Вместе с Лидсом, не переговариваясь, мы срезали угол и двинулись прямиком к лесной тропинке, не петляя по извилистым дорожкам. Забрезжил рассвет; вот-вот должно вынырнуть солнце. Ветерок стих, о чем радостно поведали ранние птахи. Темп, который задал Лидс, поднимаясь вверх по пологому склону и по ровному участку, уступал его привычному галопу, что меня вполне устраивало. Не то у меня было настроение, чтобы затевать гонку даже ради того, чтобы побыстрее добраться до постели.
Внезапно Лидс замер как вкопанный, так что я чуть не налетел на него. Впереди нас на тропинке, ярдах в тридцати, маячила фигура мужчины, стоявшего на четвереньках. Заприметь нас, он поднялся и крикнул:
- Стойте! Кто вы такие?
Мы представились.
- Что ж, - сказал он, - придётся вам изменить маршрут. Пройдите кругом. Мы здесь только начали. Ни свет ни заря, ха-ха!
Мы полюбопытствовали, какова протяженность запретной зоны, и он сообщил, что ярдов триста и что на противоположном конце уже работает его напарник. Мы покинули тропу и направились вправо, в обход, что замедлило продвижение, хотя лес был не такой уж густой. Через пару минут я спросил Лидса, сможет ли он узнать то злополучное место, и он утвердительно кивнул.
Вскоре он остановился, и я поравнялся с ним. Я и сам узнал это место, поскольку его отгородили веревками, натянув их полукругом между деревьями. Мы приблизились вплотную к веревкам и молча остановились.
- А где Геба? - спросил наконец я.
- Им пришлось послать за мной, чтобы увести её. Сейчас она в клетке Нобби. Ему она больше не понадобится. Полиция забрала его.
Мы пришли к безмолвному согласию, что больше нас там ничего не интересует, и возобновили путь, не приближаясь к тропинке, пока не поравнялись с напарником, отмечавшим конец запретной зоны. Напарник не только остановил нас грозным окриком, но ещё долго и придирчиво выяснял, как это таким кровопийцам и лжецам удается столь успешно прикидываться добропорядочными гражданами. Наконец он смилостивился и отпустил нас.
Я был рад, что Нобби увезли, поскольку при мысли, что мне придётся опять войти в крохотную прихожую и увидеть его труп на лавке, на душе стало муторно. В остальном дом был такой же, каким мы его оставили. Лидс задержался у псарни, а я поднялся в свою комнатенку и уже стаскивал брюки, которые в суматохе натянул поверх пижамы, как вдруг ослепительная вспышка за окном заставила меня вздрогнуть. Я подошёл к окну и высунул голову наружу: оказывается, солнце решило надо мной подшутить, возвестив таким образом о своём пробуждении. Я взглянул на наручные часы, убедился, что они показывают 5:39, но, как я уже говорил, у меня не было уверенности в том, что я наблюдал настоящий горизонт. Не опуская гардину, я лег на кровать, вытянулся и сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть.
Входная дверь приоткрылась, потом захлопнулась, и на лестнице послышались шаги. Лидс появился в проеме моей распахнутой двери, постоял, словно колеблясь, потом зашёл и сказал:
- Через час мне уже надо вставать и заниматься собаками, так что я закрою вашу дверь.
Я поблагодарил. Он не двинулся с места.
- Моя кузина уплатила Вульфу десять тысяч. Что он теперь будет делать?
- Не знаю, ещё не спрашивал. А что?
- Мне пришло в голову, что он может захотеть потратить эти деньги, или хотя бы их часть, в её интересах. Если полиция не найдет убийцу, например.
- Не исключено, - согласился я. - Я ему предложу.
Он продолжал стоять, словно его заботило ещё что-то. Наконец выдавил:
- Так случается в лучших семействах.
И попятился, прикрывая за собой дверь.
