- В этом действительно нет необходимости. Боли такого рода беспокоят меня всю жизнь - я обречен на головную боль на всю оставшуюся жизнь. Она всегда проходит. - Этридж приподнял одну руку на несколько дюймов, выражая президенту признательность за заботу. - Не о чем беспокоиться, уверяю вас. Врачи сделали все анализы, которые только известны медицинской науке. Со мной все в порядке. Мне нужна только пара таблеток аспирина.
Президент протянул руку к телефону. Этридж прислушался к его бормотанию в трубку и, уловив слово "аспирин", облегченно откинулся назад. Ему не хотелось, чтобы еще одна бригада врачей тыкала его пальцами, перебрасывая от одной диагностической машины к другой, подвергая множеству адских мук и тюремной скуке вынужденной изоляции. С ним ничего не случилось; в его вечном недомогании виновата была погода. Ранее он был встревожен летаргией, продолжительным сном, который потребовался ему после взрывов бомб. Он проснулся на следующее утро после трагедии с раскалывающейся от боли головой и странной слабостью в правой руке и ноге. Он сообщил врачам об этих симптомах - он не был напыщенным дураком. Они высказали мрачные предположения о возможности удара или "нарушения обмена веществ мозга". Были сделаны дополнительные рентгеновские снимки черепа и еще одна энцефалограмма. На третье утро Дик Кермод, его личный врач, вошел в палату госпиталя, светясь от радости:
- Черт побери, с вами все в порядке. Человек, который получил удар по голове, имеет право на небольшую головную боль. Никаких повреждений, никаких следов удара. Сегодня есть головная боль? Отлично, тогда мы отпускаем вас - мы провели все анализы, они дали отрицательный результат. Но если вас что-нибудь будет беспокоить, вызовите меня немедленно, договорились? От головной боли примите вот это средство.
Говард Брюстер положил трубку.
- Вы должны кое-что обещать мне, Декс. Завтра вы первым делом позвоните своему врачу и сообщите ему о своей головной боли.
- Об этом не стоит…
- Сделайте мне это небольшое одолжение, хорошо?
Он наклонил голову.
- Хорошо, пусть будет так.
- Вы очень важная фигура, Декс. Нам не хотелось бы, чтобы с вашим здоровьем возникли какие-либо проблемы. Если мы не вернем назад Клиффа Фэрли ко дню инаугурации, вы должны быть достаточно здоровы, чтобы встать на его место.
- Мы вернем его, господин президент. Я абсолютно уверен в этом.
- Мы должны принимать в расчет худший вариант, - ответил Брюстер, сворачивая сигару. - Вот почему мы сейчас здесь. У нас мало времени - ваше ограничено множеством проблем, я занят Клиффом. Моему предшественнику потребовалось шесть недель, чтобы ввести меня в курс дела. - Мне потребовалось примерно столько же времени для Клиффа. Сейчас у нас с вами всего девять дней. Вам следует посетить министра обороны и госсекретаря, провести некоторое время с людьми из Кабинета и министерства безопасности, но на самом деле существует только один человек, который может помочь вам продраться сквозь все эти дебри, и этот человек - я. В ближайшие девять дней вам придется провести так много времени в качестве моей правой руки, что вам станет ненавистен даже мой вид, если это уже не случилось.
По сути дела, Этриджу не был ненавистен вид Брюстера. Он ему, пожалуй, даже нравился. Но Этриджу потребовался не один год, чтобы сформировать свое впечатление о президенте, потому что как политика Брюстера трудно было оценить однозначно. Внешне он был воплощением американских традиций: он вырос в сельском Орегоне, верил в тяжелый труд и патриотизм, в то, что каждому может выпасть шанс, и в то, что Бог больше всего благосклонен к тем, кто умеет постоять за себя. Брюстер был воспитан так, будто его наставником были Авраам Линкольн, Горацио Алжер и Том Микс. В Брюстере соединились либеральные традиции, консервативный менталитет и ценности Мейн-стрит. Его слабости тоже были типичны: время от времени у него случались приступы благочестия, он обладал искренностью хамелеона и умел смещать границы морали в удобную для себя сторону.
В представлении Этриджа, Говард Брюстер был заслуживающим уважения президентом от оппозиции: он не внушал особого ужаса, принимая во внимание тот факт, что для этого поста никто не был слишком хорош.
- Долгие часы, Декс, - заклинал президент. - Прорва того, что надо будет втиснуть в ваши мозги - сверхсекретные вещи, дела, которые продолжают вестись. Поэтому вы нужны мне здоровым.
Президент наклонился вперед, чтобы придать больший вес своим словам. Он отвел от лица окутанную дымом руку с сигарой.
