Эльза следила за ним и почти ничем не выдавала своего волнения. Чуть заметно порозовели скулы, чуть сильнее заблестели глаза.
- Я, безусловно, сама показала бы вам этот тайник, комиссар. И прямо сейчас.
- В самом деле?
Продолжая говорить, он сунул пистолет в карман, заметил, что флакон с вероналом наполовину пуст, подошел к двери, вставил ключ в замок и убедился, что ключ точно подходит.
Девушка встала. Грудь ее снова открылась, но это уже не беспокоило Эльзу. Она говорила, сопровождая слова порывистыми жестами.
- То, что вы сейчас нашли, подтверждает уже сказанное мною. Но вы должны меня понять. Могла ли я обвинить родного брата? Признайся я вам в первый же ваш приход, что я уже давно считаю его сумасшедшим, вы сочли бы мое заявление просто скандальным. А между тем это правда.
Когда она говорила в порыве горячности, ее иностранный акцент становился более заметным и придавал какую-то странность любой ее фразе.
- А пистолет?
- Как бы вам объяснить? Мы покинули Данию начисто разоренными. Но брат не сомневался, что при его образованности ему удастся занять в Париже блестящее положение. Этого не произошло, и его стали одолевать все более тревожные настроения. А когда он решил заживо похоронить здесь и себя и меня, я поняла - с ним творится неладное. Особенно когда он объявил мне о намерении запирать меня каждую ночь в моей комнате под предлогом, что некие враги могут напасть на нас. Вот и представьте себе, каково мне в этих четырех стенах при полной невозможности выйти отсюда, например, при пожаре или в случае любой другой катастрофы. От страха я перестала спать. Я была так напугана, словно меня заточили в подземелье. Однажды, когда он был в Париже, я вызвала слесаря, и тот изготовил мне ключ к моей двери. А иначе - хоть из окна прыгай. Так что ключ обеспечил мне свободу передвижения. Но этого мне было недостаточно. На Карла иногда нападало какое-то, я сказала бы, полубезумие. Он твердил, что скорее убьет себя и меня, чем примирится с полным финансовым фиаско. Как-то, во время очередной поездки брата в Париж, я побывала в Арпажоне и купила там пистолет. А из-за бессонницы запаслась вероналом. Так что, как видите, все просто… Но до чего же он недоверчив! Никто на свете не может быть более недоверчив, нежели человек, чей разум помутился, хотя все-таки сохраняет достаточно здравого смысла, чтобы понимать свое состояние… Ночью я устроила этот тайник.
- Это все?
Грубость вопроса ошарашила ее.
- Вы мне не верите?
Он не ответил, подошел к окну, отворил его, распахнул ставни и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух.
Шоссе казалось потоком чернил, который при прохождении машин озарялся лунными отблесками. Свет фар возникал где-то очень далеко, его было видно, быть может, километров за десять. Свет быстро приближался, наконец, словно циклон, налетал стремительный шквал плотного воздуха, гул, рокот, и красный огонек уносился, исчезая вдали.
Бензоколонки были освещены. На вилле Мишонне светилось только одно окно на втором этаже и по-прежнему, словно в театре китайских теней, за шторкой из сурового полотна виднелся силуэт кресла и сидевшего в нем страхового агента.
- Закройте окно, комиссар.
Он обернулся. Эльза в плотно запахнутом пеньюаре дрожала.
- Вы хоть теперь понимаете, как я волнуюсь? Вы заставили меня рассказать все… Только бы не случилось несчастья с Карлом! Этого я ни за что не хочу. Он мне часто повторял, что мы с ним умрем вместе.
- Прошу вас, помолчите.
Мегрэ вслушивался в ночные шорохи. Он пододвинул кресло к открытому окну, поставил ноги на опорную перекладину.
- Меня знобит, - сказала Эльза.
- Наденьте еще что-нибудь.
- Вы мне не верите?
- Тихо, черт возьми!
И он раскурил трубку. С далекой фермы доносились неясные шумы, потом замычала корова, а из расположенной рядом авторемонтной мастерской слышались звонкие удары стальных предметов, затем загудел электронасос для автомобильных шин.
