- Добрый день! - пропел женский голос, высокий и резкий, какой часто встречается у глухих. Глаза на бледном костлявом лице внимательно изучали нас. У нее были белые как снег волосы. - Добрый день! Андре! Принесите для господ стулья.
Граф де Мартель сел сам лишь после того, как слуга принес стулья, и мы разместились на них. На столе я увидел костяшки домино. Из них, как из кирпичиков, было сооружено нечто напоминающее игрушечный замок. Мое воображение представило сцену: одинокий, похожий на невеселого ребенка старик часами строит уверенными пальцами замки и также неторопливо и методично разбирает их. Но сейчас он смотрел на нас тяжелым взглядом, крутя в пальцах голубую бумажку, похожую на обрывок телеграфной ленты.
- Мы уже слышали, господа, - сказал он наконец.
Атмосфера дома угнетающе действовала на мои нервы. Женщина, сидящая в полутьме, напряженно пытаясь расслышать слова, невпопад кивала. Мне казалось, что разрушительные силы толпятся вокруг этого дома, чтобы снести его до основания.
- Тем лучше, полковник Мартель. Мы таким образом освобождаемся от печального долга. Буду откровенен, теперь нам остается получить от вас информацию о вашей дочери.
Полковник не спеша кивнул. Лишь сейчас я впервые заметил, что он теребит листок бумаги только одной рукой. Левая рука отсутствовала, и пустой рукав был засунут в карман.
- Мне по душе ваша прямота, мсье, - сказал он. - В этот трудный момент мы не поддаемся слабости. Ни я, ни мадам. Когда мы сможем забрать ее?
Я содрогнулся, взглянув в его спокойные, холодные глаза.
- Очень скоро. Вам известно, где нашли мадемуазель Мартель?
- В каком-то музее восковых фигур, мне кажется. - Голос его звучал холодно и безразлично. - Убита ударом ножа в спину. Вы можете говорить все. Жена все равно не слышит.
- А она действительно умерла?! - неожиданно протянула женщина. Протяжный выкрик пронзил наш слух. Мсье Мартель поспешно перевел на нее свой холодный взгляд. Мадам замолкла, беспомощно моргая. Ее лицо вновь обрело неподвижность маски.
- Мы надеемся, - продолжал Бенколен, - что родители смогут пролить дополнительный свет на обстоятельства, сопутствующие ее гибели. Когда вы в последний раз видели ее живой?
- Я уже пытался припомнить, но боюсь, что… - На сей раз его безжалостный, осуждающий тон был обращен к себе самому. - Но боюсь, что я не очень интересовался жизнью дочери. Я оставил ее целиком на попечение матери. Сын - тот, бесспорно, должен… Клодин и я были друг для друга практически чужими. Веселая, активная… одним словом, иное поколение. - Граф прижал ладонь ко лбу, пытаясь обратить взор в прошлое. - В последний раз я видел ее за ужином вчера вечером. Раз в месяц, в один и тот же день, я отправляюсь в дом маркиза де Серанна играть в карты. Мы соблюдаем этот ритуал вот уже почти сорок лет. Вчера вечером я ушел около девяти. Она все еще была дома. Я слышал, как она топала в своей комнате.
- Собиралась ли она уходить?
- Не знаю, мсье. Как я уже говорил, - он поджал губы, - я не следил за ее делами. Мать получила от меня полные инструкции, как воспитывать Клодин. Я слишком редко контролировал их выполнение - и вот результат.
Наблюдая за мадам Мартель, я заметил, что ее лицо приняло жалобное выражение. Старой закалки отец и любящая простодушная мамочка. Из того, что я слышал раньше, я понял, что Клодин была полной противоположностью Одетты. Она вытворяла все, что хотела, не вызывая подозрений, и ей все сходило с рук. Видимо, та же мысль пришла в голову Бенколену, и он спросил:
- Если я правильно понял, у вас не было привычки ждать по вечерам ее возвращения?
- Мсье, - холодно ответил старик, - в нашей семье мы не считали это нужным.
- Часто ли она принимала в доме своих друзей?