- Вы не имеете права на головные боли. Понимаете меня?
Этридж улыбнулся.
- Все в порядке, господин президент.
Секретарь принес Этриджу аспирин и стакан ледяной воды. Этридж проглотил таблетки.
- Моя сигара не мешает вам?
- Нисколько.
- Это правда или простая вежливость?
- Вам известно, что я тоже иногда балую себя сигарой.
- У некоторых людей возникает головная боль из-за повышенной чувствительности к различным вещам. - Помощник удалился, и Брюстер положил сигару в пепельницу около своего локтя.
- Вы вежливый негодник, Декс. Я мысленно возвращаюсь к началу избирательной компании: вы неизменно выделялись тем, что опаздывали на все собрания, и оказывалось, что вы задерживаетесь, чтобы придержать двери для остальных. Если вы находились поблизости, никто другой больше не мог держать дверь.
- Через некоторое время они излечили меня от этого.
Президент улыбнулся, глаза сузились до щелочек. Но его веселье казалось наигранным.
- Мне хотелось бы, чтобы я лучше знал вас к этому моменту.
- Я что, такой таинственный?
- Вы избранный вице-президент, Декс. Если в течение девяти дней мы не вернем Фэрли назад живым, вы - следующий президент Соединенных Штатов. Была бы на то моя воля, я хотел бы знать вас так же хорошо, как собственных сыновей. В этом случае я бы чувствовал себя гораздо свободнее.
- Вы боитесь передавать свои полномочия, не так ли? Вы не знаете, справлюсь ли я с ними.
- О, я полностью уверен в вас, Декс.
- Но вы хотите получить заверения на этот счет. Что вы хотите услышать от меня, господин президент?
Брюстер не дал прямого ответа. Он поднялся, со странным видом обошел кабинет - как будто он был посетителем, впервые в него попавшим. Оглядел картины, мебель; наконец подошел к своему креслу и, стоя перед ним, наклонился, чтобы взять сигару.
- Управление людьми в этой стране с высоты Белого дома, - медленно произнес он, - подобно попытке прихлопнуть муху сорокафутовым шестом. Вопрос не в том, есть ли у вас сердце, Декс. Я считаю само собой разумеющимся, что ваши политические убеждения мало отличаются от моих. В чем-то, может быть, но не во всем. Но вы и я вместе заседали в сенате. Сколько? Двенадцать лет? И мне никогда не удавалось хорошо узнать вас.
- Я сидел по другую сторону от прохода.
- Многих демократов мне не удалось узнать так хорошо, как людей с вашей стороны от прохода.
- Вы намекаете на то, что я никогда не был членом клана?
- Да, если не бояться показаться бестактным. Не то чтобы вы сторонились всех или были одним из тех крикунов, присутствия которых никто не выдерживает дольше пяти минут. Вовсе нет. Но вы были ужасно тихим сенатором, Декс. - Глаза Брюстера уперлись в него, как дула двуствольного ружья. - Чертовски тихим сенатором.
- Не в моем стиле создавать много шума, господин президент.
- Через девять дней с настоящего момента, если вы вступите в этот Дом, вам придется стать шумным, Декс. Если ты не производишь шума, тебя никто не услышит.
- Тогда я постараюсь шуметь в нужных случаях.
- Думаете, у вас это получится?
- Я надеюсь, что Клифф Фэрли вернется. Но если вопрос встанет так - мой ответ "да". Я думаю, я смогу, господин президент.
- Хорошо, хорошо. - Брюстер устроился в кресле, воткнув в рот сигару и скрестив ноги. На нем был спортивный твидовый жакет "в елочку", его галстук был аккуратно подтянут, брюки отлично сидели, ботинки сияли, но он всегда производил впечатление мешковато одетого, измятого человека.
- У меня такое чувство, что я не очень успокоил вас.
- Декс, многие ребята в моей партии серьезно обеспокоены по поводу вас. Вы провели в Вашингтоне уже двадцать четыре года, и никто никогда не замечал, что вы чем-то очень заняты, за исключением проталкивания законопроекта, который помог бы вашим избирателям из Большой тройки в Детройте. Я говорю сейчас грубо - но, полагаю, я должен это сказать. Последние восемь лет вы провели в комитетах сената по судебному праву, финансам и торговле - все это домашние места. И, насколько мне известно, вы ни разу не поднимались в сенате, чтобы высказаться по поводу внешней политики или обороны. Протоколы вашего голосования по внешней политике выглядят замечательно, превосходно, но парни на Холме ждут от Пенсильвания-авеню руководства, а не протоколов голосований.
- Боюсь, я не смогу переписать свои протоколы так, чтобы они соответствовали теперешним обстоятельствам.
