- Горкей. "Спортивный листок", - не вставая, заговорила молодая женщина в очках. - Скажи, Малыш, если б тебе предложили много-много денег, но чтоб ты перестал играть в футбол, а занялся, скажем, теннисом или плаванием? Ты бы...
- Что вы, - не дал ей договорить Малыш, - ни за что! Хоть миллион - от футбола я не откажусь! Что вы!
- А ты? - она посмотрела на Тарана. - Много-много денег. Отказался бы от футбола?
Таран почесал голову, некоторое время молчал, потом спросил:
- А сколько?
Его слова заглушил взрыв смеха.
- Видите, господа журналисты, - поспешил на помощь Ренатов, - мы тоже зубастые, тоже умеем шутить.
- Ничего себе шуточки, - заметил широкоплечий молодой парень. - Я из молодежной газеты "Рабочее дело". Скажите, господин Ренатов, ваши подопечные, эти дети, уже подписали контракт с "Рапидом" и если да, то на сколько?
Ренатов поджал губы.
- Это коммерческая тайна, господин корреспондент.
- Коммерческая? - громко переспросил широкоплечий. - Ясно. Спасибо за ответ на мой незаданный вопрос, господин воспитатель.
В зале снова раздался смех. Ренатов сам не заметил, как вынул платок и тщательно вытер вспотевшую шею.
- Кем будет играть Малыш? А Таран? Какие у них достижения в прыжках, в спринте? - вопросы сыпались один за другим. И где уж тут было расслышать вопрос корреспондента "Рабочего дела". - Какие у них отметки по математике?
Ребята отбивались. Малыш явно понравился репортерам. Он отвечал находчиво, быстро, весело. Таран не сразу, обдумывая ответ, делая паузы, одним-двумя словами. Не по глупости, из осторожности.
В связи с этим удалось сострить и Ренатову:
- Господа журналисты, вы уже сами поняли, что Малышу самое место центральным нападающим, а Тарану - защитником. Туда мы их и готовим.
Журналисты весело смеялись, и только этот смутьян из "Рабочего дела", конечно, все испортил, сказав:
- На биржу труда вы их готовите, вот куда.
Но коллеги зашикали на него.
Тренер Ренатов подробно рассказал корреспондентам, какую огромную помощь оказывает руководство клуба "Рапид" развитию молодежного и детского футбола и какова в этом деле личная роль президента клуба доктора Зана.
Он пригласил всех на предстоящую встречу, где его подопечные сдадут экзамен на спортивную зрелость.
Потом по традиции для участников пресс-конференции был дан небольшой коктейль (за счет клуба, разумеется). Подняли бокалы за "Рапид", за доктора Зана, за успех юных футболистов, за тренера Ренатова, за болельщиков, еще за что-то...
Постепенно все стали расходиться.
Последним остался широкоплечий молодой парень из рабочей газеты. И уж так получилось, что из здания они вышли с Ренатовым вместе.
Некоторое время шли молча. Первым не выдержал Ренатов.
- Слушай, парень, - спросил он ворчливо, - на кой черт ты задавал свои дурацкие вопросы? Тебя же не спорт интересует, а так, подковырнуть.
- Да брось ты!.. - неожиданно зло сказал парень.
Ренатов внимательно посмотрел на него и с удивлением обнаружил, что парень при ближайшем рассмотрении выглядит не, таким уж молодым, вернее не таким юным. Глаза запали, жесткие складки протянулись к узкогубому рту. Одет он был совсем бедно: потертые бархатные штаны, старый свитер, немодные сандалии.
- Брось! - повторил парень. - Спорт меня не интересует! А тебя? Тебя он интересует?
- Да я за футбол жизнь отдам! - возмутился Ренатов.
- Вот-вот, - насмешливо кивнул парень. - "За футбол". А что такое футбол? Что это, газ такой? Или какие-нибудь там пимезоны, которых никто не видит? Он для чего твой футбол - в музее выставлять, на стенку вешать? Он для людей! - выкрикнул парень с неожиданной силой. - Для людей! Чтоб радовались играя и глядя на игру тоже, чтоб здоровей становились. Словом, чтоб все были в выигрыше, а вы...
