– Так, вспомнил ее фразу: "Чтобы я отыскала убийц". Не убийцу, а убийц, – подчеркнул капитан.
Квасов быстренько перечитал объяснение Бондырь, подписанное ею собственноручно, нашел это место и подтвердил:
– Точно. Пространный намек на убийц. Откуда она может знать, сколько их? Слушай, можно вопрос?
– Валяй.
– А почему ты думаешь, что Бондыря убили из-за денег? Может, месть. Или кто-то из конкурентов нанял киллера устранить его. Слишком преуспевал в банковских делах. Сработала зависть – проклятое человеческое качество. Оно и послужило причиной смерти банкира, – высказал лейтенант свои сомнения.
– Готов в это поверить. Но эти шестьсот тысяч долларов! Приличная сумма. Она не дает мне покоя. И почему убили именно в этот день? Скажешь, совпадение?
Квасов пожал плечами.
– Очень даже может быть. – Он встал, прошелся по кабинету, остановился у окна, около капитана Ивлева.
– Очень может быть, – повторил Ивлев. – Нет, дорогой мой. Я в совпадения не верю. Тут другое. Ты заметил, как она вспыхнула вся, когда я ей сказал, что убийца попытается на нее выйти? Она даже не спросила зачем? Зачем убийце выходить на нее, если она ни при чем?
– Постой! Следуя за твоей мыслью, начинаю понимать… Ты думаешь?..
– Думаю. И такую версию не отвергаю. Тут замешаны деньги. И большие деньги. Ты же сам мне рассказывал о нервозности в банке. Я не думаю, что это из-за проходившей ревизии. Ревизией их не напугаешь. Тут что-то другое. Никто ничего не говорит, но есть смысл призадуматься. Как бы не произошла очередная денежная манипуляция. Возможно, банкир Бондырь знал что-то такое, чего пока не знаем мы. Он забирает из сейфа доллары и несет их домой. Дома надежней их хранить. И погибает.
– Так что же, выходит, нужно установить за Бондырь наружное наблюдение? – спросил Квасов. Процедура такого рода ему страшно не нравилась. Неотступно следовать за объектом по пятам – дело малоприятное. А для Квасова особенно.
– Да. Подготовь людей. Я только поставлю Махова в известность. Вон гляди, Бондырь идет к своей машине. Смотри, как она оглядывается по сторонам. С чего бы такая нервозность и осторожность, а?
– Думаю, ты прав. Она кого-то опасается, – согласился лейтенант Квасов, жалея, что не завязалось знакомство с вдовой.
Женщина в белом итальянском плаще прошла через всю площадку к своей машине. Она шла и оглядывалась.
На воротах стояли два постовых милиционера, но даже они не внушали ей должной уверенности.
Она медленно, осторожно открыла дверь своей машины, бросила на соседнее сиденье сумочку и, подвернув полы плаща, села за руль. Мотор завела не сразу. Некоторое время сидела, словно чего-то выжидала.
О том, что за ней наблюдают два оперативника из окна на третьем этаже, она и понятия не имела.
Она привычно вырулила легкую в управлении "девятку" в правый ряд и, сопровождаемая неравнодушными взглядами мужчин-водителей, поехала по улице, гордая и непреклонная. Быстро и уверенно.
Метрах в пятидесяти за ней пристроилась вынырнувшая откуда-то "Вольво" цвета мокрого асфальта.
Эта машина так ловко пряталась в общем уличном потоке, что при всем желании Бондырь слежку за собой ни за что бы не обнаружила.
Она и представить не могла, что кому-то взбредет в голову колесить за ней по городским улицам. Да и зачем?
Она торопилась скорее попасть домой. Этот капитан Ивлев заставил ее кое о чем задуматься.
Сделав резкий поворот влево и нарушив правила движения, "девятка" въехала под арку и очутилась в уютном дворе, возле дома номер сто пятьдесят восемь.
"Вольво" притормозила напротив арки, но с правой стороны. Двое мужчин, сидевших на передних сиденьях, внимательно наблюдали за женой банкира.
Когда она заперла дверь машины и вошла в подъезд, они вылезли из салона иномарки и не спеша направились во двор дома номер сто пятьдесят восемь.
