Мегрэ подумал о своем первом посещении дома Трех вдов, об Эльзе, загадочной и далекой, словно какая-то женщина-вамп из кинофильма, тревожной и нервирующей атмосфере, какую ей удается создавать вокруг себя.
А ее рассказы о родительском замке, о няньках и гувернантках, о редкостно строгом отце? Неужели все это он услышал из уст взбалмошной и развращенной девчонки?
Нет, конечно. Теперь все стало ясно. Иные жесты красноречивее любых слов: эта манера снимать с себя платье или глядеться в зеркало, прежде чем умыть лицо водой…
Перед ним стояла проститутка, заурядная и вульгарная, здравомыслящая и порочная.
- Признайтесь, комиссар, поймала я вас на удочку?
- Да, но ненадолго.
Она вытерла лицо уголком махрового полотенца.
- Ну, положим! Вы не очень-то хвастайте: еще вчера, когда вы были здесь и я позволила вам краешком глаза увидеть всего лишь одну мою грудь, так у вас и то пересохло в горле и лоб покрылся испариной. Ну теперь вам это, конечно, безразлично. Хотя, между прочим, я далеко не уродлива.
Она прогнулась в пояснице, выпятила грудь и с удовольствием принялась разглядывать свое гибкое, едва прикрытое тело.
- Между нами, что это так сильно растревожило вас? Я допустила какую-нибудь ошибку?
- Не одну, а несколько.
- Какие же?
- Ну, например, вы слишком много говорили о замке и парке в Дании. Когда люди действительно живут в замке, они называют его, скорее, домом или, быть может, усадьбой.
Она отдернула занавеску, за которой висели ее платья, и стала нерешительно перебирать их.
- Вы, конечно, повезете меня в Париж? И там, конечно, будут фотокорреспонденты?.. Что вы скажете об этом зеленом платье?
Она подержала платье перед собой, чтобы получше разглядеть его.
- Нет. Черный цвет мне больше к лицу. Пожалуйста, дайте мне огня.
Она рассмеялась: несмотря ни на что, Мегрэ все-таки был несколько смущен исходившими от нее эротическими флюидами, особенно сейчас, когда она подошла к нему, чтобы прикурить.
- Ну, ладно! Сейчас же оденусь, а то, как говорится, получается одна смехота.
Даже такие жаргонные словечки, окрашенные иностранным акцентом, звучали в ее устах с особой прелестью.
- Когда вы стали любовницей Карла Андерсена?
- Я ему не любовница. Я его жена.
Она провела косметическим карандашом по бровям, слегка оживила румянец на щеках.
- Вы поженились в Дании?
- Вижу, что пока вы еще ничего не знаете. И, пожалуйста, не рассчитывайте на мою болтливость. Это было бы против игры. Но все равно долго вы меня не продержите. Кстати, через сколько времени после ареста вы берете отпечатки пальцев, делаете антропометрические замеры и прочее?
- Всему этому вы подвергнетесь очень скоро.
- Тем хуже для вас. Вы установите, что мое настоящее имя Берта Круль, что три с лишним года назад копенгагенская полиция арестовала меня. А датское правительство потребует моей выдачи. Что ж, я готова… Теперь, если позволите, пойду и съем чего-нибудь. Здесь чувствуешь себя вроде как в заключении, вы не находите?
Она подошла к окну и открыла его. Затем вернулась к двери. Мегрэ опередил ее и вышел первым. Тогда она внезапно захлопнула за ним дверь, повернула ключ и задвинула засов. Комиссар тут же услышал ее быстрые шаги по направлению к окну.
Будь вес Мегрэ килограммов на десять меньше, ей, несомненно, удалось бы сбежать. Однако, не потеряв и четверти секунды после того как засов был задвинут, комиссар с разбега всей своей массой надавил на дверь и с первого же толчка высадил ее. Дверная панель вместе с выдранными петлями и замком с грохотом рухнула на пол.