- Что мы? - растерянно спросил Ренатов.
- А вы из него бизнес сделали, волков растите. "Соперник - враг. Его надо бить!" Сам же сказал. Вот эти твои двое парнишек. Один еще не понял, а второй уже "сколько?" спрашивает. Все у вас прогнило, - он помолчал и продолжал: - Не у тебя, конечно, ты-то винтик, а вот у твоего Зана и других таких же. Закрой завтра тотализатор, шиш Зан и его компания будут футболом интересоваться. Им же наплевать, что драки на трибунах, что драки на поле, что все продается и покупается, что звезд ваших потом на помойку выкидывают, - он искоса взглянул на Ренатова и добавил: - Да и тренеров тоже. Карман набить - вот что их интересует. А, - парень махнул рукой, - чего время трачу, словно ты другим станешь...
Некоторое время оба опять молчали.
- А ты, - усмехнулся Ренатов, - ты-то чего воюешь? Тебе-то какая выгода? Не пойму.
- То-то и оно, - парень печально улыбнулся, - то-то и оно, что не поймешь. Ну как тебе понять, что футбол твой не цель, а средство. Не сам он по себе существует. А служит чему-то. Вот и пораскинь мозгами, чему он должен служить. Кому? Каким целям? Хорошим - да здравствует футбол. Плохим, - он сделал паузу и зло закончил: - А плохим - так закрыть его к чертовой матери, футбол этот. Ну ладно, пока...
И он пошел своей дорогой, широкоплечий, бедно одетый, крепко верящий во что-то, твердо знающий что-то, чего ему, Ренатову, не дано было знать.
Странный, дурацкий какой-то разговор, а Ренатов долго не мог его забыть и порой, горячась, спорил про себя с тем парнем и на каждой пресс-конференции прежде всего искал его глазами. Но парень больше не появлялся.
Глава V. ЦЕПОЧКА
В стране было много клубов, много футболистов, тренеров, президентов, мелких посредников-жуликов вроде Тринко и Бручиани.
"Организация" была одна. Единственная.
Каждый день, почти весь год десятки команд дома и за рубежом встречались в товарищеских и официальных играх.
И миллионы людей подходили к киоскам, брали бланки, грызя карандаш, почесывая затылок, заполняли графы и сдавали свои прогнозы. Если угадывали, прогнозы оборачивались деньгами, не угадывали - оставались приятным воспоминанием.
Но выигрыши на официальном тотализаторе были все же ограниченными. А игра не столь азартной.
Поэтому наряду с официальным тото существовал подпольный, официально запрещенный.
Но все о нем знали, многие играли, включая полицейских. Для подпольного тото не существовало красивых киосков и изящных карточек. Там все строилось на доверии. Человек заходил в кафешку, бар, табачный киоск, а то и просто в подъезд. И здесь бармен, продавец, какой-нибудь шустрый усатенький мужчина в надвинутой на глаза кепке брали у него деньги, записав в книжечке, а то и на клочке газеты или грязной манжетке условный значок. После игры клиент приходил по тому же адресу и, если угадал победителя или разницу забитых и пропущенных мячей, получал свой выигрыш. Кто побогаче - сами не ходили, кого-нибудь посылали.
И ни разу никого не обманули. За этим бдительно следила "организация". Она не собиралась пилить сук, на котором сидит. А суком этим было доверие клиентов.
Если какой-либо мелкий жулик-посредник прикарманивал себе выигрыш, обманывал даже самого захудалого клиента, то "организация" из своего кармана возвращала потерпевшему долг, а неудачливого обманщика находили где-нибудь на пустыре с перерезанным горлом или на дне залива в мешке с камнем, привязанным к ногам.
Так что вся система работала безотказно.
Она держалась на доверии, но и на страхе. На страхе перед жестоким, беспощадным наказанием каждому, кто посмел бы хоть в чем-либо обмануть "организацию".
