Один из лучших романов Джона Диксона Карра. Детектив, впитавший жестокий порочный блеск тридцатых…
Анри Бенколен, лучший детектив Парижа, расследует дело об убийствах двух юных красавиц. Тело одной найдено в Сене, труп другой сжимает в объятиях восковая фигура Сатира из местного музея.
Вскоре становится ясно: обе жертвы были связаны с таинственным закрытым клубом, где самые богатые и известные мужчины и женщины столицы развлекаются, устраивая безумные оргии…
Но кто из членов клуба зашел в своих развлечениях так далеко, что переступил запретную грань?
Содержание:
-
Глава 1 - ПРИЗРАК В КОРИЧНЕВОЙ ШЛЯПКЕ 1
-
Глава 2 - ЗЕЛЕНЫЕ СУМЕРКИ СМЕРТИ 4
-
Глава 3 - КРОВЬ В КОРИДОРЕ 6
-
Глава 4 - КАК МАТЕРИАЛИЗОВАЛСЯ НЕКИЙ МИФ 8
-
Глава 5 - КЛУБ СЕРЕБРЯНЫХ КЛЮЧЕЙ 9
-
Глава 6 - МАДЕМУАЗЕЛЬ ЭСТЕЛЛА 12
-
Глава 7 - ВТОРАЯ МАСКА 14
-
Глава 8 - ОТКРОВЕНИЯ У РАСКРЫТОГО ГРОБА 17
-
Глава 9 - ЗАМОК ИЗ КОСТЯШЕК ДОМИНО 19
-
Глава 10 - СИЛУЭТ СМЕРТИ 22
-
Глава 11 - НЕКОТОРЫЕ ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ ПРИВЫЧКИ БАГРОВОГО НОСА 24
-
Глава 12 - ЭКСПЕДИЦИЯ В "КЛУБ МАСОК" 27
-
Глава 13 - УПРЯМСТВО ДЖИНЫ ПРЕВО 29
-
Глава 14 - НОЖИ! 31
-
Глава 15 - НАША СИБАРИТСТВУЮЩАЯ ПОЛОМОЙКА 33
-
Глава 16 - МЕРТВЕЦ РАСПАХИВАЕТ ОКНО 34
-
Глава 17 - УБИЙЦА 37
-
Глава 18 - УБИЙСТВО КАК СТАВКА В ИГРЕ 38
-
Глава 19 - ОДНА КАРТА НА ЦИАНИСТЫЙ КАЛИЙ 40
-
Примечания 41
Джон Диксон Карр
"Убийство в музее восковых фигур"
И уж конечно - это были гротески! Во всем - пышность и мишура, иллюзорность и пикантность… Повсюду кружились какие-то фантастические существа, и у каждого в фигуре или одежде было что-нибудь нелепое.
Все это казалось порождением безумного горячечного бреда. Многое здесь было красиво, многое - безнравственно, многое - bizzare (причудливо), иное наводило ужас, а часто встречалось и такое, что вызывало невольное отвращение. По всем семи комнатам разгуливали видения наших снов. Они - эти видения, - корчась и извиваясь, мелькали тут и там.
Эдгар По. Маска красной смерти
Глава 1
ПРИЗРАК В КОРИЧНЕВОЙ ШЛЯПКЕ
Бенколен не был облачен в вечерний костюм, и все знали, что сегодня он не представляет опасности.
Об этом сыщике-денди - главе парижской полиции - была сложена легенда, которую знали и в которую свято верили завсегдатаи всех ночных притонов от Монмартра до бульвара Де ла Шапель. Истый парижанин, даже если у него есть все основания скрываться от полиции, желает, чтобы его ловили незаурядные, колоритные личности.