Я закрыл глаза, но даже не попытался очистить голову от мыслей. Если я засну, то одному Богу известно, когда я проснусь, а я твёрдо настроился позвонить Вульфу в восемь утра, за пятнадцать минут до того, как Фриц войдёт в его комнату с завтраком на подносе. А покамест, решил я, придумаю-ка что-нибудь выдающееся для детективного бизнеса. После нескольких минут напряженнейшей умственной работы я сообразил, что мне даже не с кем поделиться её плодами. Лидс не в счёт - менее благодарного и словоохотливого слушателя и вообразить нельзя.
Есть у меня привычка вдруг подмечать, что я уже неосознанно принял какое-то вполне определенное решение некоторое время назад. Так случилось и тем утром в 6:25. Взглянув в очередной раз на часы и отметив, что стрелки показывают именно это время, я внезапно осознал, что бодрствую и, следовательно, могу не только позвонить Вульфу в восемь, но и смыться домой, чтобы доложить ему лично, как только буду уверен, что Лидс уснул; а в ту минуту я как раз был в этом уверен.
Я встал, сбросил пижаму, оделся, не стараясь установить рекорд, но и не слишком копаясь и, держа в одной руке сумку, а в другой туфли, на цыпочках выбрался в коридор, спустился по ступенькам и вышел на каменное крыльцо. Я удирал вовсе не от Кэлвина Лидса, но мне казалось вполне благоразумным исчезнуть из вестчестерского округа, прежде чем кто-нибудь обнаружит, что я вовсе не почиваю в мягкой постели наверху. Однако не тут-то было. Я сидел на крыльце, завязывая шнурок на второй туфле, когда залаяла собака и это послужило сигналом для всех остальных. Я кое-как вскарабкался на ноги, схватил сумку, вихрем промчался к машине, подгоняемый заливистым лаем и адскими завываниями, открыл дверцу, залез внутрь, запустил мотор, развернулся и уже почти миновал дом, когда в дверном проеме появился Лидс. Я нажал на тормоз, высунул голову и с криком: "Я по срочному делу, до скорого!" лихо проскочил воротца и выбрался на дорогу.
В столь раннее воскресное утро дорога была пустынна и яркое свежее солнце весело светило слева, так что путешествие было бы вполне приятным, будь у меня соответствующее настроение. Но его не было. Положение складывалось совсем иное, чем в обоих предыдущих случаях, когда мы пересекали дорогу Арнольду Зеку и кто-то при этом погибал. Тогда трупы принадлежали подручным самого Зека, а он сам, Вульф и интересы общества располагались по одну сторону баррикад. На сей же раз главным подозреваемым был Барри Рэкхем, человек Зека, и Вульф должен был либо возвратить полученные от мертвого клиента десять тысяч, либо оставить их, не предпринимая попыток их отработать, или же столкнуться с Зеком лоб в лоб. Зная Вульфа, как знаю его только я, я гнал машину со скоростью восемьдесят пять миль в час в южном направлении по шоссе Сомилл-Ривер.
Часы на щитке показывали 7:18, когда я свернул с шоссе Вестсайд на Сорок шестую улицу. Мне надо было проехать по ней до Девятой авеню и потом повернуть к югу. Улица была такая же пустынная, как и загородное шоссе. Повернув направо на Тридцать пятую улицу, я пересек Десятую авеню и, чуть-чуть не доезжая Одиннадцатой, заглушил мотор перед старым каменным особняком Вульфа.
Двигатель чихал и кашлял, когда я заметил нечто, отчего глаза мои едва не вылезли из орбит - такое зрелище мне не приходилось прежде видеть за тысячи раз, что я останавливал машину в этом месте.
Входная дверь была распахнута настежь.
6
Душа моя ушла в пятки. Вытряхнув её оттуда, я тигром выпрыгнул из машины, пересек тротуар, взлетел на семь ступенек и ворвался внутрь. Фриц и Теодор уже встречали меня в прихожей. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы на сердце заскребли кошки.
- Проветриваетесь, что ли? - с наигранной веселостью осведомился я.
- Он ушёл, - убитым голосом сказал Фриц.
- Куда ушёл?
- Не знаю. Сегодня ночью. Когда я увидел, что дверь открыта…
- Что ты держишь в руке?
- Он оставил их на столе в кабинете… для Теодора, для меня… и для тебя.
