- Я убежден, что если в деле с картинами он завяз по уши, то к убийству на улице Попенкур никакого отношения не имеет.
- Вам что-нибудь пришло в голову?
- Вроде кое-что вырисовывается. Пока очень неясно, поэтому ничего вам не скажу, однако на развитие событий надеюсь.
- Убийство из ревности?
- Не думаю.
- Ограбление?
- Пока не знаю, - отрезал Мегрэ, ненавидевший подобную классификацию.
События не заставили себя долго ждать. Через полчаса зазвонил телефон. Это был заведующий отделом информации одной из вечерних газет.
- Комиссар Мегрэ?.. Говорит Жан Роллан. Я вас не отвлекаю? Не пугайтесь, никаких сведений я у вас не прошу, хотя если что-нибудь есть, выслушаю с удовольствием.
Отношения с редактором этой газеты у Мегрэ были прохладные: редактор постоянно жаловался, что ему никогда не сообщают первому о важных событиях: "Только нам, ведь мы выпускаем еще три газеты. Было бы естественно…" Это была не война, но определенное взаимное недовольство. Именно поэтому звонил не сам редактор, а его подчиненный.
- Читали наши вчерашние статьи?
- Просмотрел.
- Мы пытались проанализировать возможность тесной связи между обоими делами. В конечном итоге количество "за" и "против" получилось одинаковым.
- Знаю.
- Так вот, после этой статьи в утренней почте мы нашли письмо, которое я вам сейчас прочитаю.
- Минутку. Адрес написан печатными буквами?
- Совершенно верно. Письмо тоже.
- На обычной бумаге, какую продают в конвертах по шесть листов в табачных и бакалейных лавках?
- И это верно. Вы тоже получили письмо?
- Нет. Продолжайте.
- Читаю: "Господин редактор! Я внимательно прочел в вашей уважаемой газете статьи, касающиеся так называемого дела об убийстве на улице Попенкур и дела о похищении картин. Ваш сотрудник пытается, хотя и безуспешно, установить связь между этими двумя делами. Я нахожу наивными предположения прессы, что на младшего Батийля нападение на улице Попенкур совершено из-за магнитофонной ленты. Кстати, разве убийца забрал магнитофон? Что же касается матроса Демарля, то он никогда никого не убивал своим складным ножом. Такие ножи продаются во всех приличных скобяных лавках, и у меня есть тоже такой. Только вот моим действительно убит Антуан Батийль. Я не хвастаюсь, уверяю вас. Но и не горжусь. Напротив. Тем не менее вся эта шумиха меня утомляет. К тому же, мне не хотелось бы, чтобы из-за меня пострадал невиновный Демарль. Если вам будет угодно, можете опубликовать это письмо. Гарантирую, что говорю правду. Благодарю вас. Преданный вам…" Подписи, конечно, нет. Думаете, это шутка, комиссар?
- Нет.
- В самом деле?
- Убежден. Я, разумеется, могу ошибаться, но очень вероятно, что письмо написано убийцей. Взгляните на штемпель и скажите, откуда оно отправлено.
- С бульвара Сен-Мишель.
- Можете его сфотографировать на случай, если захотите его воспроизвести факсимильно, но мне хотелось бы, чтобы до него дотрагивались как можно меньше.
- Надеетесь отыскать отпечатки пальцев?
- Почти уверен, что найду.
- Они были и на вырезке из газеты, на которой кто-то написал "Нет!" зелеными чернилами?
- Да.
- Я читал ваше обращение. Надеетесь, что убийца позвонит?
- Если он человек такого сорта, как я думаю, то да.
- Наверное, бесполезно спрашивать, что вы о нем думаете?
- Пока я обязан молчать. Я пошлю к вам кого-нибудь за письмом и после окончания дела сразу верну.
- Договорились. Удачи!
Мегрэ повернулся к дверям. В них стоял старый служитель Жозеф, а за ним виднелся мужчина в бежевой форме с широкими коричневыми лампасами на брюках. На бежевой фуражке сверкал герб в виде золотой короны.
