Крейн жил когда-то не ошибаясь и не боясь, как должен жить американец и мужчина. С тех пор, как он носит голубую карточку в кармане, он научился бояться будущего и своих мыслей и человеческого взгляда; и вот теперь он боится женщины… Проклятье!
Крейн прижал горящую голову к холодной и грязной подушке.
- Все скоро кончится, потому что продолжаться не может… От этой мысли стало легко. Он заснул.
Крейн, стряхивая утренний сон, вбежал в комнату Молли.
- Вы звали?
- Тише…
Виском и ладонями Молли прижималась к дощатой стене. За стеной слышался плач, вздохи и жалобный женский голос.
- Ох, несчастный мой муж!.. Сами они теперь говорят… этот человек, - говорят они, - ни в чем не виновен. Ох, мистер Киннер, почему же, почему же, если он не виновен…
Рыдания.
- Не виновен! - жестким голосом сказала Мэг Киннер, - ну, это, голубушка, не основание для того, чтобы выпустить человека из тюрьмы.
- О, бедный Стефан!.. Вы так добры, мистер Киннер… Если бы только как-нибудь смягчить мистера Мак-Парлан-да…
- Вы слышите, - Молли стиснула локоть Крейна, - второй раз - это имя!
- …И подумать только о тех, о других невинных, которых несчастный мой муж…
- Видит бог, - перебил низкий мужской голос, - видит бог, Анна Адамс, я делаю все, что могу. Завтра я вас отправлю домой. Очень возможно, что с вашим мужем не случится ничего дурного.
Анна Адамс плакала.
- Матушка, - с оттенком отчаяния проговорил мужской голос, - потолкуйте вы с ней. Что я могу? И… и приютите ее до завтра. Держали женщину в тюрьме неизвестно зачем, а потом сразу - на улицу! Разве можно?..
- Завтрак тебе приготовлен внизу, Джорджи Киннер, - сказала старуха.
Когда Молли вошла, Мэг Киннер у стола быстро перетирала посуду. В углу сидела женщина, закрыв руками лицо.
- Миссис Киннер, - сказала Молли спокойно, - я кое-что слышала, потому что здесь очень тонкие стены… Я только хочу сказать, миссис Киннер, что моя комната как раз хороша для двоих…
"Как она неосторожна", - за стенкой подумал Крейн.
Он не знал, что в это мгновение Молли, поверх своих слов, смело смотрела в прищуренные глаза Мэг Киннер, и старуха, минуя слова, одобрительно постучала ногтями по дну опрокинутой чашки.
Молли отвела осторожно желтые руки Анны Адамс от ее худого заплаканного лица. Она подняла ее, обхватив за плечи, и, обнимая за плечи, увела с собой.
- Сядьте. Этот человек - мой друг, его не надо бояться. Не плачьте. И расскажите мне все. Говорите тихо. Не плачьте. Я хочу вам помочь.
Лицо женщины стало тверже.
- Я верю вам, мисс… Я расскажу… - Она замолчала, опять оглядываясь на Крейна.
- Вам все-таки лучше уйти, - тихо сказала Молли.
Крейн взглянул на часы и ужаснулся. Кэри! Жаль расстаться с Анной Адамс, но Кэри!
В холле Джордж Киннер, крупный, расплывшийся человек, надевал, отдуваясь, пальто.
- А!.. Постойте… Вы и есть тот, который приехал с молоденькой мисс? Матушка мне рассказала… Так вот, - свиданий, понимаете, никаких; пока даже адвокату. Знаю, знаю, - жених, но что я могу! Если б жених по крайней мере был аферист или взломщик. А с тех не спускают глаз. Жаль, жаль… Как же, я понимаю - любовь… Ну вот, опять опоздал…
На повороте в переулок Киннер махнул рукой. Крейн приступил к поискам гостиницы, в которой остановился Кэри.
* * *
- Для того, чтобы повесить гражданина Соединенных штатов, - сказал Кэри, захлопывая дверцу экипажа, - требуется не менее двух свидетельских показаний. Сейчас мы… настоятельно советуем одному человеку… подтвердить некоторые данные… Как только соответствующая бумага будет подписана, вы отвезете ее мистеру Мак-Парланду.
