Она не спускала с него глаз, пока он отправлял домой Жанвье.
- Тебе, Люка, я пришлю замену около восьми или девяти вечера.
- Я велел прийти Жанену, но лучше я сам останусь, шеф. Если бы мне только принесли бутерброды…
Около двух часов Мегрэ обходил дом, любезный и терпеливый, как коммивояжер.
Имена, помеченные у консьержки, постепенно теряли свой абстрактный характер, становились лицами, глазами, голосами, характерами - человеческими существами.
Педикюрша с первого этажа могла бы быть и гадалкой на картах. У нее было очень бледное лицо, большую часть которого занимали черные, почти гипнотические глаза.
- Почему полиция? Я в жизни не сделала ничего дурного. Спросите у моей клиентки, которую я обслуживаю уже девять лет.
- В этом доме убит человек.
- Я видела, как выносили тело, но я была занята.
Кто это?
- Месье Пальмари.
- Я его не знаю. На каком этаже он жил?
- На пятом.
- Я слышала о нем. У него очень красивая жена, немного манерная. А его я никогда не видела. Он был молодой?
Шабо, того, который работал на телевидении, не оказалось дома. Контролер из метро еще не вернулся домой, но его жена с подругой сидели за столом и пили шоколад с пирожными.
- Что я могу вам сказать? Я даже не знаю, кто живет у нас над головой. Если этот человек не выходил из квартиры, не удивительно, что я не встречала его на лестнице. Ну, а мой муж никогда не поднимается выше нашего этажа.
Еще одна женщина, в квартире напротив, ребенок, в колыбели, на полу девочка с голой попкой, соски в стерилизаторе.
Этажом выше стучала на машинке мисс Тюплер. Крупная, крепко скроенная мисс из-за жары, видно, предпочитала сидеть в пижаме. Куртка пижамы расстегнулась на груди, но она не испытывала потребности застегнуть ее.
- Убийство в доме? Как волнительно. Вы арестовали этого… как вы его называете… убийцу? А ваша имя Мегрэ! Мегрэ с набережной Орфевр?
Она направилась к стоящей на столе бутылке бургундского.
- Вы чокнетесь, как говорят французы?
Он чокнулся и минут десять слушал ее тарабарщину, соображая, прикроет ли она наконец грудь.
- "Золотой бутон"? Нет… не была. Но в Штатах почти все ночные клубы принадлежат гангстерам. А Пальмари был гангстером?
У американки царила безалаберная обстановка богемы. У рантье, в квартире напротив, все было приглушено, сладко, как варенье, и даже пахло конфетами. Человек с седыми волосами спал в кресле с газетой на коленях.
- Не говорите слишком громко. Он терпеть не может, когда его неожиданно будят. Вы пришли от благотворительного общества?
- Нет, я из полиции.
Это, казалось, восхитило старую даму.
- В самом деле? Из полиции! В таком спокойном доме! Только не говорите мне, что кого-то из жильцов обокрали!
Она улыбалась, лицо ее было ласковое и доброе, как у монашенки под чепчиком.
- Преступление? Вот почему сегодня утром столько людей ходило взад и вперед. Нет, месье, я не знаю никого, кроме консьержки.
Преподавателя физкультуры на четвертом этаже тоже не было дома, но дверь открыла молодая женщина, закутанная в одеяло.
- Нет, я не знаю, когда он вернется. Я здесь в первый раз.
- Когда вы его встретили?
- Вчера вечером, вернее, сегодня утром, потому что было уже за полночь. В баре на улице Пресбург. А что он сделал? На вид такой славный парень.
Напрасно было ее расспрашивать. Она говорила с трудом, видно с перепоя.
У Массолетти он застал только служанку, которая на плохом французском языке объяснила, что ее хозяйка поехала к мужу в Фуке и что обедать они будут в гостях.
В этой квартире меблировка была современная, более светлая и веселая, чем в других квартирах. На диване валялась гитара.