- Я был вынужден полностью запретить подобную практику. Шум, который они поднимали, совершенно не соответствовал духу этого дома и, кроме того, мог доставить беспокойство соседям. Естественно, ей было дозволено приглашать друзей на наши приемы. Но она не воспользовалась предоставленной возможностью. Я узнал, она желала, чтобы гостям подавали эти… "коктейли". - На его губах мелькнула тень презрительной улыбки, едва заметная под усами. - Я был вынужден напомнить ей, что винные погреба Мартелей не имеют себе равных во Франции, и что я не намерен наносить оскорбление старым друзьям. По-моему, это был единственный случай, когда мы обменялись несколькими фразами. Она тогда спросила меня, позволив себе повысить голос: "Неужели вы никогда не были молоды?" Молоды!
- Вернемся ко вчерашнему дню, мсье. Высказали, что видели дочь за ужином. Ведали она себя как обычно или в ее поведении были какие-то странности?
Мсье Мартель погладил пальцами свой длинный ус, глаза его сузились.
- Я задумывался над этим, мсье. Мне показалось, что она… она была чем-то обеспокоена.
- Она не хотела есть! - взвизгнула его жена столь неожиданно, что Бенколен вздрогнул и уставился на нее. Полковник говорил негромко, и мы несказанно удивились, что она услышала.
- Мадам читает по губам, - объяснил нам хозяин. - Нет необходимости кричать… Это правда, Клодин едва притронулась к пище.
- Не могли бы вы уточнить, была ли она взволнована или напугана, а может, ее беспокоило что-то иное.
- Не знаю. И то и другое, наверное.
- Она себя плохо чувствовала! - вскричала мадам. С угловатого лица, которое когда-то, наверное, было красивым, на нас умоляюще смотрели выцветшие глаза. - Ей было плохо. Предыдущей ночью она плакала. Рыдала.
Каждый раз, когда из тени под цветными окнами с бегущими по ним струйками дождя до меня доносился этот визгливый голос, мне неудержимо хотелось покрепче ухватиться за стул. Ее муж всеми силами старался сохранить самообладание - губы сжаты, и жесткие глаза полуприкрыты тяжелыми, чуть подрагивающими веками.
- Я услышала ее! Поднялась и пошла в ее комнату, также как в те времена, когда она крошкой плакала в кроватке. - Мадам Мартель судорожно вздохнула и продолжала: - И она не прогнала меня, напротив, была очень ласковой. Я спросила: "Что случилось? Могу ли я тебе помочь?" Она ответила: "Ты не можешь помочь мне, мама. Никто не может мне помочь". Клодин оставалась в таком состоянии весь следующий день и вечер, до того как ушла…
Видимо, опасаясь продолжения вспышки и потока слез, полковник повернулся и вперил в жену тяжелый взгляд. Его единственный огромный кулак был крепко сжат, пустой левый рукав слегка дрожал. Бенколен обратился к хозяйке, стараясь четче артикулировать:
- Мадам, она не сказала, что ее беспокоит?
- Нет-нет. Она отказалась поделиться со мной.
- Есть ли у вас на этот счет какие-нибудь мысли?
- Что? - Взгляд пустых глаз. - Волновало? Какие могут быть волнения у маленькой бедной девочки? Никаких.
Ее речь перешла во всхлипывания. Гулкий и решительный голос ее мужа заполнил возникшую было паузу:
- Еще немного информации, мсье, которую я получил из разговора с женой и Андре, нашим дворецким. Около девяти тридцати Клодин получила какое-то известие по телефону, вскоре после чего, кажется, и ушла. Она не сообщила матери, куда идет, но обещала возвратиться к одиннадцати.
- Кто звонил, мужчина или женщина?
- Не знаю.
- Не удалось ли, случайно, услышать хоть обрывки разговора?
- Жена, естественно, ничего не слышала. Я весьма тщательно допросил по этому вопросу Андре. Вот единственные слова, которые уловил дворецкий: "Но я не имела представления, что он вернулся во Францию".
- "Не имела представления, что он вернулся во Францию", - повторил детектив. - Вы не знаете, к кому могли относиться эти слова?
- Нет. Клодин имела массу друзей.
- Она взяла автомобиль?