- А если он не подтвердит?
- Знаєте, на месте Адамса я подтвердил бы все, что угодно, ради того одного, чтобы меня посадили в другую камеру.
"Ах, Адамса… - подумал Крейн, - так вот что такое Анна Адамс!.."
Вслух он сказал:
- Должно быть, в этой камере сыро, сэр?
- Возможно. Во всяком случае, в этой камере - Гарри Орчард.
Вежливый человек с короткой резиновой дубинкой вел Кэри и Крейна через двор, по лестницам и коридорам. Крейну казалось, что воздух не проникает сквозь небо, стоящее над тюремным двором. По коридору через каждые восемь шагов - дверь, вдавленная в стенку. С каждой дверью, ощущение удушья росло, быстро приближаясь к галлюцинации. Крейну казалось теперь, что за каждой дверью человек бьется и дышит раскрытым ртом, как рыба, вытащенная на сушу.
- Вы будете молчать, - шепнул Кэри, - и сядете в самом темном углу.
В камере скудный электрический свет неприятно смешивался с дневным светом, затемненным решеткой. На койке, свернувшись, лежал человек. У стола сидел другой - рыжеватый, лет сорока, в синей блузе. С выражением мучительной, сумасшедшей растерянности он следил за движениями вполне приличного джентльмена с портфелем. Обладатель портфеля помещался за тем же столом и говорил голосом человека, которому давно наскучило повторяться.
- Итак, мы возвращаемся еще раз к тому, что в салуне вы подсели к столику Орчарда. Вы припоминаете даже, что заказали себе…
- Сода-виски, сэр, - как же…
- Ну, вот видите: сода-виски. Вам остается припомнить последующий ваш разговор с Генри Орчардом. Подумайте, Адамс.
Адаме послушно обхватил ладонями лоб.
Кэри пригнулся к плечу джентльмена с портфелем.
- Как дела, Гудинг?
- Лучше. Сегодня, пожалуй, кончим.
Стефан Адаме поднял посеревшее лицо. С левой стороны глаз и щека быстро и мелко подергивались.
- Нет, - сказал он тоскливо, - не помню я этого… не могу…
Койка протяжно скрипнула. Лежавший встряхнулся и сел, поджав ноги. Это был очень маленький человек с большими ушами, срезанным лбом и беззубой челюстью идиота. Крейн ощутил знакомую тошноту еще прежде, чем понял, что знает этого человека. Орчард - негодяй с лошадиной подковой, уродец на рельсах железной дороги Чикаго - Барлингтон - Квинси!
- Ну-ка, Гарри, мой мальчик, - поощрительно сказал Гудинг, - напомните ему хорошенько этот самый ваш разговор.
Орчард голубоватыми глазами уставился на соседа по камере; левая щека Адамса задергалась быстрее.
- Как же… Тебе еще, старина, принесли твое сода-вис-ки. Тут я и сказал: "Присоединяйся, старина, - сказал я, - Билли Хейвуд тебя не обидит. Нынче же, - я сказал, - столкуемся с Хорти"… Только ты струсил, Адамс. Видит бог, струсил…
Гарри Орчард покачал головой. Он говорил туго, огромной челюстью прожевывая слова.
- Расчет простой, - сказал Кэри, - вас будут судить за укрывательство, если вы подтвердите показания Орчарда; если вы станете их отрицать, вас все-таки будут судить - по всей вероятности, за убийство.
- Заметьте, - добавил Гудинг, - губернатор не любит шутить.
Он вынул из портфеля аккуратно переписанный лист, на котором недоставало только подписи Адамса.
