- Сэр, меры приняты. Только что я послал по линии телеграмму с приказанием проверить стрелочников и сторожей. Когда дело идет о публике, сэр, мы уповаем на милосердное провидение, но ваша драгоценная безопасность…
- Что? - Перси Гульд вдруг перестал писать.
- Ваша драгоценная безопасность, сэр, потребовала специальных предосторожностей. В частности, отменен добавочный поезд двенадцать пятьдесят под литерой "Д" (товаро-пассажирский без спальных вагонов, не включен в нормальное расписание). Я опасался, сэр, что он вас задержит в пути.
Перси Гульд встал, и Крейн понял, что гнев, который застрял по дороге, ударит сейчас в человека.
- Я намерен обследовать линию, Вильсон. Всякие спе-циональные приготовления недопустимы. Вы отмените немедленно вашу телеграмму и в особенности озаботитесь, своевременным отходом поезда "Д". В противном случае я не поручусь, что правление дороги пожелает надолго сохранить ваше место за вами. Ступайте! И вы тоже, - сердито сказал Перси Гульд шоферу, - вот вам письмо.
В дверях Крейн услышал, как старик говорил гулким голосом:
- Вы плохо оценили усердие этого доброго Вильсона, Гульд. Эти стрелочники, Гульд, бесподобны…
- Ну, и отмена поезда "Д" - не лучше, - сказал Гульд, - представьте себе…
Но тут Крейн был вынужден закрыть за собой дверь, вследствие чего он не слыхал конца этой фразы.
"Ступайте"!.. Не отправиться ли Крейну к миссис Гульд сообщить о результатах поездки с мистером Гульдом, или, быть может, в агентство, сообщить о результатах беседы с миссис Гульд?
Сыщики, про которых он читал в книгах, цепко хватались за слова и вещи; слова и вещи описывали круги, делали зигзаги - и под конец выносили сыщика к цели. А Крейну больше не за что ухватиться: чужие перчатки с раструбами, чужой автомобиль и чужое письмо в кармане оказались его единственным достоянием.
Крейн спустился в первый этаж. Почти весь первый этаж Объединенной станции занимал огромный зал ожидания. Налево - телеграф общего пользования и вход в ресторан; направо - билетные кассы восьми железных дорог. Сам не зная зачем, Крейн шел по диагонали, к окошечку кассы Чикаго - Барлингтон - Квинси. Сквозь полуопущенное стекло он задумчиво посмотрел на белокурые, слегка вьющиеся волосы кассира. Рядом на стене висели таблицы в аккуратных рамках. Крейн прочитал сначала расписание поездов, потом таблицу товарных и пассажирских тарифов. Третью рамку занимал красивый чертеж с двухцветными линиями, заштрихованными многоугольниками и пунктиром.
Крейн вдруг придвинулся вплотную к стене, он ухватился за края рамы; он смотрел, смотрел… и по мере того, как он смотрел, сходство; сначала мучившее его как забытое слово, которое вертится на языке, - сходство стало крепнуть и подниматься на поверхность сознания.
Волнистая линия…
Чертеж железнодорожного пути Чикаго - Барлингтон - Квинси в точности повторял соотношение подъемов, поворотов и падений. Наискось пересекая город Чикаго - неровный заштрихованный многоугольник, прилепившийся к куску голубого озера, - черная черта подымалась к западу до кружка, означавшего городок Аврору (двадцать четыре тысячи жителей, шестьдесят пять километров от Чикаго). У кружка Авроры - скомканная ниточка реки Фокс. Еще несколько движений черты влево и вниз: на Галесбург, на Барлингтон, на Квинси. Дальше Крейн не следил. Он видел теперь одну только точку, где в двадцати километрах (по масштабу) от полого кружка станции Авроры, от синей ниточки реки Фокс, черная черта круто сламывалась на юго-запад. Именно здесь на рисунке из голубого конверта миссис Гульд стоял знак лошадиной подковы.
Час пятьдесят минут остается до отхода специального поезда дирекции, час двадцать минут до отхода товаро-пассажирского "Д".
