Главная героиня рассказа стала свидетелем преступления и теперь вынуждена сама убегать от преследователей, желающих от нее избавиться.
Любовь Овсянникова
КУЛЬБИТ НАД КРУЧЕЙ
Рассказ
1
Проснувшись раньше времени, я посмотрела в окно и приуныла: хотя рассвет только занимался, но день со всей очевидностью обещал быть не по–весеннему пасмурным и слякотным. Откровенно говоря, совсем промозглым, ведь настоящее тепло в природе еще не установилось, и малейший ветерок даже при свете солнца пробирал беспечного чудака до костей. А теперь и подавно мне надо было одеваться как на парад - сохранно, ведь ехала я в Славгород не просто так, а провести в последний путь Александра Григорьевича, своего любимого учителя.
Эх, некстати погода испортилась, продолжала огорчаться я, собирая сумку. Но вот умылась, управилась с прической, попила чайку и мало–помалу успокоилась. Наоборот, резонно доказывала я себе, надо радоваться, что после абсолютно сухой зимы, не давшей земле ни малой толики осадков, более того - выжавшей из нее последнюю влагу своими суховеями и плюсовыми температурами, зарядил дождик как сущее спасение от серости, пыли и бед нынешних и будущих. Путь мне предстоит не дальний, в какую–то сотню километров - так нечего и расстраиваться.
И то сказать, нам никогда не угодишь, продолжала я журить теперь уже всех подряд. Казалось бы, не в мороз и метель и не в жару несусветную отошел человек, а в самое что ни на есть безупречное время года, весной, однако живым снова не вовремя. Дождь, видите ли, зонтики растопыренные, чернозем размокший, грязь вязкая на туфлях - неуютно хоронить. Да-а.
Пристыдила я себя окончательно и тем чуть умерила будоражащий энтузиазм, появившийся еще вчера, как стало известно о предстоящем посещении родных мест. Вызван он был, конечно, не непосредственной причиной поездки, а во–первых, скорой встречей с одноклассниками, коих я не видела более сорока лет, и, во–вторых, тем, что я отправлялась туда на своей новой машине. Кто, грешным делом, втайне не тешится приобретенной игрушкой? Вот и я радовалась, что появился повод ею воспользоваться. Кстати, машина была не какой–то там как у всех, а европейской модификацией крутого среднеразмерного кроссовера премиум–класса "Infiniti EX37", короче, классным женским внедорожником с умной системой полного привода. Дали вместо гонорара. Да черт с ним! Все равно этот гонорар пошел бы, куда и все предыдущие, - на ветер. А так хоть машина есть.
Никто ж не знает, что сначала ее купил директор издательства своей жене в качестве сюрприза к юбилею. А та в первые же дни не поместилась с тремястами лошадками в заторе, наворотила там, как слон в посудной лавке. В результате людям хлопот доставила и себе убытков наделала. Ну и закапризничала, конечно: ездить на элитной машине с помятым кузовом не хочу - стыдно! "Так это легко исправить, - увещевал ее расстроенный Петр Кондратьевич. - Господи, какой пустяк: поменяют крылья, дверцы, отрихтуют кузов, и будет твоя козочка, что новенькая". "Нет и все, - заладила Нинель Станиславовна. - Я разве бедная, чтобы в заплатах по Москве ездить? Меняй, рихтуй да и продавай ее, охотников немало найдется - модель–то престижная. А мне новую купи. Хочу небольшую, аккуратненькую, не столько сильную, сколько увертливую, лучше спортивную какую, а не такой трактор - я же не собираюсь по кюветам на ней кувыркаться. Зачем мне внедорожник?".
А тут я приехала за гонораром с явными признаками нетерпения - третий месяц тянут. Ну сколько можно? Вот он мне и предложил машину вместо денег. И вдруг я согласилась, что стало и для самой неожиданностью. А чего? Петр Кондратьевич махнул рукой да расщедрился: помятые части машины не рихтовали, а заменили новыми. И теперь машина была полностью восстановлена, просто лучше новенькой. Кроме того, при этой сделке оценил он ее втрое дешевле, чем она стоила. Где бы еще я взяла такой дурняк? Да если ее сбагрить у себя в Днепропетровске, то свою цену она отдаст, как миленькая. И вот мне предстояло определиться, продавать машину или самой ею пользоваться. Поездка должна была все решить.
- Езжай, покрути руль на просторе, погазуй, почувствуй ее возможности, оцени свои ощущения, - наставлял меня муж. - И тебе откроется, что дальше делать.
