- Простите, мсье, что я начинаю вмешиваться в ваши личные дела, но, поверьте, на то у меня есть веская причина, - сказал детектив. - Меня весьма интересует этот ключ, по совести, гораздо больше, чем письмо. Где вы его получили?
Все еще глядя в глаза детективу, Робике занервничал и встревожился. С трудом он сглотнул слюну.
- Но ключик совершенно не должен вас интересовать, мсье. Это нечто абсолютно личное. Клуб, в котором я состою. Я там не был уже давно, но прихватил ключ с собой на тот случай, если во время пребывания в Париже я захочу…
- "Клуб цветных масок" на бульваре Себастополь?
Робике испугался по-настоящему.
- Вам известно о нем? Пожалуйста, мсье, сведения о моем членстве должны остаться в тайне. Если мои коллеги, мое руководство узнают, что я принадлежу к этому клубу, то моя карьера…
Он только что не визжал.
- Мой дорогой юный друг. Я совсем вас не осуждаю. И уж конечно, не стану об этом публично упоминать. - Бенколен добродушно улыбнулся. - Как вы сами недавно тонко подметили: "Молодые люди… и так далее". - Он пожал плечами. - Меня клуб интересует лишь потому, что там происходят некоторые события, совершенно не имеющие касательства к вам, но возбуждающие мое любопытство.
- Но я продолжаю полагать, - упрямо гнул свое Робике, - что это мое личное дело.
- Вы позволите мне спросить, как давно вы состоите членом?
- Около… около двух лет. За это время я был там не более пяти раз - моя профессия требует осмотрительности.
- Какие могут быть сомнения? Что означает цифра "19"?
Робике напрягся. Он поджал губы так, что его рот превратился в тонкую линию. Подавляя ярость, он выдавил:
- Мсье, вы согласились, что мои дела вас не касаются. Все, о чем мы говорим, - секрет, моя личная тайна. И я отказываюсь что-либо вам сообщать. Я вижу у вас знак принадлежности к масонской ложе. Разве вы согласитесь разгласить ее тайны, если я вас начну спрашивать?
Бенколен рассмеялся и почти ласково прервал его:
- Думаю, вы согласитесь, мсье, что это не совсем одно и то же. Зная о целях вашего клуба, я не могу не проявить любопытства. - Посерьезнев, детектив спросил: - Вы решительно отказываетесь отвечать на мои вопросы?
- Боюсь, что вы должны меня извинить.
Воцарилось молчание. После паузы Бенколен произнес задумчиво, как бы размышляя вслух:
- Простите, мой друг, но прошлой ночью там было совершено убийство. Пока мы не знаем имен членов клуба, и это - первый ключ, оказавшийся в нашем распоряжении. Возможно, нам придется пригласить вас в префектуру для снятия показаний. Эти газеты… было бы прискорбно.
- Убийство! - воскликнул Робике, судорожно глотнув воздух.
- Подумайте, мой друг, - почти зловеще прошептал Бенколен. Я знал, что он с трудом подавляет ухмылку. - Подумайте, какой материал для пишущей братии. Подумайте о своей карьере. "Подающий надежды молодой дипломат задержан для допроса в связи с убийством в фешенебельном доме свиданий". Подумайте о возможных последствиях в Лондоне, затем в парламенте, о чувствах вашей семьи. Подумайте о…
- Но я же не сделал ничего дурного! Вы не должны втягивать меня в…
Бенколен с сомнением почмокал губами.
- Бесспорно, - согласился он, - все может остаться в тайне. Честно говоря, я не считаю, что вы имеете отношение к убийству. Но вы, друг мой, должны быть со мной откровенны.
- Господи! Да я расскажу вам все!
Потребовалось некоторое время, чтобы атташе французского посольства в Лондоне немного успокоился. После того как он несколько раз вытер лицо своим замечательным платком и заставил Бенколена дать торжественную клятву в том, что он не вызовет Робике в префектуру, Бенколен вновь задал свой вопрос о номере 19.