Эльза сидела верхом на подоконнике, не решаясь спрыгнуть на траву.
- Слишком поздно, - тихо бросил он.
Слегка задыхаясь, она обернулась в его сторону.
- Да уж, было ради чего наряжаться в такой шикарный туалет, - сказала она с горькой самоиронией, показывая свое разорванное платье.
- Вы даете мне слово, что больше не попытаетесь бежать?
- Нет, не даю.
- В таком случае предупреждаю: буду стрелять при малейшем подозрительном движении.
С этой минуты револьвер оставался в его руке.
Когда они проходили мимо комнаты Карла, Эльза спросила:
- Комиссар, как вы думаете, он поправится? Ведь в нем сидят две пули.
Хотя он внимательно наблюдал за ней, но в этот момент затруднился бы определить ее состояние. Все же ему показалось, что лицо ее выражает одновременно и сострадание, и озлобленность.
- Тут есть и его вина, - заключила она, как бы желая успокоить свою совесть. - Только бы в этом доме нашлась хоть какая-нибудь еда.
Мегрэ последовал за ней на кухню, где, порыскав по стенным шкафчикам, она нашла банку лангустов.
- Вы не откроете мне ее? Пожалуйста, откройте. Обещаю не воспользоваться этим, чтобы удрать.
Между ними установилась странная сердечность, которую Мегрэ не мог не оценить. В их отношения вкралось даже нечто интимное, разумеется, без всяких задних мыслей с ее или с его стороны.
Ей импонировало присутствие этого крупного и невозмутимого мужчины, который хотя и одержал над ней верх, но сам, как ей думалось, был ошеломлен ее лихостью. Он же просто наслаждался - и, быть может, даже слишком - этой странной близостью, столь непохожей на привычные отношения между людьми.
- Вот вам, ешьте побыстрей.
- А что, разве уже надо отправляться?
- Об этом ничего не знаю.
- Еще раз - между нами: что вам удалось выяснить по существу?
- Не имеет значения.
- А этого идиота Мишонне вы тоже увезете с собой? Именно его-то я и боялась больше всего. Только что, когда мы с ним стояли на дне колодца, я решила, что мне конец. У него от злобы аж глаза на лоб полезли, он душил меня изо всех сил.
- Вы были его любовницей?
Она пожала плечами с видом женщины легкого поведения, для которой подобная деталь абсолютно ничего не значит.
- А господин Оскар? - продолжал он допытываться.
- Что господин Оскар?
- Он тоже ваш любовник?
- Попробуйте выяснить это самостоятельно. Я совершенно точно знаю, что меня ждет. В Дании мне придется отсидеть пять лет за соучастие в вооруженном ограблении и сопротивление властям. Как раз там в меня и угодила эта пуля, - она указала на свою правую грудь. - А во всем остальном разберется французская полиция.
- Где вы познакомились с Исааком Гольдбергом?
- На эту тему не хочу…
- И все-таки придется рассказать все.
- Интересно, как это вы меня заставите?
Она продолжала уплетать лангуста без хлеба - его не осталось ни крошки. Из гостиной слышались шаги полицейского, который сторожил Мишонне, полулежавшего в кресле.
У ворот одновременно затормозили две машины. Ворота раскрылись, автомобили въехали в парк и, обогнув дом, остановились у крыльца.
В первом находились инспектор, два жандарма, а также г-н Оскар и его жена.
Во втором - это было парижское такси - помимо шофера сидел еще один инспектор и кто-то третий.
На запястьях задержанных поблескивали наручники, но лица их были спокойны, если не считать жену "гаражиста", чьи глаза заметно покраснели.
Мегрэ попросил Эльзу пройти в гостиную. Там Мишонне вновь попробовал броситься на нее.
Затем ввели арестованных. Г-н Оскар держался почти непринужденно, но, увидев Эльзу и страхователя, скорчил гримасу удивления. Третий, по виду итальянец, видимо, решил похорохориться:
- Да тут никак все семейство в сборе! - выпалил он. - Что будет - свадьба или оглашение завещания?