- Я только предупреждаю вас, с чем вам придется столкнуться. Ваш сорокафутовый шест - это конгресс Соединенных Штатов, Декс. Если вы хотите прихлопнуть ваших мух, вам надо научиться управлять этим шестом. - Сигара описала плавную дугу в сторону пепельницы. - В конгрессе вам придется иметь дело со множеством прилипал. Большинство из них - выжившие из ума старики. Я знаю, у Фэрли были грандиозные планы отправить их на покой, но этому не суждено сбыться, такое пытались сделать раньше, но это никогда не срабатывало. Единственный способ - это научиться удерживать в равновесии этот сорокафутовый шест с помощью одного пальца. Если вы попытаетесь ухватить его за один конец, он выскользнет у вас из рук. Вы республиканец, мой дорогой, и вам придется иметь дело с демократическим конгрессом.
Двенадцатью часами раньше в представлении Этриджа возможность стать президентом Соединенных Штатов была очень отдаленной и расплывчатой. Еще с момента избрания он осознал ее и не мог полностью игнорировать, но он относился к ней примерно так же, как к вероятности получить выигрышный билет в лотерее. Это может случиться, но вы на это не рассчитываете.
Затем Фэрли был похищен и его окружили агенты секретной службы. Впервые он понял важность своего места в схеме событий. Слабая масть превратилась в решающую взятку. Он не осмеливался остановиться и пересчитать свои очки, это казалось бы предательством по отношению к Фэрли. Но похитители часто убивают. Этридж мог оказаться президентом Соединенных Штатов на ближайшие четыре года.
Еще не прошло достаточно времени, чтобы полностью проникнуться этим. Вызов в Белый Дом был предопределен, приветствие президента проникнуто огорченным беспокойством и добродушной симпатией. Но за этим последовала резкая обличительная речь против радикалов, настойчивое утверждение о важности поддержания испанских отношений, теперь акцент был сделан на здоровье Этриджа и прямых сомнениях относительно его соответствия должности.
Он повернулся к Брюстеру с медлительной осмотрительностью в движении.
- Господин президент, когда я согласился с выдвижением в Денвере, я принял на себя ответственность, которая из этого вытекает.
- Вы не очень-то боролись за это выдвижение.
- Нет. Я не проводил широкой кампании. Если позволите, я был темной лошадкой.
- Вы когда-нибудь яростно боролись за что-либо, Декс?
- Думаю, что да. - Он неторопливо обернулся. - Я очень энергично боролся против вас, не так ли?
Брюстер и глазом не моргнул.
- Эту кампанию вел Фэрли.
- Мне кажется, я тоже приложил руку. Или я льщу себе?
- Вовсе нет. Вы принесли ему много голосов - возможно, вы решили исход выборов. Но для балансирования сорокафутовым шестом требуется другого рода умение бороться. - Президент докурил сигару и вытащил другую из кармана. - Черт с этим. Мы должны сделать за эти девять дней все, на что мы способны. По крайней мере, вы провели на Холме достаточно долгое время, но не приобрели слишком много врагов. Когда Ф.Д.Р. вошел сюда, он был губернатором штата, и единственными людьми, которых он знал, были люди, ненавидевшие его. Он не имел ни малейшего понятия о том, как вести дела с этим клубом. И это сработало - как всегда.
У Этриджа было отчетливое чувство, что президент говорит главным образом для того, чтобы убедить себя, - и это ему плохо удавалось. Выцветшие глаза выдавали это: "Ты не Ф.Д.Р., Декс. У тебя и через миллион лет не будет его напора".
Прекрасно, подумал Этридж, будущее покажет. Его подхватила волна ликования от того, что решение наконец принято.
Президент говорил по телефону.
- Билл? Что нового? - Голова кивала, глаза уставились в пространство. Он слушал в течение нескольких минут со сменяющими друг друга с актерским разнообразием выражениями лица. Его ответы были в основном односложны; он закончил словами:
- Держи меня в курсе, - и повесил трубку.
- Есть новости?
- Испанская полиция обнаружила вертолет. Пустой.
- Где?
- На ферме в Пиренеях. - У Брюстера был глубокий загар, своим происхождением обязанный кварцевым лампам, но в этом свете он выглядел очень старым. Он сильно сдал за последние два или три года. Возраст дает о себе знать, подумал Этридж, и в этой мысли присутствовал налет безотчетной жалости к себе, он знал о своей собственной суетности.
- Возможно, им удастся обнаружить какие-нибудь отпечатки пальцев, - говорил президент без особой убежденности. - Что-нибудь, что даст ключ к поискам.
- Никаких известий от Фэрли?
- Нет. И ничего от тех: людей, которые его забрали.
- Это ужасно.
