- Кто купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию "Ван Дегер и Этвуд"?
- Все они приобретены Джилмертонской фирмой.
- Я не думаю, брат Моррис, - сказал Макгинти, - чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округа.
- Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний. Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить неугодных им людей на виселицу.
Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти.
- Вы вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, - Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, - ложа закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения.
Удивительна человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться. У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив "Я сижу на изгороди, Мэри" и "На мелях алландских вод". В первый же вечер новый брат сделался одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава ложи снова обратился к ним:
- Ребята, в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду Джеймса Стейнджера, редактора "Гералда". Читали вы, что он снова написал о нас? - Макгинти вьшул из кармана газету. - Статья называется "Закон и порядок". Слушайте: "В долине царствует кровавый террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить…" Ну, я прочитал достаточно этой дряни, - завершил Макгинти, отшвырнув газету. - Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем?
- Уничтожить его! - воскликнуло несколько голосов.
- Я против, - поднялся со стула Моррис. - Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс Стейнджер - старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить.
- А скажите, пожалуйста, как это они смогут сделать? - возразил Макгинти. - Руками полиции? Так одна половина полицейских - у нас на жалованье, а другая - нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А?
- Существует и закон Линча… - произнес Моррис.
В зале зашумели.
- Стоит мне захотеть, - сказал Макгинти, - и я соберу двести человек, которые очистят весь город. - И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: - Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках.
Моррис побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков.
- Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше никогда… - Он смешался.
Услышав эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмуриться.
- Отлично, брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как в словах, так и в делах. А теперь, ребята, - продолжал он, - вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?
- С радостью, - ответил тот.
- Скольких братьев вы возьмете с собой?
- Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн, оба брата Уилбей…
- Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, - заметил председатель.
Тед Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не забыл и не простил.
- Пусть идет, если хочет, - мрачно ответил Болдуин. - И чем скорее мы займемся делом, тем лучше.
Ложа стала расходиться - с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз, в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: "Гералд Вермиссы". Из здания слышался шум работающей печатной машины.
- Эй, вы, - сказал Болдуин Макмэрдо, - стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбэй. Остальные - за мной. Не бойтесь никого: дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза.
Приближалась полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона. Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой, все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку.
- Вы убьете его, - сказал он. - Хватит!
Болдуин с бешенством взглянул на него и выдернул руку.
- Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! - Он опять поднял палку, но Макмэрдо выхватил револьвер.
- А ну поосторожней, - сказал он. - Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать этого человека?
- Он дело говорит, - сказал один из шайки.
- Бегите! - закричал снизу Уилбэй.
В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам и кружными путями отправились домой.
4. ДОЛИНА УЖАСА
На следующее утро Макмэрдо прежде всего вспомнил о своем вступлении в ложу. И неудивительно: рука у него распухла и воспалилась, сильно болела голова. Поздно позавтракав, он сел за письмо одному приятелю. Принесли свежий "Гералд". Внизу была напечатана заметка под названием "Преступление в редакции "Гералда". Она вкратце сообщала о вечернем нападении и кончалась словами: "Дело передано полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет к каким-либо результатам. Многочисленным друзьям Стейнджера мы сообщаем, что, хотя он был жестоко избит и получил несколько повреждений головы, жизнь его вне опасности".
Макмэрдо положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст гласил: "Мне нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас, я сообщу кое-что важное и для вас и для меня".
Макмэрдо дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу.
Мельничным холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место. С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов, и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они обменялись сигналами ложи.
- Мне хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, - сказал Моррис с неуверенностью. - Спасибо, что вы приняли мое приглашение.
- Почему вы не подписались?
- Необходима осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому нет.
- Братьям по ложе следует доверять.
- Ну, не всегда, - с горячностью возразил Моррис. - Все, что мы говорим, и даже все, что думаем, передают мистеру Макгинти.
- Послушайте, - с недовольством сказал Макмэрдо, - вам известно, что я только вчера клялся в верности мастеру. Вы хотите, чтобы я нарушил свою клятву?
- Плохи же у нас дела, если свободные граждане не смеют высказывать свои мысли, разговаривая с глазу на глаз.
Макмэрдо, пристально наблюдавший за собеседником, казалось, смягчился.