Умерить–то неуместный подъем чувств я умерила, но по изложенным соображениям ничего другого не оставалось, как не ставить себе в укор приятное волнение перед поездкой, которое просто глубже в меня спряталось. Радоваться жизни, может, и грех, но он не значится в списке семи смертных, а следовательно, является по существу своему простительным. И второе: ведь никому еще не удавалось победить дуализм мира и впасть однажды то ли в отчаянное счастье, то ли в крайнее горе. Счастье и горе, эти бесполые господа всегда приходят на пару, разница лишь в том, кто из них наносит визит к нам и задает в нем тон, а кто просто является сопровождающим. Так вот и получилось, что мое желание встретиться с одноклассниками, приехав к ним на шикарном автомобиле, как–то незаметно превратилось в обыкновенную радость от полноты бытия, которая тихо и ненавязчиво сопровождала естественную печаль, пришедшую со смертью Александра Григорьевича.
И то сказать, мне порадоваться - хоть бы чем - позарез не мешало, ибо в последнее время огорчений хватало. Взять хотя бы то, с которым вы уже познакомились. Исподволь да между делом я вам доложила, как в издательстве зажали мои денежки и втюрили вместо них битую машину. Разве этого мало? А ведь я над книгой "Гармоничные соотношения вещей" трудилась почти год, это только над рукописью, заметьте, то есть, над изложением своих мыслей в визуальной форме. До этого же не менее двух лет собирала и штудировала материал, конспектировала и изучала спорные утверждения, выискивала узкие места в теме, а потом вынашивала свою точку зрения на вопрос и разрабатывала структуру книги. Конечно, было от чего сойти с ума, когда в итоге я заявилась домой с предметом бартера. Правда, и кое–какую копейку привезла: Нинель Станиславовна, жена директора издательства, - оказалась особой, отзывчивой на сочувствие. Узнав, что именно я способствовала разрешению ее затруднений с машиной, она пару раз прокуковала Петру Кондратьевичу на ушко о том, что с таким приличным человеком, как я, надо обращаться бережно, и результат не замедлил сказаться. Во–первых, мне заказали новую книгу, а во–вторых, сразу при подписании договора дали нехилый аванс, и я заподозрила, что истинная цена этой сделки превысит стоимость намерений изрядно. Помните историю создания "Врат ада" Роденом? Он хороших три десятка лет качал авансы из бюджета Парижа, а потом прокатил всех и был таков.
Но мне с Родена пример не брать, очередную книгу я собиралась сдать в срок - как у всякого пишущего человека, у меня было в заделе несколько убойных идей и по десятку сопутствующих мыслей к каждой. Оставалось выбрать, на какой из них остановиться, навинтить на этот каркас разные мелочи жизни, и готовьте, господа хорошие, оставшуюся часть моего гонорара. Машинами больше не беру, завязала. Кстати, вот еще одно обстоятельство, чем меня привлекала поездка в родные места, - я собиралась не просто опробовать колеса, но, пребывая в бело–зеленом лоне пространств, дыша возрождающимся воздухом, созерцая оживающие весенние пейзажи, среди тишины и еще робкого щебетания птиц, без искусственных шумов и свидетелей, добросовестно и без дураков пораскинуть мозгами. Для этого и диктофон взяла. Это всегда удобно: если появляется умная мысль или возникает удачная фраза, я их безотлагательно в черный футлярчик надиктовываю и преспокойно живу себе дальше.
Короче, я вышла из дому во всеоружии, если и не без бьющей через край радости от поездки, то и не в расстроенных чувствах от дождя. Все во мне уравновесилось, и я готова была, неспешно преодолевая дорогу, со счастливым воодушевлением поработать над новым заказом, а вместе с тем настроиться на свидание с прошлым, в чем грустное начало преобладало.
2
В подъезде было пусто, лишь гулко прогромыхали мои шаги, да лязгнула металлом входная дверь, всполошив тишину и развеяв мистическую неизвестность его отсыревшего полумрака. Я поспешно отрезала от себя этот мирок, нырнув в зев двора, где тоже оказалось еще безлюдно. Странно, обычно в это время мои соседки, Анна и Кира, за неимением дач наперебой махали тут метлами, демонстрируя свое право убираться в нашем маленьком скверике, хозяйничать на общих клумбах и распоряжаться общими скамейками. На стыке марта и апреля, например, они убирали опавшие с тополей сережки, высаживали новые цветы и покрывали скамейки и всевозможные ограждения, не минуя и въездных ворот, новой краской. Что значит неуютность, дождичек да прохлада: завзятые любительницы дворовых дел да посиделок и те сидели по углам.