- Этот господин настаивает на том, чтобы вручить вам лично небольшой пакет; я не смог ему помешать.
- В чем дело? - спросил комиссар у пришедшего.
- Поручение от господина Лербье.
- Торговца кожаными изделиями?
- Да.
- Ответ нужен?
- Об этом мне ничего не сказали, но пакет поручили передать лично в руки. Вчера в конце дня господин Лербье сам дал мне это поручение.
Мегрэ распаковал бежевую картонную коробку с неизменной короной и увидел черный бумажник крокодиловой кожи с золотыми уголками. Корона на бумажнике была тоже золотая. Внутри лежала визитная карточка с надписью: "В знак признательности". Комиссар положил бумажник обратно в коробку.
- Минутку, - обратился он к рассыльному. - Вы запакуете, безусловно, лучше меня.
- Вам не нравится? - удивился мужчина.
- Скажите вашему шефу, что я не привык получать подарки. Если хотите, прибавьте, что я тронут.
- Вы ему не напишете?
- Нет.
Настойчиво зазвонил телефон.
- Послушайте-ка! Идите заворачивать пакет в приемную. Я очень занят.
Оставшись наконец один, комиссар снял трубку.
Глава 6
- Спрашивают вас, господин комиссар, но назвать себя не хотят. Соединить? Человек утверждает, что вы знаете, кто он.
- Давайте.
Мегрэ услышал щелчок и слегка изменившимся голосом произнес:
- Алло!
После секундного молчания далекий собеседник, как эхо, повторил:
- Алло!
Оба были взволнованны, и Мегрэ дал себе слово избегать всего, что может вспугнуть человека на другом конце линии.
- Вы знаете, кто с вами говорит?
- Да.
- Вам известно, как меня зовут?
- Имя не имеет значения.
- Вы не попытаетесь установить, откуда я звоню? Голос звучал нерешительно. Человеку явно не хватало уверенности, и он храбрился.
- Нет.
- Почему?
- Потому что это меня не интересует.
- Вы мне не верите?
- Верю.
- Вы считаете, что я - человек с улицы Попенкур?
- Да.
На этот раз молчание было более долгим, потом робкий тревожный голос спросил:
- Вы слушаете?
- Да.
- Письмо, которое я послал в газету, уже у вас?
- Нет, мне его прочли по телефону.
- А вырезку с фотографией вы получили?
- Да.
- Вы мне верите? Или считаете, что я тронутый?
- Я уже сказал…
- Что вы обо мне думаете?
- Во-первых, я знаю, что вы никогда не были под судом.
- Это по отпечаткам моих пальцев?
- Именно. Вы привыкли к скромной размеренной жизни.
- Как вы догадались?
Мегрэ замолчал, его собеседника вновь охватила паника.
- Не вешайте трубку.
- Вам хочется многое мне сказать?
- Не, знаю… Пожалуй. Не с кем поговорить.
- Вы ведь холостяк, верно?
- Да.
- Живете один. Сегодня взяли выходной: вероятно, позвонили к себе в контору, что заболели.
- Вы хотите, чтобы я сказал что-то, что поможет вам меня обнаружить. Вы уверены, что ваши техники не пробуют установить, откуда я звоню?
- Даю вам слово.
- Значит, не торопитесь арестовать меня?
- Я - как вы. Радуюсь, что скоро все будет кончено.
- Откуда вы знаете?
- Вы написали в газеты…
- Я не хотел, чтобы пострадал невиновный.
- Настоящая причина не в этом.
- Полагаете, я добиваюсь, чтобы меня поймали?
- Да, бессознательно.
- Что еще вы обо мне думаете?
- Вы чувствуете, что проиграли.
- Сказать по правде, боюсь.
- Чего? Ареста?
- Нет… Не важно - чего… Я и так сказал уже слишком много. Мне хотелось с вами поговорить, услышать ваш голос. Вы меня презираете?
- Я никого не презираю.
- Даже преступников?
- Даже их.
- Вы знаете, что рано или поздно меня возьмете, да?
- Да.
- У вас есть ниточка?
