- И на получающих очень низкую плату. Знает ли это союз плотников и столяров, назначивший восемьдесят пять долларов вступительного взноса?! Остается добавить, что Американская федерация труда разделила рабочих на американцев и иммигрантов, на иммигрантов натурализовавшихся м иммигрантов, не имеющих прав гражданства; на мужчин и женщин, - и союз парикмахеров не принимает женщин в число своих членов; на белых, черных и желтых, - и почти все союзы закрыты для китайцев и негров. Все существующие на земле способы разделения людей знакомы этой удивительной Федерации и ею использованы.
Во главе АФТ бессменно стоит Сэмми-Жаба. Самуэль Гомперс - сигарочник, заседающий в комиссиях и проповедующий в церквах, получающий двенадцать тысяч долларов в год в качестве президента Американской федерации труда и шесть тысяч долларов в качестве вице-президента Национальной федерации граждан, где толкуют о том, что "рабочие союзы существуют для рабочего, но не против кого бы то ни было".
Я никогда не пойму, почему этот субъект с рыбьим ртом и плешинками на голове, смахивающий на больного стригущим лишаем младенца, - почему этот низкорослый экземпляр человеческого рода считает себя подходящим вождем для ребят с Запада, пролетариев с красной кровью, из которых каждый без труда может прихлопнуть его на месте!
- Эге, Биль! Отчего ты не сделал этого?
- Очень возможно, ребята, что я это сделаю… "Я не хотел бы, - сказал Гомперс недавно, - чтобы у нас приучились играть правами предпринимателя". Напротив того, он хотел бы увидеть представителей капиталистов и рабочих, мирно встретившихся вокруг стола для обсуждения общих интересов.
Рабочие города Виктора! Не играйте правами Вильфрида Реджа! Ступайте, садитесь с Реджем за стол потолковать о ним о хлебе и мире. Идите, на этом столе вас ждет блюдо для безработных, о котором писала одна промышленная газета: "Блюдо из свинца, способное удовлетворить даже самый прожорливый аппетит".
Левой рукой Хейвуд откинул со лба светлые волосы, и Крейн увидел, что у него на левой руке между мизинцем и средним пальцем - короткий обрубок.
- Я кончаю. Я нахожусь здесь не для того, чтобы говорить о правах хозяев. Я пришел вам сказать… Рабочие плавильного завода "Стандарт" в городе Денвере и завода Глоб и Грант в городе Колорадо только что предпочли голод и стачку голодной заработной плате при двенадцатичасовой работе у горящих печей. Для Западной федерации рудокопов каждая стачка - этап в смертельной борьбе с эксплуататорами. Западная федерация рудокопов знает, что два плавильных завода не могут выиграть стачку! Западная федерация призывает плавильные заводы округа Крипл-крик прекратить работу; рудокопов - прекратить доставку руды Плавильному тресту; углекопов - прекратить доставку угля Северной тихоокеанской дороге, родной сестре Плавильного треста!..
- Слушайте! Слушайте! Правильно!
- Нет! Нет! Как же это, брат Хейвуд, всем нарушать контракт из-за двух заводов?
Голос высоко поднялся из толпы и просвистел над головами как камень, который метнули в трибуну.
- Молчите, - Хейвуд взмахнул кулаками, - замолчите! Потому что человек, который сказал это, - скэб… Не больше, чем грязный скэб… с билетом юниониста. Это Американская федерация труда придумала соглашения, заключаемые для каждого цеха и каждой местности на разные сроки. Это она воспитала удивительное чудовище - организованного штрейкбрехера, поклоняющегося контракту, как богу.
Бастуют машинисты, но в том же предприятии работают организованные котельщики. Бастуют на постройке плотники, но организованные каменщики уважают святость своих контрактов. Грузчики пытаются остановить всю работу в доках, но члены союза моряков обслуживают суда, которые погрузили скэбы. Железнодорожники перевозят уголь, добытый скэбами в угольных копиях. Скэбы добывают руду для наших металлических заводов…
Братья, жертвы, которые здесь готовятся, будут напрасными жертвами, покуда вы не поймете, что дело союза плавильных рабочих № 125 - это дело рабочих всех плавильных заводов, дело рудокопов и углекопов, машинистов и кочегаров, текстильщиков и металлистов, - дело рабочих округа Крипл-крик, рабочих штата Колорадо, рабочих Соединенных штатов Америки, индустриальных рабочих всего мира!..
* * *
Крейн продвигался к выходу. Доступ в Джефферсон-сквер, по-видимому, решено было прекратить. Вдоль решетки уже стояли и двигались люди с дубинками. Запоздавшие рабочие толпились на дороге. Надсмотрщик тучным телом заполнил калитку.