- Понимаете, мсье, - начал объяснять Робике, - членами клуба являются пятьдесят мужчин и пятьдесят женщин. Каждый мужчина имеет свою комнату. Одни - большую, другие - поменьше, в зависимости от суммы ежегодного взноса. Номер девятнадцатый - моя комната. Никто не может воспользоваться чужим помещением.
Здесь, сквозь стену его страха, пробилось весьма естественное любопытство.
- Кто? - спросил он. - Кто был убит?
- Это пока не имеет значения, - коротко ответил Бенколен.
Я все время пытался привлечь его внимание. Я не забыл, как Галан сказал: "Ты придешь в наш восемнадцатый" - и бросил как бы невзначай:
- А восемнадцать - знак белой кошки.
Робике изумленно посмотрел на меня, однако Бенколен понимающе кивнул.
- Итак, вы состоите в клубе два года. Кто дал вам рекомендации?
- Рекомендации? О да, конечно. Если я скажу, это никому не причинит вреда. Меня ввел в клуб молодой Жюльен д’Арбале - тот, который увлекался автомобильными гонками. Как он любил женщин, мой Жюльен…
- Любил?
- В прошлом году он разбился насмерть, в Америке. Машина перевернулась во время гонок и…
- Проклятие! Нить обрывается! - воскликнул Бенколен и в расстройстве щелкнул пальцами. - Сколько ваших друзей, я хочу сказать, лиц вашего круга, являются членами клуба?
- Поверьте, мсье, я не имею понятия. Как вы не поймете? Все носят маски! Я не видел там ни одной женщины с открытым лицом. Вы входите в большой зал, где так тесно, что трудно узнать человека даже без маски. Меня всегда занимало, кто из моих друзей или даже родственников мог там находиться.
Бенколен вновь посмотрел ему прямо в глаза холодным, грозящим разоблачением взглядом, но на сей раз Робике его стоически выдержал. Он бился за то, чтобы ему поверили. Я решил, что на этот раз он сказал правду.
- И вы даже не могли предположить, кто скрывается под той или иной маской?
- Я бывал там очень редко, но тем не менее слышал, - он опять оглянулся по сторонам, - что в клубе существует узкий круг, где все знают друг друга, и что есть женщина, задачей которой является вербовка новых членов. Но я не знаю, кто она.
Наступила тишина. Бенколен постукивал ключом по ладони.
- Представьте, - неожиданно заговорил Робике, - вы приходите туда в маске, встречаетесь с девушкой, и она оказывается вашей невестой. Нет, это слишком опасно в моем положении. Теперь и убийство…
- Прекрасно. Я хочу назвать вам цену своего молчания. Вы дарите мне на время этот ключ…
- Берите насовсем! Подумать только - убийство!
- …и всего на несколько дней. Затем я вам его возвращаю. Надеюсь, что ваш приезд во Францию нашел отражение в газетах в разделах светской хроники?
- Наверняка. Но зачем вам это?
- Прекрасно. Просто замечательно! Номер восемнадцатый рядом или напротив девятнадцатого?
Робике задумался.
- Я никогда не обращал внимания. Но все же полагаю, что рядом. Да, конечно! - Он произвел руками какие-то действия, как бы подсчитывая что-то. - Рядом. Теперь я помню.
- Окна?
- Все окна выходят во внутренний дворик. Но скажите, умоляю…
- Чем дальше - тем лучше. - Бенколен опустил ключ в карман и застегнул пальто. - Думаю, нет необходимости предупреждать, чтобы вы сохранили в тайне все здесь сказанное. Не проболтайтесь!
- Я проболтаюсь?! - с безмерным удивлением воскликнул Робике. - За кого вы меня принимаете? Лучше вы поклянитесь, что выполните свое обещание.
- Клянусь! - с серьезным видом заявил детектив. - Миллион благодарностей, мой друг. Просмотрите вечерние газеты, если желаете узнать, кто был убит. До свидания.
Глава 9
ЗАМОК ИЗ КОСТЯШЕК ДОМИНО
Ветер стал заметно холоднее. Все небо затянули мрачные черные тучи. Бенколен поднял воротник пальто, улыбнулся и сказал:
- Кажется, мы оставили молодого человека в большом беспокойстве. Ни за что не поступил бы так, если бы не ключ. Бесценный подарок, Джефф, бесценный. Наша первая удача. Идею можно было реализовать и без ключа, но с ключом - в миллион раз проще. - Он энергично зашагал, насвистывая бравурную мелодию.