Чтобы поскорее с этим покончить, Мегрэ чуть было не признался, что уже располагает его фотографиями на набережной Анжу, у церкви и на Монпарнасском кладбище. Достаточно опубликовать их в газетах, как тут же найдутся люди, которые опознают убийцу Батийля. Комиссар не делал этого, потому что смутно чувствовал: человек этот не ожидает ареста и при угрозе его покончит с собой. Действовать нужно не спеша: пусть сам придет с повинной.
- Ниточка найдется всегда; трудно решить, не оборвется ли она.
- Я скоро повешу трубку.
- Что вы собираетесь делать сегодня?
- Что вы имеете в виду?
- Сегодня суббота. Воскресенье проведете за городом?
- Конечно, нет.
- У вас нет машины?
- Нет.
- Вы служите в какой-нибудь конторе, верно?
- Верно. В Париже десятки тысяч контор, так что в этом я могу сознаться.
- У вас есть друзья?
- Нет.
- А подруга?
- Нет. Когда нужно, я довольствуюсь тем, что подвернется. Вы понимаете, что я хочу сказать?
- Уверен, что завтрашний день вы посвятите длинному письму в газеты.
- Как это вы обо всем догадываетесь?
- Вы не первый, с кем случилось такое.
- И чем это кончалось у других?
- Финалы бывали разные.
- Кое-кто кончал самоубийством?
Мегрэ не ответил, и снова воцарилось молчание.
- Револьвера у меня нет, и я знаю, что без специального разрешения достать его сейчас практически невозможно.
- Вы не покончите с собой.
- Почему вы так думаете?
- Иначе вы не стали бы мне звонить.
Мегрэ утер пот со лба. Весь этот банальный разговор и его собственные нейтральные ответы все-таки помогли ему разобраться в личности собеседника.
- Я вешаю трубку, - произнес голос на другом конце линии.
- Можете позвонить в понедельник.
- Не завтра?
- Завтра воскресенье, и на службе меня не будет.
- Дома тоже?
- Хочу поехать с женой за город. Каждая сказанная фраза била в цель.
- Везет вам…
- Согласен.
- Вы считаете себя счастливым человеком?
- Относительно - как большинство людей.
- А я никогда не был счастлив.
Незнакомец внезапно повесил трубку. Может быть, кто-то, кому надоело ждать, когда закончится разговор, попытался зайти в будку; может быть, у звонившего просто сдали нервы. Пьяницей он явно не был. Разве что для смелости сделал исключение? Звонил он из кафе или бара. Его задевали локтями, на него смотрели, не подозревая, что это убийца. Мегрэ позвонил жене.
- Как насчет того, чтобы провести уик-энд в Мен-сюр-Луар?
- Но… Ты… А расследование? - изумилась она, на секунду утратив дар речи.
- Надо дать ему дозреть.
- Когда выезжаем?
- После завтрака.
- На машине?
- Разумеется.
Водить машину она начала год назад, уверенности еще не обрела и за руль всегда садилась с нескрываемым опасением.
- Купи чего-нибудь на обед: вечером, когда мы приедем, магазины, возможно, будут закрыты. И чего-нибудь на утро, чтобы плотно позавтракать. А днем поедим в гостинице.
Из ближайших сотрудников комиссара на месте оказался только Жанвье; Мегрэ пригласил его на аперитив.
- Что ты делаешь завтра?
- Воскресенье - это день моей тещи, всяких дядюшек и тетушек, шеф.
- А мы поедем в Мен.
Мегрэ с женой быстренько позавтракали на бульваре Ришар-Ленуар. Г-жа Мегрэ, помыв посуду, пошла переодеваться.
- Холодно?
- Свежо.
- Значит, платье в цветочек лучше не надевать?
- Почему нет? Ты ведь поедешь в пальто?