Девушка в узком синем платье, высокая, очень худая и загорелая, вышла из толпы.
- Пропустите! - сказала девушка зло.
Надсмотрщик покачивался в проходе, то одним, то другим жирным плечом прижимаясь к краю решетки.
- Пропустите, - повторила девушка и сжала руками пояс, - вы не смеете…
Надсмотрщик, не отвечая, улыбался толстыми губами. Крейн подошел совсем близко. Крейн допускал, что можно предать или убить, но оскорблять женщину нельзя было ни при каких обстоятельствах. От омерзения к улыбке надсмотрщика руки у него сжимались в такт рукам девушки в синем платье. Она шла прямо, как будто хотела не останавливаясь пройти сквозь человеческую тушу, ставшую на дороге. Надсмотрщик перестал улыбаться, и его лицо без улыбки оказалось так страшно, что Крейн вдруг закричал. Он крикнул, как на улице невольно кричат прохожему, которого сейчас раздавит автомобиль.
- Молли!.. Молли!.. - позвал кто-то в толпе, но она уже подошла. Не улыбаясь, надсмотрщик отвел назад руку с короткой резиновой дубинкой. Люди с дороги рванулись вперед. Но Крейн стоял уже рядом; Крейну казалось, что сейчас он умрет от раздиравшего его бешенства.
Он раз и второй раз ударил в толстое лицо. Сразу стало легче и сразу Крейна сильно толкнуло в грудь; он качнулся. Сзади кто-то подхватил его за локти. Крейн неясно видел, как люди бежали навстречу друг другу и смешивались у решетки. Кто-то тащил Крейна, прижимая к груди его спину. Ноги Крейна нелепо волочились сбоку по пыльной траве.
Сквер опустел. Прислонясь к дереву, Крейн сидел на земле; над ним стоял белокурый смеющийся парень.
- Ну что, прошло?
- Проходит.
От удара в грудь Крейна тошнило; он с трудом поднялся и стоял, сплевывая слюну.
- Послушай, второй удар в скулу - прелесть! Тот закачался, как травка. Они улизнули сразу, потому что мы мчались не хуже чертей. Ты откуда?
- Из Иллинойса. Там безработица. Теперь я сортировщиком на Плавильном. Меня зовут Джеральд Крейн. Я никого здесь не знаю.
- Ничего, я - Джим, Джим Хорти, откатчик с третьего рудника. Пойдем к нашим, пойдем.
- Зачем? - сказал Крейн, - я чужой человек.
- Молчи! Ты!.. После того, что ты сделал!.. Знаешь, ты можешь у меня ночевать.
- Спасибо, - сказал Крейн, и они пошли по дороге к поселку.
- Ну вот, ты теперь будешь с нами, - решительно сказал Джим.
- С вами… с кем?
- Ну, с нами… с теми, кто хочет… всему положить конец… ты увидишь..
- Куда мы идем?
- К Гарперу, к старику. Ты познакомишься с Молли.
- Молли… она будет у Гарпера?
- Где же ей быть? Мать у нее умерла. Старый Джо взял ее к себе давно, когда отца и двух братьев у нее убило в шахте. А знаешь, ведь она - образованная.
- Вот что! - сказал Крейн.
- Конечно. Она училась в Денвере в школе. И еще Молли - ремингтонистка и стенографистка и все такое, и всякое там счетоводство… Право, в Денвере ей дали бы восемнадцать долларов в неделю. Но она, видишь ли, не хочет бросить старика и… и других.
- А! - сказал Крейн.
- Да, старик совсем плох. Она присматривает за ним и за домом. И берется за плату шить и стирать и переписывать. Это, видишь ли, трудная жизнь. Только никто не смеет ее жалеть, - она дьявольски горда, Моллп.
- Она славная девушка, - начал Крейн, - я очень рад…
- А знаешь, признаться, сначала я думал, что ты тоже образованный человек - мастер или конторщик.
- Что ж, - сказал Крейн, - я тоже учился в школе… Ты видишь сам - не всякий получает от жизни то, на что он рассчитывает.
* * *
Джим первый вошел в узкую переднюю дома старого Гарпера.
- Молли!..
В синем платье, подвязанная коротким холщовым передником, Молли возилась в отгороженном углу, заменявшем кладовую. Она выпрямилась, сняла с крючка маленькую керосиновую лампу и улыбнулась Джиму.
- Молли, смотри, я привел человека, который за тебя заст… - Джим вовремя вспомнил о том, что Молли дьявольски горда.