- Я так доверилась вам! А вы вдруг…
- Да что же это такое! Замолчите вы или нет?
За одним из деревьев на автостраде, недалеко от дома, он заметил едва различимую тень. "Видимо, один из инспекторов", - подумал Мегрэ.
- Я голодна.
Он рассерженно обернулся и посмотрел Эльзе в лицо. У нее был совсем жалкий вид.
- Если вы голодны, пойдите и поешьте чего-нибудь.
- Я не решаюсь спуститься. Боюсь.
Он пожал плечами, снова прислушался и, убедившись, что снаружи все спокойно, вдруг решил сойти на первый этаж. Он уже знал, где кухня. На столе у плиты он нашел остатки холодного мяса, хлеб и початую бутылку пива.
Все это он принес наверх и поставил на пуф, рядом с чашечкой-пепельницей.
- Вы злитесь на меня, комиссар.
Теперь она казалась совсем маленькой девочкой, которая вот-вот расплачется.
- Мне, знаете, недосуг быть злым или добрым. Ешьте.
- А вы-то сами не голодны? Наверное, ругаете меня за то, что я сказала вам правду?
Но он уже стоял к ней спиной и смотрел в окно. Г-жа Мишонне за шторкой склонилась над мужем и держала на уровне его лица ложку - вероятно, давала ему лекарство.
Эльза прихватила кончиками пальцев кусок холодной телятины и с удовольствием принялась его уплетать. Потом налила себе стакан пива.
- Невкусно! - с отвращением сказала она, отпив глоток. - Но почему вы не закроете окно? Мне так страшно. Неужели в вас нет хоть капли жалости ко мне?
Внезапно он в сердцах захлопнул окно и с недовольным видом человека, готового не на шутку рассердиться, смерил ее недобрым взглядом.
Эльза побледнела. Ее голубые глаза закрылись, а правая рука, словно ища опоры, вытянулась назад. Он едва успел подскочить к ней и подхватить за талию.
Поддерживая Эльзу, Мегрэ приподнял ей веко, чтобы заглянуть в глаза. Свободной рукой он взял стакан с пивом, и поднеся его к носу, уловил горький запах.
На пуфе лежала чайная ложечка, которой он разжал Эльзе зубы, затем без колебаний вдвинул ложечку глубоко в рот, стараясь провести черенком по небу, коснуться глотки.
Лицо Эльзы судорожно исказилось. Тяжело дыша, она опустилась на ковер. Из-под век, словно невесомые, сочились слезы. Потом ее голова склонилась набок, и у нее началась сильная икота. Наконец манипуляции с ложечкой сделали свое дело - ее желудок освободился.
Мегрэ взял с туалетного столика кувшин с водой, смочил край полотенца и протер Эльзе лицо.
То и дело он нетерпеливо оборачивался к окну.
А она все никак не приходила в себя, только издавала слабые стоны. Наконец приподняла голову, потом встала, все еще нетвердо держась на ногах, растерянно огляделась, увидела испачканный ковер, ложечку, стакан.
Сжав голову ладонями, она несколько раз судорожно всхлипнула.
- Значит, не зря я так боялась, сами видите… Они попытались отравить меня. А вы не хотели мне верить! Вы…
Они одновременно вздрогнули. Напрягая слух, оба застыли в неподвижности.
У самого дома, скорее всего, в саду, прогремел выстрел, за которым последовал хриплый крик.
Со стороны автострады послышался резкий, продолжительный свисток. Начали сбегаться люди. Кто-то дергал за решетку ворот. Через окно Мегрэ увидел огни электрических фонариков - инспекторы шарили лучами в темноте. Примерно в ста метрах, на вилле Мишонне, Мегрэ снова заметил хозяйку дома, поправлявшую подушку за головой мужа.
Услышав шум на первом этаже, комиссар открыл дверь. Это был Люкас.
- Шеф!
- В кого стреляли?
- В Карла Андерсена. Но он не убит. Пожалуйста, спуститесь.