- Как вам известно, я здесь недавно и плохо знаю ваши обычаи. Не мне начинать говорить, мистер Моррис… Если вам нужно что-нибудь сказать, я вас слушаю.
- Чтобы передать все мистеру Макгинти?
- Успокойтесь. Лично я останусь верен ложе, говорю вам это прямо. Но я не выдаю то, что мне сказали по секрету. Но учтите, ни в чем, что противоречит интересам ложи, не ждите от меня помощи.
- Быть может, я отдам в ваши руки свою жизнь, говоря откровенно. Но вы все же новичок. Значит, совесть у вас еще не так заскорузла, как у других. Вот почему мне хотелось поговорить с вами.
- Что же вы хотите сообщить мне?
- Если вы меня выдадите, пусть ляжет на вас мое проклятие.
- Я сказал, что не выдам!
- Тогда ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго и произнесли обеты верности и милосердия, приходила вам на ум мысль, что это поведет вас к преступлениям?
- Смотря что называть преступлением.
- Смотря что! - воскликнул Моррис гневно. - Мало вы видели наших дел, если можете назвать их как-нибудь иначе. Ну а прошлой ночью, когда старого человека, который мог быть вашим отцом, избили до полусмерти, - что это было, по-вашему?
- Некоторые сказали бы, что это война, - спокойно ответил Макмэрдо, - а на войне - как на войне: все сводят счеты как могут.
- Вы все-таки ответьте на мой вопрос: думали вы о чем-либо подобном, когда вступали в чикагскую ложу?
- Должен признаться, нет.
- Так было и со мной, когда я вступил в орден в Филадельфии. К сожалению, дела мои там расстроились, и в один проклятый Богом час я услышал о Вермиссе. Я приехал сюда для поправки своих дел. Боже, подумать только… Со мной приехали жена и трое детей. На рыночной площади я открыл магазин, и дела пошли отлично. Потом я вступил в местную ложу - так же, как вы вчера. Я сразу очутился во власти злодея и запутался в сети преступлений. Что мне оставалось делать? Я не могу отсюда уехать, так как все состояние мое вложено в магазин. Если я откажусь от братства, то буду тут же убит, и один Бог ведает, как поступят с моей женой и детьми. О, это ужасно! - Моррис закрыл лицо руками.
Макмэрдо пожал плечами.
- Вы слишком сердобольны для всех этих дел.
- Во мне не умерла совесть, но они превратили меня в преступника. Особенно запомнился один случай. Однажды мне дали поручение. Если бы я отказался, меня постигла бы смерть… Воспоминание о случившемся будет вечно преследовать меня. Милях в двадцати от города стоял уединенный дом, вон там, у гор… Мне приказали караулить двери, поручить мне самое дело они не решились. Остальные вошли в комнату, и, когда снова появились из дверей, их руки были в крови… Мы собирались уйти, когда позади нас в доме закричал ребенок. Я чуть не потерял сознание от ужаса, но мне надо было улыбаться, иначе в следующий раз они вышли бы с окровавленными руками из моего дома и мой маленький Фрэд кричал бы так же… По приказу я сделался палачом… Я верующий католик, но патер не захотел и говорить со мной, узнав, что я Чистильщик… Меня отлучили от церкви… Мне ясно, что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: готовы ли вы сделаться хладнокровным убийцей?.. Или мы все же можем каким-нибудь способом остановить все это?
- Что вы хотите делать? - резко спросил Макмэрдо. - Ведь не донести же?
- Боже сохрани, - ответил Моррис. - Одна мысль об этом стоила бы мне жизни.
- Ну что ж, - сказал Макмэрдо, - лично мне вы кажетесь просто слабохарактерным человеком. К тому же вы придаете всему этому слишком много значения.
- Слишком много! Поживите здесь дольше, тогда узнаете! Посмотрите в долину, какую тень бросают на нее клубы дыма? Поверьте, тень преступлений куда мрачнее. Мы живем в Долине ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей трепещут от страха. Скоро, молодой человек, вы сами убедитесь в этом.
- Поживем - увидим, - беспечно сказал Макмэрдо. - Придет время, и я скажу вам, что думаю по этому поводу. А теперь мне ясно только одно: вы не годитесь для жизни в долине и чем скорее продадите свою лавочку за любую цену и уедете отсюда, тем лучше. Я не забуду, что вы сказали. Надеюсь, вы говорили с добрыми намерениями. Прощайте.
