- Мы почти одногодки, - сказал он, помолчал и потом выдавил из себя, отводя взгляд, - А можно еще один нескромный?
- Это что, вечер нескромных вопросов? - Она улыбнулась. - Ну, давайте. Гулять так гулять.
- Вы вот столько лет без мужа… У вас что, никого… никого нет?
Она внимательно посмотрела на него, потом просто, без тени кокетства ответила:
- Нет. У меня никого нет!
Он вдруг почувствовал, что стало легче дышать.
- Эх! - молодецки воскликнул он, - Такая женщина! Куда только мужики смотрят?!
- Мужики… - повторила она, улыбнувшись, - где они, эти мужики? Одна только рвань да пьянь… Мальчики с пятнадцати лет становятся алкоголиками, как им в мужиков вырасти… А те, что есть, за них жены держатся руками и ногами… Даже похмеляться дают, не ворчат… Вон подруги мои, кто с мужьями - нарадоваться не могут, хотя на стороне, конечно, находят на что посетовать…
- Давайте выпьем за вас… за тебя, - сказал он, - Я уже не знаю, на "ты" мы или на "вы", - он наполнил бокалы шампанским, поднял свой, - Чтобы у тебя жизнь с этой минуты была бы удачливой.
- Спасибо, - сказала она, - А ты, между прочим, совсем не как зэк разговариваешь.
- Ну, не знаю, - сказал он, допив бокал и ставя его на стол, - Я старался избегать блатных слов, но все равно прилипали… Век воли не видать… Часто говорю… А вообще-то, в детстве, в юности я много читал, может потому?..
- Я тоже читать люблю, - сказала Софья, - И Аня в меня пошла, в четыре года читать научилась, и теперь её от книжек не оторвешь…
- Скажи, Софья, - начал он, но тут же замялся.
- Что, очередной нескромный вопрос? - улыбнулась она подбадривающе.
- Да, вроде… А что ты делала на той остановке утром, возле тюрьмы?.. Это ведь далеко от твоего дома…
- Какой ты любопытный, - проговорила она шутливо, но тут же поменяла тон, - Хожу уколы делать… Моя частная практика. Подрабатываю. Не могу сказать, что нам не хватает, но на будущее… Надо Анну ставить на ноги. Собираю потихоньку ей на сберкнижку. Ну, еще какие нескромные вопросы у тебя, молодой человек? Кстати, как ты сказал, тебя зовут?
- А я разве говорил?
- Нет? Не помню… Не говорил, кажется… Ну?
- Самед, - сказал он, помолчал, посмотрел на дверь соседней комнаты, посмотрел на Софью.
- Даже не думай, - сказала она, покачав головой. - А если все же думаешь - забудь.
Он помолчал, не отвечая, потом произнес тихо:
- Но мне негде оставаться.
- Не надо врать, - сказала она, глядя ему в глаза, - А семья твоего друга по армии?
- Ну что ты! Исключено. Они меня ненавидят. Сама понимаешь. Ты бы тоже ненавидела, - он помолчал, потом продолжил, - Считают, что из-за меня их сын загремел в тюрягу. Хотя совсем наоборот…
- Как бы там ни было, здесь оставаться тебе нельзя, - сказала она твердо. - Пойди в гостиницу. Правда, у меня в этой сфере знакомых нет, но я могу заплатить за тебя.
- Я сам могу заплатить за себя, - сказал он, уже держа её в объятиях, - В тюрьме зэки работают и заколачивают кое-какие бабки. За годы заработок образует солидные деньжата.
- Солидные деньжата? - тихо, чтобы не разбудить дочь в соседней комнате и стараясь выскользнуть из его жестких объятий, повторила она бессмысленно, - Солидные… говоришь…
- Да, говорю, - бессмысленно повторил теперь уже он, сжимая ее в объятиях и стараясь поцеловать в губы.
Удалось. Хоть и вырывалась изо всех сил, отворачивалась и шепотом грозилась:
- Я тебя исцарапаю!
- Ничего, царапай.
- Ты мне делаешь больно… Синяки останутся…
- Извини, извини, - торопливо проговорил он, продолжая стискивать её в объятиях.
- Да, погоди! Погоди ты, чего скажу… - шипела она тихо, угасающее в его мощных, но в то же время нежных объятиях, если только такое сочетание возможно. У него получалось, становилось возможным: сливались сила и нежность, накопленные за последние годы хамства и грубости.
- Чего скажешь, - тихо пыхтел он, чувствуя счастливую развязку борьбы этих двух союзников, словно со стороны смотрел на себя и на Софью.
- Один… Один… нескромный вопрос… можно? - пыхтела она, отпихивая его из последних сил, но уже сознавая, что победа будет не за ней и что с таким же успехом можно отпихивать от себя скалу, к которой её приковали.