Один из инспекторов обратился к Мегрэ:
- Нам повезло: удалось взять их без боя. Проезжая через Этамп, мы подсадили двух жандармов, уже стоявших наготове. Они видели промчавшуюся машину, но не сумели задержать ее. В пятидесяти километрах от Орлеана беглецам пришлось остановиться из-за прокола баллона. Они затормозили прямо посреди шоссе и наставили на нас пистолеты. Хозяин авторемонтной матерской одумался первым. Если бы не это, завязалась бы перестрелка по всем правилам. В общем, стали к ним подходить, а итальянец так-таки не удержался: дважды пальнул из браунинга, но оба раза промахнулся.
- Подумать только, комиссар, когда вы были у меня, я вас потчевал отличными напитками. А вот сейчас, позвольте доложить вам, меня сильно мучает жажда, - заметил г-н Оскар.
Мегрэ велел принести из гаража арестованного механика. Он решил собрать здесь свою команду.
- А теперь всем встать в шеренгу, лицом к стене, - скомандовал он. - Мишонне, встаньте с другой стороны. И не вздумайте приблизиться к Эльзе.
Срахователь злобно посмотрел на него и встал в конце выстроившейся шеренги. Его глаз опух от полученных ударов, усы обвисли. Далее стоял механик с руками, перехваченными электропроводом. Около него - тощая и скорбная г-жа Оскар, рядом - ее муж, раздосадованный невозможностью засунуть руки в карманы не по фигуре широких брюк. Последними стояли Эльза и итальянец, самый свежий и бодрый из всех. На тыльной стороне его правой ладони была вытатуирована голая женщина.
С едва заметным чувством удовлетворения Мегрэ осмотрел всех, набил свою трубку, направился к крыльцу и, открывая застекленную дверь, сказал:
- Люкас, запишите имя, фамилию, профессию и место жительства каждого, а потом позовите меня.
Все шестеро стояли неподвижно.
Указав на Эльзу, Люкас спросил у начальника:
- На нее тоже надеть наручники?
- А почему нет?
- Вот это уже называется подлостью, комиссар! - с глубокой убежденностью воскликнула она.
Парк тонул в солнечном свете. Не умолкал гомон тысяч птиц. Металлический флюгер-петушок на деревенской колокольне, видной на горизонте, переливался тысячами искр, словно был из чистого золота.
10. У кого больше шансов расстаться с головой?
Когда Мегрэ вернулся в гостиную, куда сквозь распахнутые двери врывался весенний ветерок, Люкас заканчивал запись личных данных. Обстановка чем-то напоминала казарму, где собрались призывники нового набора.
Арестованные все еще стояли вдоль стены, но уже не в таком строгом порядке. По крайней мере, трое из них сохраняли перед лицом полиции полное спокойствие. Это были г-н Оскар, его механик Жожо и итальянец Гвидо Феррари.
Г-н Оскар диктовал Люкасу:
- Профессия: механик-гаражист. Добавьте: бывший профессиональный боксер, членский билет спортсмена выдан в тысяча девятьсот двадцатом году. В двадцать втором - чемпион Парижа в полутяжелом весе…
Инспекторы привели еще двух "новобранцев" - рабочих гаража, которые, как всегда, в положенный час явились на работу. Их тоже поставили лицом к стене, рядом с остальными. Один из них, чей рот напоминал пасть гориллы, спросил тягучим голосом:
- Ну что? Сгорели?
И тут все затараторили, словно школьники, когда учитель вышел из класса. Они подбадривали друг друга легкими тумаками, перебрасывались шутками.
Один Мишонне выглядел пришибленным и жалким. Вобрав голову в плечи, он злобно уставился себе под ноги.