На этаже Пальмари Фернан Барийар еще не вернулся, дверь, напевая, открыла женщина лет тридцати, белокурая и упитанная.
- Смотрите-ка! Да я с вами уже встречалась на лестнице. Что вы продаете?
- Уголовная полиция.
- Вы расследуете то, что произошло утром?
- Откуда вы знаете о том, что произошло?
- Ваши коллеги распустили достаточно сплетен. Мне стоило только приоткрыть дверь, чтобы услышать все подробности. Кстати, у них забавная манера говорить о покойнике, особенно у тех, что с шутками несли тело по лестнице.
- Вы знали Манюэля Пальмари?
- Я его никогда не видела, но, случалось, слышала, как он ревет.
- Ревет? Что вы хотите этим сказать?
- С ним, наверное, приходилось нелегко. Я его понимаю, потому что консьержка сказала, что он калека.
На него иногда находили такие приступы злобы!
- Против Алины?
- А ее зовут Алина? Забавная особа… Вначале, когда я встречала ее на лестнице, я ей кивала, здоровалась, но она смотрела на меня так, будто я прозрачная… Какого сорта эта женщина? Они были женаты? Это она его убила?
- Когда ваш муж начинает работу?
- По-разному. У него нет определенных часов, как у служащих в конторе.
- Он обедает дома?
- Редко, потому что большую часть времени находится в далеких районах или даже в пригородах. Он торговый представитель.
- Я знаю. Когда он уехал сегодня утром?
- Не могу сказать. Я очень рано ушла на рынок.
- Что значит - очень рано?
- Около восьми часов. Когда я вернулась в половине десятого, его уже не было.
- Вы не встретили вашу соседку на рынке?
- Нет. Мы покупаем в разных местах.
Десятки и десятки вопросов, столько же ответов, откладывавшихся в памяти Мегрэ. Из всей этой кучи только несколько, а может быть, лишь единственный в какую-то минуту получит определенный смысл.
Бармен был дома, он начинал работу в шесть вечера. Няня и двое детей были заняты играми. Мальчишка выстрелил в комиссара и закричал:
- Пиф-паф! Вы убиты!
Тони Паскье, у которого была жесткая и густая борода, брился сегодня уже во второй раз. Его жена пришивала пуговицу к детским штанишкам.
- Какую фамилию вы назвали? Пальмари? Я должен его знать?
- Это ваш сосед снизу, вернее, он еще сегодня утром был вашим соседом.
- С ним что-нибудь случилось? Я встретил полицейских на лестнице, а когда вернулся в половине третьего, жена сказала, что унесли какого-то покойника.
- Вы никогда не были в "Золотом бутоне"?
- Лично я не был, но случалось посылать туда клиентов.
- Почему?
- Некоторые спрашивают, где лучше поесть в том или ином квартале. У "Золотого бутона" хорошая репутация. Я когда-то был знаком с их метрдотелем, Пернелем, который работал в "Кларидже". Он знает свое дело.
- А как фамилия владельца этого ресторана?
- Я никогда не спрашивал.
- А женщину, Алину Бош, вы никогда не встречали?
- Брюнетку с обтянутым задом? Случалось встречать на лестнице.
- Это владелица вашего дома.
- Впервые слышу. Я никогда не говорил с ней. А ты, Люлю?
- Терпеть не могу женщин такого типа.
- Видите, месье Мегрэ. Не густо в смысле сведений для вас.
Англичанин отсутствовал. На седьмом этаже комиссар обнаружил длинный коридор, освещенный только одним слуховым окном, проделанным в крыше. Со стороны двора - старый чердак, куда жильцы складывали как попало старые чемоданы, портняжные манекены, ящики, всякий хлам.
Со стороны фасада выстроился ряд дверей, как в казарме. Он начал с самой последней. Здесь обитала Иоланда, служанка рантье с третьего этажа. Дверь была открыта, и он заметил прозрачную ночную рубашку на смятой постели, сандалии на коврике.