- Но, боже, где это видано, чтобы вымогатели сообщали место и срок покушения?.. А что если джентльмену писал тайный доброжелатель?.. Что если джентльмен, по свойственному джентльменам презрению к анонимным письмам, бросил его в огонь не читая?.. Размышлять поздно. Надо ворваться к мистеру Гульду, все рассказать, предъявить голубую карточку агента.
Крейн сделал движение к лестнице - и застыл. Он ясно увидел Сайласа. Он увидел Сайласа в клетчатом полу-дорожном, полуспортивном костюме с чемоданчиком в руке. Сайлас вышел из осененной пальмами двери ресторана и легкой походкой направился к окошечку под дощечкой:
ПРИЕМ СРОЧНЫХ ТЕЛЕГРАММ
Сайлас! Сайлас напал на след! Добыча достанется Сайласу! Голубая карточка не поможет… Нельзя идти к мистеру Гульду. Крейн будет работать один, как некогда Мак-Парланд, - он выиграет или погибнет!
Машина мистера Гульда спустилась по реке и свернула влево на Блю-айланд-авеню. Параллельно Блю-айланд-аве-ню лежали рельсы железной дороги Чикаго - Барлингтон - Квинси и рядом рельсы Северной тихоокеанской. В конце авеню пути двух конкурирующих дорог расходились под острым углом. Машина мистера Гульда взяла на юго-запад.
Город остался позади; пригороды остались позади. Машина шла по шоссе вдоль железнодорожного пути на Галесбург - Барлингтон - Квинси.
Крейн неуклонно двигался к точке в двадцати километрах на запад от станции Аврора. Он готов был удивляться тому, что вместо тонких двуцветных линий, заштрихованных многоугольников и пунктира видит перед собой шоссе, железнодорожное полотно, деревья, легкий свет в окнах редких строений. В девятнадцати километрах от моста реки Фокс начинался крутой подъем. Крейн спрыгнул на землю, взбежал, прячась между деревьями, и оглянулся. Маленькая темная машина, как неживая, стояла далеко на дороге; позади луна блестела спокойно в узкой автомобильной колее. Еще несколько шагов - и у откоса Крейн увидел то самое, что, согласно чертежу, должно было здесь находиться. Очень маленький человек в кепи и в темной блузе, скорчившись, возился над рельсами. Крейн ощупал в кармане револьвер и пополз. Большой кусок облака загородил луну как раз перед тем, как Крейн бросился на врага. Он бросился сзади, прыжком, готовясь всем телом ощутить сопротивление чужих мускулов, и тотчас же ему стало страшно от быстроты, с которой под ним распласталось нечто лишенное плотности и веса. Крейн с отвращением отстранился. Маленький человек - он казался теперь мальчиком лет двенадцати - лежал неподвижно. Крейн ударил ему в лицо электрическим светом карманного фонаря. Это было существо неопределенного возраста, с огромной беззубой челюстью, срезанным лбом и отвислыми ушами идиота. Уродец закрыл глаза и приоткрыл рот; он потерял сознание или притворялся. Крейн связал ему руки шарфом, ноги - резиновым поясом, из платка скрутил кляп. Крейн торопился. Оставалось еще предотвратить крушение товаро-пассажирского "Д", спасти мистера Гульда от банкротства и завоевать доверие мистера Джиля. Да, если бы не Крейн, акции железной дороги Чикаго - Барлинг-тон - Квииси немногого бы стоили на завтрашней бирже!
На рельсу была насажена обыкновенная лошадиная подкова. Об этом способе Крейн кое-что слышал. Он выдернул подкову и улыбнулся:
- А ведь это приносит счастье…
Начальник станции Аврора был удручен противоречивыми телеграммами и слухами о том, что внезапная поездка мистера Гульда предпринята с целью ревизии.
Перси Гульд поджидал начальника станции в коридоре своего вагона.
- На линии все благополучно?
- Да, сэр.
- Все… совершенно благополучно?
- Сэр, уверяю вас… Конечно, мои недоброжелатели (под мрачным взглядом мистера Гульда начальник станции постепенно терял самообладание)… Я хочу надеяться, сэр, вы не откажетесь убедиться лично…
- Хорошо, на обратном пути. Сейчас я спешу. Благодарю вас.
