- Мне Софья понравилась, - проговорил после затянувшейся паузы Заур. - И Аня, конечно, тоже… - он замолчал.
- И что? Договаривай.
- Да нет, дело твое… Что мне договаривать? Просто я думаю… Вот ты видный парень, мастеровой, везде кусок хлеба себе добудешь, ты бы и дома мог бы прекрасно жениться, создать семью с девушкой из хорошей семьи, чистой, честной…
- Софья хорошая… - сказал Самед, помолчал, - и потом, знаешь… Судьба порой делает неожиданные ходы… Когда я выходил на волю, я хотел немного переждать здесь, в этом городе, потом приехать домой, пусть, думал, немного позабудется, пусть мама и Заур поскучают, тогда приезд мой будет для них больше желанным… А так… сразу после тюрьмы… Неловко мне было, пойми, перед мамой, перед родственниками, соседями…
- Я понимаю, - заверил его Заур. - Ты не думай, я просто пересказывал тебе мамины мысли… она, конечно, хотела бы, чтобы ты был рядом, женился бы на своей… А так, на разведенке…Мама мечтала, чтобы ты в дом привел свою, из наших…
- Кого любишь, та и становится своей…
- Да, наверное, ты прав, - сказал Заур.
- Ты сам давай, пошевеливайся… Уже пора. Порадуй маму…
- Да, надо бы… Вот на работе немного разберусь, потом и о женитьбе можно подумать. - Заур помолчал, рассматривая дома вдоль улицы, автобусную остановку, людей на ней, ожидавших автобус:
- Тут до гостиницы не так уж близко. Может, поедем на чем?
Возле гостиницы, сойдя из автобуса, они постояли у дверей и Заур сказал:
- Что ж, обнимемся, брат…
Они обнялись.
- Я приеду. Обязательно приеду, - сказал на прощание Самед. - Так и передай маме.
- Передам, - сказал Заур и вошел в гостиницу, в холле которой старый швейцар сидел на стуле и активно копался в носу.
Рано утром Заур улетел. Самед не поехал в аэропорт провожать его, оба они не любили прощаться, не любили проводы.
Софья, конечно, передала ему слова брата, что сказал ей Заур наедине на балконе.
- Хороший брат у тебя, - прибавила она. - На него можно опереться в трудную минуту.
- Это ему на меня надо опираться, все-таки, я - старший, а вот как вышло, - сказал в раздумье Самед.
- Твоей вины в этом нет, - сказала Софья, решив подбодрить его. - Так получилось. С кем не бывает…
Ночью Самеду не спалось. Приезд и такой скорый отъезд брата разбередил ему душу, он стал вспоминать их общее детство, как он учил маленького Заура уметь постоять за себя на их улице, где между детьми постоянно возникали стычки, выливавшиеся зачастую в большие драки, в которых, порой участвовали не только дети, вспоминал, как учил семилетнего Заура драться… Однажды - тогда Заур только пошел в школу, в первый класс, а ему, Самеду было почти одиннадцать, - и вот однажды избитый в школе мальчишками Заур пришел в слезах жаловаться старшему брату, ревел, слезы в три ручья…
- Если ты еще раз придешь избитый и будешь плакать, я сам тебя изобью! - закричал ему в лицо Самед.
Маленький Заур опешил, очередная волна рыданий застряла у него в глотке от удивления, он ожидал совсем другого от родного брата, думал, что Самед пойдет сейчас с ним и накажет его обидчиков, но вышло все не так, как ожидал малыш. Однако, слова старшего брата запомнились, и на следующий день он, Заур дал достойный отпор нападавшим на него мальчишкам. С тех пор он научился защищать себя, и его стали побаиваться и в школе, и на улице, и в дальнейшем - в жизни. Он рос, становился старше, умнее, крепче, а служба в десантных войсках в армии еще больше закалила его, и в дальнейшем он нашел применение своим силам и способностям, поступив на службу в милицию. Заур ничего не забывал и теперь был бесконечно благодарен старшему брату за ту школу, что прошел с его помощью, и за постоянную опеку со стороны Самеда, который не выпускал его, Заура из поля зрения, и приходил на помощь, если она требовалась. Особенно эта опека усилилась после ранней смерти отца мальчиков, и Самед, несмотря на малую разницу в годах, которая со временем становилась все незаметнее, тем не менее, заменил младшему брату отца, сам вынужденно делаясь не по годам опытнее, умнее… Приходилось, ничего не поделаешь, он чувствовал ответственность за брата.
