- Часов в десять…
Мегрэ взглянул на стенные часы.
- Не обращайте внимания. Они на двадцать минут вперед… Он сначала приоткрыл немного дверь, словно хотел посмотреть, что это за заведение. Игра была шумной. Мясник выигрывал, а он, когда выигрывает, начинает всех задевать, твердит, что никто, кроме него, играть не умеет…
- Молодой человек вошел. А потом?
- Я со своего места спросил, что он будет пить; он, помедлив, осведомился: "У вас есть коньяк?" Я разыграл четыре карты, которые оставались у меня на руках, и прошел за стойку. Наливая коньяк, я заметил, что у него на животе висит черная треугольная коробочка, и подумал, что это, должно быть, фотоаппарат. Иногда сюда забредают туристы, правда, редко… Я вернулся за стол. Сдавал Бабеф. Молодой человек, казалось, не спешил. Игра его тоже не интересовала.
- Он был чем-то озабочен?
- Нет.
- Не посматривал на дверь, как если бы ждал кого-то?
- Не заметил.
- Или словно боялся, что кто-нибудь появится?
- Нет. Стоял, облокотясь о стойку, и время от времени пригубливал коньяк.
- Какое он произвел на вас впечатление?
- Он показался мне размазней. Знаете, нынче часто встречаются такие - длинноволосые, в куртках… Мы продолжали играть, не обращая на него внимания; Бабеф взвинчивался все больше и больше - ему пошла карта. "Пойди-ка лучше погляди, чем занимается твоя жена", - пошутил Лебон. "За своей присматривай: она у тебя молоденькая и…" - Мне на секунду показалось, что они сцепятся, но, как всегда, обошлось. Бабеф выиграл. "Что ты на это скажешь?" - обрадовался он. Тут Лебон, который сидел на скамейке рядом со мной, толкнул меня локтем и глазами указал на клиента, стоящего у стойки. Я посмотрел и ничего не понял. Казалось, он смеялся про себя. Правда, Франсуа? Мне было интересно, что ты хотел мне показать. Ты прошептал: "Он только что…"
Рассказ продолжил мужчина с неподвижным глазом.
- Я заметил, как он что-то передвинул на своем аппарате… У меня есть племянник, ему на Рождество подарили такую же штуковину, и он развлекается, записывая разговоры родителей… Этот парень смирно стоял со своей рюмкой, а сам слушал, что мы говорим, и записывал.
- Интересно, зачем ему это было надо, - проворчал Жюль.
- Просто так. Как мой племянник. Записывает, потому что нравится записывать, а после из головы вон. Однажды он дал послушать родителям их ссору, и брат едва не сломал ему магнитофон: "Погоди, сопляк, вот отниму…" У Бабефа тоже лицо перекосилось бы, если б ему дали послушать, как он вчера бахвалился.
- Сколько времени молодой человек пробыл у вас?
- Чуть меньше получаса.
- Выпил только рюмку?
- Даже чуток на дне оставил.
- Потом ушел, и вы больше ничего не слышали?
- Ничего. Только ветер выл да вода из водосточной трубы хлестала.
- А до него кто-нибудь заходил?
- Видите ли, вечером я не закрываю только из-за нескольких завсегдатаев, которые приходят поиграть. Вот утром народу много: забегают съесть рогалик, выпить чашку кофе или стакан белого виши. В половине одиннадцатого у рабочих на соседней стройке перерыв… Ну, а в полдень и вечером самая работа - аперитив.
- Благодарю вас.
Жанвье стенографировал и здесь, и хозяин бистро поминутно поглядывал на него.
- Ничего нового он не рассказал, - вздохнул Мегрэ, - только подтвердил то, что я уже знаю.
Они вернулись к машине. Несколько женщин наблюдали за ними: им было уже известно, кто эти двое.
- Куда, шеф?
- Сперва на службу.