- …с тех пор он все хворал и хворал, так что пришлось наконец уйти с рудника. На наше несчастье, мисс, мы тогда и перебрались в Идаго, на ферму к дяде Стефана. Он был арендатором у покойного мистера Стейненберга. После смерти генерала сыщики вдруг увезли Стефана сюда и заперли вместе с самим убийцей, с ужасным тем человеком, уродом, который раз приходил к нам на ферму. И несчастный мой муж стал как бы мешаться в уме. Он плакал и требовал, чтобы его оставили одного. Тогда сторожа раздели Стефана и заперли в камеру одного бедняги, которого накануне только повесили. Стефан очень испугался. Он сразу подумал, мисс, что с ним тоже случится неладное. Он совсем не спал и опять просил надзирателя. Тогда его отвели обратно к тому и опять стали мучить… Потом сыщики вдруг забрали в тюрьму меня и двоих наших детей, - и Стефану иногда разрешали приходить к нам в женское отделение, мисс… Он был уже очень плох, все повторял, что боится за нас и что ему велят говорить на суде про Хейвуда и еще про одного человека… Потом, мисс, один толстый начальник увидел меня и сразу на всех рассердился. В тот же день детей отдали тетке, а меня вот выпустили… Нынче я попрощаюсь с мужем…
Стоя, стиснув руки и зубы, Молли слушала рассказ Анны Адамс.
- Только не надо меня обманывать, да? Я хотела бы знать… все самое страшное, чем это может кончиться, мисс…
- Самое страшное… Хорошо… Это может кончиться тем, что он станет клеветником и убийцей невинных.
- Ох, что вы!.. Бедный мой муж, он только боится…
- Все равно, - жестко сказала Молли, - он поступит как честный человек… если он даже боится. Вы поможете ему, миссис Адамс.
Молли достала из саквояжа пузырек чернил, бумагу, перо.
- Потом, я вам обещаю, для вашего мужа мы сделаем все, но сначала вот это…
"Удостоверяю, что мое показание против лидеров Западной федерации рудокопов составлено сыщиком Мак-Пар-ландом и Гарри Орчардом, вымышленное имя которого
Том Гоган. Я подписал его, потому что мне угрожали виселицей и губернатором.
Свидетельница:"
- После слова "свидетельница" вы впишете ваше имя. Пустое место над этой строкой оставлено для подписи: "Стефан Адаме".
* * *
- "Стефан Адамс…" - с удовольствием прочитал Кэри, - подумайте, сколько хлопот ради одиннадцати каракуль!
Они стояли теперь в коридоре, перед дверью в камеру Орчарда. Кэри протянул Крейну аккуратно переписанный лист с кривой подписью в правом нижнем углу.
- Кэри - ученик своего учителя! - скажите это мистеру Мак-Парланду. Ступайте. К Адамсу сейчас придет прощаться жена. Пропуск при вас? Так. Прямо и налево.
Нащупывая двумя пальцами пропуск в жилетном кармане, Крейн задумчиво шел по направлению прямо и направо. На втором повороте ошибка в направлении столкнула его с высоким грузным мужчиной, который взмахнул руками в испуге… Киннер!
- Черт возьми… - прошелестел Киннер.
Крейн стоял, соображая: Орчард в другом отделении… значит - можно рискнуть.
- Однако… - шептал Киннер.
- Предположите, что я навестил приятеля, мистер Киннер…
Если он заинтересуется фамилией, - соображал Крейн,
- я скажу, что фамилия - Стимпсон.
- По какому делу?
- Так. Он разошелся во взглядах с одним парнем. Несговорчивым людям, мистер Киннер, не следует иметь ножей, за исключением, конечно, столовых.
- Конечно. Слушайте… - Киннер животом прижал Крейна к скользкой стене. - Приятель - вздор! Вы хотите повидать тех, отчаянный вы человек!.. Так вот, нынче женится старший надзиратель. Это не каждый день случается… Согласитесь сами. Все-таки я рискую ужасно, - согласитесь…
Крейн молча вытащил из кармана пятнадцать долларов; в кармане оставалось еще пять. Джорджи Киннер зажал бумажки мягкой рукой.
Еще два поворота по коридору - и Киннер нагнулся над замком. В грубой обшивке двери темнел открытый глазок. Крейн вдруг придвинул лицо. Он увидел узкую камеру, койку под бурым одеялом, стол, огромную спину и светлый затылок сидящего за столом человека.