Молли стояла очень прямо. Лампа бледно горела у нее в руках. Молли внимательно и равнодушно смотрела на Крейна. Коротким движением бровей она показала, что ей очень жаль, но что она не может одобрить этого человека.
- Если б не вы, он бы меня непременно ударил, - сказала Молли спокойно. - Благодарю вас.
Крейн поклонился молча, с вежливостью, ужаснувшей Джима Хорти, которому в этот вечер хотелось душевной теплоты.
- Крейн, тут что-то не то… Послушай… да ты не знаешь самого главного. Молли - представь себе! - моя невеста. И мы поженимся, когда пройдет тяжелое время. Сейчас ведь никто не думает о себе. Молли, правда?
- Сейчас много дела, - сказала Молли сурово, и Крейн понял, что ее слова обращены к Джиму, а ее суровость к нему.
Гости старого Гарпера, как всегда, сидели у очага на табуретах и опрокинутых ящиках. Они собирались здесь раз или два в неделю; много курили, пили пиво из больших кружек, с усилием жевали соленые сухари.
Старый Гарпер, как женщина, кутался в темную шаль; его мучили кашель и лихорадка. Он сидел, как всегда, в покосившемся кресле, так близко придвинутом к очагу, что, казалось, Гарпер собирается сунуть в огонь худые согнутые колени и локти и обросший выдвинутый вперед подбородок.
Старый Гарпер сердился. Он находил, что его гости и Молли и Джим очень молоды и что это небезопасно. Он был ревностным "объединенным горнорабочим". В свое время он участвовал в стачках. Самуэль Гомперс - патриарх - два раза лично беседовал с ним о целях и судьбах рабочего класса, и от обильных и красноречивых слов патриарха у старого Гарпера остались простые формулы:
Хорошая заработная плата за хороший рабочий день.
Тредюнионы не занимаются политикой.
Немцы мечтают о социализме, а свободный американец добивается восьмичасового рабочего дня.
"Ай Даблью-Даблью" - веселое сочетание звуков с некоторых пор беспокоило Гарпера. Слова - прямое действие, солидарность, саботаж особенно беспокоили Гарпера с тех пор, как их научились произносить его гости и Молли и Джим.
Беспорядок производили люди, грубо смеявшиеся над цеховыми объединениями, хотя для Гарпера было ясно, что у рудокопов не может быть общих интересов с текстильщиками, пекарями или парикмахерами; люди, считавшие, что потомственный квалифицированный рабочий, американский гражданин, владеющий домиком и огородом, имеет общие интересы с чернорабочими, иммигрантами, неграми и бродягами.
Беспорядок производил Вильям Хейвуд. Но Билль Хейвуд работал откатчиком у старого Гарпера, когда старый Гарпер был молод и считался лучшим забойщиком графства Гумбольт в штате Невада. Теперь, когда Билль разъезжал по стране и говорил публично в Чикаго, когда его бранили в газетах, хотелось, несмотря ни на что, гордиться Биллем.
- Билль Хейвуд… только и слышишь нынче: Билль Хейвуд, а кто, как не я, двадцать лет знает вашего Билля Хейвуда… Еще его отчим - пробирер выписал парня к нам на рудник. Билль приехал и привез в сундучке все необходимое снаряжение: штаны, фуфайку, синюю рубашку, сапоги, два одеяла, ящик с шахматами и перчатки для бокса. Не кто другой, как я, учил его пить виски и обращаться, с лампой и кайлом. Ну, потом обычное дело - взрыв! Многих в тот раз изувечило, а Билль потерял глаз и палец. Пятнадцати лет он был очень хорош собой и ростом с двадцатилетнего. Он не любил вспоминать о своем несчастье… и когда разговаривал с кем-нибудь, особенно с девушками, старался всегда повернуться здоровым боком. От нас Билль ушел в Бруклинские копи. На руднике Блейн в Сильвер-Сити я встретил его уже членом бюро проклятых Западных рудокопов. Синюю рубашку он носил по-старому, но кепи забросил, а купил себе галстук и черную шляпу…
В дверь просунулся Гейс, худой человек с испорченными зубами.
- Алло, Гарпер, я привел к вам Большого Билля.
Гейс посторонился. Крейн со своего места (рядом с Джимом на опрокинутом ящике) следил, от любопытства вытянув шею.
Осторожно переставляя ноги, Хейвуд двигался между людьми и предметами. Хейвуду в комнате было трудно и все, что он делал в комнате, производило впечатление фокуса. На трибуне он. походил на слона; сейчас он походил на слона, берущего хоботом маленькую монету.
- Здравствуй, Джо; давно не видались, старик.