Закрыв за собой металлическую дверь на прочный замок, Бондырь, не снимая туфель, прошла в просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью.
Она села в кресло, глазами, полными слез, осмотрела комнату, и выкурила сигарету. Потом она выпила рюмку коньяка и, достав лист бумаги и авторучку, начала писать. Измарав один лист, со злости скомкала его и зашвырнула под диван, взяла другой. И с другим поступила так же. Она страшно нервничала. Руки тряслись. Почерк получался неровный. Это ей не нравилось. Она во всем любила аккуратность.
Что-то ей мешало. Она не могла понять что. Побежала на кухню.
На холодильнике стоял радиоприемник.
Она схватила его, вырвав провода, и со злостью бросила об пол. Остатки разбитого радиоприемника откинула носком туфли с прохода.
Следом за радиоприемником со стола слетела хрустальная ваза с огромным букетом ярко-красных роз.
Резные осколки разлетелись в разные стороны, обсыпав пол.
Розы она растоптала. Сейчас они ей были ни к чему. Но вспомнила, как совсем недавно эти розы муж подарил ей на годовщину свадьбы, подняла растоптанный букет, прижала к лицу и заплакала.
– Дура я! Дура! Гадкая дура! – произнесла она, три раза подряд оскорбив себя. Положила розы на стол и вышла в гостиную.
Вернувшись к столу, на котором лежал лист бумаги и авторучка, она продолжила писать.
Когда весь лист оказался исписан, она в самом низу поставила дату и свою подпись. Несколько раз перечитала текст, кое-что подправила. Потом заклеила лист в конверт. Сверху скрепкой пристегнула клочок бумаги с номером телефона капитана Ивлева.
Отложив конверт на край стола, она несколько минут сидела точно окаменевшая. Ее взгляд был устремлен на свадебный портрет, висевший на стене.
– Прости меня, если можешь. Я дрянь! – сказала она тихо, взяла конверт и пошла к двери.
На лестничной площадке она позвонила в соседнюю дверь.
Звонила и оглядывалась на лестницу, вздрагивая всякий раз, как начинал гудеть лифт.
Ей чудилось, что кто-то крадется по лестнице. Она не видела – кто, но отчетливо слышала шаги. От них исходила опасность.
Она стояла вся в ледяном поту, пронизанная страхом.
Когда дверь открылась и вышла соседка, женщина лет шестидесяти пяти, она нашла в себе силы улыбнуться. Но улыбка не могла скрыть ее страха. Не дав соседке задать никаких вопросов, Бондырь протянула ей конверт и попросила:
– Вера Николаевна, пожалуйста! Если со мной что-нибудь случится, – запнулась на секунду, увидев в глазах соседки испуг, – да, если случится, позвоните по этому телефону в уголовный розыск капитану Ивлеву и передайте конверт.
Женщина о чем-то хотела спросить, но Бондырь сразу же ушла, закрыв за собой дверь.
С неприятным скрежетом снизу поднималась кабина лифта.
Просыпаться капитан Ивлев не хотел. Слышал сквозь сон, как надрывался телефон, но не сделал ни малейшей попытки подняться и снять с аппарата трубку.
"Пошли все к черту! Нас нет", – мысленно сказал он сам себе и уже повернулся на другой бок, но Наташа оказалась более податливой.
Босиком, в ночной рубашке, она прошлепала в прихожую, и Ивлев оттуда услышал ее голос:
– Леша! Тебя с работы, срочно.
Ивлев застонал. Как надоели эти внезапные ночные звонки, которые ничего, кроме тревоги, не приносят! "Лучше бы я в ГАИ работал. Отстоял, отмахал палкой смену – и свободен. Да еще на карман что-нибудь прилипло бы. А тут покоя нет ни днем, ни ночью. Надоело все", – подумал зло.
Ожидая, что разговор может затянуться, он шарил ногами под кроватью в поисках тапочек. Пришлось идти в одном, второй так и не нашелся. Закрыл дверь в комнату, чтобы не мешать Наташе.
В трубке услышал голос дежурного:
– Алексей Иванович, труп.