Через некоторое время он сказал: - Теперь вы мне расскажете, что Галан назначил свидание мадемуазель Прево по окончании шоу в "Мулен Руж". Разве не так?
- Вы поняли мой намек?
- Ваш намек? Мой дорогой друг, я был готов к этому с самого утра. Он пытался обскакать меня, явившись в дом мадам Дюшен, но я предвидел этот ход. Теперь мадемуазель не посмеет встретиться с ним до конца дня. Галан спросил у консьержки, куда ушла Джина. Консьержка получила инструкцию ответить. Итак, сегодня вечером между ними состоится длительная беседа в том месте, где мы можем ее услышать. - Он рассмеялся в своей обычной манере, почти беззвучно, и хлопнул меня по плечу. - У старика, Джефф, мозги пока варят вопреки заявлению Галана.
- Так вот с какой целью вы организовали визит Эстеллы к мадам Дюшен?
- Естественно. Именно поэтому я так упорно внушал Галану прошлой ночью, что не намерен разоблачать его клуб. Рассчитывая, что он назначит ей встречу именно там. Все случившееся было неизбежно. Более того, сумели ли вы заметить всю цепь событий, тоже неизбежных, которая подвела нас к этому?
- Нет, не заметил.
- Во время ленча я, так и быть, ее обозначу. Но прежде передайте мне с максимальной точностью все, что они говорили.
Я пересказал ему весь разговор, стараясь не опустить ни единого слова. В конце моего повествования он с триумфальным видом хлопнул в ладоши:
- Лучше, чем я мог надеяться, Джефф. У нас на руках все нужные карты. Галан считает, что мадемуазель Прево может назвать убийцу, и решительно настроен заставить ее сделать это. Он не сумел добиться признания вчера и полагает, что в более спокойной обстановке… Все совпадает с моей гипотезой.
- Но с какой стати он так стремится выявить убийцу? Хочет, чтобы восторжествовали закон и порядок?
- Закон и порядок? Что за чушь! Пораскиньте-ка мозгами, Джефф. Вульгарный шантаж. Имея возможность обвинить кого-то в убийстве, Галан добавит настоящую жемчужину в свою коллекцию вымогательств. Я предвидел и такую возможность.
- Минуточку, - остановил я его. - Допускаю, что вы подозревали о намерении Галана встретиться с девушкой - правда, откуда такое подозрение, известно лишь Богу. Но почему вы решили, что встреча произойдет именно в клубе? С моей точки зрения, это наименее вероятное место: оно у вас на подозрении, и Галан не может не знать этого.
- Напротив, Джефф, я бы в первую очередь подумал о клубе! Смотрите сами. Галан не имеет представления, что мы подозреваем об участии в деле Джины Прево или какой-либо иной женщины. Он сам об этом заявил, судя по вашему рассказу. У него, безусловно, есть сильное подозрение, что он находится под постоянным наблюдением. Следовательно, где бы он ни встретился с Джиной - в ее квартире, у себя дома, в театре или дансинге, мы неизбежно должны ее заметить. Если следовать ходу его мыслей, мы задаем вопрос: "Кто эта таинственная блондинка?" - проводим расследование, выясняем ее личность и открываем, что она была рядом с местом убийства… Клуб же, напротив, совершенно безопасен. Имеется лишь сотня ключей, замок практически невозможно взломать, и полиция не может заслать туда своего шпиона. Более того, в заведение подобного рода они могут прийти в разное время, и полицейские агенты ни за что на свете не уловят между ними никакой связи. Теперь вы понимаете?
- В таком случае, - возразил я, - вы сознательно сыграли ему на руку, позволив провести встречу в клубе.
- Встречу, содержание которой я буду знать. Я сам или один из моих оперативников прослушаем разговор. Вот так-то!
- Но к чему такой сложный, изощренный план?
Мой вопрос, кажется, рассердил его.