Жизнь маленькой семьи Самеда текла ровно, нормально. Работали, гуляли в парке недалеко от дома, занимались воспитанием маленькой Ани, одним словом - жили не хуже других. И что важнее всего - с каждым днем Самед и Софья становились все ближе, все больше сближались, начинали по-настоящему любить друг друга. У них, конечно, любовь не была с первого взгляда; да, что-то впрочем, есть не очень надежное в такой любви с первого взгляда, если влюбленные не юноши, а пожившие уже люди, лет за тридцать. Их любовь требовала времени, и с каждым днем можно сказать крепла, разгоралась, становилась надежнее, так что они вскоре были не только любовниками, но и товарищами, друзьями, с полуслова понимающими друг друга. Маленькая семья их в короткое время стала такой крепкой, будто они прожили вместе долгие годы. Это радовало, Софья расцвела, стала выглядеть моложе, чаще улыбалась, по утрам, принимая душ в ванной после ночи любви, часто, забывшись, пела, на что моментально реагировала маленькая Аня, для которой такое поведение мамы было в новинку. Подруги Софьи с работы то одна, то другая, то несколько подруг вместе заходили порой после работы в гости, с любопытством поглядывали на Самеда, разговаривали с ним, желая разговорить, узнать о нем побольше, спрашивали у Ани, как ей нравится её новый отчим.
- Нравится, нравится, - отвечала Аня, - Нечего у ребенка выпытывать…
- Ну и язычок у тебя! - говорили женщины. - Что с тобой будет через десять лет?
- Шестнадцать будет, - говорила Аня.
Софья заранее предупредила дочь и Самеда, что на ноябрьские праздники они все поедут к ее родителям в деревню, и оставят там Аню до нового года.
- Ну, ну… Ясно… Молодым одним хочется остаться, - язвительно реагировала девочка на сообщение.
Самед смеялся.
- Где она такого набралась? - говорил он. - Разговаривает, как взрослая…
- А что мне там делать до нового года? - хныкала Аня, - я же от скуки зачахну.
- Не зачахнешь. Погостишь у бабушки с дедушкой. Они давно тебя не видели, соскучились. Воздухом деревенским подышишь. Тебе на пользу, - сказала Софья.
Было решено, к тому же давно пора была познакомить родителей Софьи с новым зятем, и они собрались и на нерабочие дни ноябрьских праздников поехали в деревню в семидесяти километрах от города, где жили в своем домике родители Софьи.
- Так значит, вы только на новый год за мной приедете? - спросила Аня.
- Да. Перед новым годом, - сказала Софья.
Тогда Аня из цветной фольги вырезала буквы и наклеила их на стену в столовой.
- Это мой вам подарок на новый год, - сообщила она.
Софья поглядела на неровно приклеенные к обоям блестящие буквы:
"С Новым 1987 годом".
- Молодец! - похвалила она дочь. - Спасибо за подарок. Только здесь ты запятую пропустила, - она указала место, - И в конце такого предложения обычно ставят восклицательный знак. И буквы у тебя все неровные, одни - в лес, другие - по дрова…
- Мама! Мне только пять лет, ты не забыла?
- Странно, а недавно говорила, что почти шесть.
Вечером, накануне праздника, они сели в пригородную электричку и поехали в гости к бабушке и дедушке Ани.
Их естественно, встретили с радостью, зацеловали внучку, познакомились с Самедом, усадили тут же за стол, стали угощать… Отец Софьи, крепкий с виду мужчина шестидесяти пяти лет очень огорчился, когда узнал, что Самед не пьет и не сможет составить ему компанию.
- Нет, компанию я вам составлю с удовольствием, просто я предупреждаю - знаю свою норму. И пьяным вы меня не увидите.