Оглянувшись, Мегрэ увидел Эльзу, сидящую на краю дивана. Уперев локти в колени и стиснув зубы, она зажала подбородок между ладонями. Неподвижным взглядом уставилась в пол. Тело ее сотрясала крупная конвульсивная дрожь.
7. Две раны
Карла Андерсена перенесли в его комнату. Следом за носилками шел инспектор, держа в руке керосиновую лампу с первого этажа. Раненый не хрипел, не шевелился. Когда его положили на кровать, Мегрэ склонился над ним и увидел полураскрытые веки.
Андерсен узнал комиссара, и это, казалось, принесло ему облегчение. Приподняв руку, он тихо спросил:
- Где Эльза?
Она стояла на пороге комнаты, на лице - страх и выжидание, под покрасневшими глазами - синева.
Сценка была довольно выразительной. Карл потерял свой черный монокль, и неподвижность стеклянного протеза резко контрастировала с лихорадочно моргающим здоровым глазом.
Свет керосиновой лампы придавал всему оттенок таинственности. Инспекторы полиции прочесывали парк, под их ботинками хрустел гравий.
- По-моему, его здорово задело, - вполголоса заметил Люкас.
Она это услышала, посмотрела на бригадира, все еще не решаясь приблизиться к Карлу, который пожирал ее взглядом и пытался приподняться на постели.
Вдруг Эльза громко разрыдалась, выскочила из комнаты, побежала к себе и, дрожа всем телом, бросилась на диван.
Мегрэ жестом приказал Люкасу следить за ней, а сам занялся раненым. Привычными движениями человека, которому не внове подобные ситуации, он осторожно и быстро снял с него пиджак и жилет.
- Только ничего не бойтесь. Мы послали за доктором. Эльза у себя в комнате.
Снедаемый глубокой тревогой, Карл молчал и беспокойно глядел по сторонам, словно пытаясь разгадать какую-то мрачную тайну.
- Сейчас я вас допрошу. Но…
Комиссар наклонился над обнаженным торсом датчанина и недовольно поморщился.
- В вас всадили две пули, однако рана в спине далеко не свежая.
Выглядела эта рана ужасающе: кусок кожи размером в десять квадратных сантиметров был вырван, а мышечная ткань буквально изрублена, сожжена, вздута, испещрена полосками свернувшейся крови. Рана не кровоточила и, следовательно, была нанесена несколькими часами раньше.
И напротив, вторая - в левую лопатку - была совсем свежей. Промывая ее, Мегрэ задел и ненароком уронил на пол деформированный кусочек свинца, который сразу же поднял, разглядел и убедился, что пуля эта не от револьвера, не от пистолета, а от карабина - точно такая, как та, что убила г-жу Гольдберг.
- Где Эльза? - снова пробормотал раненый, с трудом заставляя себя не корчиться от боли и сохранять спокойное выражение лица.
- У себя в комнате. Не шевелитесь… Вы видели человека, стрелявшего в вас только что?
- Нет.
- А другого? Где это произошло?
Андерсен сощурил глаза, чуть приоткрыл рот, намереваясь ответить, но, окончательно обессилев, отказался от этой попытки.
Едва заметным жестом левой руки он дал понять, что не в состоянии разговаривать.
- Ваше заключение, доктор?
Продолжительное пребывание в полумраке действовало на нервы. Во всем доме имелись только две керосиновые лампы: одну поставили в комнате раненого, другую - у Эльзы.
Внизу зажгли свечу, освещавшую лишь половину гостиной.
- Если не возникнет непредвиденных осложнений, он выпутается. Первое ранение, действительно, тяжелое. Рана нанесена, по-видимому, вскоре после полудня или, возможно, чуть раньше. Выстрел в спину был произведен в упор из браунинга. Подчеркиваю: совсем в упор. Я даже готов допустить, что ствол пистолета упирался в живую плоть. Возможно, что пострадавший сделал какое-то обманное движение и только благодаря этому уклонился от смертельного ранения. Задетыми оказались лишь ребра. Кровоподтеки на плече и предплечье, царапины на руках и коленях - все это, полагаю, связано с этим же обстоятельством…
- А другая пуля?