Я выхватил из его дрожащих пальцев записки и впился в верхнюю. Почерк Вульфа я узнал сразу.
Дорогой Фриц!
Марко Вукчич возьмет тебя к себе. Он должен платить тебе не менее двух тысяч в месяц.
Всего самого доброго.
Ниро Вульф.
Я пробежал глазами следующую.
Милый Теодор!
Все растения заберёт мистер Хьюитт, который выразил желание, чтобы ты ухаживал за ними. Он будет платить тебе около двухсот долларов в неделю.
Всего доброго.
Ниро Вульф.
И, наконец, последняя.
А.Г.!
Не разыскивай меня.
Всего доброго и с наилучшими пожеланиями.
Н.В.
Я ещё раз перечёл записки, внимательно всматриваясь в каждое слово, потом, отрывисто бросив Фрицу и Теодору: "Сядьте в кресла и подождите", отправился в кабинет и уселся за своим столом. Они придвинули кресла и сели лицом ко мне.
- Он ушёл, - глухо повторил Фриц, словно пытаясь убедить себя.
- Ты очень наблюдательный, - огрызнулся я.
- Тебе известно, где он, - в голосе Теодора прозвучало обвинение. - Некоторые орхидеи нельзя перевезти, не повредив их. Я вовсе не хочу работать на Лонг-Айленде, даже за двести долларов в неделю. А когда он вернётся?
- Послушай, Теодор, - взорвался я. - Мне совершенно наплевать, что ты там хочешь или не хочешь. Мистер Вульф избаловал тебя, поскольку никто не вынянчивает его цветы лучше тебя. Но мне ты сейчас напоминаешь только одно - кислое молоко. Я имею в виду твою постную рожу. Я не знаю, ни где находится мистер Вульф, ни когда он вернётся, если он вообще вернётся. Тебе он приписал "всего доброго", а мне "всего доброго и с наилучшими пожеланиями". Уловил разницу? Тогда заткнись и не мешай.
Я переключился на Фрица.
- Мистер Вульф считает, что Марко Вукчич станет платить тебе вдвое больше, чем он сам. Очень на него похоже, да? Сам видишь, я зол как чёрт из-за его выходки, хотя и вовсе не удивлён. Теперь, чтобы вы поняли, насколько хорошо я его знаю, расскажу вам, как было дело: вскоре после моего звонка он нацарапал эти записки и покинул дом, оставив дверь распахнутой - ты же сам сказал, что дверь была открыта, - чтобы любой праздношатающийся убедился, что в доме больше нет никого и ничего, стоящего внимания. Ты встал, как всегда, в шесть тридцать, увидел открытую дверь, поднялся в его спальню, убедился, что кровать пуста, и нашёл на столе записки. Потом поднялся в оранжерею, позвал Теодора, вы спустились с ним в спальню, устроили обыск и обнаружили, что все вещи на месте. А потом сидели и глазели друг на друга до самого моего приезда. Можешь что-нибудь добавить?
- Я не хочу работать на Лонг-Айленде, - заявил Теодор.
А Фриц добавил только:
- Разыщи его, Арчи.
- Он запретил.
- Да, но ты… все равно найди его! Где он будет спать? А что будет есть? - Фриц всплеснул руками.
Я встал, подошёл к сейфу, открыл его и заглянул в ящичек, где мы всегда хранили наличные на случай непредвиденных расходов. Там должно было быть чуть больше четырёх тысяч; осталось же в наличии чуть больше тысячи. Я закрыл дверцу сейфа, крутанул ручку и заявил Фрицу:
- Ему хватит и на ночлег, и на питание. Так, я точно изложил факты?
- Не совсем. Мы недосчитались одной сумки, пижамы, зубной щетки, бритвы, трёх рубашек и десяти пар носков.
- А трость он захватил?
- Нет. Только старое серое пальто и старую серую шляпу.
- Посетители у него были?
- Нет.
- А телефонные звонки, кроме моего?
- Я даже не знаю, что ты звонил. Мой параллельный аппарат тоже подключен к сети, как и у него, но сам знаешь, что в твоё отсутствие я отвечаю на звонки лишь тогда, когда он сам меня просит. Звонок был всего один, в двенадцать минут первого.
