- Что у них произошло, Хелен?
- Не знаю. Какие-то старые счеты. Они не хотят об этом говорить. - Она невесело улыбнулась. - Блаженство семейной жизни.
Линли почувствовал себя уязвленным и убрал руку с ее плеча.
- Прости, - сказала Хелен.
Он криво улыбнулся, пожал плечами и положил на место последний горшок.
- Томми, ничего не выйдет. Ты ведь знаешь. Тебе не следовало приходить.
Хелен встала и направилась к холодильнику, достала оттуда четыре яйца, масло, кусок сыра и два помидора. Потом покопалась в ящике буфета и вытащила батон хлеба. Быстро, не говоря ни слова, она приготовила детям чай, а Кристиан тем временем водил по столу огрызком карандаша, который вытащил из телефонного справочника на заставленной всякими мелочами тумбочке. Пердита продолжала раскачиваться и сосать палец с выражением блаженства на лице, полуприкрыв глаза.
Линли стоял у раковины, наблюдая за Хелен. Он так и не снял пальто, поскольку она не предложила.
На что он надеялся, прийдя в дом ее сестры, где она, падая от усталости, возилась с тремя чужими малышами? Неужели он думал, что она с благодарностью бросится в его объятия? Что уцепится за него, как за спасительную соломинку? Что ее лицо засветится радостью и любовью? Что она наконец-то перестанет сопротивляться и сдастся на его милость? Хейверс была права. Какой же он дурак!
- Я сейчас уйду, - сказал Линли.
Хелен повернулась от стола, где раскладывала яичницу в две фаянсовые тарелки.
- Вернешься в Лондон? - спросила она.
- Нет, я здесь по делу. - Линли кратко рассказал ей о случившемся и добавил: - Буду жить в Сент-Стивензе.
- Вспомнишь студенческие деньки?
- Служителей, застилающих постели, и ключи сторожа.
Хелен поставила на стол тарелки, поджаренные тосты, печеные помидоры и молоко. Кристиан с жадностью набросился на еду. Пердита продолжала раскачиваться. Леди Хелен вложила в руку девочки вилку, погладила ее по темным волосам и нежно провела пальцами по мягкой щеке ребенка.
- Хелен. - Линли было приятно произносить ее имя. Она обернулась к нему. - Я сейчас ухожу.
- Я провожу тебя.
Она провела его через гостиную к парадной двери. В этой части дома было холоднее. Линли взглянул на лестницу.
- Мне поздороваться с Пен?
- Не стоит, Томми.
Линли откашлялся, кивнул. Словно угадав его мысли, Хелен легко дотронулась до его руки:
- Пожалуйста, пойми.
Линли догадался, что она говорит не о сестре.
- Полагаю, мы не сможем поужинать вместе.
- Я не могу оставить ее с детьми. Бог знает, когда вернется Гарри. Сегодня он останется ужинать в Эмманьюэл-Колледже. Он может заночевать там. Он уже четыре раза так делал на прошлой неделе.
- Ты позвонишь мне, если он вернется?
- Он не…
- Ты позвонишь?
- Томми!
Линли охватило ощущение тоски и безнадежности, и он произнес:
- Я сам вызвался взять это дело, Хелен. Когда узнал, что надо ехать в Кембридж.
Произнеся эти слова, Линли почувствовал презрение к себе. Он выбрал самый худший способ морального давления. Это было нечестно и недостойно. Хелен промолчала. В полутемном коридоре она вся казалась созданной из света и тени. Блестящая темная масса волос на плечах и светлая кожа. Линли протянул руку и погладил ее по лицу. Она подошла ближе и нежно обняла его. Линли прижался щекой к ее волосам.
- Кристиан сказал, ты ему нравишься, потому что от тебя хорошо пахнет, - прошептал он.
Линли почувствовал, как она улыбнулась.
- Правда?
- Да. - Он крепче обнял ее и поцеловал в голову. - Кристиан был прав, - добавил Линли, разжал руки и открыл дверь.