- Раздробила лопатку. Необходимо хирургическое вмешательство не позднее чем завтра. Могу дать адрес одной парижской клиники. Правда, здесь недалеко тоже есть больница, но если пациент не стеснен в средствах, советую перевезти его в Париж.
- Мог ли он передвигаться после первого ранения?
- Вполне вероятно, поскольку не был поражен ни один жизненно важный орган. Так что тут все зависело от воли и энергии. И все-таки, боюсь, его плечевой сустав может остаться навсегда неподвижным.
Ночные поиски в парке не дали ничего. Позже, когда рассвело, агенты снова тщательно прочесали весь участок.
Вскоре Мегрэ вернулся в комнату Карла Андерсена. Тот встретил его со вздохом облегчения.
- Где Эльза?
- У себя. Я уже дважды сказал вам об этом.
- Почему?..
И опять датчанина охватило болезненное волнение: оно чувствовалось и в его взгляде, и в подергивании лица.
- Есть у вас враги?
- Нет.
- Попробуйте успокоиться. Расскажите мне только одно: как, где и когда вы получили первое ранение? Отвечайте медленно, щадите свои силы.
- Я поехал в дирекцию фирмы "Дюма и сыновья"…
- Но ведь вы там не были.
- Хотел быть. У Орлеанской заставы кто-то жестом предложил мне остановить машину.
Карл попросил пить, осушил целый стакан воды и, глядя в потолок, продолжал:
- Этот человек сказал, что он из полиции. Даже показал мне удостоверение, которое я не посмотрел. Он приказал мне пересечь Париж и выехать на Компьеньское шоссе. Еще он сказал, будто мне предстоит очная ставка с каким-то свидетелем.
- Как он выглядел?
- Высокий, в мягкой серой шляпе… Уже перед самым Компьенем шоссе пересекает лес. На одном из поворотов я почувствовал удар в спину. Чья-то рука ухватилась за руль, который я держал, а меня стали выталкивать из машины. Я потерял сознание. Пришел в себя, лежа в кювете. Машины уже не было.
- В котором часу это произошло?
- Часов в одиннадцать утра. Не знаю. Часы в машине испортились. Я побродил по лесу, чтобы прийти в себя и не торопясь подумать. Чувствовал сильное головокружение. Слышал, как вдали проходили поезда. В конце концов набрел на небольшую железнодорожную станцию. В пять часов прибыл в Париж и снял номер в гостинице. Там привел себя в порядок, почистил одежду. Ну, и вот я здесь.
- Вы приехали сюда тайком, незаметно?
- Да.
- А почему?
- Сам не знаю.
- Вам кто-нибудь встретился?
- Нет, я вошел через парк, а не со стороны автострады. В момент, когда я подошел к крыльцу, раздался выстрел… Мне бы хотелось повидать Эльзу.
- Вам известно, что ее пытались отравить?
Мегрэ даже приблизительно не представлял себе, какое действие возымеют эти слова. Датчанин рывком приподнялся на кровати, впился взглядом в Мегрэ, пролепетал:
- Неужели правда?
И сразу же вроде бы повеселел, словно освободившись от тяжкого кошмара.
- Я хочу ее видеть, скажите ей.
Мегрэ отправился в комнату Эльзы. Она лежала на диване, вперив пустой взгляд в потолок. Перед ней сидел Люкас и не сводил с нее глаз.
- Хотите пройти к нему?
- А что он сказал?
Она все еще выглядела напуганной, нерешительной. Переступив порог комнаты брата, она сделала два неуверенных шага, рванулась к кровати раненого и, говоря что-то на родном языке, крепко обняла его.
Люкас был мрачен и следил за Мегрэ.
- Ну как, шеф, вы-то сами уже разобрались, что к чему?
Комиссар неопределенно повел плечами и вместо ответа распорядился:
- Ты должен убедиться в том, что "гаражист" еще в Париже. Потом позвони на Набережную - пусть завтра при первой же возможности пришлют хирурга. А еще бы лучше - сегодня ночью.
- А вы где будете?