И все же два визита на улице Попенкур принесли пользу. Прежде всего, неаполитанец рассказал о нападении. Сначала преступник нанес несколько ударов. Потом побежал, но по какой-то таинственной причине вернулся, несмотря на то что невдалеке находилась чета Пальятти. Зачем? Чтобы добить жертву еще несколькими ударами? Он был одет в светлый непромокаемый плащ с поясом - вот все, что о нем известно. Едва войдя в свой теплый кабинет на набережной дез Орфевр, Мегрэ сразу набрал номер лавки Пальятти.
- Можно поговорить с вашим мужем? Это Мегрэ…
- Сейчас позову, господин комиссар.
- Алло! Слушаю! - послышался голос Джино.
- Знаете что… Я забыл задать вам один вопрос. На убийце был головной убор?
- Журналист только что спросил меня в точности о том же самом. Уже третий за утро. Я задал этот вопрос жене… Она так же, как я, ничего не утверждает, но почти уверена, что на нем была темная шляпа. Понимаете, все произошло так быстро…
Судя по светлому плащу с поясом, убийца был довольно молод, однако наличие шляпы делало его несколько старше: мало кто из молодежи носит теперь шляпы.
- Скажи, Жанвье, ты разбираешься в этих штуковинах?
Сам Мегрэ ничего не понимал в магнитофонах - так же как в фотографии и автомобилях, поэтому их машину водила жена. Переключать по вечерам телевизионные программы - вот максимум, на который он был способен.
- У сына такой же.
- Смотри, не сотри запись.
- Не бойтесь, шеф.
Жанвье, улыбаясь, манипулировал с кнопками. Послышался гул, звяканье вилок о тарелки, невнятные далекие голоса.
- Что прикажете, мадам?
- У вас есть отварная говядина?
- Конечно, мадам.
- Принесите, только положите побольше лука и корнишонов.
- Ты же знаешь, что сказал врач. Никакого уксуса.
- Бифштекс и отварная говядина, лука и корнишонов побольше. Салат подать сразу?
Запись была далека от совершенства; посторонние шумы мешали разбирать слова. Тишина. Потом очень отчетливый вздох.
- Потом те двое, о которых упоминалось, Люсьен и Гувьон. Через полчаса после этой записи на Антуана напали на улице Попенкур.
- Только вот магнитофон почему-то не отняли.
- Может, испугались Пальятти?
- Когда мы были на улице Попенкур, я забыл одну вещь. Вчера вечером у окна на втором этаже я заметил старушку - это почти напротив того места, где было совершено нападение.
- Ясно, шеф. Я еду?
Оставшись один, Мегрэ подошел к окну. Батийли, наверное, уже побывали в больнице Сент-Антуан, и судебный врач не замедлил забрать тело. Мегрэ еще не встретился с сестрой покойного, которую дома называли Мину и у которой, похоже, были странные знакомства. По серой Сене медленно двигался караван барж; проходя под мостом Сен-Мишель, буксиры опускали трубы.
В плохую погоду террасу огораживали застекленными переборками и отапливали двумя жаровнями. В довольно большом зале вокруг бара в форме подковы стояли крошечные столики и стулья - из тех, что вечером ставят один в другой.
Мегрэ устроился у колонны и заказал проходившему мимо официанту кружку пива. С отсутствующим видом он смотрел на окружавшие его лица. Публика была довольно разношерстная. У бара стояли даже мужчины в синих робах и живущие поблизости старики, пришедшие пропустить глоток красного. За столиками сидели самые разные люди: женщина в черном с двумя детьми и большим чемоданом у ног - как в зале ожидания на вокзале; парочка, которая держалась за руки и обменивалась самозабвенными взглядами; длинноволосые парни, ухмылявшиеся вслед официантке и заигрывавшие с ней всякий раз, когда она проходила мимо.
Клиентов обслуживали два официанта и эта официантка с удивительно некрасивым лицом. В черном платье и белом фартуке, тощая, сгорбленная от усталости, она с трудом изображала на лице слабую улыбку.
Некоторые мужчины и женщины одеты прилично, другие попроще. Одни едят бутерброды с кофе или пивом, другие пьют аперитив.