Голос был очень тихий, не имевший почти ничего общего с голосом Вильяма Д. Хейвуда на трибуне.
Кто-то придвинул табурет. Хейвуд сел у очага. Он сидел, улыбаясь, круто пригнув голову к левому плечу, чтобы удобнее рассматривать соседа единственным правым глазом.
- Ребята спрашивали меня о тебе, Билль, - сказал Гарпер.
- И что же?
- Я сказал им: хорош был парень Билль Хейвуд, - жаль, что попал в дурную компанию.
- А! - Хейвуд перестал улыбаться. - Ты-то, старик, все еще доволен компанией Сэма Гомперса?
- Да, да, - крикнул Гарпер, - и никто не может сказать, что Джо Гарпер знается с неграми, бродягами и итальянцами!
- Это старая история, Джо… Мы, американцы, медленно учимся понимать, потому что лидеры нас продают, а хозяева нас покупают подачками. Я долго учился в ужасных Бруклинских копях, учился потом, пересекая страну с безработными "генерала" Кокси. Ты это знаешь. Джо… Голодные люди с Юга и Запада пешком, в товарных поездах, небывалым шествием двинулись на Вашингтон просить помощь или работы у джентльменов, заседающих в Капитолии. Их вели Кокси и Келли - "генералы". По дороге люди болели и попадали в больницу, крали и попадали в тюрьму… В Калифорнии городской судья застрелил предводителя отряда. Я расстался с ними в Уэдсворте. Немногие прошли страшный путь до конца, чтобы принести петицию на лестницах Капитолия. Там их разогнала полиция, а Кокси, Браун и Джонс были избиты и арестованы за нарушение обязательного постановления, воспрещающего в пределах Капитолия ходить по траве…
- Так, - сказал Гарпер и сердито сунул в огонь длинный подбородок, - и ты нашел истину в свином вагоне генерала Кокси?
- Не совсем так. Мне кажется, Джо, я нашел истину - в Кэр д'Алене.
Молодой рудокоп сказал:
- Расскажите о Кэр д'Алене, брат Хейвуд.
- В Кэр д'Алене, ребята, Компании Бэнкер-Хилл и Сюл-ливан принадлежал рудник "Последний шанс". Вокруг этого рудника было выжжено все до последней травки. Кошки и собаки дохли. Одежда рассыпалась от действия газов. Горняки дышали медью, ели медь, одевались в медь. У людей, отравленных медью и серой, выпадали волосы, синело лицо и зубы выпячивались вперед.
- А Компания? Компания бездействовала, брат Хейвуд?
- Нет. У каждого из получки она предусмотрительно удерживала деньги на больницу. Клянусь богом! Еще лучше было бы удерживать деньги на могилу, потому что горняцкое кладбище - город мертвых, быстро перерастал город живых.
В девяносто девятом Компания Бэнкер-Хилл и Сюлли-ван объявила о снижении заработной платы на руднике "Последний шанс" и отказалась вести переговоры. После этого плавильный завод компании взлетел на воздух, впрочем, без человеческих жертв. Опытный убийца, губернатор Франк Стейненберг, - он живет теперь на покое в Идаго, - вызвал федеральные войска. По первому требованию губернатора было арестовано тысяча двести рабочих. Десяти предъявили по несколько обвинений, из них виселицу обеспечивало любое.
Старый Гарпер внимательно смотрел в огонь, потому что он не хотел видеть лица своих гостей, слушавших историю Кэр д'Алена.
- Мы с Джоном Вильямсом поехали туда от Федерации рудокопов. Я бродил вокруг отвратительной тюрьмы, где людей одолевали вши и болезни; я думал о том, что эти люди и я - одно и то же. Мы сделали рудники. Каждый фунт руды, добытый когда-либо, был добыт нами. Запад принадлежал нам. "Вред, нанесенный одному, есть вред, нанесенный всем", - это я понял тогда.
Голова Хейвуда двигалась напряженно. Он обводил глазом людей, полукругом сидевших на ящиках и табуретах.
- Братья, стачка здесь будет, и вам будет трудно. Слишком много дурных вождей и обманутых ими эгоистов. Правда?
- Правда! - неожиданно для себя громко сказала Молли.
Хейвуд с исключительными предосторожностями дотронулся до ее руки.
- Как ваше имя?
- Молли, сэр.
- О, это хорошее имя. Вы слыхали о "Молли Магьюр"?
- О, да!
Хейвуд встал.
- Прощайте. Джо, прощай. Помни, - тебе здесь верят.
Он обернулся у двери и крикнул голосом сильным, как на трибуне:
- Одумайся, Джо, пока не случилась беда!