Начальник станции сошел на перрон, уверенный в том, что его недоброжелатели восторжествовали.
В вагоне дирекции, обставленном с солидной роскошью делового кабинета, старый фермер сидел приблизительно в той же позе, в какой он сидел, в кабинете дирекции.
- Что делать? - сказал Перси Гульд, не глядя на старика.
После долгой паузы старик, не глядя на Гульда, ответил:
- Продвигаться вперед тихим ходом.
Перси Гульд застыл у письменного стола. Поезд отошел от станции Аврора, пересек мост реки Фокс, в девятнадцати километрах от моста стал преодолевать подъем. Неестественная тишина вагона сменилась вдруг беспорядочным шумом. Топот ног, возня и голоса в коридоре. Топот ног и у входа искривленное лицо служителя:
- Сэр, человек на ходу вскочил в поезд; он требует…
- Пропустить! - крикнул Перси Гульд.
И в вагон вбежал человек без шляпы, в растегнутом и разорванном автомобильном пальто. Мистер Гульд не узнал этого человека, потому что не имел обыкновения запоминать наружность людей, состоящих у него на службе.
- Злоумышленники?! - крикнул Перси Гульд.
- Да, - сказал человек с выражением непонятного восторга, - злоумышленники!
Он вытащил из кармана пальто обыкновенную лошадиную подкову.
- Подкова!.. - крикнул Перси Гульд. - Вы хотите сказать, что поезд "Д" потерпел крушение?..
- Я хотел сказать, что мы никогда не спим, и поэтому поезд "Д" благополучно приближается к Галесбургу.
И Крейн свободной рукой достал голубую карточку агентства.
- Разрази меня бог! - сказал старый фермер, подымаясь на ноги, - если я хоть что-нибудь понимаю!
Он с любопытством смотрел на голубую карточку.
- Остановите поезд, - сказал Крейн, - у меня в автомобиле лежит негодяй с кляпом во рту. Его могут освободить.
Перси Гульд вдруг застонал, как от нестерпимой физической боли:
- Газетный отчет… газетный отчет… завтра утром… О, нас ничто не может спасти!..
- Остановите поезд, - повторил Крейн и отступил назад потому что из соседнего отделения вагона вышел Сайлас в клетчатом костюме.
- Сэр, - сказал Сайлас, - ввиду того, что сегодня вам уже не понадобятся услуги репортера видной нью-йоркской газеты, я прошу вас и мистера Реджа (поклон в сторону старого фермера) поручить мне дело с газетной заметкой. Она не появится, сэр.
- Этот человек лжет, - закричал Крейн, - он не корреспондент! Он - обманщик, позорящий честь своей организации. Я берусь это доказать…
- Этот человек - опасный дурак, - сказал Сайлас спокойно. - Это не требует доказательств.
- Остановите же поезд!
Крейн бросился к выходу, и в то же мгновение Перси Гульд, шатаясь от страшного возбуждения, вытащил револьвер из кармана.
- Бросьте, Гульд, - сказал Редж, - я сделаю это проще.
Он схватил за нижний конец свою палку с тяжелым костяным набалдашником. Крейн упал головой в коридор.
- А теперь, - сказал Редж, - надо действительно остановить поезд и вытащить у малютки Орчарда кляп изо рта. Я буду безутешен, если он задохнется!
- Кроме того, - Редж склонился над бесчувственным Крейном, - я должен как можно скорее выразить достопочтенному Бангсу мое восхищение предприимчивостью его агентов.
* * *
"Буду через час дело исключительной важности точка ждите точка примите немедленно наедине Даниэль".
Эту телеграмму подали одному из дежурных редакторов "Трибуны Чикаго" в три часа ночи. В четыре часа пятнадцать минут Даниэль Сайлас вошел в кабинет дежурного редактора. Редактор в расстегнутом жилете сосал трубку над путаницей рукописей и гранок,
- Что еще случилось, Сайлас?
- Неприятность, дорогой Дженингс, неприятность, - сказал Сайлас, слегка задыхаясь, потому что путь от станции Аврора до "Трибуны Чикаго" он проделал с исключительной быстротой.