За кассой - хозяин: черный костюм, белая сорочка с черным галстуком, лысина, которую он тщетно пытается скрыть под редкими каштановыми волосами. Чувствуется, что он - на посту и ничего не ускользает от его взгляда. Он зорко следит за работой официантов и официантки, одновременно наблюдая, как бармен ставит бутылки и стаканы на поднос. Получая жетон, он нажимает на клавишу, и в окошечке кассы выскакивает цифра. Он явно содержит кафе уже давно, начал, вероятнее всего, с официанта. Позже, спустившись в туалет, Мегрэ обнаружит, что внизу есть еще один небольшой зал с низким потолком; там тоже сидело несколько посетителей.
Здесь не играли ни в карты, ни в домино. Сюда забегали ненадолго, и завсегдатаев было немного. Те, кто устроились за столиками поосновательней, видимо, просто назначили свидание поблизости и коротали тут время.
Наконец Мегрэ поднялся и направился к кассе, не питая никаких иллюзий относительно приема, который его ждет.
- Прошу извинить, - произнес он и незаметно показал лежащий в ладони жетон. - Комиссар Мегрэ, уголовная полиция.
Глаза хозяина хранили все то же подозрительное выражение, с которым он наблюдал за официантами и снующими туда и сюда посетителями.
- Что дальше?
- Вы вчера были здесь около половины десятого вечера?
- Я спал. По вечерам за кассой сидит жена.
- Официанты были те же? Хозяин не отрывал от них взгляда.
- Да.
- Я хотел бы задать им несколько вопросов насчет клиентов, которых они могли запомнить.
Черные глазки уставились на Мегрэ без особого сочувствия.
- У нас бывают только приличные люди, а официанты сейчас очень заняты.
- Я отниму у каждого не больше минуты. Официантка вчера тоже работала?
- Нет, Вечером народу меньше. Жером! Один из официантов резко остановился у кассы, держа поднос в руке. Хозяин повернулся к Мегрэ.
- Давайте, спрашивайте!
- Не заметили вы вчера, около половины десятого вечера, довольно молодого, лет двадцати, клиента в коричневой куртке и с магнитофоном на животе?
Официант посмотрел на хозяина, потом на Мегрэ и покачал головой.
- Не знаете ли вы завсегдатая, которого друзья зовут Mимиль?
- Нет.
Когда пришла очередь другою официанта, результат тоже оказался далеко не блестящим. Оба запинались, словно боялись хозяина, и было трудно понять, не врут ли они. Разочарованный Мегрэ вернулся за свой столик и заказал еще пива. Вот тут-то он и спустился в туалет, а затем обнаружил в нижнем зале третьего официанта, помоложе. Комиссар решил сесть и заказать пива.
- Скажите, вам приходится работать наверху?
- Через три дня на четвертый. Внизу мы работаем по очереди.
- А вчера вечером где вы были?
- Наверху.
- Вечером, около половины десятого, - тоже?
- До одиннадцати, пока не закрыли. У нас закрывают довольно рано: в такую погоду народу немного.
- Вы не заметили молодого человека с довольно длинными волосами? Замшевая куртка, на шее магнитофон?
- Так это был магнитофон?
- Значит, заметили?
- Да. Сейчас еще не туристский сезон. Я думал, это фотоаппарат, с какими ходят американцы. Потом еще один посетитель спрашивал…
- Какой посетитель?
- Их было трое - за соседним столиком. Когда молодой человек ушел, один из них посмотрел ему вслед с недовольством, беспокойно. Потом окликнул меня: "Послушай, Тото!" Меня, понятно, зовут не Тото - просто тут некоторые так выламываются. "Что этот тип пил?" - "Коньяк". - "Не видел, он пользовался своей машинкой?" - "Я не видел, чтобы он фотографировал". - "Фотографировал, как же. Это ж магнитофон, олух! Ты раньше этого типа видал?" - "Нет, сегодня впервые". - "А меня?" - "Кажется, я вас несколько раз обслуживал". - "Ладно. Подай еще раз то же самое".
Официант отошел: какой-то посетитель постучал монетой по столу. Официант взял у него деньги, отсчитал сдачу и помог надеть пальто. Потом вернулся к Мегрэ…
- Говорите, их было трое?