- Проверь свои часы. Звонил я. В пять минут первого. - Я подошёл и потрепал его по плечу. - Ладно. Надеюсь, работа на новом месте тебе понравится. А как насчёт завтрака?
- Но, Арчи! Его завтрак…
- Ничего, я готов его съесть. Я сорок миль проделал на пустой желудок. - Я снова похлопал его по плечу. - Послушай, Фриц. Я, конечно, зол на него, чертовски зол. Но после того как я проглочу дюжину гренок с жареной ветчиной и восемь-десять яиц под твоим фирменным соусом, а также кварту кофе, возможно, я и подобрею. Скорее всего, разозлюсь ещё сильнее, а может и нет. Кстати, как насчёт его любимого мёда, который ты мне уже давненько не давал? Тимьянового, кажется?
- Его осталось… немного. Четыре банки.
- Отлично. Тогда на десерт подай мне его вместе с горячими оладьями. Может, тогда я и сменю гнев на милость.
- Ни за что бы не подумал… - голос Фрица предательски дрогнул, и он умолк, а потом начал заново: - Ни за что бы не подумал, что такое может случиться. В чем дело, Арчи? - Он буквально скулил. - Что произошло? У него был такой прекрасный аппетит в последнее время…
- А мы сегодня собирались пересадить несколько мильтоний, - упавшим голосом добавил Теодор.
Я досадливо крякнул.
- Так иди и пересаживай. От него все равно толку как с козла молока. И вообще убирайся и оставь меня в покое! Я должен пораскинуть мозгами. К тому же я голоден как волк. Поди прочь!
Теодор, бурча под нос, зашаркал вон из комнаты. Фриц направился следом за ним, но в дверях притормозил.
- Правильно, Арчи. Пораскинь, пожалуйста, мозгами. Очень прошу. А я пока приготовлю тебе завтрак.
Он вышел, а я остался, чтобы напряженно мыслить, но шарики упорно отказывались шевелиться. Я был слишком выбит из колеи, чтобы спокойно думать. "Не разыскивай меня". Абсолютно в духе Вульфа, который прекрасно знал, что, случись мне заявиться домой и обнаружить, что он исчез, я тут же приступлю к поискам. Вот и сделал так, что мне даже подступиться нельзя. Не могу сказать, правда, что он застал меня врасплох, нет. Не зря я покинул дом Лидса без предупреждения и по дороге жал на все педали: у меня было предчувствие. Два года минуло с тех пор, как Вульф наказал мне: "Арчи, ты должен забыть, что знаешь имя этого человека. Если когда-либо, во время одного из моих дел окажется, что я столкнулся с ним и должен его уничтожить, я покину свой дом, найду место, где могу работать - а также спать и есть, если хватит времени, - и останусь там, пока все не закончится".
Так что насчёт Вульфа я не беспокоился, но вот как быть со мной? С другой стороны, год спустя он заявил пятерым членам семейства Сперлинг в моем присутствии: "В этом случае он поймет, что мы схлестнулись не на живот, а на смерть, но это буду знать и я, поэтому заблаговременно перемещусь в оперативный штаб, местонахождение которого будет известно лишь мистеру Гудвину и, возможно, ещё двоим". Ладно. Никто не собирался вступать с ним в пререкания по поводу оперативного штаба или перемещения. Но я был тем самым упомянутым мистером Гудвином, и этот мистер Гудвин сейчас тупо пялился в записку. "Не разыскивай меня". Что мне делать, скажите на милость? Естественно, что теми двумя, которых он имел в виду, были Сол Пензер и Марко Вукчич, но я был даже не вправе позвонить Солу и задать пару закамуфлированных вопросов; правда, если он посвятил в свою тайну Сола и не посвятил меня, то и чёрт с ним. С другой стороны, что мне говорить людям - таким, например, как окружной прокурор Вестчестерского округа?