- Да потому, Джефф, что Галан сам весьма изощренный преступник. Мы можем допрашивать его с пристрастием или даже пытать и все равно узнаем лишь то, что он позволит нам узнать, ни слова больше. Против нас действует необыкновенно живой и изобретательный ум. У нас есть шансы, если сумеем перехитрить его. Я знал, что он обязательно захочет встретиться с девушкой еще раз, до того, как удалось выяснить ее имя.
- "Встретиться еще раз", - повторил я упрямо его слова. - Следовательно, надо полагать, что он уже встречался с ней?
- Но это же очевидно. Вам тоже станет ясно в свое время. Теперь, благодаря содействию нашего друга Робике, мы без труда преодолеем все трудности. В крепость можно проникнуть, и полученный нами ключ превращает эту акцию в детскую забаву. В нашем распоряжении, Джефф, соседняя комната с окнами, выходящими во внутренний дворик… Чтобы помешать нам, Галан должен обладать воистину дьявольской силой. Кстати, вы поняли, - неожиданно перебил он себя, - что было самым важным в его разговоре с Джиной Прево?
- Ее сведения об убийце.
- Ничего подобного. Самым важным явилось замечание: "Было темно". Запомните это. Теперь нанесем визит на рю де Варенн. Думаю, мы управимся до ленча. Мы собирались навестить родителей мадемуазель Мартель.
Бенколен и я стояли на углу продуваемой ледяным ветром улицы, проходящей через сердце района Фобур-Сен-Жермен. Не очень уверенно я произнес:
- Знаете, вид бьющихся в истерике родителей выворачивает меня наизнанку. Если есть хоть какая-то возможность, я предпочел бы не присутствовать при этой сцене.
Бенколен медленно покачал головой, глядя на старинную лампу, свешивающуюся с кронштейна, прикрепленного к серой грязноватой стене.
- С этими людьми вам ничего не грозит. Вы знакомы с ними?
- Только слышал имя.
- Граф де Мартель принадлежит к одному из старейших консервативных родов Франции. Понятие "честь семьи" приняло у него почти патологический характер. И при этом старик - отчаянный республиканец. Умоляю, не упомяните ненароком его титул. Этот род дал Франции много солдат, и наш Мартель больше всего на свете гордится чином полковника. Он потерял на войне руку. Жена его, крошечная старушка, почти полностью оглохла. Они живут в огромном доме и проводят все время за игрой в домино.
- Домино?
- Много часов подряд, - подтвердил Бенколен, печально кивнув. - Старик в молодости слыл азартным игроком и тем был знаменит в обществе. Или, если быть точным, не столько игроком, сколько спорщиком. Он был готов держать пари на огромные суммы при минимальных шансах. Теперь ему осталось домино. Наверное, он, играя, получает какое-то извращенное удовлетворение. Все же нам следует быть внимательными и максимально деликатными. Дьявольски трудно сладить с графом, если он решит, узнав об убийстве дочери, что затронута "честь семьи".
- Может быть, Шомон успел им все сказать?
- Я очень надеюсь на это. Полагаю, что у него хватило такта не упоминать клуб. Правда, я думаю, что музей восковых фигур котируется у них столь же низко. Хотя…
От глаз парижан скрыто в их городе огромное пространство. Когда распахиваются ворота в высоких стенах, перед вами, как по мановению волшебного жезла, появляются сады Фобур-Сен-Оноре. Вы готовы поклясться (такова сила иллюзии), что аллеи этих садов тянутся на многие мили, пруды зачарованы феями, а клумбы не материальные. Такие загородные просторы просто не могут существовать среди столпотворения, царящего в самом центре великого города. Перед вашим взором открываются каменные дома, похожие на волшебные замки с их островерхими крышами и башенками. Даже летом, когда цветы пламенеют на фоне зеленых лужаек, а деревья играют поблескивающей в лучах солнца листвой, дома эти кажутся обиталищем кичливых, безнадежно одиноких духов. Осенью же вид башенок на фоне угольного неба рождает иллюзию вашего пребывания в далекой сказочной стране, в тысячах миль от Парижа и совсем в ином времени. Вам чудится, что вот-вот на гравийной дорожке появится запряженная четверкой белых лошадей карета с ливрейным лакеем на запятках. И когда она с громом проносится мимо, вы с ужасом осознаете, что ее пассажиры мертвы уже два века.