- Этого бы не случилось, - с ударением произнес Брюстер, - если бы я не позволил ему отговорить меня от применения суровых мер к этим ублюдкам.
- Вам не следует так говорить. Вы могли начать преследование здесь, а похищение произошло в Европе.
Выцветшие глаза вспыхнули:
- Декс, я хочу жестоко расправиться с этими негодяями. Мне нужна ваша помощь.
- Вы просите меня о том же, о чем просили его неделю назад.
- Ситуация ухудшилась. Она вышла из-под контроля.
- Мы даже не знаем, кто они такие, господин президент.
- Один из них американец. Черный. Это нам известно.
- Это едва ли оправдает массовый самосуд.
- Я не хочу самосуда, Декс.
- Если забросить сеть, в нее попадут тысячи невинных рыбешек.
- Это покажет им, что мы не пойдем на попятную. - Он сделал привычный жест рукой, держащей сигару. - Это очень важно именно сейчас, гораздо более важно, чем многие предполагают.
Этридж знал, что президент хотел применения жестких мер не для какой-то стратегической цели, а чтобы создать видимость того, что администрация способна на решительные и результативные действия. Именно сейчас обществу нужно было подтверждение этого. Этридж допускал правильность точки зрения президента, но существовала равновероятная возможность, что открытая демонстрация насилия со стороны властей могла подтолкнуть инакомыслящих к неуправляемым массовым бесчинствам, что в свою очередь вынудит Вашингтон на карательные акции. Это означило, что будет применена военная сила. И стоило только раскрутить военную мощь против групп собственного населения, как можно было признать, что вся демократическая структура потерпела крах. У Этриджа не было желания рисковать этим в тот момент, когда, по расчетам Фэрли, шансы на реорганизацию, реформы и конечную стабильность в стране были выше, чем за предыдущие десятилетия.
Острая боль пронзила ему глаз. Он зажмурился.
- Господин президент, в данный момент я выступаю против любых широкомасштабных акций. Но я собираюсь над этим как следует подумать.
Брюстер с изяществом откинулся назад.
- Сделайте это, Декс. - Он взглянул на часы. - Хорошо выспитесь ночью; с утра мы первым делом начнем совещания. Я полагаюсь на вас - с вами все в порядке, Декс?
- Головная боль, вот и все. - Спазм ослаб. Этридж поднялся, чтобы уйти. В правой ноге он почувствовал небольшую слабость, но когда перенес на нее вес, трудности при ходьбе не ощутил. Утром он позвонит Дику Кермоду.
Президент проводил его до дверей.
- Позаботься о своем здоровье, Декс. - И с некоторой долей иронии добавил. - Тебе известно, что произойдет, если ты покинешь нас. Следующим в порядке преемственности стоит старый Милт Люк.
Это была ошеломляющая мысль. Старый спикер палаты представителей еще не потерял ни одного винтика в голове, но он достиг того возраста, когда появляется потребность добавлять к каждому высказыванию длинное и неуклюжее путешествие в область воспоминаний, с годами порядком ослабленных.
Президент повторил:
- Я совершенно серьезно напоминаю об этом, Декс. Милт Люк - твой резерв до того момента, когда ты вступишь в должность. Как только ты примешь присягу, ты сможешь назначить своего собственного вице-президента и утвердить его на конгрессе - у тебя есть кто-нибудь на примете?
- Вы говорите так, как будто не ждете, что нам удастся вернуть Фэрли.
- Надеюсь, что это получится. Но не всегда все заканчивается так, как мы хотим, Декс. Мы можем не вернуть его вовремя, мы можем не вернуть его совсем. Есть вероятность, что вам придется принести присягу, как президенту. Подберите себе вице-президента - сделайте это как можно скорее.
Агент Пикетт и сопровождающая охрана присоединились к нему в коридоре и проводили его до машины. Теперь он пользовался одним из президентских лимузинов. Он скользнул внутрь, на сиденье, погрузил затылок в мягкий валик кресла, закрыл глаза и почувствовал, что головная боль отступает.
"Сэм Марш", - подумал он. Из Марша получится достойный вице-президент. Уравновешенный, хороший сенатор, настоящий республиканец…
Боже Всемогущий! Марш был мертв: убит во время взрывов. Этридж выпрямился, поморщился, выглянул из окна. Так много из них были мертвы. В это было трудно поверить.
Внутри движущегося лимузина царила тишина. Глухой шум машин, мягкий шелест вентиляторов. Была прохладная, насыщенная парами ночь, окна окутало туманом, тихо скреблись дворники на стеклах. Затылок водителя выражал вялость и благодушие. Охранники из секретной службы, обычно неразговорчивые, молчали.
Большой черный лимузин. "Как катафалк", - подумал он.