У Бенколена была привычка убивать время в самых разнообразных ночных заведениях, начиная с блестящих ночных клубов на рю Фонтен и кончая мрачными забегаловками низкого пошиба, сгрудившимися вокруг Порт-Сен-Мартен. Иногда его видели даже в притонах, ютящихся в неизвестных туристам кварталах Парижа по левую руку от бульвара Сен-Антуан. Если принять на веру его слова, то именно эти притоны были ему милее всего. Он обожал сидеть там, не привлекая внимания и утонув в сизых клубах табачного дыма, и потягивать пиво под звуки танго. Полумрак, игра разноцветных огней, оглушающая медь оркестра способствовали его размышлениям. Правда, никому не ведомо, какие гениальные мысли рождались в этой голове за бровями с мефистофельским изломом.
По совести говоря, слова Бенколена о том, что он сидит тихо, не привлекая внимания, не совсем соответствовали истине. Для окружающих его присутствие было столь же заметно, как наличие громогласного духового оркестра. Правда, в отличие от последнего Бенколен сидел тихо, с доброжелательной улыбкой, выкуривая бесконечное количество сигар.
Упомянутая легенда гласила: если сыщик одет в обычный костюм, значит, он коротает вечер для собственного удовольствия. Владельцы подозрительных кафе, увидев его в повседневном костюме, начинали держаться раскованно и, низко кланяясь, рекомендовали выпить шампанского. Смокинг означал, что Бенколен идет по следу, но пока лишь строит свои версии и ведет наблюдение. В этом случае хозяева кафе, ощущая некоторое беспокойство, усаживали его за лучший столик и предлагали напиток, с которым можно быстро разделаться, - рюмку коньяку, например. Но если Бенколен появлялся во фраке, цилиндре и в черном шелковом плаще-накидке, в руках его была трость с серебряным набалдашником, а у левого рукава фрака на груди виднелась выпуклость, то все знали - кого-то ожидают крупные неприятности. В такой ситуации хозяева ничего не предлагали, оркестр сбивался с ритма, а официанты начинали ронять подносы. Все понимающие завсегдатаи, особенно те, которых сопровождали любимые "крошки", торопились убраться раньше, чем блеснет сталь ножей.
Как ни странно, но легенда полностью соответствовала истине. Не раз я пытался внушить Бенколену, что неуместно столь высокому чину выступать в такой низменной роли. Я говорил, что захват преступников вовсе не входит в круг обязанностей шефа полиции, что арест может быть произведен рядовым инспектором. Но слова мои пропадали втуне - он получал громадное удовольствие от своих действий. И он будет продолжать до тех пор, пока на его пути не попадется более быстрое лезвие или пуля. Тогда он останется валяться в Богом забытом нищем предместье, в грязи и с наполовину извлеченной из ножен шпагой-тростью.
Несколько раз мне доводилось сопровождать Бенколена в его вечерних походах, но лишь однажды он был облачен во фрак. Та ночь оказалась весьма бурной, но мы все-таки скрутили негодяя и передали его в руки жандармов. Я проклинал все на свете, разглядывая в моем новехоньком цилиндре дырки от пуль, а Бенколен отчаянно веселился. Поэтому в тот октябрьский вечер, с которого начинается наша история, я, как говаривают мои соотечественники, "со смешанным чувством" воспринял сделанное по телефону предложение Бенколена провести вечерок вместе. Поинтересовавшись формой одежды, я с облегчением услышал, что он намерен развлекаться в совершенно нормальной обстановке.
Мы прошли пешком, ведомые чуть розоватыми фонарями бульваров, до полыхающего разноцветными огнями грязного и горластого клочка Парижа у Порт-Сен-Мартен, где приютилось множество борделей и где какая-то компания постоянно ведет ремонт мостовых, совершенно их разворотив. Полночь застала нас в полуподвальном помещении ночного клуба. По-видимому, мне предстояло влить в себя изрядную порцию спиртного. Среди многих иностранцев и в первую очередь у моих соплеменников почему-то бытует мнение, что французы не напиваются допьяна. Бенколен комментировал это курьезное заблуждение, пока мы протискивались через зал к угловому столику. Заняв места и стараясь перекрыть стоящий вокруг гвалт, мы проорали официанту заказ - два коньяка.