Следующая дверь, по плану, который начертил Мегрэ в своей записной книжке, должна была принадлежать Амелии, но и там никого не оказалось. В следующей комнате тоже.
Когда он постучал в четвертую, слабый голос попросил его войти, и сквозь птичьи клетки, загромождавшие комнату, он заметил в вольтеровском кресле старую женщину с круглым как луна лицом.
Он чуть было не ушел, оставив ее мечтать. Практически она уже была без возраста, хрупкая нить связывала ее с этим миром. Она с безмятежной улыбкой смотрела на непрошеного гостя.
- Входите, милый месье. Не бойтесь моих птичек!
Ему не сказали, что, кроме птичек, здесь жил на свободе огромный попугай, уцепившийся за качели, висевшие посреди комнаты.
Птица принялась кричать:
- Коко! Милый Коко! Ты хочешь есть, Коко?
Мегрэ объяснил, что он из полиции и что в доме было совершено преступление.
- Я знаю, милый месье. Консьержка сказала мне, когда я ходила за покупками. Как это ужасно - убивать друг друга, когда жизнь и так коротка. То же самое и на войне. Я пережила две войны.
- Вы не знали месье Пальмари?
- Я не знаю никого, кроме консьержки, которая не такая уж плохая, как это можно подумать. Этой бедной женщине пришлось испытать много горя. Ее муж был бабник, к тому же еще и пил.
- Вы не слышали, никто из жильцов не поднимался на этот этаж?
- Время от времени это бывает, люди ходят на чердак, чтобы свалить там какой-нибудь хлам.
- Вы общаетесь с вашим соседом?
- С месье Жефом? Можно подумать, мы одного возраста, на самом деле он гораздо моложе меня. Ему немного за семьдесят. Это из-за своих ран он кажется старше. Вы его тоже знаете? Он глухонемой. Но я думаю, что быть слепым - еще тяжелее. Скоро я это узнаю, потому что с каждым днем вижу все хуже и хуже, и сейчас даже не могла бы сказать, какое у вас лицо. Вы не хотите присесть?
Наконец в последней комнате сидел старик и читал детские комиксы. Его лицо было покрыто шрамами, один из них понимал угол рта, отчего у старика был такой вид, словно он все время улыбается.
Месье Жеф носил синие очки. Стоявший посреди комнаты большой стол из некрашеного дерева был уставлен всякими деталями, неожиданными предметами, "Конструктором" для юношей, кусками обструганного дерева, старыми иллюстрированными журналами, пластилином. Железная кровать походила на казарменную, как и грубое одеяло, а на выбеленных известкой стенах красовались цветные репродукции. Фото залитых солнцем городов: Ниццы, Неаполя, Стамбула. На полу валялись иллюстрированные журналы.
Руками, которые не дрожали, несмотря на его возраст, старик старался объяснить, что он глухой и немой, что он не может ничего сказать, но способен понять собеседника по его губам.
- Прошу прощения, что беспокою вас. Я из полиции. Не знали ли вы, случайно, жильца по фамилии Пальмари?
Мегрэ показал рукой на пол, чтобы объяснить, что Пальмари жил внизу, показал два пальца, чтобы уточнить, на сколько этажей ниже.
Старый Жеф покачал головой, и тогда Мегрэ стал говорить ему об Алине.
Насколько комиссар мог понять, старик встречал ее на лестнице. Он словно вылепливал в пустоте ее узкое лицо, ее тонкий и волнистый силуэт.
Когда Мегрэ снова очутился на пятом этаже, он понял, что посетил только что целый мир. Он как-то отяжелел, его охватила меланхолия - люди, жившие рядом с Манюэлем, не знали даже, что это именно его унесли сегодня утром, накрытого брезентом.
Люка был в гостиной один.
- Думаю, она спит, - сказал инспектор на вопрос Мегрэ.
Молодой Лапуэнт был здесь, счастливый, что работает с шефом.
- Пиво осталось, Люка?
- Две бутылки.
- Открой одну, а я закажу еще.
