– Мысль хорошая. Только почему ты спрашиваешь у меня, когда пистолет твой? – проговорил Артем, резко выдохнув, как заправский боксер, и метко врезал Пьянкову под правый глаз.
Пьянков проклинал себя за забывчивость. Ведь пистолет толстого Артема девушка умудрилась выбросить. "У нее мой пистолет. В нем – четыре патрона. Два она уже израсходовала. И два осталось. Но эта сучонка не знает, сколько осталось в обойме. Значит, есть надежда. Жаль, жирная скотина не знает".
– Слушай, ты особенно не старайся махать руками. Что, если она тебя не оставит в живых? – Только успел сказать Пьянков, как Артем точным ударом выбил ему зуб.
– Что ж ты делаешь, урод? – взвыл Пьянков от боли.
– Эй, вы чего там бормочете? – насторожилась Наташа, отступив на пару шагов. Дерущиеся катались по снегу, метеля друг друга по мордам. И Наташа была в восторге.
– У нее осталось два патрона, – прошепелявил Пьянков через выбитый зуб, не обращая внимания на замечание вооруженной девушки.
– Ну и что с того? – отдуваясь, как будто вынырнул из воды, спросил Артем. Теперь его удары уже ослабли. Махать руками – дело непростое. Он устал. Да еще там, в баре, перебрал за столом лишнего. И сердце точно пронзили иглой. "Выбраться бы мне отсюда живому. Убью ее, грязную тварь!" – думал Артем, чувствуя в теле дрожь. Хотелось упасть на снег и остаток ночи пролежать спокойно, не думая ни о чем.
– Попробуй отнять у нее пистолет, – предложил Пьянков. Теперь и он уже почти не бил толстяка. Так, скорее делал вид, что дерется.
– Сам попробуй, – огрызнулся толстяк. – Мне под пулю лезть неохота.
Пьянков хотел на это сказать, что уж его-то девчонка наверняка пристрелит, но не стал. Черт с тобой, подумал он.
Улучив момент, Пьянков схватил толстяка за жирную шею и со всех сил сдавил.
Артем раскрыл рот, хватаясь за все, что придется, – за одежду, волосы Пьянкова. Но Пьянков не отпускал его. И когда толстяк уже ослабел, Пьянков резким движением отбросил его от себя.
Метрах в трех от них стояла серебристая "Вольво". Не распрямляясь в полный рост, Пьянков рванулся к ней и в два прыжка был уже за машиной. Теперь, даже если бы Наташа выстрелила ему вдогонку, все равно не попала бы. Его прикрывала машина.
Но Пьянков был уверен, что она в первую очередь пристрелит толстяка. "Его ей оставлять в живых никак не резон", – подумал он и осторожно выглянул из-за капота.
Увидев, что остался один, Артем пополз за Пьянковым, но пуля, выпущенная из пистолета, попала ему в голову.
Пьянкову показалось, что от головы толстяка отлетел кусок черепа. На снег вместе с хлынувшей кровью вытекли мозги.
Пьянков отвернулся: "То же самое она может сделать со мной. Сумасшедшая девчонка!"
– Эй! Не стреляй, – крикнул Пьянков, но не высовывался. Ведь в обойме оставался еще один патрон.
Наташа засмеялась.
– Неужели ты меня боишься? Выходи. Нам пора ехать, – сказала она, наслаждаясь собой. Она подошла к "Вольво", посмотрела на замок зажигания. Ключа в нем не было.
– Скоро станет светло. На трассе появятся машины.
– Забирай мою "Волгу" и уезжай. – Пьянков бросил ключ от машины. – Я сам доберусь. – Он понял, что она задумала: "Стоит мне только выпрямиться, она выстрелит. Потом вложит пистолет в мою руку. И получится так, будто я сначала застрелил толстяка во время разборки, а потом пустил пулю в себя. Нет, милая, не выйдет".
Он услышал, как под ее ногами хрустит снег. Она шла к нему. Даже сейчас, ночью, Пьянков видел ее тень на снегу.
– Ну, капитан, где ты прячешься? Выходи.
Согнувшись, Пьянков быстро перебежал на другую сторону машины, снял с себя куртку и скомкал ее. "Последний патрон! Ну давай, выстрели. И я разорву тебе глотку, молодая сука. Ты будешь умирать медленной смертью обреченного животного. Только используй патрон", – мысленно просил он девушку, сознавая, что из них двоих сейчас кто-то должен умереть.
Когда девушка подошла к багажнику, Пьянков резко бросил в нее скомканную куртку. И девушка выстрелила в куртку, скорее машинально. Но она израсходовала последний патрон.
Пьянков встал, распрямив затекшую спину.
Наташа как будто обрадовалась.