- Нескромный? Нет, не надо… Ты можешь разбить мое сердце…
Тогда посреди этой тихой борьбы вокруг стола, этого страстного кружения, странного танца животных инстинктов, который оба неосознанно старались очеловечить своими чувствами, с каждой минутой, с каждым мгновением победно приближающимися к обоюдному чувству любви, она вдруг залилась тихим, переливчатым смехом, то ли над его словами, то ли радуясь просыпающемуся к нему чувству, так похожему на любовь. Тогда он расслабил объятия, чтобы она посмеялась вволю.
Утро застало их в постели, и её голова покоилась у него на плече. Они одновременно открыли глаза и первое, что увидели перед собой - Анна в ночной пижаме, строго уставившаяся на Самеда.
- Похоже, теперь я должна звать вас папой? - сказала она, сердито глядя на него.
- Это как ты пожелаешь, - улыбнулся он ей.
- И не мечтайте, - сказала девочка и круто развернувшись, вышла из комнаты.
Софья, торопливо набросив на плечи халат…
О! Какие плечи! Мрамор! Царица! - мелькнуло в голове его, не успевшего разглядеть её ночью.
… поспешила вслед за дочерью.
За дверью послышался торопливый сердитый детский шепот:
- … а я не привыкла к подобным картинам, - удалось услышать Самеду конец фразы девочки, по взрослому выговаривавшей маме.
- Еще бы! - возражал взрослый шепот, - еще бы ты привыкла! С того дня, как твой отец ушел от нас, это первый мужчина, переступивший наш порог…
- И последний! - категорически, жестко произнес детский голосок, выбившийся из шепота.
- Да, и последний, - согласилась Софья. - Но, скорее всего, он останется у нас. Придется тебе привыкать.
- Вот это да! Вот это новости!
- Да, новости. И перестань говорить со мной в таком тоне. Не забывай, я твоя мама, а не ты моя. Тебе пять лет…
- С половиной…
- Что бы там ни было, но мы… мы… наверное, поженимся…
Самед, лежа в постели все это слышал вполне отчетливо, и чувствовал себя довольно глупо, не зная, как поступить в сложившейся по вине девчушки ситуации: то ли встать, вмешаться в разговор, постараться завоевать доверие девчонки, то ли продолжать лежать, не смея шелохнуться и невольно подслушивая диалог за неплотно прикрытой дверью. Пока он так лежал, в комнату вошла Аня, в руке у нее было что-то вроде лейки.
- Привет, - сказал он, улыбаясь. - А где мама?
- Готовит вам завтрак на кухне, - сказала Аня, - А хотите, я вас из этой лейки полью?
- Нет, спасибо, - ответил Самед.
- Смешно будет, - пообещала девчушка и тут же стала поливать водой лицо Самеда.
Он не сопротивлялся, и когда она закончила, провел руками по лицу и сказал:
- Здорово! Даже не пришлось вставать умываться… А теперь принеси мне полотенце.
Аня, явно ожидавшая сердитой, злобной реакции с его стороны, как минимум ожидавшая, что он отругает ее за такую выходку, и готовая отвечать на ругательства, была озадачена. А он улыбался, весь мокрый, как ни в чем ни бывало. Она побежала и принесла полотенце.
- А у вас в городе есть зоопарк? - спросил он, вытирая лицо.
- У нас даже цирк есть, - сообщила она с чувством гордости за свой город, в котором есть и цирк и зоопарк.
- Давно была?
- Да… Не помню… Давно, наверное… В детстве еще…
- В детстве еще? - повторил он. - Ну, это мы срочно наверстаем. Надо тебе, пока ты молода еще раз сходить… А сейчас выйди, я оденусь, ладно?