- Вот и молодец! - похвалила его мать Софьи, круглолицая улыбчивая женщина лет под шестьдесят.
Но застолье прошло весело, даже замечание матери Софьи, что пора бы узаконить их отношения, не помешало течению маленького праздника.
- Мы и так муж и жена, - сказала Софья. - Не в бумажках дело…
- Узаконим, - сказал Самед. - как Софья скажет…
Самед понравился родителям Софьи, а Аня вопреки ожиданиям, что-то притихла и не лезла в разговоры взрослых.
- Ты не заболела? - поинтересовалась Софья, щупая ей лоб.
Через день, оставив Аню, Самед и Софья уезжали в город. Аня вдруг неожиданно для всех расплакалась, её успокоили, но уезжала Софья с тяжелым сердцем.
- На нее это непохоже, - сказала она Самеду, - она всегда была чужда подобных сантиментов.
В вагоне электропоезда Самед вдруг вспомнил свой ночной сон и решил поделиться им с Софьей.
- Странный такой сон, - проговорил он, - Может, оттого, что на новом месте спал? Беспокойно спал… Видел, будто машину купил, "Жигули" пятерку, о которой давно мечтал, и едем мы за город, прямая асфальтированная дорога, а на обочине - пастух пасет коров, другой поодаль срезает траву, на тележку складывает, я притормозил, чтобы спросить дорогу, и тут вижу: оба пастуха и тот с серпом в руке бегут к машине явно с недобрыми намерениями, ты кричишь мне: "Уезжай! Быстрей! Быстрей!". Я нажимаю на газ, на скорости беру с места, а с обочины дороги, то справа, то слева появляются новые пастухи, как две капли похожие на первых двух, и у каждого то нож, то серп острый, все бегут за машиной, я прибавляю скорость, уже на предельной еду, но, странное дело: они не отстают ни на шаг, и вот-вот догонят нас…
Самед замолчал. Молчала и Софья.
- У меня бабушка покойная умела разгадывать сны, - сказала она после долгого молчания. - Я не очень придаю им значения.
- Я тоже, - сказал он. - Но такие странные сны я редко вижу.
В вагоне электрички было почти пусто, сидела в противоположном ряду пожилая супружеская пара с корзинами в руках, похоже, по грибы ходили в ближний лес, да девушка лет двадцати как-то равнодушно, безучастно просматривала журнал "Огонек".
Самед, приложив ладони к темному стеклу окна, старался разглядеть виды, но ничего интересного не нашел, вокруг была степь с редким домиками.
На очередной остановке с платформы донеслись громкие голоса, хохот, но поезд почти тут же тронулся, и все затихло. Но через несколько минут, переходя из вагона в вагон, ворвалась ватага юнцов в вагон, где сидели Самед с Софьей. Их было человек восемь-девять и было видно, что они выпили, на вид - подростки пятнадцати-семнадцати лет. Самед долго их рассматривал, пока Софья не шепнула ему осторожно:
- Не гляди на них… Ну их…
Самед отвел взгляд и стал напряженно смотреть в окно, в вечерней глубине которого ничего нельзя было разглядеть. Но мальчишки явно нарывались на приключения, искали скандала. Сначала они стали приставать к старикам, сидевшим около дверей в тамбур вагона, но длилось это недолго, оцепеневшие от страха старики были им неинтересны: кто-то из них смахнул кепку с головы старика, и на этом приставание закончилось. Потом они всей гурьбой двинулись по проходу вагона к девушке, напряженно вцепившейся в журнал.
- Девчонка вполне годится, - сказал на вид старший из них. - Оттрахаем её прямо здесь, до следующей остановки успеем. Я - первый.
Девушку облепили со всех сторон, а старший стал нахально расстегивать ширинку. Девушка отбивалась, крича, ей заткнули рот.
Самед встал.
- Самед, прошу тебя, не ввязывайся, - тихо, в страхе взмолилась Софья.
- Отдыхай, черножопый, и до твоей очередь дойдет, - сказал один из мальчиков.