- Да. Тот, что меня обругал, - на вид самый внушительный из них. Мужчина лет тридцати пяти, сложен, как спортивный тренер, черноволос, черноглаз, густобров.
- Он действительно был здесь всего несколько раз?
- Да.
- А другие?
- Красномордый со шрамом довольно часто болтается в этом квартале и заходит сюда выпить рому у стойки.
- А третий?
- Я слышал, что приятели называли его Мимиль. Этого я знаю в лицо, адрес тоже знаю. Он рамочный мастер, у него лавка на улице Фобур-Сент-Антуан, почти на углу улицы Труссо, где я живу.
- Он часто бывает здесь?
- Не то чтобы часто, но захаживает.
- Вместе с остальными?
- Нет, с маленькой блондинкой - она, похоже, тоже откуда-то отсюда: продавщица или что-то в этом роде.
- Благодарю. Больше ничего не хотите мне сказать?
- Нет. Если что-то вспомню или увижу их…
- В таком случае, позвоните мне в уголовную полицию. Мне или, если меня не будет, кому-нибудь из сотрудников. Как вас зовут?
- Жюльен. Жюльен Блонд. Приятели зовут меня Блондинчик, потому что я среди них самый молодой. В их возрасте, надеюсь, буду заниматься чем-нибудь получше.
Мегрэ находился рядом с домом и не пошел завтракать в "Пивную Дофина", о чем немного сожалел. Ему было бы приятно взять туда с собой Жанвье и рассказать ему все, что он только что узнал.
- Что-нибудь обнаружил? - поинтересовалась жена.
- Еще не знаю, интересно ли это. Нужно искать во всех направлениях.
В два часа он собрал у себя в кабинете трех своих любимчиков инспекторов: Жанвье, Люкаса и молодого Лапуэнта, которого будут так называть и в пятьдесят лет.
- Жанвье, поставьте, пожалуйста, кассету. А вы оба хорошенько слушайте.
Когда началась запись, сделанная в кафе "Друзья", Люкас и Лапуэнт навострили уши.
- Я только что там был. Узнал профессию и адрес одного из троих, сидевших за столиком и шептавшихся. Прозвище его - Мимиль. Он рамочный мастер, лавочка его находится на улице Фобур-Сент-Антуан, не доходя несколько домов до улицы Труссо. - Мегрэ особенно не обольщался. На его взгляд, дело шло слишком быстро. - Вы двое установите наблюдение за его лавкой. Договоритесь, чтобы вечером вас сменили. Если Мимиль выйдет, следуйте за ним, лучше вдвоем. Если он с кем-то встретится, один из вас пойдет за вторым. Так же нужно действовать, если в лавку зайдет человек, не похожий на клиента. Иными словами, мне нужно знать, с кем он будет общаться.
- Ясно, шеф.
- Ты, Жанвье, подберешь фотографии мужчин лет тридцати пяти, черноволосых красавчиков, черноглазых, с густыми темными бровями. Снимков должно быть несколько, но речь может идти и о людях, которые не скрываются, не имеют судимости и не отбывали срок.
Оставшись один, Мегрэ позвонил в Институт судебно-медицинской экспертизы. К телефону подошел доктор Десаль.
- Говорит Мегрэ. Закончили вскрытие, доктор?
- Полчаса назад. Знаете, сколько раз парня пырнули ножом? Семь. И все в спину. Все ранения на уровне сердца, и все же оно не задето.
- Нож?
- Минутку. Лезвие не широкое, но длинное и остроконечное. По-моему, шведский, пружинный. Смертельное ранение только одно: пробито правое легкое, парень истек кровью.
- Что-нибудь еще можете добавить?
- Он был здоров, но атлетом его не назовешь. Из интеллектуалов, не слишком спортивных. Все органы в прекрасном состоянии. Небольшое содержание алкоголя в крови, но пьян не был. Выпил несколько рюмок, по-моему, коньяка.
- Благодарю, доктор.