- Ах, вот что!.. Почему он все время готовился к встрече с Джимом, непременно с Джимом? Какое затмение! Почему он не предвидел возможности…
Киннер мягко втолкнул Крейна в камеру.
- Я за вами приду.
Табурет, треща, описал полукруг, и Хейвуд теперь прямо сидел перед Крейном. На низком табурете тяжело осело туловище Большого Билля. Пожелтевшее лицо было мрачно. В холодной с мокрыми стенами камере Хейвуд широко расстегнул на груди рубашку, облегчая дыхание. Он тускло смотрел на вошедшего; потом лицо вдруг напряглось, передернулось быстрым током воспоминания, помолодело. Хейвуд встал, уронив табурет.
- Крейн… Славно! А я думал - опять какой-нибудь шпик, подлец… надоели… хотел придушить на месте.
Хейвуд замолчал вопросительно
- Киннер, - сказал Крейн.
- А, он сговорчивый малый. Расскажи об всем. О'Нейл упорствует?.. А "Портланд"?.. Углекопы?.. Стачечный комитет?.. Я ничего не знаю.
- Вы не знаете, что…
- Ничего… Говори же.
- Стачка сломлена, - сказал Крейн и увидел, как Хейвуд большими жесткими пальцами взялся за углы расстегнутого воротника. Рубашка с тихим треском рвалась, обнажая грудь.
- Сломлена… кем?
- Ужасное стечение обстоятельств: ваш арест; АФТ; федеральные войска и - конец всему - на станции Индепенденс бомба, брошенная в несоюзных рабочих. "Портланд" закрыли. Тысяча шестьсот человек арестовано, двести пятьдесят выслано, сорока двум предъявлены обвинения.
Крейну казалось теперь, что он - человек, толкающий камень в гору. Тяжесть, предназначенная для Хейвуда, скатывалась обратно и жестоко ложилась на грудь.
- Кто бросил бомбу?
- Следственные власти признали, что "члены и должностные лица Западной федерации рудокопов несут ответственность за взрыв на станции Индепенденс".
- Франк Стейненберг… несоюзные рабочие… Какая игра! Стачка продана, Крейн, и задушена кровью.
- Ваш процесс… - начал Крейн.
- Мой процесс, - Хейвуд быстро поднял голову, - мой процесс хорош тем, что он освежит ребят. Напоминание и предупреждение - вот что такое мой процесс. Передай всем, что "Дело Билля Хейвуда" надо сделать как следует. Передай еще, что я хотел бы вернуться, - со мной у вас больше толку. Но только я не вернусь: в мою виселицу вложены деньги Реджа и энергия Мак-Парланда. Меня повесят, мальчуган. И потому я хочу сделать свое завещание.
Хейвуд близко придвинулся к Крейну.
- Стачка продана… Я узнаю работу. Найдите - и уничтожьте… Жизнь все-таки - большое удовольствие, Крейн, и пинкертоновцы его не заслуживают.
У самых глаз Крейна стояло лицо с замкнувшимся веком, чрезмерно большое и грозное. В глазах и в мозгу Крейна неслись какие-то быстрые волны и круги. Невозможное желание поднималось к горлу, готовое проступить словами, смысл которых был еще неизвестен. Крейн не слышал, как дверь отворялась, осторожно звеня железом, но, когда Кин-нер взял его за плечо, он очнулся - в поту, с расслабленными коленями. Он только что понял, что хотел сказать
Хейвуду - все. Что стоило Киннеру запоздать на мгновенье…
"Я, должно быть, сойду с ума", - подумал Крейн.
В последний раз Хейвуд сжал его руку.
- Я тебя назначаю душеприказчиком.
В меблированных номерах Мэг Киннер Крейна ожидала записка.
"Я не могу вас ждать. Я отказалась от мысли добиться свидания. У меня в руках документ, который немедленно нужно отвезти Ричардсону.
Молли".
Старуха Киннер просунула голову в дверь.
- Она уехала час тому назад, мистер.
- А Анна Адамс?
- Анна Адамс тоже уехала. Она уехала, мистер, но сперва она попрощалась с мужем.
Старуха захлопнула дверь.