В зале стояла невыносимая духота, хотя электрические вентиляторы старались вовсю, гоняя густые облака табачного дыма. Голубой луч, скользя в темноте по толчее сплетенных в танце пар, неожиданно выхватывал из толпы чье-то размалеванное лицо, которое, мелькнув на мгновение, вновь заглатывалось шевелящейся массой.
Меняя ритм, резко взвилась труба, и глухо ударил большой барабан - оркестр переходил на танго. Еще раз взвизгнула медь, раздался шум двигающихся стульев и топот ног - новая волна танцоров хлынула на площадку. Тени их плясали причудливым кинофильмом по залитым светом прожектора стенам. Продавщицы и их кавалеры полностью отдавались танцу; они только жались друг к другу, закрыв глаза, - их пьянил ритм танго, самый чувственный, страстный и призывный среди всех ритмов современных танцев. Я видел, как во вспышках уже зеленого света возникали и тут же тонули в черной волне напряженные лица. На некоторых из них лежала печать опьянения, вся сцена казалась порождением кошмарного, зловещего сна. Когда оркестр замолкал и на смену ему приходили стенания аккордеона, становилось слышно жужжание вентиляторов.
- Но почему вы избрали именно это заведение? - поинтересовался я.
Официант, изгибаясь всем телом, поставил наполненные рюмки на стол перед нами. Не поднимая глаз, Бенколен произнес:
- Не надо смотреть сразу, но прошу вас обратить внимание на человека, сидящего в углу через два столика от нас. На того типа, который столь демонстративно меня не замечает.
Через некоторое время я бросил взгляд в указанном направлении. Было слишком темно, чтобы увидеть, но вот зеленый луч прожектора высветил нужное лицо. Его обладатель весело смеялся, обняв двух сидящих рядом девиц. За короткое мгновение я успел заметить блеск черных набриолиненных волос, тяжелый подбородок, крючковатый нос, неподвижные глаза, смотревшие прямо в прожектор. Посетитель этот совершенно не вписывался в атмосферу низкопробного заведения, хотя я и не мог объяснить почему. У меня было такое чувство, которое возникает, когда, бросив луч фонаря в темный угол, неожиданно замечаешь огромного омерзительного паука, пытающегося вновь забиться во тьму. Мне подумалось, что я вряд ли сумею забыть это лицо.
- Наша добыча? - спросил я.
Бенколен отрицательно покачал головой:
- Нет. По крайней мере не сейчас. У нас здесь свидание… А вот и наш человек! Он приближается к столику. Приканчивайте побыстрее ваш коньяк.
Личность, на которую указал сыщик, лавировала между столиков; этот тип явно был потрясен окружающей обстановкой. Маленький человек с огромной головой, жиденькими белесыми бакенбардами захлопывал глаза, когда в них ударял луч прожектора, и натыкался на сидящих посетителей. Он явно паниковал, лихорадочно разыскивая взглядом Бенколена. Детектив кивнул, мы поднялись, и человек с облегчением на лице последовал за нами в дальний конец зала.
По пути я бросил косой взгляд на горбоносого. Он прижал голову одной из девиц к своей груди и машинально гладил ее по волосам, неотступно глядя нам вслед… Недалеко от подиума, с которого нещадно, оглушающе грохотал оркестр, Бенколен отыскал дверь.
Мы оказались в низеньком коридоре с побеленными известкой стенами и тусклой электрической лампой над нашими головами. Радом, нервно помаргивая и склонив голову набок, сутулился маленький человечек. Его воспаленные глаза обладали сверхъестественным свойством: они то увеличивались, то уменьшались, как бы пульсируя. Пушистые усы и густые седые бакенбарды казались чересчур большими на худом лице, натянутая на скулах кожа блестела, а лысый череп, казалось, напротив, был припорошен пылью. Из-за ушей торчали пучки белых волос. На человеке был не по росту большой черный костюм с ржавым оттенком. Старец явно нервничал.
- Я не знаю, что желает мсье, - произнес он скрипучим голосом, - но тем не менее я прибыл, хотя мне пришлось закрыть музей.