- Да, - ответил полковник, - без моего разрешения. Сегодня утром полицейский привез машину. Ее, как я понял, нашли недалеко от того паноптикума. Итак, мсье!
Его кулак тяжело опустился на крышку стола, заставив содрогнуться сооружение из костяшек домино. Он смотрел на Бенколена едко поблескивающими глазами.
- Итак, мсье, - повторил он, - дело в ваших руках. Вы можете сказать мне, почему моя дочь, представительница рода Мартель, должна была умереть в грязном музейчике, расположенном в самом сомнительном районе Парижа?! Я желаю получить полный ответ.
- Это весьма серьезный и непростой вопрос, полковник Мартель. Пока у меня нет ответа. Как вы полагаете, раньше она там никогда не бывала?
- Не знаю. Во всяком случае, для меня ясно, - он медленно и тяжело повел рукой, - что это совершил какой-то бандит или грабитель. Я желаю, чтобы преступник предстал перед судом. Вы слышите, мсье? Если надо, то я готов выплатить сколь угодно крупное вознаграждение.
- Полагаю, что в этом не возникнет необходимости. Теперь я хочу задать вам едва ли не самый важный вопрос. Когда вы сказали "это совершил бандит или грабитель", вы, очевидно, уже знали, что ваша дочь не была ограблена - ограблена в обычном смысле. Деньги остались в неприкосновенности. Грабитель взял лишь предмет, висевший на тонкой золотой цепочке на шее. Вы не знаете, что это могло бы быть?
- На шее, говорите. - Старик нахмурился и отрицательно покачал головой. - Не могу даже предположить. Явно, что это не принадлежало к фамильным драгоценностям дома Мартель. Я их держу всегда под замком, и жена надевает их лишь на официальные приемы. Наверное, какая-нибудь безделушка, не имеющая никакой ценности. Я никогда не обращал внимания. - Он вопросительно взглянул на жену.
- Нет! - закричала та. - Абсолютно невозможно. Дочь никогда не носила ни ожерелий, ни медальонов и уверяла, что это слишком старомодно. Я уверена, мсье, это точно!
Казалось, что все наши версии заводят в тупик и все возможные ходы не приносят результатов. Мы долго сидели молча. За окнами стало темнеть, и стук дождя по стеклам превратился в ровный шум. Но полученные сведения, вместо того чтобы разочаровать Бенколена, видимо, напротив, вдохновили его. Я видел, что он пытается скрыть внутреннее возбуждение. Свет лампы рождал треугольники теней на впалых щеках. Между щеточкой усов и остроконечной бородкой в улыбке поблескивали зубы. Однако миндалевидные глаза хранили печаль. Под тяжестью гирь зашуршал механизм старинных часов, и они пробили двенадцать раз. Каждый неторопливый удар нес в себе могильную безысходность и усугублял тоскливую атмосферу библиотеки.
Мсье Мартель бросил взгляд на свое запястье, помрачнел и перевел взгляд на старинный циферблат, вежливо давая нам понять, что уже время…
- Думаю, - сказал Бенколен, - нет необходимости задавать новые вопросы. Решение задачи предстоит искать в ином месте. Попытка проникнуть в личные дела мадемуазель Мартель глубже, чем мы сделали, очевидно, не принесет пользы делу. Благодарю вас, мадам, и вас, мсье, за помощь. Заверяю, что буду держать вас в курсе расследования.
Когда мы поднялись, хозяин тоже встал со стула. Только сейчас я заметил, каким потрясением явилась для него беседа с нами. Граф по-прежнему держался прямо, но его полные отчаяния глаза смотрели отрешенно. Он стоял перед нами, одетый как на официальный прием, в превосходном костюме и белоснежной сорочке. Свет лампы отражался на лысом черепе.
Мы покинули дом и шагнули в дождь.
Глава 10
СИЛУЭТ СМЕРТИ
- Говорит Бенколен, соедините меня с центральным медицинским бюро.
Писк в трубке, продолжительное пощелкивание…
- Дежурный медицинского бюро.
- Бенколен. Сообщите результаты вскрытия Одетты Дюшен. Дело "А-42", убийство.