- О! - сказал Дженингс, - что же, произошло еще одно крушение?
- Напротив того, дорогой Дженингс, напротив того, ни одного крушения не произошло… Заметка не должна появиться, - сказал Сайлас тихо.
Дженингс отчаянно сморщился.
- Заметка не должна появиться, даже если номер уже сверстан, даже если он уже отпечатан, Дженингс. Она не появится, хотя бы "Трибуне Чикаго" пришлось из-за этого выйти с опозданием, хотя бы "Трибуне Чикаго", впервые со дня ее основания в 1847 году, пришлось сегодня совсем не выйти.
- О-о! - сказал Дженингс, - не думаете ли вы, что имеете дело с копеечным листком, с чем-нибудь вроде "Вечерней почты"?
- Нет, конечно. Я думаю, что человек, заинтересованный в том, чтобы заметка не появилась, может, при случае, купить все пять этажей "Трибуны Чикаго". Пока что нужно купить одного человека, Дженингс. Я уверен, он заплатит втридорога.
- Ну, Даниэль, вы всегда были дерзким мальчишкой, - сказал Дженингс, - подождите меня здесь.
Сайлас сел на диван и мгновенно задремал; он не ложился вторую ночь.
Очнулся Сайлас от легкого удара. Редактор хлопнул его по лбу свернутой в трубку бумагой.
- Заметка не появится. Это было трудно. В доказательство - вот вам корректурный лист.
- Это была прекрасная заметка, - жалобно сказал Сайлас, - лучшая из всего, что я написал в этом роде. Под благородной сухостью слога таится благородное негодование гражданина. Соединенных штатов! Вы только послушайте, Дженнингс…
- Но ведь я…
- Ничего, ничего… Что вам стоит еще раз… за те же деньги. "Исключительная бдительность и самоотверженная работа наших сотрудников позволяют нам значительно опередить другие газеты сообщением о гнусном злодеянии, совершившемся сегодня ночью на линии Чикаго - Барлингтон - Квинси. В двадцати километрах от станции Аврора товаро-пассажирский поезд под литерой "Д" потерпел крушение. Негодяи прибегли к испытанному средству, в частности, применяемому во время войны кавалерийскими разъездами для разрушения неприятельского транспорта.
На рельс насаживается обыкновенная лошадиная подкова. Колесо паровоза поворачивает ее боком. Поезд пытается продвинуться дальше, и подкова попадает между рельсом и закраиной на бандаже колеса (при помощи закраины колесо держится в выемке рельса). Крушение в этом случае неизбежно.
Характер повреждений и количество жертв нашему сот-труднику, немедленно телеграфировавшему с места катастрофы, пока установить не удалось.
Внимание нашего сотрудника в первую очередь привлекло следующее обстоятельство: непосредственно за злополучным поездом "Д" следовал специальный поезд дирекции железной дороги Чикаго - Барлингтон - Квинси, в котором находились мистер Перси Гульд, товарищ председателя правления дороги, и мистер Вильфрид Редж, но мы полагаем - нет надобности объяснять нашим читателям, кто такой мистер Вильфрид Редж?!
Мистер Гульд, несмотря на испытанное им тяжелое моральное потрясение, любезно согласился на краткое интервью у себя в вагоне.
Мистер Гульд не считает нужным скрывать, что настоящая поездка имела характер обследования и была предпринята с целью положить конец неблагоприятным для компании слухам. Встретив случайно в помещении Объединенной станции мистера Реджа, мистер Гульд решил воспользоваться представившейся ему возможностью рассеять предубеждение короля железных дорог; он предложил мистеру Реджу экспромтом принять участие в поездке.
Мистер Гульд припоминает теперь, что разговор с мистером Реджем завязался по пути из вестибюля в кабинет дирекции; следовательно, этот разговор мог быть подслушан.
Этот разговор был подслушан!
Злоумышленники, утверждаем мы, не подозревали о том, что их жертвой станет добавочный товаро-пассажирский поезд, не включенный даже в нормальное расписание дороги. Смертельный удар, утверждаем мы, был направлен в сторону специального поезда дирекции и двух его пассажиров. Мы спрашиваем, мы громко спрашиваем, - кто и для чего это сделал?