Было шесть часов. На дорогах в Париже уже образовались пробки, и какой-то нетерпеливый автомобилист, несмотря на запрет, сигналил под окнами дома.
Глава 4
С одной стороны к ресторану "Золотой бутон" примыкал третьесортный стриптиз, с другой - лавочка, где продавалось выполненное с неудержимой фантазией женское белье, которое иностранцы увозили с собой в качестве сувенира из "Веселого Парижа".
Мегрэ и Лапуэнт, выйдя из машины уголовной полиции, медленно поднимались по улице Шапталь, где к люду, толкущемуся на ней днем, уже начинали примешиваться "силуэты" ночного Парижа.
Было семь часов. На пороге ресторана еще не появился вышибала в голубой форме, обшитой золотистым шнуром. Эта горилла, которую все называли Джо Толсторукий, еще не заняла своего поста.
Мегрэ хорошо знал швейцара - он был похож на бывшего ярмарочного боксера, хотя никогда не надевал боксерских перчаток, а провел половину из сорокалетней жизни в заключении.
Умственное развитие у швейцара было как у десятилетнего ребенка, и в непредвиденных обстоятельствах взгляд его затуманивался, становился почти умоляющим, как у школьника, не выучившего урок, но вынужденного отвечать.
Они нашли его внутри ресторана. Он, скинув ливрею, вытирал тряпкой пыль с коричневых кожаных банкеток, и как только узнал комиссара, лицо его приняло тупое выражение.
Двое официантов готовили ресторан к ужину, ставили на скатерти тарелки с вензелем фирмы, стаканы и серебряные приборы, а посреди каждого столика - по два цветка в высоком хрустальном бокале.
Лампы под розовыми абажурами пока еще не горели, так как солнце золотило тротуар на противоположной стороне улицы.
Бармен Жюстен, в белой рубашке и черном галстуке, в последний раз протирал рюмки. Единственный клиент, краснощекий толстячок, сидя на высоком табурете, пил зеленую мятную настойку.
Мегрэ его где-то видел, лицо ему было знакомо, но не мог сразу вспомнить где. Встречал ли он его на бегах, тут же, в ресторане, или у себя в кабинете на набережной Орфевр?
На Монмартре можно было встретить много людей, имевших дело с полицией.
- Добрый вечер, господин комиссар. Добрый вечер, господин инспектор, - развязно приветствовал их Жюстен. - Если вы ужинать, то рановато. Что вам подать?
- Пиво.
- Голландское, датское, немецкое?
Из заднего помещения бесшумно вышел управляющий: редкие волосы, слегка отекшее лицо, лиловатые мешки под глазами. Не выражая ни удивления, ни взволнованности, он приблизился к полицейским, подал Мегрэ мягкую руку, пожал руку Лапуэнту. Ему оставалось только надеть свой смокинг, чтобы быть в полной форме для приема клиентов.
- Я ожидал, что увижу вас сегодня. Даже удивлялся, что вы не пришли раньше. Что вы обо всем этом скажете?
Он выглядел измученным.
- О чем?
- Кто-то ведь с ним разделался. У вас есть предположение, кто мог это сделать?
Итак, хотя в прессе еще ничего не говорилось о гибели Манюэля, хотя Алина оставалась весь день под наблюдением и никуда не звонила, в "Золотом бутоне" уже все было известно.
Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.
- В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?
Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей. Сын его учился на медицинском факультете, а одна из дочерей вышла замуж за владельца ресторана на Елисейских полях. Он жил как буржуа, на вилле, которую построил в Шуази-ле-Руа.
- Не помню, - с удивлением ответил он. - Почему вы меня об этом спрашиваете? Полагаю, это всем уже известно.
- Газеты еще ничего не сообщали о преступлении.
Попробуйте вспомнить. Может быть, во время обеда?
- Мне кажется, да. Клиенты нам много чего рассказывают. А ты не помнишь, Жюстен?
- Нет. В баре тоже об этом говорили.
- Кто?