- Томми. - Хелен скрестила руки на груди.
Он молчал, ждал, надеясь, что она сделает первый шаг.
- Я позвоню, - наконец произнесла она, - если Гарри вернется.
- Я люблю тебя, Хелен. - Линли пошел к машине.
Леди Хелен вернулась на кухню. Впервые за девять дней, проведенных в Кембридже, она с отвращением огляделась вокруг, словно увидев кухню со стороны. Все вокруг говорило о распаде.
Несмотря на то что Хелен сама мыла кухню всего три дня назад, желтый линолеум был опять грязный, в крошках и липких пятнах. Стены покрылись слоем жира, и повсюду пестрели следы грязных пальцев. Везде были разбросаны вещи. Пачка невскрытой почты, деревянная чаша с яблоками и потемневшими бананами, несколько газет, пластиковая коробка с кухонными принадлежностями и щетками, детская книжка-раскраска и цветные карандаши делили место с электрическим миксером, тостером, пыльными книгами и подставкой для бутылок. Вокруг конфорок на плите были черные пятна, а на трех плетеных корзинах для мусора, стоящих на холодильнике, уже собралась паутина.
Леди Хелен ужаснулась. Что мог подумать Линли при виде всего этого? Как это было непохоже на его прошлый приезд в Булстрод-Гарденз на тихий летний ужин в саду, с напитками на уютной террасе, которая с той поры превратилась в песочницу и место детских игр, загроможденное игрушками. Тогда ее сестра и Гарри Роджер уже жили вместе: они безумно любили друг друга и не замечали никого вокруг. Они обменивались многозначительными взглядами и понимающими улыбками; то и дело нежно прикасались друг к другу; кормили друг друга с ложечки и пили из одной чашки. Днем они жили отдельной жизнью - Гарри читал лекции в университете, а Пен работала в музее Фицуильяма, - но ночью они становились единым целым.
В то время их преданность друг другу казалась леди Хелен преувеличенной и странной, слишком приторной. Но сейчас ей было непонятно, почему это ее так раздражало. Она предпочла бы вновь лицезреть воркующую парочку, нежели видеть, что стало с браком Гарри и ее сестры после рождения третьего ребенка.
Кристиан продолжал "ужинать". Его измазанные маслом ладошки превратились в ковши экскаватора, и он с наслаждением погружал их в тарелку, сопровождая это действие шумовыми эффектами. Его костюмчик был забрызган яйцами, помидорами и кусочками сыра. Пердита почти не прикоснулась к еде. Она не двигаясь сидела на своем стульчике с тряпичной куклой на коленях, внимательно разглядывая тарелку, но не притрагиваясь к еде.
Леди Хелен присела на корточки у стула Пердиты, а Кристиан продолжал вопить "Бах! Бум!". Кусок яичницы плюхнулся на стол. Пердита зажмурилась, когда ей в щеку полетели помидорные брызги.
- Довольно, Кристиан, - не выдержала леди Хелен, отбирая у него тарелку. Он был ее племянником. Она должна была любить его, и почти всегда так и было. Но после девяти дней ее терпению пришел конец, и если раньше она жалела Кристиана, то теперь жалость куда-то исчезла. Мальчик собрался было громко заплакать, но Хелен успела прикрыть ему рот ладонью. - Довольно. Ты ведешь себя ужасно. Прекрати немедленно.
Ошеломленный необычным поведением любимой тети Лиин, Кристиан на мгновение приутих. Но только на мгновение. Он произнес "мама!", и его глаза наполнились слезами.
Не испытывая угрызений совести, леди Хелен продолжала:
- Да. Мама. Она хочет отдохнуть, но ты ей не даешь. - Кристиан замолчал, и Хелен повернулась к его сестре: - Ты не будешь есть, Пердита?
Девочка не сводила глаз с куклы, которая лежала у нее на коленях - пухлые щеки и безмятежная улыбка на губах. Воплощение счастливого детства, подумала леди Хелен и сказала Кристиану:
- Я пойду к маме и малышке. Посмотришь вместо меня за Пердитой?