Если хочешь найти преступника, - гласит старая судебная поговорка, - найди того, кому было выгодно преступление.
Кому могла понадобиться гибель мистера Реджа - бескорыстного патриота, великого организатора национальной промышленности, примерного христианина, щедрого благотворителя?
- Никому, - скажут нам. - Таких людей нет и не может быть в нашей стране.
- Такие люди есть, - ответим мы нашим читателям. - Увы, - такие люди есть в нашей стране!
Тем, кто не желает трудиться, тем, кто не уважает чужой собственности, всем политическим демагогам и шарлатанам, всем подонкам и отбросам общества - вот кому нужна гибель мистера Реджа!
Мы знаем, что мистер Редж, положивший начало своему состоянию исключительно при помощи редкой энергии и строгой экономии, мистер Редж, образец истинно-американской воздержанности и трудолюбия, - был всегда непримиримым врагом лени, излишеств и политических авантюр.
Мы помним, что во время кровавой железнодорожной стачки 1894 года мистер Редж в первых рядах Ассоциации главноуправляющих железных дорог твердо стал на защиту собственности и порядка.
Замечательно, что те самые люди, которых одиннадцать лет тому назад преступная агитация среди невежественных пульмановских рабочих привела под суд и в тюрьму, - в настоящий момент украшают своим присутствием так называемый "Конгресс индустриалистов".
Юджин В. Дебс, Вильям Д. Хейвуд, Дж. Ховард, Чарльз Кларк, Д. Келихер - вот имена людей, которым есть за что сводить счеты с мистером Реджем!
Мы неоднократно пытались обратить внимание общества и правительства на то, что в недрах Чикаго открылся ужасный очаг политической заразы и непоправимого профессионального разложения. Мы предостерегали… к несчастью, события этой ночи оправдывают наихудшие из наших опасений.
Вместе со всеми благомыслящими людьми мы надеемся, что судебные власти проявят энергию и непреклонность, достойные высокой миссии, которая им предстоит.
Наконец, при всем нашем уважении к мистеру Гульду и мистеру Киттингу, мы считаем долгом заметить, что некоторая доля ответственности за катастрофу падает на администрацию, не сумевшую наладить охрану железнодорожного полотна. Мы не удивимся, если сегодняшняя биржа отзовется резким падением акций Компании Чикаго - Барлингтон - Квинси; если общественное мнение Чикаго громко выскажется в пользу перехода дороги в другие, более умелые руки.
Нас осеняет мысль, которую мы едва решаемся высказать… Если бы мистер Редж согласился присоединить ко всем обременяющим его трудам и заботам еще бремя реорганизации этого важного, но запущенного товарного пути, - это была бы новая услуга в ряду неоценимых услуг, оказанных им американскому обществу".
- Я не могу читать этого без волнения, - сказал Сайлас, - и подумать только: эти строки никогда не увидят света!
- Хотел бы я знать, - сказал Дженингс грубо, - какого чорта вы суетесь с вашим проклятым красноречием, не узнав даже толком, произойдет ли ваше крушение? Разве так поступают деловые люди?
- Ах, Дженингс, ведь у Орчарда золотые руки. Все, все было рассчитано… Не крушение, Дженингс, а бонбоньерка!.. Кто мог предвидеть…
Сайлас с внезапным бешенством сжал кулаки.
- А если это даже был риск… А? - Риск?.. - Так ведь стоило того, Дженингс. Подумайте: дожидаться событий; специальный выпуск; двенадцать часов пополудни… Не то, не то… А тут свеженькое, к открытию биржи. Разница в четыре часа. О, выиграть на бирже четыре часа… Кто мог предвидеть…
Сайлас почти что всхлипнул.
- Ладно, - сказал Дженингс, - прощайте, и если вы вздумаете отлынивать от расчета…
- Полноте, Дженингс, кому придет в голову обсчитать одного из пятнадцати редакторов "Трибуны Чикаго"? Я был бы доверчивее, старина, если бы имел столько способов отразить существование моим ближним.