Самед, очертя голову, бросился на толпу подростков, расшвырял многих, как котят, но получил несколько сильных ударов по голове самодельными кастетами и дубинками.
Софья истерически закричала, часть подростков переключилась на нее, её стали избивать, били по лицу ногами, кулаками, она закрыв лицо, кричала. Самед, увидев, как избивают Софью, озверел, кинулся на малолетних бандитов, разбивая кулаками им лица, головы; по пути, пробиваясь к Софье, он получил несколько ножевых ран, но это его не остановило. Двое подростков, напоровшись на кулаки Самеда, остались лежать на полу вагона, оставшихся он крушил кулаками, не обращая внимания и не чувствуя уколы ножей и удары дубинок.
- Ложись! - вдруг послышался визгливый крик старшего из подростков, который, видимо был главным в этой мальчишеской банде, - Ложись, зацеплю!
Мальчишки бросились врассыпную, и тут только Самед в руках у старшего подростка заметил пистолет. Кровь кинулась ему в голову, не соображая, он пошел на малолетнего бандита, вытянув руки, чтобы схватить его за горло и придушить, но выстрел раздался раньше.
Софья дико, истошно крикнула.
Пуля из "Макарова" с двух шагов попала Самеду в глаз и вышла через затылок, рана была смертельной, Самед рухнул, но все еще судорожно и бессознательно сжимал кулаки, стремясь добраться до горла врага.
На очередном пустынном полустанке уже мертвого Самеда и еле живую, избитую Софью выволокли из вагона на заснеженную платформу под омертвевшими взглядами девушки с журналом, (старики от страха закрыли глаза ладонями), вытащили и двух еще не пришедших в себя от ударов Самеда мальчишек. Поезд отошел от платформы. И тогда подростки под руководством старшего стали измываться над Софьей и трупом Самеда, изнасиловали еле живую Софью.
- Подмахивай, стерва! - кричал, насилуя почти безжизненное тело Софьи, старший подросток, угрожая ножом, - Подмахивай, зарежу! Держите ей ноги! - крикнул он своим парням.
Изнасиловав, они нанесли ей несколько ножевых ранений, стали пинать труп Самеда, старший подросток выпустил в его не дышащее уже тело еще две пули, и с дикими криками и победным хохотом ватага мальчишек, приведя в чувство двух своих дружков, покинула платформу.
- Врассыпную! - скомандовал старший, и все бросились кто куда, исчезли в темной ночи.
- Надо было и девку шмальнуть, - проговорил на бегу старший одному своему приятелю, который увязался за ним. - Свидетель все же…
- Да она от страха язык проглотит, - отозвался с готовностью тот. - Ты же видел - обосралась. А скажи - как я воткнул ему нож! Во потеха, прямо в сердце!
- Ты то уж заткнись! - огрызнулся на бегу старший, - Если б я не шмальнул, он бы всех вас разбросал, костей бы не собрали, крепкий мужик попался.
Второй мальчишка обиженно замолчал. Ночь поглотила подонков.