Тоскливо взглянув на темные окна дома напротив, я поспешила завернуть за угол, пробежать довольно узкий коридор между торцом нашего дома и тыльной частью гаражей мединститута, открыть калитку и оказаться на Октябрьской площади - может, думалось мне, хоть тут есть шевеление жизни. Гляди, кто спешит на трамвай или студенты, неизменные завсегдатаи ночных клубов, возвращаются в общежития, коих поблизости несколько: металлургического института, горного, еще каких–то техникумов. Но не тут–то было. Ничего не могу сказать насчет ночных клубов, но на транспорт никто не спешил - сказывалось воскресенье, второй день отдыха.
Я постаралась без стука прикрыть калитку и повернула налево, прошла вдоль заброшенного кафе "Смак" - кто их отсюда выкурил, тому хвала и слава! - и, еще раз повернув налево. Пройдя через калитку кованных ажурных ворот, оказалась по другую сторону гаражей, естественным порядком ограждающих наш двор. Между их ухоженной шеренгой и крылом старого корпуса мединститута тоже был своего рода коридор. Но не такой глухой, как при выходе из нашего двора. Тут чувствовалось присутствие живых людей - где–то кряхтели сторожа и мяукали голодные кошки, которых они прикармливали. Да и пошире был этот проход: справа, если идти туда, куда направлялась я, вдоль здания тянулся сплошной цветник с хорошо вскопанной землей, подстриженным кустарником у бордюра и высаженной рассадой цветов. Что ни говори, а на открытом пространстве не так мурашки по телу бегают, как в закутках: я с детства боялась темноты и одиночества.
Стоянка, где я нашла место для "инфинити", располагалась во внутреннем дворике между двумя крылами П-образного здания старого корпуса мединститута. Тут помещалось ровно тридцать машин, по десять в ряд. Дорого получалось содержать охрану, зато было просторно и безопасно для маневров. Вот я туда и шагала. По закоулкам, загашникам и гадюшникам, как вы понимаете. Правда, как раз напротив стоянки давно уже был выстроен девятиэтажный корпус общежития для иностранных студентов, но это ничего не меняло. Там жили китайцы или корейцы, кто их разберет, маленькие все, страшно прожорливые - такие сумахи со жратвой, как они, наши люди не носят - и удивительно домоседливые. Вот они–то никому помешать не могли: и не шумели, и не мелькали, и может, их там вовсе не было, как показалось мне в это утро. Во всяком случае, пройдя вдоль этого здания, я ни шороха не услышала, ни какого–никакого движения не увидела.
Второе крыло старого корпуса мединститута продолжалось жилыми домами его профессуры, это был массивчик с небольшими коттеджами довоенной постройки. Дворики этих уютных домиков, огороженные сплошным высоченным забором, выходили к торцу общежития, как раз туда, где был выезд со стоянки. По количеству бронированных ворот, вмонтированных в забор, можно было сосчитать количество коттеджей завидного поселеньеца. Я туда частенько поглядывала, прикидывая, насколько удобно жить в тихой глуши самого престижного квартала города, в собственном доме, рядом с работой, и все прочее.
Вот вчера, например, когда я ставила "инфинити", то заметила что во второй от стоянки двор заехала новая машина, причем такая, что, как считается, и моей рядом с ней умыться - "Hammer" какой–то там модели. Может, я бы и не обратила на него внимания, если бы не бурная радость хозяев особняка - сначала они дружным кодлом открывали ворота, а потом полчаса горланили на всю округу, что грачи на пахоте. Не иначе, какой–нибудь молодой отпрыск порадовал родню жуткими достижениями в деятельности, вылившимися в столь дорогую покупку. А может, все проще: просто кто–то приехал в гости. Но ведь номера были временные - буквы и цифры на красном фоне. Нет, абсолютно однозначно - это новая покупка. Но даже и не это поразило меня больше всего, а цвет машины - какой–то очень неопределенный, слабо голубой что ли. Его, пожалуй, можно было назвать и белым, если под этим подразумевать цвет затененной части снежных сугробов при сильном морозе в солнечный день. Непривычный, короче, цвет. Мы же приучены: как дорогая машина, так сразу - черная и непременно с тонированными стеклами. Стекла, правда, и тут были черны и непроницаемы.
Это меня успокоило - не только у меня машина светлого, чрезвычайно необыкновенного, но заведомо простого цвета. Пусть мне выбирать не приходилось: что дали, то и взяла; попалась морская вода на прогретом мелководье, я и рада. А они? Может, теперь модны такие тона?
Но это было вчера, хотя и теперь, подходя ближе, я уловила какие–то звуки жизни по ту сторону забора. Видно, владельцу белого "хаммера" тоже не терпелось лепетнуть на широкий простор, и погасать там вдоволь.