– Убийство? – зевая, спросил Ивлев. Стоять босой ногой на линолеуме было не слишком приятно, и он, как цапля, задрал ногу, поджав ее в колене. Адреса, где обнаружен труп, Ивлев спрашивать не стал.
– Похоже, убийство. Опергруппу я выслал. Осталось дело за вами. – В трубке наступило выжидающее молчание.
– Да, да. Я сейчас соберусь. Высылайте машину. Через пять минут буду готов, – сказал Ивлев, мысленно проклиная свою беспокойную работу.
Когда Ивлев стал собираться, Наташа вышла в прихожую. Лицо ее выражало тревогу.
Ивлеву стало ее жалко.
– Вызывают, – сказал он в свое оправдание, застегивая ремешки оперативной кобуры. Не любил, когда Наташа вот так провожала его. Ему виделась в этом какая-то раздражающая обреченность. Но ругать жену не имел ни малейшего желания.
Все-таки жена. И она всегда будет вот так провожать его и украдкой, прижавшись к шторе, смотреть из окна, как он садится в служебную машину, а потом исчезает в ночи еще спящего города. Он уедет туда, где нужна кому-то его помощь. Ему тоже неспокойно, но это его работа. Он привык к таким внезапным ночным вызовам.
А вот Наташа – нет, не привыкла. И каждый раз, как он пропадал ночью, она еще некоторое время стояла у окна, поджидая, вдруг он возьмет и вернется. И только тогда женская душа успокоится. Ведь встречать – не провожать.
Выйдя из подъезда, Ивлев поднял голову, посмотрел на окно.
Как он и ожидал, Наташа украдкой выглядывала из-за шторы, думала, не заметит.
"Эх, Наташка, Наташка! Золотой мой человек, – жалея жену, думал Ивлев. – Вряд ли ты увидишь со мной счастье. И что я могу дать тебе взамен твоей заботы и доброты?" – такие мысли лезли в голову сами собой. Не хотелось думать о грустном, но куда от этого денешься?
Машина уже ждала, и оперативный водитель с усталым лицом, в отличие от Ивлева за ночь не сомкнувший глаз, молча открыл дверь служебной "Волги".
Ивлев еще раз оглянулся на окно, помахал Наташе рукой. Увидел, как шевельнулась штора.
– Поехали, – коротко сказал капитан Ивлев, все еще не отойдя ото сна. Глаза слипались как никогда. "Что такое? Погода, что ли, влияет? Или я в последнее время чертовски устаю?"
Ивлев хотел расспросить водителя о том, что произошло, заодно и поинтересоваться адресом места преступления, но шофер сосредоточенно думал о чем-то своем. У каждого свои проблемы, разрешение которых не всегда зависит от нас.
Капитан отвернулся к боковому окну. "Он знает, куда ехать. Сам привезет меня", – думал он, опуская тяжелые веки.
Дорога до места преступления показалась капитану Ивлеву слишком уж короткой. То ли водитель гнал во всю мощь мотора по пустынным улицам, то ли сам капитан за этот короткий промежуток времени успел вздремнуть, но показалось – только что закрыл глаза, открыл, и уже приехали.
Еще не вылезая из машины, Ивлев увидел лежащую на асфальте женщину с размозженной головой. Из открытой окровавленной раны вытекли мозги.
Она лежала на спине с раскинутыми в стороны руками, а ее белые длинные волосы слиплись в крови.
Проезд с улицы во двор блокировал патрульный "жигуленок". Возле него стояли три милиционера.
Тут же и микроавтобус "Газель", на котором приехала оперативная группа со всем своим снаряжением.
Старший лейтенант Квасов о чем-то оживленно разговаривал с милиционером.
Приехавший немного раньше Ивлева криминалист Ваньков мастерски работал фотоаппаратом. Фиолетовая вспышка выхватывала из темноты уголки двора. Ваньков фотографировал мертвую женщину со всех позиций.
Ивлев кивком головы поздоровался с милиционерами. Квасов подвел капитана к трупу.
– Опоздали мы с тобой, Алексей, – несколько поникшим голосом проговорил Квасов, следя за работой криминалиста.
– Ты это про что? – не понял Ивлев.