Через час они влились в поток парижан, десятки тысяч которых спешили выбраться на природу. Домик выглядел таким же чистым и опрятным, каким они его оставили: дважды в неделю женщина из деревни проветривала его, смахивала пыль, натирала пол. Говорить с ней о новых средствах ухода за мебелью и полом было бесполезно: она признавала только воск, приятный запах которого царил повсюду. Муж ее занимался садом: на клумбе Мегрэ обнаружил крокусы, а в самом защищенном от ветра месте, в глубине сада у стены, росли нарциссы и тюльпаны. Прежде всего, комиссар отправился на второй этаж и переоделся в старые брюки и фланелевую рубаху. Ему всегда казалось, что домик, с его массивными балками, темными уголками и мирной атмосферой напоминает дом приходского священника. Комиссару это даже нравилось. Г-жа Мегрэ крутилась на кухне.
- Ты очень голоден?
- В меру.
Телевизора у них здесь не было. В теплую погоду они усаживались после обеда в саду и наблюдали, как в надвигающихся сумерках постепенно стираются контуры пейзажа. Этим вечером, гуляя, они спустились к Луаре, воды которой после дождей в начале недели стали грязными и несли ветви деревьев.
- Ты чем-то озабочен?
- Собственно говоря, нет, - ответил комиссар после долгого молчания. - Сегодня утром мне звонил убийца Антуана Батийля.
- Чтобы поиздеваться над тобой? Бросить тебе вызов?
- Нет, ему нужна поддержка.
- И за ней он обратился к тебе?
- Ему больше не к кому…
- Ты уверен, что это был убийца?
- Да, но вряд ли он убил преднамеренно.
- Значит, неумышленное убийство?
- Не совсем, если только не ошибаюсь.
- Зачем он написал письмо в газеты?
- Читала?
- Да. Вначале я подумала, что это подстроено… Ты знаешь, кто он?
- Нет, но могу узнать в течение суток.
- Ты не заинтересован в его аресте?
- Сам явится.
- А если не явится? Если совершит новое преступление?
- Не думаю…
Однако полной ясности у комиссара не было. Имеет ли он право быть настолько уверенным в себе? Он подумал об Антуане Батийле, который так хотел изучать население тропических стран и собирался жениться на юной Морисетте. Ему не было и двадцати одного; он свалился в лужу на улице Попенкур и больше не поднялся…
Спал комиссар неспокойно. Дважды открывал глаза: ему казалось, что звонит телефон. "Больше он убивать не будет". Мегрэ пытался успокоить себя. "В сущности, он его боится"…
Настоящее воскресное солнце, солнце воспоминаний детства. Сад, весь в росе, благоухал; в доме пахло яичницей с ветчиной. День протекал мирно, однако с лица Мегрэ не сходила тревожная тень. Расслабиться до конца ему не удалось, и жена это чувствовала. В гостинице их встретили с распростертыми объятиями; с каждым пришлось выпить: супругов Мегрэ здесь считали за своих.
- В картишки потом перекинемся?
Почему бы и нет? Мегрэ с женой съели свинину по-деревенски, петуха в белом вине, на десерт был козий сыр и ромовые бабы.
- Часа в четыре?
- Договорились.
Мегрэ взял свое плетеное кресло, отыскал в саду уголок поукромнее и, ощущая веками солнечное тепло, задремал. Когда он проснулся, кофе у г-жи Мегрэ уже был готов.
- Ты так сладко спал, что приятно было смотреть. Во рту у комиссара еще сохранился вкус деревни, и вокруг он словно слышал жужжание мух.
- Скажи, ты не чувствовал себя немного не в своей тарелке, слыша его голос по телефону?
Они невольно продолжали думать об одном и том же.
- Я служу уже сорок лет и всякий раз волнуюсь, оказываясь лицом к лицу с убийцей.
- Почему?
- Потому что человек переступил черту.
Дальше Мегрэ объяснять не стал. Они понимали друг друга. Человек, который убивает, так или иначе порывает связь с человеческим обществом. Он перестает быть как все. Этот хотел объясниться, сказать, что… Слова готовы были политься у него с губ, но он знал, что это бесполезно, что никто его не поймет. Так же бывает и с настоящими убийцами, с профессионалами. Они держатся агрессивно, язвят, но это объясняется их желанием подбодриться, убедить себя в том, что как люди они еще не умерли.