Кристиан посмотрел на тарелку сестры.
- Она не ела, - сказал он.
- Может, тебе удастся уговорить ее.
Хелен оставила детей одних и пошла к сестре. Наверху царила тишина, и Хелен немного постояла на лестнице, прислонившись лбом к холодному окну. Она думала о Линли и его неожиданном приезде в Кембридж. Хелен прекрасно понимала, что это значило.
Прошло почти десять месяцев с тех пор, как Линли совершил ту безумную поездку на остров Скай, чтобы найти ее, почти десять месяцев с того морозного январского дня, как он сделал ей предложение, а она отказалась. Линли больше не просил, и за прошедшее время они сделали не одну попытку восстановить прежние дружеские и простые отношения. Но они как-то не восстанавливались, поскольку, предложив Хелен стать его женой, Линли преступил невидимую границу, нежданным образом изменив их отношения. Теперь они оба жили в зыбком неведении, понимая, что могут считать друг друга добрыми знакомыми до конца жизни, если пожелают, но на самом деле дружба закончилась в тот момент, когда Линли осмелился превратить ее в любовь.
Их каждая следующая встреча после того января, какой бы невинной или случайной она ни была, носила отпечаток первого предложения Линли. Они больше не говорили об этом, но между ними будто образовалась пустыня из зыбучих песков невысказанных слов. Один неверный шаг - и Хелен провалится вниз, запутавшись в попытках объяснить Линли то, что причинит ему еще большие страдания.
Леди Хелен вздохнула и расправила плечи. У нее болела шея. От холодного стекла на лбу выступила испарина. Она чувствовала невыносимую усталость.
Дверь в спальню ее сестры в конце коридора была закрыта, и Хелен осторожно постучала, прежде чем войти. Она не стала ждать, пока Пенелопа ответит на стук. Девять дней, проведенных с сестрой, научили Хелен не делать этого.
Окна в спальне были закрыты, чтобы внутрь не попадал холодный и сырой ночной воздух, а наличие электрического камина и радиатора делало комнату меньше, как бы сжимая пространство. Под окном стояла огромная кровать Пенелопы, где она лежала, прижимая младенца к распухшей груди, - даже в мягком свете настольной лампы ее лицо выглядело мертвенно-бледным. Когда леди Хелен окликнула сестру, та продолжала опираться головой о спинку кровати, плотно закрыв глаза и скривив губы в гримасе боли. Ее лицо блестело от пота, который капельками стекал с висков и падал на грудь. Внезапно леди Хелен увидела, как по щеке сестры скатилась одна большая слеза, но она не вытерла ее и даже не разомкнула век.
Хелен уже в который раз почувствовала свое полное бессилие. Она видела, в каком ужасном состоянии была грудь ее сестры, соски были в трещинах и кровоточили; Хелен слышала, как Пенелопа вскрикивала, сцеживая молоко. Но она знала, что не сумеет переубедить Пенелопу. Она будет кормить грудью этого ребенка, пока ему не исполнится полгода, и не важно, какие страдания ей придется претерпеть. Материнство стало для нее навязчивой идеей, с которой Пенелопа ни за что не хотела расстаться.
Леди Хелен подошла к кровати и взглянула на ребенка, впервые заметив, что Пенелопа даже не держит его. Она положила младенца на подушку и прижимала ее к себе, пока он сосал. Пен беззвучно плакала.
Весь день она не выходила из спальни. Вчера она провела десять бесцельных минут в гостиной, близнецы копошились у ее ног, а леди Хелен меняла простыни. Но сегодня Пенелопа сидела в комнате, оживая, только когда Хелен приносила кормить ребенка. Иногда она читала, иногда сидела на стуле у окна, но чаще плакала.