- Джефф, - сказал Бенколен, - это мсье Огюстен; он владелец старейшего в Париже музея восковых фигур.
- "Огюстен-музей"! - выпалил человечек, вздернув голову и выпятив грудь, как бы позируя перед фотоаппаратом. - Я лично изготовлял все фигуры. Как! Неужели вы не слышали о моем музее?!
Он замигал с таким волнением, что мне пришлось утвердительно кивнуть, хотя я и не подозревал о существовании данного учреждения. "Мадам Тюссо" - да, но "Огюстен-музей"…
- Сейчас мало посетителей, не то что в старые времена, - вздохнул мсье Огюстен, тряся головой. - И все потому, что я не выставляю столики на тротуаре, у входа, не освещаю их цветными фонарями и не продаю напитков. Фи! - Он с отвращением скомкал шляпу, которую держал в руках. - Может быть, они полагают, что музей то же самое, что и луна-парк? Нет, мсье. Музей - это искусство, ради которого я тружусь так же, как до меня трудился мой отец. Великие люди похвально отзывались о творениях моего папы.
Он обращался ко мне одновременно вызывающе и умоляюще; речь сопровождалась горячей жестикуляцией и комканьем шляпы. Бенколен прервал излияния старика, пройдя в конец коридора и распахнув вторую дверь. Когда мы вошли, из-за стола, расположенного посередине безвкусно обставленной комнаты, вскочил молодой человек. Комната явно служила для любовных свиданий. В таких местах царит нездоровый дух мелкой похоти и запах дешевой парфюмерии; здесь в вашем воображении встает бесконечная вереница любовных пар, встречающихся под запыленным розовым абажуром. Молодой человек, который выкурил до нашего прихода огромное количество сигарет (об этом свидетельствовал непригодный для дыхания воздух), в данной обстановке был совершенно чужеродным элементом. Мускулистый, загорелый, с острым взглядом, короткими волосами и военной выправкой, он являлся представителем совсем иного мира. Усы его были подстрижены в такой манере, что сами по себе смахивали на краткий воинский приказ. Чувствовалось, что во время ожидания он томился, не зная, чем заняться, и теперь, когда появились мы, он стал самим собой и был готов к действию.
- Я должен извиниться, - начал Бенколен, - за то, что предложил использовать это место для нашей встречи. Но здесь мы можем быть совершенно уверены - нас никто не побеспокоит… Позвольте вам представить, господа, - капитан Шомон. А со мной, капитан, мсье Марл - мой партнер - и мсье Огюстен.
Молодой человек поклонился без тени улыбки. Он явно не привык к цивильной одежде и беспрерывно одергивал полы пиджака. Оглядев Огюстена, капитан кивнул с мрачным видом и сказал:
- Отлично. Так это и есть тот человек?
- Я не понимаю, - заскрипел старик; его усы ощетинились, спина распрямилась, - вы держитесь так, мсье, словно намерены обвинить меня в преступлении. Я имею полное право настаивать на объяснении.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласил Бенколен.
Мы расселись вокруг стола под розовым абажуром, лишь капитан Шомон остался стоять, тщетно пытаясь нащупать у левого кармана пиджака эфес сабли.
- Итак, - продолжил Бенколен, - мне хотелось бы задать всего лишь несколько вопросов. Вы не возражаете, мсье Огюстен?
- Естественно, нет, - с достоинством ответил старец.
- Насколько я понял, вы владеете музеем с давних пор, не так ли?
- Сорок два года, - сказал Огюстен дребезжащим голосом, не сводя глаз с Шомона, - и впервые за это время полиция посмела…
- Число посетителей музея, видимо, не очень велико?
- Я уже объяснил причину. Для меня это не имеет значения, ведь я тружусь во имя искусства.
- Сколько служителей в музее?
- Служителей? - Видимо, мысль его шла по совсем иным рельсам. Он помолчал немного и ответил: - Только моя дочь. Она продает билеты, я отбираю их у входа в зал. Всю остальную работу по музею я веду совершенно самостоятельно.