Но я ошиблась: где–то в этой стороне вдохновенно орал кот. Я его узнала по голосу - это был Черныш, черный красавец, баловень и любимец наших охранников. Он выводил удивительные рулады, чередуя утробное урчание с воплями неимоверного отчаяния, тоже идущими из глубин его нутра, ибо живым существам с помощью голосовых связок производить такие крики не дано. Жаль мне стало кота - зря он надрывался. Тут на стоянке ошивалось несколько мурок, но местные дворники на ночь прятали их в свои чуланы с инвентарем - берегли хороших крысоловок. Впрочем, как и самого черного озорника, для которого, видать, по весне делали исключение и оставляли на воле обогащать природу песнями. Я оглянулась по сторонам, но кота не увидела. Правда, он имел обыкновение забираться на верхушки деревьев, растущих тут и там, и оттуда обозревать крыши домов, а заодно мечтать о любезницах и греться на солнце. Осмотр деревьев тоже ничего не дал. Зачем мне этот кот, которому в зябкость и слякоть приспичило искать весенних утех? Время только трачу. Я еще постояла посреди двора, позыркала по сторонам и пошла к машине. Уже проходя мимо кустов, росших вдоль коттеджей по эту сторону забора, услышала фырканье и еще какой–то трудноопределимый, еле уловимый слухом звук. Я посмотрела налево и увидела Черныша. Он сидел на заборе с поникшим видом и недовольно облизывался: его явно потревожили во время самозабвенного пения, заставив покинуть насиженное место. А-а, так он, оказывается, был на территории коттеджа! Может, там своя кошка завелась и он ее призывал на свидание? Но теперь в полном соответствии с фактом жизни облизывался: ни попеть, ни тем более с подружкой помурлыкать ему не удалось.
Я остановилась и попыталась пообщаться с котом. "Нет, вот люди! Кому там мог помешать такой симпатичный кот?" - произнесла я, но коту было безразлично мое сочувствие. Засмотревшись на бродягу–красавца и нелестно думая о его гонителях, я не удостоила взглядом те движения, которые скорее почувствовала, чем увидела боковым зрением. Хотя, помнится, отметила, что обладатель "хаммера", похоже, ходит вокруг него колесом: за забором пару раз мелькнули обутые в кроссовки ноги. Но мне могло и померещиться, ведь после прерванного кошачьего мяуканья вокруг залегла дивная предутренняя тишина - вот на ней я и сосредоточилась вниманием. Где–то на востоке солнце подобралось к горизонту и вот–вот должно было выкинуть из–за его черты первый луч, я почти физически чувствовала это. Что может быть достойнее внимания, чем перемены в открытом космосе? Разве об этом расскажешь тем, кто никогда не наблюдал рождение нового дня? Вот я сейчас выеду за город, и, даст Бог, успею увидеть рассвет. Я заторопилась к машине в полной уверенности, что сегодня обязательно прояснится солнце, несмотря на облачность.
3
Моя "инфинити" стояла, украшенная бриллиантами. Однако пришлось аккуратно протереть ее от капелек влаги и тогда уже забираться в салон. Ах, как мне нравилось там сидеть, когда никого не было рядом и никто не видел моей детской радости от владения таким чудом! Не думайте, что я включила музыку. Хотя какой–нибудь дебил непременно сделал бы это, усиливая приятные ощущения. Но я выросла в селе и знала цену настоящему раю. Не станете же вы, обоняя тончайший аромат роз, услаждать себя в дополнение еще и синтетической вонью, то бишь духами? Вот и я так думаю. В отношении тишины и искусственных звуков существуют те же меры. Не забывайте, что именно я была автором бестселлера "Гармоничные соотношения вещей" и знала толк в делах, о которых говорила.
Мотор завелся сразу, и я тронулась в путь. Машина покатила бесшумно и мягко, и я почему–то снова вспомнила черного кота. Наверное, потому что он за моей спиной точно так же бесшумно и мягко вспрыгнул на забор, чтобы без соглядатаев зализать обиду. Проезжая мимо двора, где бесцеремонно обошлись со всеобщим любимцем Чернышом, я снова посмотрела туда. Теперь таблички "Осторожно! Ворота открываются автоматически" я не увидела, лишь спустя миг сообразила, что ворота стояли раззявленными, а машины и след простыл. Тоже мне, нравы! Лень было барственному отпрыску оторвать задницу от сидения, выйти из салона и закрыть въезд во двор. Автоматически - как же. У нас автоматика известно как работает.