- Вернешься не слишком поздно?
- Надеюсь, до половины седьмого.
Мегрэ вновь оказался в обществе своих местных приятелей - милых людей, для которых он был не знаменитым комиссаром Мегрэ, а просто соседом, и к тому же отличным рыболовом. Они играли за столом, застеленным красной скатертью. Карты, знавшие лучшие дни, засалились. Деревенское белое вино было приятным и свежим.
- Вам объявлять…
- Бубны…
Сидевший слева противник объявил терц, его партер - четыре дамы.
- Козыри…
Послеполуденное время комиссар провел за картами: разворачивал их веером, объявлял терцы и белоты. Это успокаивало, как мурлыканье. Время от времени подходил хозяин, заглядывал игрокам в карты и с понимающей улыбкой удалялся. Человеку, который убил Антуана Батийля, воскресенье должно было показаться долгим. Живет ли он в маленькой квартирке с собственной мебелью или снимает помесячно комнату в скромной гостинице, все равно ему лучше не сидеть в четырех стенах, а пойти потереться в толпе, заглянуть в кино. Во вторник вечером шел такой дождь, что это было похоже на потоп; в Ла-Манше и Северном море погибло несколько рыболовных судов. Может быть, это тоже имело какое-нибудь значение? А куртка Антуана, его длинные волосы? Мегрэ старался не думать об этом, целиком отдаться игре.
- Ну, что скажете, комиссар?
- Пас.
Белое вино слегка ударило в голову. Мегрэ отвык от него: пьешь, как простую воду, а потом, глядишь, и ноги не держат.
- Мне, пожалуй, пора.
- Доиграем до пятисот очков, ладно?
- Пусть будет до пятисот.
Комиссар проиграл и угостил всех присутствующих.
- Похоже, вы у себя в Париже пренебрегаете белотом. Подразучились, да?
- Есть малость.
- На Пасху побудьте подольше.
- Хотелось бы. Ничего лучшего мне и не надо. Вот преступники, те… - На тебе! Он вдруг опять подумал о телефоне. - Спокойной ночи, господа.
- До будущей субботы?
- Возможно.
Разочарования Мегрэ не чувствовал. Уик-энд он провел так, как задумал, а забыть в деревне свои тревоги и заботы и не надеялся.
- Когда хочешь выехать?
- Как только перекусим. Что у тебя на обед?
- Приходил старик Бамбуа, предложил линя; я его запекла.
Мегрэ с удовольствием взглянул на толстую рыбу с приятной золотистой корочкой.
Ехали они медленно: ночью г-жа Мегрэ боялась вести машину еще больше, чем днем. Мегрэ включил радио, с улыбкой прослушал предупреждение для автомобилистов, потом последние известия. Говорили в основном о внешней политике; комиссар облегченно вздохнул, убедившись, что о деле на улице Попенкур упомянуто не было. Другими словами, убийца оказался благоразумен. Ни нового преступления, ни самоубийства. Только в департаменте Буш-дю-Рон похищена девочка. Есть надежда найти ее живой. Спал Мегрэ лучше, чем прошлой ночью; стоял уже день, когда его разбудил оглушительно стрелявший грузовик. Жены рядом не было. Она встала недавно - постель еще хранила ее тепло - и теперь готовила на кухне кофе. Перегнувшись через перила, г-жа Мегрэ смотрела, как муж грузно спускается по лестнице; можно было подумать, что она провожает ребенка на трудный экзамен. Знала она только то, о чем писали газеты, но газетам не было известно, какую энергию он тратит, чтобы все до конца понять, как напрягает силы во время некоторых расследований. Он словно отождествляет себя с теми, кого преследует, мучится их муками.
Комиссару посчастливилось сесть в двухэтажный автобус: устроившись на крыше, он докурил первую утреннюю трубку. Едва он вошел в кабинет, как позвонил комиссар Грожан.
- Как дела, Мегрэ?
- Прекрасно, А у вас? Как ваши прохвосты?