Бенколен говорил мягко, спрашивая как бы нехотя, но капитан неотрывно смотрел на Огюстена, и мне показалось, что в его взгляде я прочитал ненависть. Шомон решил наконец присесть. Обращаясь к Бенколену, он сказал:
- Разве вы не намерены спросить его?.. - Не закончив вопроса, капитан горестно сжал ладони, сцепив пальцы.
- Конечно, намерен, - ответил сыщик и извлек из кармана фотографию. - Мсье Огюстен, вам не приходилось раньше встречать эту юную даму?
Наклонившись, я рассмотрел весьма красивое, но не слишком выразительное личико. На меня смотрела девушка лет девятнадцати-двадцати, с живым взглядом, полными губами и безвольным подбородком. В углу снимка стоял знак модной студии. Шомон смотрел на мягкие серые и черные тона фото с таким видом, будто оно обжигало ему глаза. Когда Огюстен закончил созерцание, Шомон протянул руку, взял снимок и положил его на стол изображением вниз. Сам он наклонился вперед, лицо его попало в полосу света. Загорелое, обветренное песчаными бурями, оно оставалось неподвижным, однако в глубине глаз полыхало яростное пламя.
- Думайте как следует, мсье. Прошу вас. Это моя невеста.
- Понятия не имею, - ответил Огюстен. Его глаза уменьшились. - Надеюсь, вы не вообразили, что я…
- Видели ли вы ее раньше? - стоял на своем Бенколен.
- В чем дело?! Объясните же наконец, мсье, - взорвался Огюстен. - Вы все так уставились на меня, словно я… Что вам надо? Вы спрашиваете о фотографии. Да, лицо мне знакомо - я помню все виденные мной лица. У меня привычка изучать физиономии всех посетителей, чтобы "схватить" выражение, - он взмахнул тощей ручкой, - тонкости мимики живых людей и воплотить свои наблюдения в воске. Вы понимаете?
На этом он выдохся и сделал паузу. Видимо, в каждом из нас мсье Огюстен тоже видел свою модель: его пальцы двигались так, словно под ними находился податливый воск. Восстановив силы, старец продолжал:
- Я не понимаю, что происходит. Почему меня пригласили в такое место? Я не причинил зла ни единому человеку и хочу лишь одного - чтобы меня оставили в покое.
- Девушку на фотографии зовут мадемуазель Одетта Дюшен, - не сдавался Бенколен. - Она дочь покойного члена кабинета министров. Но сейчас девушка мертва. Живой в последний раз ее видели входящей в "Огюстен-музей". Из него она не выходила.
Старик провел по лицу дрожащей ладошкой, прикрыл глаза и жалостно проскрипел:
- Мсье, я честно прожил свою жизнь и не понимаю, что вы хотите сказать.
- Она убита, - спокойно ответил Бенколен. - Ее тело сегодня днем выудили из Сены.
Шомон, глядя в упор через стол на старика, добавил:
- Вся в кровоподтеках: жестоко избита. Смерть наступила от ножевого ранения.
От этих слов Огюстен дернулся, как от удара штыком, и забормотал:
- Но ведь не думаете же вы, что я мог…
- Если бы я так думал, - Шомон неожиданно улыбнулся, - то собственноручно придушил бы вас. Пока мы просто хотим все выяснить. Насколько мне известно, это не первый случай такого рода. Мсье Бенколен говорит, что примерно шесть месяцев тому назад другая девушка вошла в музей и…
- Но тогда меня не мучили вопросами!
- Не было необходимости, - вмешался Бенколен. - Музей был не единственным местом, куда она заходила в тот день. Вы, мсье, были для нас вне всяких подозрений; кроме того, девица так и не была обнаружена. Не исключено, что она просто надумала сбежать. Большинство исчезновений, кстати, - это лишь банальное желание скрыться.
Несмотря на то что Огюстен был отчаянно испуган, он все же заставил себя спокойно взглянуть в глаза полицейскому.
- Но почему, - спросил он, - почему мсье так уверен, что, войдя в музей, девушка позже не покинула его?