- Погодите, - остановил его Моррис. - Нас могли заметить вместе, и кто знает, не пожелают ли они узнать, о чем мы разговаривали.
- С вашей стороны предусмотрительно подумать об этом.
- Скажем, я предлагал вам место у меня в магазине.
- А я отказался. Ну что ж, договорились. Прощайте, брат Моррис, и желаю, чтобы в будущем вам жилось легче.
В тот же вечер Макмэрдо в задумчивости сидел у себя в гостиной возле печки и курил. Неожиданно дверь распахнулась и в комнату ввалился мастер ложи. Он сел против молодого человека и несколько секунд молча смотрел на него. Макмэрдо выдержал этот взгляд совершенно спокойно. Наконец Макгинти сказал:
- Я редко хожу в гости, брат Макмэрдо, так как посетители отнимают у меня слишком много времени. Тем не менее я решил навестить вас.
- Горжусь этим, - ответил Макмэрдо и поднялся с места, чтобы достать из буфета бутылку виски. - Не ожидал такой чести.
- Ну как рука?
Макмэрдо скривился.
- Дает о себе знать, но ничего: стоит помучиться.
- Да, - ответил Макгинти, - стоит для людей, преданных ложе и готовых работать на нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном холме?
Вопрос прозвучал неожиданно, но у Макмэрдо был наготове ответ.
- Моррис добрый парень. Ему показалось, что я нуждаюсь, и, желая мне помочь, он предложил мне место в своем магазине.
- И вы отказались?
- Ну, конечно. Я могу, не выходя из комнаты, заиметь за четыре часа больше, чем он дал бы мне за месяц.
- Верно. Но на вашем месте я не стал бы часто встречаться с Моррисом.
- Почему?
- Потому что я советую вам это. Для всех оказалось бы вполне достаточно моего слова.
- Может быть, но не для меня, - смело возразил Макмэрдо.
Глаза смуглого исполина гневно вспыхнули, однако в следующую секунду выражение его лица изменилось, и он громко засмеялся неискренним смехом.
- Я всегда говорил, что вы странная карта в игре. Ну, если вам нужны объяснения, извольте, я их вам дам. Разве Моррис не отзывался плохо о ложе?
- Нет.
- А обо мне?
- Тоже нет.
- Значит, он просто не доверяет вам. В душе же он неверный брат. Мы это знаем и ждем только случая наказать его. В нашем загоне нет места для паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным человеком, подозрение в неверности падет и на вас. Понятно?
- Я не могу подружиться с ним, потому что этот человек мне не нравится, - ответил Макмэрдо. - Что же до моей неверности, так заговори о ней не вы, а кто-нибудь другой, ему бы не пришлось произнести следующую фразу.
- Хорошо, сказано достаточно, - заметил Макгинти. - Я пришел, чтобы вовремя предупредить вас, что и сделал.
- Но как вы узнали о моем свидании с Моррисом?
Макгинти засмеялся.
- Я должен знать все, что происходит в городе, - сказал он, - и советую помнить, что я все знаю. Ну, мне пора, я только добавлю, что…
Но он не успел закончить прощальную фразу: дверь распахнулась, и настороженные лица трех полицейских заглянули внутрь. Макмэрдо вскочил и вытащил было револьвер, однако тут же снова спрятал его в карман, увидев наведенные на себя дула винтовок. Четвертый человек, тоже в мундире, вошел в комнату, и Макмэрдо узнал в нем капитана Мервина из Чикаго. Капитан подошел к нему и покачал головой.
- Я так и думал, что нам еще предстоит встретиться. Одевайтесь и пошли.
- Вам придется за это ответить, - прогремел Макгинти. - Как вы смеете врываться в частный дом и оскорблять честных людей?
- Это вас не касается, советник, - ответил Мервин. - Мы пришли не за вами, а вот за этим молодчиком, и вы обязаны помогать полиции исполнять ее долг.
- Он мой друг, и я отвечаю за него.
- Смотрите, мистер Макгинти, как бы вам не пришлось отвечать за собственные дела. Ну а этот Макмэрдо был негодяем еще до приезда в Вермиссу, негодяем он остался и теперь… А ну-ка давайте сюда револьвер, молодчик.