- Дело "А-42" поступило в два часа дня девятнадцатого октября от комиссара первого района. Тело женщины, обнаруженное в реке у моста Шанж, не так ли?
- Да, так.
- Сильное повреждение черепа в результате падения с высоты не менее шести метров. Непосредственная причина смерти - колотая рана с проникновением в сердце. Нанесена оружием с шириной лезвия два с половиной сантиметра и длиной двадцать сантиметров. Множественные незначительные ушибы и порезы. Порезы на голове, лице, шее и руках вызваны осколками стекла. Смерть наступила примерно за восемнадцать часов до обнаружения тела.
- Все, спасибо. Дайте центральное управление, четвертый департамент.
- Четвертый департамент, центральное управление, - пропел чей-то голос.
- Бенколен. Кто ведет дело "А-42", убийство?
- "А-42"? Инспектор Лютрелл.
- Если он в здании, соедините меня с ним.
За окном уже опускались мрачные осенние сумерки. Я уже долго не виделся с Бенколеном. Перед ленчем его вызвали на службу по какому-то рутинному делу, и я появился во Дворце правосудия лишь после четырех часов. Но и тогда я не нашел его в большом, почти пустом, освещенном лампами с зелеными абажурами кабинете, где он обычно проводит допросы. Где-то под самой крышей здания у него есть еще одна комнатенка, нечто вроде личного убежища от гама и суеты Дворца. Эта берлога соединена батареей телефонов со всеми отделами Сюрте и префектуры, расположенной неподалеку. Остров Сите, который и в самом деле является островом, похож по форме на узкий корабль, растянувшийся по Сене чуть ли не на милю. На корме корабля возвышается громада собора Парижской Богоматери, а на носу, выступая, как бушприт, расположился скучный сонный сквер. Между этими достопримечательностями высятся, не снисходя до суеты Нового моста, здания, отданные правосудию. Окна убежища Бенколена смотрят из-под крыши на Новый мост и поверх него через бушприт парка - на темную реку. У вас создается иллюзия, будто из этой комнаты вы можете следить за всем Парижем. Убежище Бенколена выглядит жутковато, с кошмарными реликвиями в стеклянных шкафах, страшными фотографиями в рамках на стенах и ковром, протертым до основы от непрерывного расхаживания Бенколена.
Мы сидели в темноте, если не считать слабого света у книжных полок, громоздящихся в алькове. На фоне желтого светового пятна четко вырисовывался силуэт Бенколена, сидевшего у окна с телефонной трубкой в руке. Мое кресло стояло напротив - тоже у окна. На мне были наушники, соединенные с телефонным аппаратом. Я слышал щелчки, посвистывание, таинственные голоса, звучавшие во всех помещениях здания. Мои пальцы касались всех тянущихся из этого кабинета струн. Их малейшее натяжение немедленно и неизбежно отзывалось во многих домах Парижа.
В ответ на последний вызов Бенколена последовало продолжительное молчание. Длинные пальцы детектива выстукивали нетерпеливую дробь на подлокотнике кресла. Окна слегка дребезжали от порывов ветра над темной рекой. По стеклам стекала вода, иногда в них ударяла изломанная ветром тяжелая дождевая струя. Я видел расплывающийся свет фонарей на Новом мосту, кишащем пешеходами, слышал гудки машин и гул автобусов. Еще дальше, на мысе, мерцал огонек, дробно отражающийся в ряби реки. Все, что было за ним, таяло, словно призрак в ночи. Холодный свет фонарей, выстроившихся по обоим берегам, становился с расстоянием все слабее и слабее, пока совсем не растворялся в дожде.
- Говорит инспектор Лютрелл, - зазвучало в наушниках.
Мы, отгородившись от холодного города камнем и стеклом, привели в движение огромный механизм. Мы сделали это, не покидая пропитанной сигарным дымом комнаты с ковром, протертым до дыр шагами Бенколена, преследующего убийц.
- Лютрелл? Бенколен говорит. Что у вас по убийству Дюшен?