- Пока ничего не знаю. Наблюдение вокруг парка продолжить. Впрочем, оно не даст никаких результатов.
Он спустился на первый этаж, сошел с крыльца и в полном одиночестве добрался до автострады. Гараж был закрыт, но светились и поблескивали лаком молочные диски бензоколонок.
На втором этаже виллы Мишонне горел свет. За шторкой все на том же месте вырисовывался силуэт страхового агента.
Ночь выдалась прохладная. С полей поднимался волнообразный туман, медленно проплывавший в метре от земли. Со стороны Арпажона донеслось нарастающее гудение мотора и лязг железа. Через минуту к бензозаправке подъехал грузовик и посигналил. В железных воротах открылась маленькая дверка, и стало видно электролампочку, горевшую внутри помещения.
- Двадцать литров! - скомандовал шофер со своего сиденья в высоко расположенной кабине.
Механик спросонья включил бензопомпу. Комиссар подошел к нему, не вынимая трубки из зубов и рук из карманов.
- Господин Оскар не вернулся?
- А, это вы! Все еще здесь?.. Нет, не вернулся. Когда он уезжает в Париж, то возвращается лишь на следующее утро.
Немного помолчав, механик обратился к водителю грузовика:
- Послушай, Артюр, забрал бы ты свою запаску, она уже готова.
Затем пошел в мастерскую, выкатил оттуда колесо с отремонтированным баллоном, не без труда укрепил его сзади, под кузовом грузовика.
Машина уехала. Маленький красный огонек быстро растворился в темноте. Механик вздохнул.
- Все ищете убийцу? Да еще в такой час? Господи, да если бы дали мне спокойно покемарить, я, право же, не стал бы заниматься никем и ничем.
На колокольне сельской церкви пробило два. Далеко на горизонте тащился поезд, из трубы паровоза вылетали снопы искр.
- Так вы войдете? Или нет?
Механик потянулся: ему не терпелось снова уснуть.
Мегрэ вошел вслед за ним в мастерскую, осмотрел стены, побеленные известью. На гвоздях висели красноватые автомобильные камеры, всевозможные покрышки, и все это в плохом состоянии.
- Скажите-ка, что он сделает с колесом, которое вы ему дали?
- То есть как это - что сделает? Поставит на свой грузовик, что же еще?
- Вы так думаете? Но тогда его грузовик будет очень странно катиться: ведь диаметр этого колеса иной, чем у остальных?
В глазах механика мелькнула тревога.
- Может, я ошибся. Постойте-ка. Неужели я сдуру дал ему колесо от трехтонки папаши Матье?
Раздался выстрел - Мегрэ продырявил одну из автомобильных камер, висевших на стене. Камера все больше сплющивалась, а из образовавшейся дыры посыпались крохотные пакетики из белой вощеной бумаги.
- Не шевелись, парень! - скомандовал Мегрэ механику, который, согнувшись пополам, уже хотел было дать деру. - Внимание! Стреляю!
- Чего вы от меня хотите?!
- Руки вверх! Живо!..
И он мгновенно подскочил к Жожо, ощупал его карманы и с ходу конфисковал пистолет с шестизарядной обоймой.
- Ступай, ляг на свою раскладушку.
Движением ноги Мегрэ закрыл дверь. Глядя на веснушчатое лицо механика, он понял, что тот не так-то легко смирится с поражением.
- Ложись!
Мегрэ огляделся - веревки нигде не было, но он заметил катушку электропровода.
- Давай руки!
Поскольку Мегрэ пришлось положить револьвер, механик было дернулся, но тут же получил удар кулаком в лицо. Из носа у него потекла кровь, губа сразу вспухла. Взбешенный, Жожо захрипел. Но он и моргнуть не успел, как комиссар ловко связал ему руки и для верности все тем же электропроводом опутал ноги.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать один.
- И откуда же ты прибыл сюда?
Парень молчал. Мегрэ показал ему кулак.
- Из исправительной колонии в Монпелье.
- Что ж, в добрый час! А ты знаешь, что в этих белых пакетиках?
- Наркотик. Кокаин.