Хотя девочке уже исполнился месяц, ни Пен, ни ее муж не придумали для нее имени, называя ее "младенец" или "она". Словно отсутствие имени делало появление ребенка в доме временным. У нее не было имени, и ее самой будто и не существовало. А если девочки не существовало, родители не производили ее на свет. А тогда им не приходилось признавать, что сила, вызвавшая ребенка к жизни, будь это любовь, верность или желание, ушла из их жизни.
Малышка перестала сосать и лежала, сжав кулачки. По подбородку стекала тоненькая зеленоватая струйка молока. Глубоко выдохнув, Пен отбросила подушку, и леди Хелен взяла ребенка на руки.
- Я слышала звонок. - Голос Пен звучал глухо и вымученно. Она лежала с закрытыми глазами. Темные, как у детей, волосы прилипли к щекам. - Гарри?
- Нет, Томми. Он здесь по делу. Сестра открыла глаза:
- Томми Линли? Что ему нужно?
Леди Хелен похлопала малышку по теплой спинке:
- Зашел поздороваться.
Она подошла к окну. Пен беспокойно зашевелилась в постели. Хелен знала, что она наблюдает за ней.
- Откуда он знал, где тебя искать?
- Я ему сказала.
- Зачем? Нет, не отвечай. Ты ведь хотела, чтобы он пришел. - В вопросе звучал упрек. Хелен отвернулась от окна, за которым мокрой зловещей паутиной висел туман. А Пенелопа продолжала: - Я не виню тебя, Хелен. Ты хочешь выбраться отсюда. Хочешь вернуться в Лондон. Любой поступил бы так же.
- Это неправда.
- Вернуться в свою квартиру, к своей жизни, к тишине. Господи, как мне сейчас не хватает тишины. И одиночества. И свободного времени. - Пен зарыдала. Она нащупала на туалетном столике затертые среди баночек с кремом и мазей салфетки. - Прости. Я всем мешаю. Я ни на что не гожусь.
- Не говори так. Пожалуйста. Ты ведь знаешь, что это неправда.
- Посмотри на меня. Просто посмотри на меня, Хелен. Я ни на что не гожусь. Я просто ходячий инкубатор. Я даже не могу быть хорошей матерью своим детям. Неудачница, слизняк.
- У тебя депрессия, Пен. Такое с тобой уже было, когда родились близнецы…
- Нет! Тогда все было нормально! Совершенно нормально!
- Ты просто забыла. Но все прошло. И это пройдет.
Пен отвернулась. Ее тело сотрясалось от рыданий.
- Гарри снова останется ночевать в колледже? - Она резко обернула мокрое лицо к Хелен. - Ничего. Можешь не отвечать. Я все знаю.
Впервые за девять дней Пен дала волю своим чувствам. Леди Хелен решила воспользоваться возможностью и присела на край кровати.
- Что у вас происходит, Пен?
- Он получил все, что хотел. Зачем теперь думать о последствиях?
- Получил? Я не понимаю. У него другая женщина?
Пен с горечью рассмеялась, подавила рыдание и быстро сменила тему:
- Ты знаешь, почему он приехал из Лондона, Хелен. Не притворяйся дурочкой. Ты знаешь, чего он добивается. Это в духе Линли. Прямиком к своей цели.
Хелен не ответила. Она положила дочь Пен в кроватку, и на душе потеплело, когда девочка, дрыгая ножками и ручками, улыбнулась ей. Хелен взяла маленькие пальчики и принялась целовать их. Что за чудо! Десять крошечных пальчиков, маленькие ноготки.
- Его привело сюда не только убийство, и ты должна быть готова отшить его.
- Все уже в прошлом.
- Не будь же такой дурой! - Пенелопа привстала, схватила Хелен за руку. - Послушай, Хелен. У тебя есть все. Не отказывайся от этого ради мужчины. Выкинь его из своей жизни. Он хочет заполучить тебя. Он не сдастся, пока ты ясно не дашь ему понять, что к чему. Так сделай же это.
Леди Хелен улыбнулась, надеясь, что улыбка получилась любящей. Она прикрыла ладонь сестры своей рукой.