К этому времени движение скинхедов делало свои первые, еще робкие шаги. Появилось оно в Англии в 1982 году, но вполне миролюбивое, не агрессивное, фанаты рок-групп называли себя "Скинхеды", что значит голая голова, или голова-кожа, попросту - бритоголовые. Лет через десять, приняв несколько агрессивную, правую окраску движение скинхедов докатилось до России, в основном до больших городов, мегаполисов, но их отдаленное дыхание, теряя по пути все позитивное, человеческое, гуманное, с чего началось это движение, коснулось к тому времени уже и провинциальных городов, и подростки и юноши, еще не зная, что они скинхеды, еще не понимая полностью значения этого слова, впоследствии оболганного, опошленного, перевранного безмозглыми националистами, еще носившими длинные до плеч патлы и кастеты в карманах, взяли инициативу в свои руки; тринадцати-семнадцатилетние мальчишки уже бравировали своей непримиримой ненавистью ко всему, что на них непохоже; ненавистью к инакомыслящим, инакоговорящим, инакоживущим, ненавистью к иногородним, к людям из других республик этой огромной страны, недавно только широко шагавшей к коммунизму и равенству между людьми всех наций; пылали ненавистью безмозглые юнцы и подростки ко всем, кто не так выглядит, как им хотелось бы, не так говорит, не так ходит, не так дышит, не так думает, не так любит. В дальнейшем, лет через пятнадцать-двадцать, новое поколение безмозглых мальчишек, сбрив волосы, станут бритоголовыми, гордо называя себя "бандой бритоголовых", а официально - "скинхедами", "скинами", станут нападать на одиноких прохожих, ни в чем не повинных, наводя страх на горожан, нападая целой трусливой толпой, избивая и разбегаясь с чувством выполненного долга, будто нужную работу докончив, будут крушить витрины магазинов, переворачивать чужие автомобили, поджигать газетные киоски, нарушая мир и покой граждан каждый раз, когда что-то им будет не по ноздре. И в России число скинов достигнет невероятной цифры - пятьдесят тысяч бездельников и хулиганов, бандитов и убийц, обосновавшихся в основном в крупных городах. А пока - малолетние бандиты были только первыми провозвестниками грядущих скинхедов.
Софья выжила. Единственный пассажир последней электрички, вышедший на этой маленькой станции, заметив два тела валяющиеся в крови на платформе, забил тревогу, закричал, остановил электричку, несколько пассажиров бросились ему на помощь, обнаружили что у Софьи еле, но все-таки бьется пульс, на той же электричке повезли её в город в больницу, и попала она совершенно случайно, по воле судеб именно в ту больницу, в которой работала. Дежурный врач узнал её, хоть лицо и было разбито до неузнаваемости, тут же ей стали оказывать первую помощь, но Софья впала в кому, и пролежала в коме четверо суток.
За телом Самеда поехала милиция и до опознания поместила его в морг.
Только через четыре дня, когда Софья пришла в сознание и смогла кое-как говорить, удалось сотрудникам милиции выйти на брата Самеда.
Заур был на работе, в отделение милиции, когда его вызвал начальник отделения.
- Плохие вести, сынок, - без обиняков начал седой полковник.
Заур в милиции привыкший к плохим вестям, не очень внутренне огорчился, исправлять плохое было его работой, его профессией, но что-то необычное было в голосе, во всем облике начальника, и он насторожился.
Когда он услышал, он сгоряча не понял, думая, что ослышался и хотел уже попросить полковника повторить, что он сказал, но тот, заметив растерянный вид Заура, сам повторил еще раз, тихо, медленно и попросил молодого человека присесть.
Заур остался стоять возле стола полковника, все еще плохо соображая.
- Тебе надо поехать туда, - сказал полковник, - и привезти тело брата. Я с тобой пошлю нашего человека, поможет.
Заур вышел из кабинета начальника, пошел в свою комнату, сел за стол и уставился перед собой, стараясь взять себя в руки, осмыслить до конца сказанное полковником.
- Что с тобой? - заметив, как сильно он побледнел, спросил его сотрудник, сидевший с ним в одном кабинете лейтенант, его близкий товарищ.
Заур посмотрел на него невидящим взглядом, долго молчал. Тот не стал переспрашивать, но ждал ответа. Заур ответил. Товарищ заговорил не сразу, осмысливая информацию, потом сказал:
- Я поеду с тобой.
Заур покачал головой.
- Нет. Я сам… Спасибо.
Матери дома он сообщил, что его отправляют в командировку, и чтобы она не стала расспрашивать, боясь, что по его убитому виду она может догадаться, и тогда придется все ей рассказать, он поспешно вышел из дома, пошел покупать билет на самолет, и той же ночью прибыл в город, где жил, где прожил короткую спокойную и может самую счастливую часть своей жизни его брат, Самед.
Рано утром Заур зашел в больницу к Софье. Увидев его, она заплакала и было видно по тому, как судороги кривили её некогда милое улыбчивое лицо, что даже плакать ей физически больно. Каждое движение, каждый жест отдавался болью во всем её теле, в голове.
- Почему?.. - сказала она еле слышно.
- Что, Софья? - спросил Заур.