Я нисколько не преувеличиваю. Когда старенький привратник, покинув свою сторожку, распахнул перед нами калитку, и мы зашагали по гравию, сквозь который пробивались сорняки, Париж исчез. Еще не был изобретен автомобиль. На лужайках зияли длинные коричневые раны пустых, мертвых клумб, перемежающихся желтыми полосами опавшей листвы. Откуда-то из-за дома, окруженного невысокой кованой решеткой, доносился громкий звон цепи и лай.
- Надеюсь, зверь крепко привязан, - сказал Бенколен. - Его кличка Ураган. Ужасно злобное существо. Смотрите!
Из-за купы каштанов, справа от нас, вылетела какая-то фигура. Она неслась огромными скачками, вовсе не свойственными человеческому существу. Прежде чем беглец успел исчезнуть за другими деревьями, мы успели заметить за его спиной развевающиеся лохмотья разодранного пальто. И вновь в саду воцарился покой прошлого, нарушаемый лишь шумом ветра и лаем собаки, который тут же стих.
- За нами следят, Джефф, - сказал Бенколен после короткой паузы. - Меня этот тип вернул в реальность. А вас? Один из людей Галана, клянусь жизнью. Пес спугнул его.
Я дрожал от холода. Тяжелая капля дождя шлепнулась на листья, за ней еще одна. Мы поспешили мимо старинной коновязи к дому под спасительный навес веранды. Веранда, очевидно, была порождением всего лишь прошлого века, потому что железные полосы, скрепляющие крышу, все еще держались в стене дома. Ужасно мрачное место для молоденькой девицы вроде Клодин Мартель. За мертвыми виноградными лозами я увидел плетеные стулья с сиденьями, обитыми мягким ситцем. Ветер играл страницами журнала, забытого на мягком кресле-качалке.
При нашем приближении распахнулась парадная дверь.
- Входите, господа, - произнес почтительный голос, - полковник Мартель ждет вас.
Слуга провел нас в мрачный, очень просторный зал со стенами, покрытыми панелями черного дерева. Нельзя сказать, что помещение было сильно запущено, однако оно нуждалось в хорошем проветривании. Там парил аромат старого дерева, запыленных шкафов, пасты для полировки меди и полов, натертых воском. Моих ноздрей коснулся, как и в музее восковых фигур, запах одежды и волос. Но на сей раз я не мог избавиться от чувства, что это пахнут волосы и одежда давно умерших людей, что стены и темно-красные плоскости над панелями источают флюиды гибели и тлена.
Нас привели в библиотеку, расположенную в глубине дома.
За столом черного дерева, на котором светилась затененная абажуром лампа, сидел полковник Мартель. На дальней стене комнаты, над высокими книжными шкафами, находились окна, застекленные синими и белыми квадратами. По ним бежали серебряные струйки усилившегося дождя. В тени книжных; шкафов сидела женщина. Стиснутые ладони ее рук покоились на коленях. Лицо женщины было едва различимо в слабом свете настольной лампы. Здесь парила атмосфера напряженного ожидания, слез, неспособных вырваться на свободу, и какой-то обреченности. Старый хозяин поднялся со стула.
- Входите, господа, - произнес он сочным, глубоким голосом. - Это моя жена.
Он был среднего роста и весьма плотного телосложения, что не мешало ему держаться чрезвычайно прямо. Лицо несколько болезненного оттенка могло бы быть привлекательным, если бы не сильная обрюзглость. Свет лампы отражался на крупном лысом черепе, внимательные глаза, утонувшие под густыми бровями, живо поблескивали. Я видел, как под большими, песочного цвета усами подрагивали уголки его губ. Складки шеи наползали на узкий воротничок, под которым болталась узкая лента галстука. Его темная одежда, может быть, слегка старомодная, была сшита из первоклассной материи, сорочка застегивалась не на пуговицы, а на кнопки из опала. Произнося свои слова, он поклонился в сторону жены.