Оставалась обычная рутина. Прокурор поручил дело следователю по имени Пуаре, с которым Мегрэ не приходилось работать. Еще один юнец. Мегрэ казалось, что штаты юстиции в течение нескольких лет обновились с поразительной быстротой. А может, в этом впечатлении виноват возраст комиссара? Он позвонил следователю; тот попросил его подняться к нему прямо сейчас, если он свободен. Мегрэ захватил отпечатанные Жанвье тексты разговоров, записанных на магнитофон.
Пуаре, по молодости лет, располагался пока что в одном из старых кабинетов. Мегрэ уселся на сломанный стул.
- Рад познакомиться, - любезно произнес следователь, высокий мужчина с ежиком светлых волос на голове.
- Я тоже, господин следователь. Само собой разумеется, я пришел поговорить о молодом Батийле.
Пуаре развернул газету: на первой полосе красовался заголовок на три колонки. Мегрэ заметил снимок молодого человека с еще короткой прической; он производил впечатление мальчика из хорошей семьи.
- Вы, кажется, виделись с родителями?
- Да, это я сообщил им о случившемся. Они вернулись из театра, оба были в вечерних туалетах. Входя в квартиру, чуть не напевали. Мне редко приходилось видеть, чтобы люди так быстро расклеивались.
- Единственный ребенок?
- Нет, есть еще восемнадцатилетняя сестра, которую им, похоже, нелегко держать в руках.
- Вы ее видели?
- Пока нет.
- Что у них за квартира?
- Очень просторная, богатая и в то же время веселая. Есть, кажется, старинная мебель, но ее немного. Обстановка современная, но не вызывающая.
- Они, должно быть, чрезвычайно богаты, - вздохнул следователь.
- Думаю, да.
- Газетная статья, на мой взгляд, слишком романтична.
- О магнитофоне упомянуто?
- Нет, а что магнитофон играет важную роль?
- Возможно… Впрочем, я пока не уверен. Антуан Батийль очень любил записывать разговоры на улицах, в ресторанах, кафе. Для него это были человеческие документы. Жил он довольно одиноко и по вечерам частенько выходил на охоту за ними, главным образом в густонаселенные кварталы. Вчера он начал с ресторана на бульваре Бомарше, где записал обрывки семейной сцены. Потом отправился в кафе на площади Бастилии; вот, что он там записал.
Мегрэ протянул листок следователю; тот нахмурился.
- Довольно подозрительно, не так ли?
- Очевидно, речь идет о встрече в четверг вечером у какого-то дома в окрестностях Парижа. Хозяин постоянно там не живет: видимо, приезжает в пятницу и уезжает в понедельник.
- Верно. Это следует из текста.
- Чтобы убедиться, что вилла будет пустой, шайка послала туда для наблюдения двух человек - тех, что сменяли друг друга. С другой стороны, я знаю, кто такой Мимиль, и у меня есть его адрес.
- В таком случае…
Казалось, следователь хотел сказать, что дело в шляпе, однако Мегрэ был настроен менее оптимистично.
- Если это та шайка, о которой я подумал… - начал он. - Вот уже два года происходят ограбления богатых вилл в то время, когда их хозяева оказываются в Париже. Почти всегда воры забирают картины и ценные безделушки. В Тессанкуре они не взяли два полотна, которые были копиями, что наводит на мысль о…
- Знатоках.
- Одном, во всяком случае.
- Что же вас беспокоит?
- Эти люди до сих пор не убивали. Это не в их стиле.
- Однако то, что случилось вчера вечером…
- Предположим, они заподозрили, что магнитофон был включен. Им не составляло труда выйти вслед за Антуаном Батийлем, к примеру, вдвоем. Когда они оказались в пустынном месте, вроде улицы Попенкур, им оставалось лишь наброситься на него и отнять магнитофон.
- Это верно, - невесело вздохнул следователь.
- Такие грабители убивают редко, только когда их положение становится отчаянным. Эти работают уже два года, и мы не можем их поймать. Мы понятия не имеем, как они сбывают картины и предметы искусства. Тут нужна хорошая голова, человек, который разбирается в живописи, имеет связи, дает наводку, распределяет обязанности и, быть может, даже сам принимает участие в ограблении. Такой человек, увы, существует, и он не дал бы сообщникам пойти на убийство.
- Тогда что же вы думаете обо всем этом?