– Бондырь, – указал старший лейтенант на мертвую женщину.
Ивлев поднял голову, увидел номер дома – сто пятьдесят восемь и только теперь узнал подъезд.
Ведь они здесь были с Квасовым в тот вечер, когда убили банкира.
– Убийство? Или сама? – спросил капитан, соображая, что теперь обо всем этом скажет полковник Махов. "Да. Скандал будет хороший", – горестно подумал Ивлев.
– Вряд ли сама. Чего бы ей самой выбрасываться из окна? Я еще был в дежурке, когда пришло сообщение об убийстве женщины на Мичуринском. А когда узнал номер дома, сразу понял, что это наша знакомая. Так оно и вышло.
– Черт возьми! Только ее смерти нам и недоставало. – Ивлев был недоволен. Остатки сна как рукой сняло, будто вообще не спал. На лице отразились нескрываемая досада и строгость – и к себе, и к лейтенанту Квасову.
– Ну и молодцы же мы с тобой! Прошляпили! Ведь предполагали же, что убийца может выйти на нее. Не воспользовались ситуацией, – говорил Ивлев, зная, что именно это начальник будет ставить им в укор.
Квасов молчал. Он хотел сказать, что заместитель начальника не определил срок, с которого надо было выставлять за Бондырь наблюдение, но подумал и промолчал. Ведь этот вопрос капитан поручил ему, старшему лейтенанту Квасову, а уж тот сам должен был назначить срок. И попробуй он сейчас возразить хоть что-то в оправдание, капитан Ивлев создаст ему массу неприятностей. "Теперь уж Махов точно влепит капитану выговорешник", – подумал Квасов и промолчал.
– Кто первый обнаружил труп? – спросил Ивлев, немного успокоившись и вглядываясь в лицо банкирши.
Сейчас ее лицо, обезображенное ударом об асфальт, казалось отвратительным. Левый глаз свисал сбоку на пучке тоненьких мышц.
Криминалист рукой в резиновой перчатке разжал рот мертвой и, наставив фотоаппарат, щелкнул.
Яркая вспышка осветила рот, заполненный сгустками крови. Но у женщины не было передних зубов, что вполне могло означать следы жестокой пытки. "При падении она не могла выбить зубы", – подумал капитан Ивлев, припоминая похожие случаи, когда люди выбрасывались сами из окон или кто-то им помогал совершить это. Во всех случаях зубы оставались целыми.
В открытом правом глазу застыл невыносимый ужас. Даже сейчас, когда она умерла, этот ужас как что-то отдельное, не связанное с мертвым телом, продолжал жить, действуя на психику. Смотреть в правый глаз было неприятно.
"Нет, не сама, – мысленно расставлял все по местам капитан. – У тех, кто выбирает добровольный уход из жизни, страха в глазах не заметишь".
– Ты не ответил. Кто нашел труп? – повторил Ивлев свой вопрос.
Квасов стоял, задумавшись. Первый вопрос капитана Ивлева дошел до его сознания далеким эхом. И потому старший лейтенант не ответил. Второй вопрос, заданный уже несколько повышенным тоном, как будто заставил Квасова очнуться.
– Обнаружил экипаж патрульной машины. Вон той. А позвонил какой-то мужчина. Сообщил, что видел, как она падала. Но личность звонившего установить вряд ли удастся. Захотел остаться неизвестным, – с явным сожалением сказал старший лейтенант.
– Ну да, лишние вызовы в милицию ни к чему, – проговорил Ивлев. Ничего другого он и не ждал. Во всех аналогичных случаях – то же самое. Люди не против позвонить в милицию, но называть фамилии и адреса не хотят. С одной стороны, их отпугивает та формалистика, с которой ведут дела оперативники, а с другой – жестокая расплата за свидетельские показания.
"Скорей всего тут либо то, либо другое. Спасибо, что этот чуткий человек хоть вообще догадался сразу же позвонить. А то пришлось бы ей лежать тут до утра, пока дворник бы не наткнулся на бездыханное тело", – думал Ивлев.
Кое-кто из жителей этого дома, где жила банкирша, и соседних домов не поленился выйти на улицу и уже начал обсуждать случившееся.