Поэтому, если возникало подозрение, что кое-кто из посредников посолиднее, организаторов подставных матчей, завербованных тренеров или игроков начинает "грести под себя", нанося финансовый урон "организации", такие вещи следовало немедленно и любыми (любыми!) способами пресекать.
Когда удавалось, проверяли, когда не было такой возможности, предпочитали думать худшее.
Прошла неделя после матча "Рапид" - "Милано", и в очередной встрече клуба - с очень сильной "Форвент", у которой "Рапид" по указанию "организации" должен был выиграть 2 : 1, он выиграл 3 : 0. Во-первых, как ни старался Корунья, как ни выкрикивал свои указания за воротами, Виктор превзошел себя и не пропустил ни одного мяча. Во-вторых, опять отличился Лонг.
После того как в первом тайме было забито два мяча (оба Каспи), тренер приказал перейти в глухую защиту.
- Почему? - спросил Лонг.
Корунья внимательно посмотрел на него пронзительным взглядом и отрезал:
- Потому что я даю такое указание. Ясно?
Лонг пожал плечами и ничего не ответил.
Тренер переглянулся с капитаном.
Во втором тайме рапидовцы редко пересекали центровую линию. Олафссон, несмотря на все призывы Лонга, не отпасовал ему ни одного мяча, он словно не замечал его. Поступи он потоньше, может быть, ничего бы и не произошло. Не рвался же никуда Каспи, игрок номер один. Но Лонг был молод, горяч и самолюбив. "Ах так, меня нет на поле! Ах так, капитан меня игнорирует! Ну что ж, посмотрим!"
И, как в прошлый раз, один из его самостоятельных прорывов завершился голом. 3 : 0. Не тот результат, и это уже второй раз за неделю.
Надо было принимать меры.
В тот же вечер в роскошной вилле, стоявшей в глубине парка, уступами спускавшегося к морю, на террасе собрались трое немолодых мужчин. Всех их роднила благообразная внешность, изысканность манер, тихая, неторопливая речь. Эдакие священнослужители в штатском.
Но то были не священнослужители, хотя своему богу, золотому тельцу, они служили преданно и рьяно.
Горели электрические свечи, звенел хрусталь. Здесь любили и ценили роскошь и комфорт.
Внизу в парке, прохаживаясь между деревьями, шуршали гравием телохранители, метрдотель, похожий на министра, периодически возникал из небытия с уставленным бокалами подносом и так же внезапно растворялся.
- Так что будем делать? - спросил старший из троих и после паузы добавил: - И с кем?
- Что это за тренер, который не может приказать игрокам? И что за президент клуба, который не может приказать тренеру? - пожал плечами второй.
Вопрос был явно риторический. На пего никто не ответил.
- Какое нам дело до тренеров и игроков, - заговорил третий, перед ним единственным, в отличие от других, стоял не стакан виски, а стакан йогурта, - мы не им платим, а этим двум бездельникам. Пусть они и обеспечивают результат, а как - это их дело.
- Так, может, они результат и обеспечивают, - проворчал второй со зловещей улыбкой.
- На что ты намекаешь? - насторожился Старший.
- Я ни на что не намекаю. Я выдвигаю гипотезу, - он с явным удовольствием произнес это слово, - гипотезу. Что, если, скажем, счет 3 : 0 нас не устраивает, но очень даже устраивает кое-кого другого!
- Кого именно? - Старший или не понимал или делал вид, что не понимает.
- Устраивает Тринко и Бручиани. Для нас делают ставки и якобы обеспечивают один счет, а в действительности для себя и еще кого-то другого. Перед нами разводят руками - не получилось, мол, а сами снимают пенку...
- Делают свой, так сказать, личный бизнес внутри нашего? Ты это имеешь в виду? - спросил Третий.
- Именно.
- Но это же свинство! - возмутился Старший. - Это жульничество. Так порядочные люди не поступают.
Его собеседники усмехнулись, но промолчали.
- Может быть, они работают еще на кого-то? - предположил Старший. - Мы, конечно, монополисты, но вы же знаете, к лакомому пирогу многие тянутся. Этих мы прибрали к рукам, да многих прибрали. Но ведь знаем: в столице уже серьезные конкуренты появились, на Севере...