Они подружились. Самед водил её и в цирк, и в зоопарк, водил гулять по воскресеньям, когда Софья ходила делать уколы больным на дому (внутримышечные - двадцать копеек, внутривенные - полтинник), приводил ее из детского садика, и все больше привязывался к этой маленькой семье, к Софье и Ане. После беспокойной жизни, или правильнее было бы - существования, после одичалости в тюрьме, где среди мужской грубости, невежества и хамства, среди часто случавшихся драк, в которых невольно приходилось участвовать, чтобы постоять за себя, среди грубых нравов и искусственных законов маленького преступного мирка заключенных (меж которых, конечно находились и культурные люди, случайно попавшие в зону, но те были исключением из общей душной атмосферы), среди всех этих отбившихся от нормальной жизни человеческих отбросов и шушеры - жизнь у Софьи, спокойствие и уют её дома, чистоплотность и порядок, присущие хозяйке дома, вся милая атмосфера, созданная её заботливыми руками, так пришлись по сердцу Самеду, что он впервые после заключения позволил себе расслабиться, отдохнуть душой и постепенно полюбил все, что связано с ней: её привычки, её почти маниакальную чистоплотность, её невольную привычку смущаться от каждого грубого слова, которые поначалу бездумно, машинально срывались с его губ, её острую на язычок дочь. Но главное - он полюбил Софью, как женщину. Он до ареста не мог похвастаться своими мужскими победами, все, что попадалось ему из женского пола это были преимущественно женщины легкого поведения, откровенные проститутки и известные шалавы, с которыми он встречался в своем городе время от времени по необходимости, испытывая после недолгой связи с ними, тошнотворное отвращение, будто только что упал в помойную яму и теперь необходимо хорошенько помыться, сходить в баню. Так и поступал каждый раз, шел купаться в известную в городе мужскую баню, под причудливым названием "Фантазия". Но Софья… Это, конечно, было нечто, такое было впервые в его жизни. Он обожал её, был без ума, буквально лишался рассудка, видя как в его объятиях она начинает мелко дрожать перед наступавшим оргазмом, как, не умея и не стараясь сдержаться она плачет безмолвно, источает из прекрасных серых глаз влагу любви; он буквально зверел от восторга, занимаясь любовью - любовью в полном смысле слова, любовью, которой он до сих пор не знал, которую не встречал до нее - она орошала его грудь и лицо обильными слезами счастья, зажав кулаком дикий, готовый вырваться крик восхищения, кусая его плечо, издавая сладостные стоны в подушку, чтобы не слышала дочь, спавшая в соседней комнате. Любовные акты, когда оба они сосредоточенно пребывали в извилистых поисках наиболее сильного оргазма, были для них обоих сплошным восторгом, и оба в короткий срок привыкли и привязались друг к другу, как муж и жена, прожившие вместе долгие годы, как и в самом деле две половинки, нашедшие друг друга и соединившиеся в одно целое. То же было и в быту у них: долго живущая вместе, дружная семья. Софья и Аня все больше привязывались к нему, к мужчине в доме. Все неполадки, которые обнаружились в квартире, он очень быстро устранил, обнаружив перед маленькой своей семьей отличные навыки настоящего мастерового мужчины, что называется, с золотыми руками. Надо было работать, и он временно устроился рабочим на текстильную фабрику, небольшую, но единственную в городе. До лучших времен, пока не подвернется что-нибудь более стоящее. Несколько раз из городского междугороднего переговорного пункта звонил домой, чтобы мама и брат не беспокоились. Но однажды младший брат, Заур сообщил ему, что приедет и уже купил билет, и что это настояла мама, сама она не может прилететь из-за старой хвори - болезни ног, а Заур уже отпросился на работе в отпуск за собственный счет и прилетает, так что пусть Самед его не отговаривает.
- Я и не собираюсь тебя отговаривать, - сказал Самед. - Прилетай. Буду рад. Город ты знаешь, навещал меня здесь в зоне, а адрес запиши…
Заур уже через день был у них, у Софьи с Самедом. Он привез домашние гостинцы, мамины соленья, варенья, печеное…
- Ой, зачем же вы так беспокоились! - ласково пеняла ему Софья, суетясь и помогая Зауру вытаскивать из сумок гостинцы, а Аня изучающее рассматривала Заура.
Заур впервые увидев девочку, немного опешил, смутился, он не знал, что у Софьи есть ребенок, но быстро нашелся, стал шутить с девчушкой, показывал ей, как надо чистить гранат…
- Что я, гранат не видала? - хмыкала Аня, глядя как Заур во всю старается завоевать ее расположение.
- А разве видала? - сказала Софья, - Где это ты видела гранат, врунишка?
- Софья! - укоризненно произнес Самед, указывая взглядом на Аню, и прибавил шепотом, - Не смущай ребенка…
Это не ускользнуло от внимания Заура, и он понял, что брат на самом деле не просто сошелся с этой семьей, но по-настоящему любит их, как своих родных.
- Ну, расскажи о себе, - сказал Самед, когда сели за стол и Софья внесла блюдо с пловом с курицей, чем немало удивила Заура. - Что поделываешь?..
- Твоя школа? - сказал Заур, кивая на блюдо в руках у Софьи.
- А как же! - откликнулась весело Софья, - он у нас на все руки мастер, и готовить может - пальчики оближешь! Вот и меня научил…
- А ты хорошая ученица, - прибавила Аня.
- Стараюсь.
- Ну, Заур… - произнес Самед.
- Что? - спросил Заур.
- Расскажи как у вас там…
- Так ты же все знаешь…
- Знаю в общих чертах, а ты теперь, раз уж приехал - поподробнее.