Мегрэ наталкивался на закон молчания. Даже если Пернель, управляющий, не принадлежал к преступной среде и вел вполне порядочную жизнь, он тем не менее должен был молчать - этого требовала часть его клиентуры.
"Золотой бутон" уже не был, как прежде, тем баром, где собирались лишь жулики, о которых Пальмари, управлявший тогда рестораном, не слишком артачась, давал Мегрэ кое-какие сведения.
Теперь у ресторана была зажиточная клиентура. Его посещало много иностранцев, красивые девушки. Сходились к десяти или одиннадцати часам, так как ужин подавался до полуночи. Несколько главарей шаек сохранили свои привычки, но теперь среди них не было молодых парней, готовых на любое преступление. Они тоже жили в собственных домах, у большинства были жены и дети.
- Я хотел бы знать, кто первый сообщил вам об этом.
И Мегрэ, как он сам выражался, "отправился на рыбную ловлю".
- Может быть, некий Массолетти?
Он успел записать имена всех жильцов дома на улице Акаций.
- А чем он занимается?
- Автомобилями… Итальянскими автомобилями…
- Не знаю такого. А ты, Жюстен?
- Первый раз слышу…
Чувствовалось, что оба говорят искренне.
- Виньон?
Глаза их даже не заблестели, оба покачали головой.
- Преподаватель физкультуры по фамилии Детуш?
- Такой в наших кругах неизвестен.
- Тони Паскье?
- Я его знаю, - вмешался Жюстен.
- И я тоже, - добавил Пернель. - Иногда он посылает мне клиентов. Ведь он второй бармен в "Кларидже", не так ли? Я его не видел уже несколько месяцев.
- Он не звонил вам сегодня?
- Он звонит только в том случае, если ему нужно рекомендовать клиента.
- А Джеймс Стюарт, англичанин? Тоже не говорил?
А Фернан Барийар?
При каждой фамилии они на секунду задумывались и снова качали головой.
- Кто, по-вашему, был заинтересован в том, чтобы устранить Пальмари?
- На него нападают не в первый раз.
- Но лишь двое из покушавшихся, те, что прошили его из автомата, были потом убиты. А Пальмари больше уже не выходил из своей квартиры. Скажите, Пернель, с каких пор в "Золотом бутоне" появился новый хозяин?
Бледное лицо управляющего слегка покраснело.
- Пять дней назад.
- И кто же теперешний владелец?
Он колебался только мгновение, понимая, что Мегрэ в курсе дела и что врать бессмысленно.
- Я.
- У кого вы откупили ресторан?
- Ну конечно же у Алины.
- А когда Алина стала настоящей владелицей?
- Точной даты не помню. Около двух лет назад.
- Акт вашей купли засвидетельствован у нотариуса?
- По всем правилам.
- У какого нотариуса?
- Мэтр Дегриер, бульвар Перейр.
- За сколько вы купили ресторан?
- Двести тысяч.
- Я полагаю, новых франков?
- Конечно.
- Уплачено наличными?
- Ассигнациями. Пришлось потратить порядочно времени, чтобы их сосчитать.
- Как Алина унесла их? В чемодане?
- Не знаю. Я ушел первым.
- А вы знали, что дом на улице Акаций тоже принадлежит любовнице Манюэля?
Жюстен и Пернель чувствовали себя все более неловко.
- Здесь всегда ходят какие-то слухи. Видите ли, господин комиссар, я честный человек, как и Жюстен.
У нас у обоих семьи. Поскольку наш ресторан находится на Монмартре, среди нашей клиентуры можно найти разных людей. Закон не разрешает нам выгонять их, разве только в случае, если они вдрызг пьяны, что бывает редко. Мы слышим, как они рассказывают разные истории, но предпочитаем забывать их. Не правда ли, Жюстен?
- Точно.
- Интересно, был ли у Алины любовник?
Ни тот, ни другой и бровью не повели, не сказали ни да ни нет, что несколько удивило Мегрэ.
- Она никогда не встречалась здесь с мужчинами?