ГЛАВА VII. ПРИЗНАНИЕ
Важное поручение. - На трибуне. - "Мы постараемся вас развлечь". - Стенографистка.
Агент № 43. Отчет.
г. Виктор, штат Колорадо, 24 августа 1905 г.
Дорогой сэр,
Смит сказал мне вчера, что в чикагский "Фонд защиты представителей труда" поступило уже двести тысяч долларов. "Голос рудокопа" пишет в последнем номере: "Если бы для нашей цели понадобился миллион, - мы собрали бы миллион, не задумываясь". Из- адвокатов по-прежнему называют Дарроу и Ричардсона. К началу процесса в Боиз следует ожидать большого наплыва разных лиц, и в том числе членов союза, высланных за пределы Колорадо.
В Викторе - ничего достопримечательного, если не считать, досадного происшествия с Д. К. Сайласом, агентом 5. Частыми посещениями телефонной станции (что, между прочим, противно инструкции) он возбудил подозрительность рабочих. Им удалось установить, что его соединяют с Гавкинсом, директором завода "Стандарт". К счастью, никому, не пришла в голову мысль о нашем агентстве; его просто сочли наемником администрации и приказали убраться как можно дальше. Я приехал как раз из Идаго и на вокзале встретил толпу, провожавшую Сайласа к поезду. Сначала они хотели обойтись без шума, но не выдержали и немного избили его после первого звонка. Чтобы не подать повода к подозрениям, я, со своей стороны, был вынужден, сэр, ударить его раза два или три довольно сильно. Рабочие полагают теперь, что они восторжествовали над администрацией.
С совершенным почтением № 43.
- Крейн, - сказал Мак-Парланд, - я опять вызвал вас в Денвер, потому что случилось несчастье. Я не говорю уже о неудачах и неприятностях вроде смерти моего стенографа или неприличной истории с Сайласом (его пришлось спешно отправить в Чикаго), но сверх того случилось несчастье…
"Он все-таки очень стар", - подумал вдруг Крейн, разглядывая толстые усы и морщины управляющего Денверской областной конторой.
- … замечательный документ, добытый моим учеником Кэри и доставленный вами…
- Похищен, сэр?!
- Нет, он не похищен и никогда не будет похищен, потому что он в высшей степени бесполезен.
- О?!
- Да. Я получил показание Адамса 21 августа. 20 августа стряпчий Ричардсон получил его противопоказание. Эту бумажку, в которой меня выставляют клеветником, Адамс, по-видимому, успел передать жене на последнем свидании. Инспектор Гудинг - осел! Он не переставал уверять меня в том, что Адамсы, муж и жена, вполне безобидные животные. Теперь Ричардсон достает для Адамса приказ Habeas Corpus. Крейн, вы уяснили себе значение того, что произошло?
- Я полагаю, сэр, это будет использовано?
- Это несомненно будет использовано. Бумажку, изображающую меня клеветником и фальсификатором, опубликуют в "Голосе рудокопа". Это скандал! Но то, что накануне процесса мы остаемся без свидетеля обвинения, без драгоценного второго свидетеля, - это уже катастрофа!..
(Пауза).
- Крейн, в короткий сравнительно срок вы оказали агентству значительные услуги. Вы провели операцию со стачечными пособиями; вы предотвратили попытку стряпчего Ричардсона изъять обвиняемых из рук правосудия; вы помешали незаконному возвращению высланных рудокопов… Короче говоря, вы заслуживаете того, чтобы агентство занялось вопросом о вашем будущем, Крейн.
"Ах, опять будущее…" - подумал Крейн холодно.
Мак-Парланд потянул к себе через стол серую папку с большим черным "43" на обложке.
- Ваши отчеты… В первом из ваших отчетов описан вечер в доме забойщика Гарпера. Хейвуд говорил в этот вечер о Кэр д'Алене и Франке Стейненберге, бывшем губернаторе И даго.
- Да, сэр, - сказал Крейн, и у него похолодело под ногтями.
- Такой метод работы покойный принципал называл "вышиванием по канве". На вашей канве удобно улягутся замыслы будущего убийцы.