- Пока справляемся, - сказал Третий.
- Пока справляемся, - подтвердил Старший, - но уже без драк не обходимся. Может, они теперь методы изменили - наших людей перекупать стали? Хоть этих двух, например.
- Все может быть, - пожал плечами Второй.
- Надо бы, конечно, проследить, - предложил Третий, - проверить.
- Некогда нам проверять, - сурово сказал Старший, - всех не проверишь. Перевелись честные люди, - он горестно вздохнул и заключил: - Будем действовать как всегда: предупредим, а не поможет - накажем. И надо, чтоб остальным стало известно. Чтобы примером послужило.
- Ну что ж, - подвел итоги Второй, - значит, их предупреждаем, но не слишком, чтоб не вышли надолго из игры; других оповещаем, не по телевидению, конечно, - он улыбнулся, - но чтоб кому следует знали. Посмотрим, как дальше.
- Может, последить, - Третий явно не хотел расставаться с этой мыслью.
- Последим, последим, - отмахнулся Второй. - Ладно, пойду распоряжусь.
Он допил стакан, не спеша встал и покинул террасу. Оставшиеся еще долго сидели, наслаждаясь ночной тишиной, нарушаемой лишь скрипом гравия под ногами прохаживавшихся в парке телохранителей.
И Бручиани, и Тринко имели достаточно жизненного опыта, чтобы опасаться последствий злополучного матча. Однако время шло, и ничего не происходило. Через две недели они решили, что все обошлось.
В течение этих двух недель они не раз встречались: Бручиани с доктором Заном, а Тринко с тренером Корунья, применяя кнут и пряник, напоминая о высоких гонорарах и грозя неприятностями. Президент и тренер обещали все сделать, уговорить строптивого Лонга, обеспечить надежность их тайного соглашения.
... В тот вечер Бручиани и Джина были на концерте. О нет, они не были ни театралами, ни меломанами. Но в город приехала иностранная джазовая суперзвезда, попасть на концерт было трудно, значит, престижно, и они отправились. Большого удовольствия от таких походов Бручиани никогда не испытывал (он любил только неаполитанские песни), но, как обычно, ему были приятны зависть и восхищение, которые он читал в глазах мужчин, пялившихся на его жену.
Скрывая удовлетворение от того, что этот дурацкий концерт наконец кончился, они вышли на улицу и с наслаждением вдохнули напоенный запахами цветов и моря воздух.
Сели в белый "мерседес", парадную машину, выводимую из гаража лишь для таких случаев, и медленно покатили домой.
- Лучше бы посмотрели какой-нибудь детектив по телевизору, - зевая, сказала Джина. Она не отличалась изяществом вкусов.
Бручиани молчал. У пего вдруг испортилось настроение. Он проклинал загубленный вечер, крикливую и шумную джазовую звезду, его раздражал заполнивший машину аромат духов, которые Джина употребляла чрезмерно, к тому же он испытывал странное чувство тревоги. Он ускорил ход, и "мерседес", подобно белой птице, стремительно понесся в ночи по шоссе.
Черная огромная машина с незажженными фарами без труда обогнала их на лесной дороге. Обогнала, замедлила ход и прижала "мерседес" к обочине.
Из машины не спеша вышли четверо молодых парней в кожаных куртках и мотоциклетных шлемах, скрывавших лица, подошли к "мерседесу" и, открыв дверцу, жестом предложили Бручиани выйти.
Они молчали, молчал и Бручиани. Он лишь тяжело вздохнул, хорошо зная, что его ждет. Были времена, когда в роли таких кожаных мальчиков выступал он сам. Только одевались они тогда иначе, и не было у них роскошных лимузинов.