– Сначала мужа убили, а теперь вот и жену, – настойчиво ныл женский голос. – Плохо милиция работает. За что только им деньги платят, – не унималась всезнающая старушка в халате поверх ночной рубашки. В спешке она даже перепутала тапочки. Но уж очень хотелось высказать укоризну. Ведь где-то просто так на улице вроде нет оснований, а тут подходящий случай. Есть на кого излить раздражение.
– А может, сама. От горя чего не сделаешь. Он ведь ее так любил! Всегда ухаживал, – комментировал событие старичок романтического вида.
К остальным голосам Ивлев не прислушивался, потому что не видел пользы от этой пустой болтовни.
– Лейтенант, – позвал Ивлев старшего патрульной машины. – По возможности опросите как можно больше народу. Может, кто чего видел, – и обратившись к Квасову, сказал: – Пойдем в квартиру. Там работают?
– Там следователь составляет протокол осмотра места происшествия. Здесь уже все описал. Теперь описывает там. Эксперт там еще пока не был, – сказал Квасов.
– Ладно. Пойдем посмотрим.
Они поднялись в лифте.
Ивлев глянул на металлическую дверь квартиры, на оба замка, спросил у Квасова:
– Кто первым входил в квартиру?
– Мы.
Во взгляде капитана лейтенант Квасов увидел раздражение. Такой ответ Ивлева не устраивал, и Квасов тут же это понял, объяснил уже подробнее:
– Я, следователь Фролов и инспектор уголовного розыска Коновалов. Соседка была взята понятой.
– А дверь вы чем открывали? – указал капитан на один из замков с внушительной задвижкой. Оба замка были кустарного изготовления, подобрать ключи к ним невозможно. И оба не взломаны.
"Значит, Бондырь сама открыла преступнику дверь. Интересно. Получается, что она знала убийцу. Эх, Бондырь, Бондырь! Зачем же было врать? Сказала бы правду и не лежала бы сейчас мертвой".
– Когда мы входили, дверь была не заперта. В квартире все перевернуто. Глянешь – удивишься, – сказал Квасов и вошел первым в просторную прихожую. – Мне бы такой дворец, – позавидовал он.
Но капитан Ивлев не удивился. Хотя зрелище и в самом деле было впечатляющим.
Диваны, кресла оказались вспоротыми и выпотрошенными. Ящики из шкафов вместе со всем содержимым валялись на полу. Это сразу натолкнуло капитана Ивлева на мысль, что кто-то произвел тщательный обыск.
Увидев интерес со стороны капитана к такому безобразию, Квасов поспешил заверить:
– Это до нас кто-то тут порядок навел.
– Я не сомневаюсь. Если б мы с тобой были чуточку порасторопней, то, может, убийца уже находился бы в камере. И женщина была бы жива, – сказал Ивлев, имея в виду не выставленное Квасовым наблюдение. Просто не хотелось слишком уж обижать лейтенанта, поэтому и обобщил, говоря "мы".
По всем комнатам были разбросаны кучи одежды и белья. Даже книги в старинных переплетах, бережно хранившиеся банкиром, валялись на ковре большой грудой, с раскрытыми обложками.
– Да. Кто-то на совесть постарался, – сказал Ивлев и спросил: – Какие имеешь соображения?
– Думаю, искали шестьсот тысяч долларов, – ответил Квасов.
– Я тоже так думаю. Тот, кто убил банкира, приходил за баксами. Вот только пока не ясно, получил ли он деньги. – Ивлев поднял из кучи книг томик Шекспира, быстро перелистал страницы и бережно положил книгу на журнальный столик. Уважительное отношение к книгам он сберег со школьной скамьи. Даже к скучным книгам Ивлев никогда не относился с пренебрежением. "Каждое литературное произведение имеет право на самостоятельную жизнь. Как люди. Ведь не бывает одинаковых людей. Один человек хороший, а другой плохой. Но тем не менее они живут. И книги должны жить", – так думал капитан Ивлев и сейчас сожалел о таком варварском отношении.
– Выходит, мы опоздали, – озадаченно произнес Квасов, глянув на себя в зеркало и пригладив взъерошенные волосы. Прическе он всегда уделял особое внимание.