Эльза глядела на Мегрэ с видом сообщницы. Разве между ними не установилось отличное взаимопонимание? Когда Оскар позволил себе сомнительный каламбур, она едва заметно улыбнулась комиссару.
Себя лично Эльза относила к отдельной, особой категории.
- А теперь попрошу тишины! - громко объявил Мегрэ.
Но в тот же момент к ступенькам крыльца подкатил небольшой закрытый автомобиль. Из него вышел изысканно одетый, делового вида мужчина с кожаной сумкой под мышкой. Он быстро поднялся по лестнице, посмотрел на людей, выстроившихся в шеренгу, и, казалось, немало удивился этому зрелищу.
- Где раненый?
- Люкас, займитесь, пожалуйста…
То был вызванный Карлом Андерсеном известный парижский хирург. Предшествуемый бригадиром, он удалился с весьма озабоченным лицом.
- Видал хирурга? Ну и рожа! - пошутил кто-то.
Никто не отреагировал, только Эльза поморщилась. Синева ее глаз чуть посветлела.
- Я потребовал тишины! - отчеканил Мегрэ. - Острить будете потом. Видимо, вы забыли, что, по крайней мере, у одного из вас есть шанс расстаться с головой.
И взгляд его медленно прошелся по всем стоявшим в шеренге. Последняя фраза комиссара возымела действие, на которое и была рассчитана.
Все оставалось прежним - яркое солнце, весенний воздух, пение птиц и дрожащие тени листвы на дорожках.
Но в гостиной кое-кто почувствовал необычную сухость во рту, внезапную неуверенность взгляда.
Среди общего молчания только Мишонне внезапно и непроизвольно испустил громкий стон, удививший его самого, пожалуй, больше, чем остальных. Сконфуженный, он отвернулся в сторону.
- Вижу, вы меня поняли, - продолжил Мегрэ и, заложив руки за спину, стал расхаживать по комнате. - Все-таки попытаемся сэкономить время. Если нам это не удастся здесь, придется продолжить собеседование с вами в Париже, на набережной Орфевр. Адрес вам, вероятно, знаком, так? Ладно! Значит, первое преступление: застрелен в упор Исаак Гольдберг. Что заставило Гольдберга приехать на перекресток Трех вдов?
Арестованные молчали, недружелюбно косясь друг на друга, прислушиваясь к шагам хирурга, раздававшимся над их головами.
- Я жду… Повторяю, наше заседание может быть продолжено в Париже. Там с вами будут разбираться поодиночке… Итак, Гольдберг находился в Антверпене. И у него были бриллианты, миллиона эдак на два, и он хотел их загнать. Так кто же заинтересовался этим делом?
- Я, - сказала Эльза. - С ним я познакомилась в Копенгагене. Знала, что он специализируется на краденых драгоценностях. Когда я прочла репортаж о лондонском ограблении и газеты стали утверждать, что брильянты должны быть в Антверпене, я тут же заподозрила Гольдберга и сказала об этом Оскару.
- Хорошенькое начало, ничего себе! - буркнул тот.
- Кто написал письмо Гольдбергу?
- Она.
- Однако продолжим. Значит, он прибывает сюда ночью. Кто в это время дежурит в гараже? И главное, кому поручено совершить убийство?
Молчание. На лестнице шаги Люкаса. Бригадир отдавал распоряжение одному из инспекторов:
- Поезжай в Арпажон, разыщи там какого-нибудь врача - будет ассистировать профессору. Заодно достань и привези камфарное масло. Понятно?
С этим Люкас пошел обратно наверх, а Мегрэ, сощурив глаза, смотрел на свое стадо.
- Теперь давайте вернемся в более отдаленное прошлое. Так, думаю, будет проще. Вот ты, например, с каких пор ты стал укрывателем краденого?
Он пристально смотрел на г-на Оскара, которому этот вопрос, видимо, показался менее трудным, чем предыдущие.
- Вот видите, вы сами сказали! Вы сами признаете, что я всего лишь укрыватель краденого. Да и то еще это вопрос.