- Пока все как обычно. Рутинная работа. Я побывал у матери. Она сказала, что уже беседовала с вами. Говорил с Дюрраном. Он, кажется, занимается делом Мартель? Дюрран считает, что оба убийства связаны с "Клубом цветных масок" на бульваре Себастополь. Я намеревался организовать туда налет, но Дюрран сказал, что вы приказали держаться от клуба подальше. Это так?
- Да. Временно.
- Ну что ж, если инструкции таковы, будем им следовать, - ворчливо произнес голос, - хотя я не улавливаю идею. Тело нашли прижатым течением к одному из быков моста Шанж. Мост не позволил реке унести тело. Видимо, его сбросили примерно там, где и выудили. А мост - точно в конце бульвара. Труп могли принести к реке прямехонько из клуба.
- Наткнулись на что-нибудь подозрительное?
- Нет. Опросили всех в округе. Ни черта!
- Что говорит лаборатория?
- Ничего определенного. Тело довольно долго пробыло в воде. Следы на одежде уничтожены. У нас есть одна идея, но если вы настаиваете на иммунитете клуба…
- Вы имеете в виду порезы осколками стекла, не так ли? Видимо, стекло не совсем обычное - наверняка матовое и, возможно, цветное, - и вы хотите мне сообщить, что лаборатория их обнаружила. Да, инспектор, Дюшен или выбросилась из окна, или ее выбросили, а окна в клубе, по всей вероятности, окажутся…
Телефон донес до нас несколько раздраженный голос инспектора:
- Да, в некоторых порезах обнаружены мелкие частицы. Стекло темно-красное и весьма дорогое. Значит, вы видели осколки? Мы провели опрос во всех стекольных магазинах в радиусе одной мили от ворот Сен-Мартен. Владельцы предупреждены, что, если будет заказ, они нам сообщат… Инструкции?
- Пока ничего. Продолжайте работать, но учтите, никаких действий в отношении клуба без моего особого разрешения.
Инспектор выразил согласие и отсоединился. Бенколен опустил трубку и возобновил нервное постукивание кончиками пальцев по подлокотнику. Мы молчали, вслушиваясь в глухой шум коридора и стук бешеного дождя по окнам.
- Итак, - начал я, - девица Дюшен была убита в клубе. Но Клодин Мартель… Бенколен, неужели ее прикончили, потому что она слишком много знала о первой смерти?
Он медленно поднял на меня глаза:
- Почему вы так решили?
- Прежде всего исходя из ее поведения дома в ночь после исчезновения Дюшен. Плач, возбужденное состояние и слова, обращенные к матери: "Ты не сможешь мне помочь. Мне никто не поможет". Совершенно необычно. Она всегда являла собой тип самоуверенной, эгоцентричной юной леди. Как вы полагаете, они обе состояли в клубе?
Он нагнулся, чтобы придвинуть к себе тумбочку, на которой находились графин с коньяком и коробка сигар. Свет из алькова косо упал на его лицо, подчеркнул впадины щек и вспыхнул янтарным сиянием, преломившись в содержимом графина.
- Ну что же, попробую высказать хитроумную догадку. Одетта Дюшен, по моему мнению, не состояла в клубе. Однако мадемуазель Мартель, бесспорно, была его членом.
- Почему "бесспорно"?
- Этому есть масса доказательств. Ну во-первых, ее определенно знала Мари Огюстен, и знала хорошо. Правда, ей могло быть неизвестно имя. Клодин Мартель, видимо, обычно входила в клуб через музей.
- Минутку. Предположим, лицо Клодин было знакомо мадемуазель Огюстен и запечатлелось в ее памяти лишь потому, что она видела ее мертвой.
Налив себе коньяку, Бенколен задумчиво посмотрел на меня.
- Другими словами, Джефф, вы даете понять, что наша хозяйка музея в преступных целях скрывает свою осведомленность об убийстве? Вполне возможно. Чуть позже мы всесторонне обмозгуем эту идею. Что же касается членства мадемуазель Мартель, об этом говорит (и это во-вторых) черная маска, которую мы нашли рядом с телом. Нет никаких сомнений в том, что маска принадлежала Клодин.
Я с недоумением посмотрел на него и сказал:
- Так какого же черта вы доказывали инспектору Дюррану и доказали, что маска принадлежит другой женщине?