойно.
Она заплакала, но без громких всхлипываний и конвульсий. Слезы наворачивались на глаза и текли по щекам, она утирала их платочком.
- Здесь холодно, - пожаловалась она. - Я замерзла.
Он стащил с кровати гагачье одеяло и накрыл Стефани, заботливо подоткнув края. Для этого ему пришлось склониться над ней, и она вдруг вцепилась в ворот его пиджака.
- Только взгляните на меня! - воскликнула Стефани Воэн. - Взгляните: похожа я на убийцу?
Он сжал ее запястья, стараясь высвободиться, но Стефани не отпускала его.
- Клянусь вам, я и не помышляла приводить свою угрозу в исполнение. Он меня все время шантажировал, я в ответ хотела слегка припугнуть его.
Аллейн, все-таки оторвав ее руки от своего пиджака, выпрямился.
- Вы мне сделали больно! - пожаловалась Стефани.
- Сами виноваты. Лучше не затягивать дело.
- Но позвольте хотя бы объяснить. Если вы и после этого будете считать меня виновной, я с кротостью отправлюсь за решетку.
- Должен предупредить…