- Пен. Милая. Мы не героини "Тэсс из рода д’Эрбервиллей". Томми не охотится за моей добродетелью. Но даже если и так, я боюсь, что он… - Хелен беззаботно рассмеялась. - Дай-ка вспомнить. Да, он почти на пятнадцать лет опоздал. Ровно пятнадцать лет будет в Рождество. Рассказать тебе об этом?
Пенелопа отпрянула.
- Это не шутка!
Хелен почувствовала удивление и беспомощность, увидев, что глаза сестры опять наполнились слезами.
- Пен…
- Нет! Ты живешь в мире грез! Розы, шампанское и холодные атласные простыни. Аист приносит маленьких милых младенцев. Очаровательные детки сидят на коленях у мамочки. Ничего дурно-пахнущего, неприятного, отвратительного, причиняющего боль. Оглянись хорошенько вокруг, прежде чем решишь выйти замуж.
- Томми приехал в Кембридж не для того, чтобы делать мне предложение.
- Оглянись хорошенько. Жизнь омерзительна, Хелен. Она грязная и подлая. Мы живем, чтобы умереть. Но ты не желаешь этого видеть. Ты ни о чем не думаешь.
- Ты несправедлива.
- А, так ты сама мечтаешь затащить его в постель! На это ты надеялась, когда увидела его сегодня вечером. Я не виню тебя. Как я могу? Наверное, в постели он хорош. Я знаю по меньшей мере дюжину женщин в Лондоне, которые охотно это подтвердят. Делай что хочешь. Переспи с ним. Выходи за него замуж. Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы верить, что он будет верен тебе. Или вашему браку. Или чему-нибудь другому.
- Мы просто друзья, Пен. С начала и до конца.
- Может быть, тебе просто нужны дома, машины, слуги и деньги? И конечно, титул. Нельзя об этом забывать. Графиня Ашертон. Какая прекрасная пара. По крайней мере хоть кто-то из нас порадует отца. - Пен отвернулась и выключила свет. - Я буду спать. Уложи ребенка.
- Пен.
- Нет, я хочу спать.
Глава 4
- У Елены Уивер хорошо шел основной предмет, - сказал, обращаясь к Линли, Теренс Кафф. - Но наверное, так говорят обо всех студентах. Что бы они тут делали, если бы у них не шел основной предмет?
- Какой предмет был у Елены?
- Английский.
Кафф наполнил две рюмки шерри и подал одну Линли. Кивнул в сторону трех пухлых стульев вокруг раздвижного столика, помещавшегося справа от библиотечного камина - двухъярусного образчика пышной архитектуры конца елизаветинской эпохи, украшенного мраморными кариатидами, коринфскими колоннами и гербом Винсента Амберлена, лорда Брасдауна, основателя колледжа.
До приезда в дом директора колледжа Линли вечером совершил одинокую прогулку по семи университетским дворам, которые охватывали две трети западной стороны Сент-Стивенз-Колледжа, и постоял немного в саду с террасой, выходящей на берег реки Кем. Линли обожал архитектуру. Ему доставляло удовольствие рассматривать причудливые элементы зодчества каждой эпохи. Считая Кембридж архитектурной сокровищницей, Линли все же полагал, что Сент-Стивенз-Колледж требует особого внимания. В нем спрессовались пять веков архитектуры - начиная с Принсипал-корта, построенного в шестнадцатом веке, с его зданиями из красного кирпича и угловой кладкой из песчаника и кончая треугольным Норт-кортом, созданным уже в двадцатом веке, где за стенами из стеклянных панелей в обрамлении бразильского красного дерева располагались бар, профессорская комната, лекторий и кладовая. Сент-Стивенз был одним из крупнейших колледжей университета, "окруженный Святой Троицей", как гласили университетские брошюры: Тринити-Колледж на севере, Тринити-Холл на юге и Тринити-лейн, разделяющая западную и восточную секции. И только благодаря реке, протекавшей вдоль западной границы колледжа, он остался открытым с одной стороны.