Комедиант по природе, Оскар оглядывал всех своих собеседников и, желая рассмешить их, лез из кожи вон.
- Мы, то есть моя жена и я, почти порядочные люди. Верно, цыпочка?.. Все очень просто. Я был боксером. В двадцать пятом году потерял титул чемпиона, и что мне, по-вашему, предложили взамен? Место продавца в торговом бараке на Тронной ярмарке. Но для меня этого слишком мало. Были у меня и хорошие и плохие знакомства. Встретил я там одного. Правда, года через два его взяли, но в то время он промышлял мошенничеством и имел сколько хотел. Ну, и я тоже решил попытать счастья. Но так как в молодые годы я работал автослесарем, то мечтал заделаться хозяином гаража с мастерской. Рассуждал примерно так: постепенно мне начнут доверять машины, покрышки, запчасти и все такое прочее, и в один прекрасный день я втихомолку возьму да продам все это и незаметно смоюсь. Рассчитывал нажить тысяч четыреста, не меньше. Но я слишком поздно взялся за дело. Крупные фирмы не так-то легко давали товар в кредит. Присматривались ко мне, принюхивались. Однажды мне пригнали ворованную старую колымагу на перекраску. Пригнал ее один парнишка - я встречал его в бистро у площади Бастилии… Вы даже не представляете, как это легко - то есть как легко угнать машину! Во всяком случае, так считают в Париже… Ну а место у меня было хорошее: рядом никаких соседей. Вот и стали прибывать ко мне машины. Десять, двадцать. Потом прикатила одна - до сих пор стоит перед глазами. В ней было полно серебряных вещичек, украденных на какой-то вилле под Буживалем. Все это я, конечно, прятал. Завел связи с антикварами в Этампе, Орлеане и в более отдаленных городах. В общем, постепенно привык. Напал на золотую жилу.
И, повернувшись к своему механику, добавил:
- А вот он придумал прятать товар в автомобильных камерах.
- Полно трепаться, - вздохнул Жожо.
- Хорош же ты с электропроводом на руках, со смеху помереть можно. Будто ждешь, чтобы тебя поскорей включили в розетку, и тогда засветишься, как лампион на шоссе.
- Исаак Гольдберг приехал сюда на собственной "минерве", - перебил его Мегрэ. - Его здесь поджидали, причем никто не собирался покупать у него брильянты, даже по низкой цене. Их было решено украсть. Для этого сначала его надо было укокошить. Следовательно, в гараже или, точнее, в доме за гаражом были люди, которые…
Наступила полная тишина: Мегрэ нащупал болевую точку. Он снова обвел взглядом всех подряд и заметил на лбу итальянца капли пота.
- Убийца - ты, разве нет?
- Нет! Это… Это…
- Кто же?
- Это они… Это…
- Врет! - закричал г-н Оскар.
- Кому поручили убить?
Тут "гаражист", переминаясь с ноги на ногу, пробормотал:
- Вон тому, - и указал пальцем на потолок. - Тому, что наверху, на втором этаже. Он…
Но в голосе уже не было убежденности.
- Подойди-ка поближе, - обратился Мегрэ к Эльзе. Теперь он действовал с легкостью и уверенностью дирижера, который, несмотря на большое разнообразие подчиненных ему инструментов, заранее хорошо знает, что все они в совокупности обеспечат самую совершенную гармонию звучания.
- Ты родилась в Копенгагене?
- Если вы будете обращаться ко мне на "ты", люди, чего доброго, подумают, что я с вами переспала.
- Отвечай.
- В Гамбурге.
- Кем был твой отец?
- Докером.
- Он еще жив?
По всему ее телу пробежала дрожь. Она посмотрела на своих дружков с мрачной гордостью.
- Его обезглавили в Дюссельдорфе.
- А твоя мать?
- Спивается.
- Что ты делала в Копенгагене?