На этот вопрос ответ я получил, по меньшей мере, частично, из совершенно неожиданного источника. Расправившись с гренками, оладьями, ветчиной, яйцами, тимьяновым медом и кофе, я вернулся в кабинет, чтобы проверить, сумею ли я совладать с эмоциями и начать шевелить мозгами, и усердно этим занимался, когда вдруг заметил, что сижу в кресле Вульфа за его столом. Меня словно пружиной подбросило. Кроме самого Вульфа ещё никто, не исключая и меня, никогда не сиживал в этом кресле, а я тут расположился в нём, будто так и положено. Значит, дело плохо, подумалось мне. Видно, я уже подсознательно решил, что Вульф расстался со своим креслом раз и навсегда, а такие мысли совершенно непростительны, даже в моем обозленном состоянии. Я выдвинул ящик стола, чтобы просмотреть его содержимое, и сделал вид, что именно с этой целью и занял кресло шефа; я уже начал копаться в бумагах, когда в дверь позвонили.
Я не помчался сломя голову открывать, поскольку за недостатком времени не успел обмозговать линию поведения. Сквозь одностороннее стекло в парадной двери я разглядел, что на крыльце стоит незнакомец в штатском, и решил было позволить ему натешиться вдоволь и звонить до упаду, но любопытство взяло верх и я отпер дверь. Передо мной стоял невзрачный субъект с оттопыренными ушами, в стареньком замызганном пальтишке, который пожелал видеть Ниро Вульфа. Я ответил, что по воскресеньям мистер Вульф не принимает, но я его доверенный помощник и, возможно, могу чем-нибудь помочь. Лопоухий согласился, достал из кармана конверт, извлек из него лист бумаги и развернул.
- Я из "Газетт", - заявил он. - Вот копия объявления, которое мы получили утром с почтой - мы хотим удостовериться, что оно подлинное.
Я забрал у него бумагу и пробежал глазами текст. Почерк Ниро Вульфа на нашем фирменном бланке я узнал мгновенно. Наверху было написано:
"Поместите это объявление в "Газетт" в понедельник, в первой секции, шириной в два столбца, длиной, как потребуется. Шрифт тонкий, неброский. Счёт пришлите по указанному адресу".
Ниже печатными буквами было выведено:
МИСТЕР НИРО ВУЛЬФ ОБЪЯВЛЯЕТ О СВОЕМ ВЫХОДЕ ИЗ ДЕТЕКТИВНОГО БИЗНЕСА С СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ, 10 АПРЕЛЯ 1950 г.
Отныне мистер Вульф клиентов не принимает.
По всем незавершенным делам просьба обращаться к мистеру Арчи Гудвину.
Лиц, не являющихся клиентами, прошу не беспокоить.
Под объявлением стояла подпись Вульфа. В её подлинности сомневаться не приходилось.
Заучив текст наизусть, я возвратил объявление ушастому.
- Да, все в порядке. Нормально. Поместите его на видное место.
- Оно подлинное?
- Абсолютно.
- Послушайте, я хотел бы поговорить с ним. Помогите мне! Чёрт побери, это же настоящая сенсация, если мне удастся взять у него интервью!
- Вы что, собственным объявлениям уже не верите? Тут написано чёрным по белому, что отныне мистер Вульф не принимает. - Я притворил дверь, оставив лишь тонкую щель. - Вас я прежде не встречал, но Лон Коэн - мой старый приятель. Он приходит в полдень, кажется?
- Да, но…
- Передайте, чтобы он не терял времени зря и не звонил по этому поводу. Мистер Вульф не принимает, а я занимаюсь только клиентами, как гласит объявление. Не прищемите ножку, дверь закрывается.
Я затворил её и задвинул засов. Не успел я сделать и двух шагов, как из кухни появился Фриц и выпалил:
- Кто это был?
Я смерил его взглядом.
- Чёрт побери, а ведь при мистере Вульфе ты никогда не отваживался даже мечтать о том, чтобы задавать такой вопрос ему или мне. И теперь не мечтай, во всяком случае, пока я в таком премерзком настроении.
- Я только хотел…
- Прекрати. И вообще советую не попадаться мне под горячую руку, пока я всё не обдумаю.