- Ну, что рассказать? - Заур поводил взглядом по красиво сервированному столу, на котором Софья раскладывала плов по тарелкам, и нерешительно спросил, - А у вас как, спиртное не подают к праздничному столу?
- Ой, мамочки! - воскликнула Софья, - Я о вас не подумала, извините… У нас же все непьющие, но для вас у нас найдется…
- Нет, нет, - с удовольствием стал отказываться Заур, - Я тоже непьющий… не беспокойтесь… Я так спросил.
- Да, он - непьющий, - подтвердил Самед, - Да еще какой! Всем непьющим непьющий. Расскажи, а? - попросил он брата.
- Да ладно, - стал отнекиваться Заур, - дело давнее… - но тем не менее, тут же охотно стал вспоминать:
- Мне лет тринадцать было… Отец наш тогда еще жив был. В школе, в туалете мальчики распивали дешевый портвейн, ну и я приложился, да тут же захмелел от двух глотков… Пришел домой, шатаясь, ничего не соображаю, мальчишка… Мать в ужасе… Отец вернулся с работы, она ему рассказала… Он послал Самеда за водкой, и влил мне в горло чуть ли не стакан… меня стало рвать. Это противное ощущение до сих пор я отчетливо помню. И с тех пор ни капли спиртного, нигде, даже пива… Не пью.
- Ну и молодец! - похвалила Аня. - Я тоже ни капли…
- Анна, веди себя прилично! - сказала Софья.
Девочка пожала плечами.
- Уж приличнее некуда!
Заур улыбнулся ей.
- Хорошая у вас девочка, сколько тебе?
Она сообщила.
- А дома, слава Богу, нормально, - стал запоздало отвечать Заур на вопрос старшего брата, - Мама немного хворает, застарелый ревматизм, а так - живем, не жалуемся… Я уже лейтенанта получил… - с плохо скрываемой гордостью, проговорил он.
- Заур в милиции работает, - пояснил Самед Софье, - а в армии был десантником… На работе пришелся ко двору, молодец, быстро продвигается…
- Школу милицейскую окончил, - прибавил Заур.
- Обед проходит в теплой, дружеской обстановке, правда дядя Самед? - сказала посреди наступившей тишины за столом Аня.
- Это не ребенок, вундеркинд, - смеясь, проговорил Заур.
После обеда он вышел на балкон, где Софья раскладывала в деревянном сундуке для продуктов банки с домашними вареньем и соленьем, что привез им Заур. Он поглядел на двор.
- Красивый у вас дворик, уютный, на сквер похож, - тихо проговорил он, о чем-то задумавшись.
Софья заметила, что он что-то хочет сказать, выпрямилась, посмотрела ему в лицо в ожидании.
- Я хотел вам сказать, - не замедлил начать он, явно торопясь, чтобы никто им не помешал, - Я очень люблю брата.
- Понимаю, - сказала тоже тихо Софья.
Со стороны могло показаться, что двое на балконе молчат, просто молча стоят и смотрят вниз во двор.
- Я за него могу жизнь отдать, - прибавил Заур.
- Нам хорошо вместе, - сказала Софья, - если только вы это хотели услышать. Мы все трое довольны своей жизнью, мы любим друг друга.
- Хорошо, - сказал Заур и вошел в комнату, оставив Софью и дальше возиться с тщательно закупоренными банками.
- Мне пора, - сказал Заур брату.
- Как пора? - удивился Самед. - Ты не останешься?
- Оставайтесь, - вдруг неожиданно поддержала Самеда Аня, - Если хотите, я еще что-нибудь скажу.
- Спасибо, - Заур и Самед одновременно рассмеялись коротким, очень похожим смехом. - Спасибо, но надо идти.
- Куда же вы? - спросила Софья, входя в комнату.
- В гостиницу. Мне здесь номер забронировали из нашего отделения милиции. А утром - обратный рейс. Я ведь только на два дня отпросился. Работы много.
- Ловишь воров-бандитов? - Самед хлопнул его по плечу.
- Приходится…
- Как-то неудобно получается, приехали из такой дали и - в гостиницу! - сказала Софья.
- Все нормально, - улыбнулся в ответ Заур. - Мы люди городские. Не привыкли стеснять хозяев.
- Да какое тут стеснение? У нас две комнаты, вы с Самедом в одной, мы с Аней в другой… Никакого стеснения…
Самед провожал брата до гостиницы.
- Заозерная, - прочитал Заур на углу дома название улицы, - Красивое название. А где же тут озеро?
- Была какая-то лужа… Осушили, теперь на том месте дома будут строить, пока все фундамент возводят, уже три года… Обычный советский долгострой.
Некоторое время шагали молча.