Слегка ссутулившись, он покорно вылез из машины и последовал за парнями в лес. Джина расширенными от ужаса глазами смотрела вслед, приложив руку к губам, чтобы не закричать. Один из парней остался возле "мерседеса", не спуская с нее глаз. Когда из леса раздался вопль, он захлопнул тяжелую дверцу, чтобы Джина ничего не слышала. Но даже через закрытые окна проникали в машину крики, звуки глухих ударов. Джина заткнула уши и громко зарыдала.
Казалось, это длилось вечность. В действительности не прошло и десяти минут, как из леса вышли трое парней. Они несли безжизненное тело Бручиани. Подойдя к "мерседесу", бросили его на заднее сиденье, вернулись в свою машину и умчались в ночь.
Как только рубиновые огоньки скрылись вдали, Джина бросилась к мужу. Бручиани тяжело дышал - жив! Лицо его стало серым.
Джина пересела за руль и на предельной скорости повела "мерседес" к дому.
С помощью старого слуги перетащила мужа в спальню, раздела, удивляясь, что нигде па теле или лице не было никаких следов побоев. Подала ему виски, позвонила домашнему врачу.
Тот приехал очень быстро, благо жил недалеко, заперся с Бручиани в кабинете.
Когда он вышел к ожидавшей его в тревоге Джипе, лицо его выражало удовлетворение.
- Ничего страшного. Через недельку встанет, через две придет в себя окончательно. Ну, а все последствия минуют не так скоро - тут месяцем-двумя пахнет. Главное, жив и не изувечен.
- Но у него даже нет ни одного синяка, - недоверчиво сказала Джина.
- Эх, девочка, - усмехнулся врач, - когда бьют мешочками с песком по животу, по почкам, по низу живота, следов снаружи никогда не остается...
- И что делать дальше? - теперь уже деловито спросила Джина.
- Не связываться с кем не надо, вот что следует делать! - неожиданно зло сказал врач и направился к двери.
Джина, разумеется, знала о подпольном бизнесе мужа, но лишь в общих чертах - это был не ее "сектор". О деталях, конкретных матчах, условиях, в частности о провале последней комбинации с "Рапидом", она не ведала. Поэтому все происшедшее явилось для нее неожиданностью.
Но теперь Бручиани пришлось все рассказать жене. Возможно, другая, даже очень деловая, подруга и стала бы заклинать мужа бросить столь опасное дело, отойти. Но Джина была не просто деловая, она была хищница. Молодая, а потому особо азартная хищница. И хотя она по-своему любила мужа, но в конечном счете Бручиани, его ресторан, его сомнительные дополнительные статьи) дохода, включая и подпольный тотализатор, - все это было лишь трамплином.
Через какое-то время, через несколько лет, придет другой человек, прекрасный принц, с которым она, красивая и уже богатая, умчится в далекие края, где ее ждет сказочная жизнь. О том, куда при этом денется ее нынешний супруг, мечты почему-то умалчивали.
Но это в будущем. А пока следовало заниматься делом, множить капитал, заводить знакомства, приобретать новых друзей (среди которых может оказаться и прекрасный принц, кто знает...).
Успокоившись относительно здоровья мужа, Джина приступила к очередным делам. Поправившись через пару недель, как и предсказал врач, приступил к делам и Бручиани.
Первый его выезд был к Тринко.
К тому времени тот тоже поправился...
Он был рангом помельче, и с ним обошлись соответственно.
В тот вечер, когда избили Бручиани, Тринко, закончив в четыре часа работу в "Осьминоге", вышел на улицу. Когда он подошел к своей машине, около него из воздуха возникли все те же (или другие, какая разница) затянутые в кожу молодые люди. Он не успел опомниться, как его сбили с ног, и по спине, по плечам, по животу (по всему телу, кроме головы) забарабанили дубинки, велосипедные цепи, железные пруты, каблуки тяжелых ботинок. Он потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел, что находится в своем "элегантном кабинете" и около него суетится врач.
Хозяина подобрал случайно задержавшийся ночной швейцар "Осьминога". Он перенес его в кабинет и, не зная что делать дальше, вызвал по привычке "ребят". Те примчались, позвали врача и теперь сидели в баре и выпивали, воинственно грозя обидчикам, ожидая дальнейших распоряжений.