– Правильно, капитан. Зачем прятаться? – сказала она и, посмеиваясь, приблизилась к нему. Она хотела подойти на верный выстрел. Как заправский ковбой подула на ствол пистолета, из которого еще тоненькой нитью тянулся едкий дымок.
– Ну, наконец-то, – сказал ей Пьянков, разминая пальцы, как всегда поступал перед удушением очередной жертвы.
Но девушка не поняла, к чему он это сказал, и вытянула руку, прицеливаясь Пьянкову в левый глаз. Нажала на курок. Послышался металлический щелчок, но выстрела не произошло. Она нажала еще и еще и только теперь поняла, что не сможет убить его по самой банальной причине. Бросила пистолет на снег и с сожалением покачала головой.
– Кончились патроны, – произнесла Наташа обреченно, запахиваясь в шубу.
Он подошел и остановился в метре от нее.
– Ты меня спрашивала, зачем я тебя сюда привез?
– И зачем же? – Она коварно улыбнулась.
– А разве ты еще не поняла сама?
Глаза ее блестели, как два огонька.
– Кажется, теперь понимаю, – ответила тихо и грустно.
– Вот и хорошо. Обойдемся без лишних объяснений. – Привычным движением он сомкнул руки на ее шее. Она смотрела ему прямо в глаза и не сопротивлялась, принимая смерть с покорностью. Тогда Пьянков сдавил шею изо всей силы, и она, даже когда стала оседать на снег, все равно смотрела ему в глаза. И взгляд ее был страшен. У Пьянкова защемило в груди. Стыдно признаться, но он боялся ее и хотел побыстрее убить. Он даже не проверил, умерла ли она, рухнув на снег к его ногам.
Он подошел к своей "Волге", сел прямо на снег, прислонившись спиной к машине, посмотрел на часы и страшно удивился. Ему казалось, прошло не менее трех часов, пока они тут возились. Но стрелки на часах показывали три часа ночи. Прошел всего лишь час, растянувшийся на целый период жизни.
Надо было решить, куда деть трупы. На этот раз Пьянков решил изменить своей привычке и спрятать тела.
Было тихо и морозно. Почувствовав, что замерзает, он поднял свою куртку и надел. Потом подошел и обшарил карманы толстяка. В них, кроме пачки сигарет и трехсот рублей, ничего не оказалось. Пришлось довольствоваться перстнем с пальца на левой руке, который Пьянков еле содрал с жирного пальца.
С девушки он снял сережки, две золотые цепочки и перстень с камушком. Все бережно убрал в карман и огляделся по сторонам.
Внизу, под откосом, протекала речка. На крутом повороте полынью еще не затянуло льдом, и вода тихо плескалась, подмывая берег.
"А что, самое место. Сброшу трупы в воду. И до весны их никто там не найдет, – решил он и за руки потянул толстяка к реке. Уже на самом берегу он снял с толстяка дубленку, подумав: – Чего зря пропадать добру. Ему она в воде не пригодится. Толкну на рынке по дешевке. Цыгане возьмут".
Грузное тело Артема он столкнул в воду со словами:
– Ну-у, плыви. – И даже не стал смотреть, как течением потянуло труп. Он спешил. Надо было притащить сюда побыстрее девчонку. Почему-то сейчас он волновался, и нехорошие мысли полезли в голову о том, что вдруг кто-нибудь случайно застанет его при утоплении трупов. Проще было бы сразу уехать. И в то же время не хотелось, чтобы их нашли и вышли на него. Пусть считают, что он сгорел в квартире при взрыве. И сам сыщик Сонин не рискнет утверждать, выжил ли он. Пусть все считают, что его больше нет. А для этого трупы надо утопить.
Пьянков быстро поднялся по откосу, положил дубленку, снятую с толстяка, на заднее сиденье "Волги".
Девушка лежала на спине с раскинутыми в стороны руками, подвернув одну ногу под себя. Открытые глаза смотрели в темное небо.
Пьянков подошел и, приподняв труп, быстрым движением снял с него норковую шубу. Затем стряхнул с меха остатки снега и бережно положил шубу на сиденье рядом с дубленкой. "Замечательный мех. За такую шубейку заплатят хорошие деньги", – подумал он, довольный собой. Он не стал тащить тело девушки к берегу волоком, а поднял на руки.
– Отнесу, как невесту, – произнес он, усмехнувшись. Наташа оказалась легкой, хотя выглядела упитанной. И Пьянков быстро принес ее на берег. Последний раз взглянув в ее лицо, он ужаснулся. Взгляд ее мертвых глаз был, казалось, устремлен на него.
"Живая, что ли?" – подумал он, испытывая мистический ужас.
Даже бледность, отпечаток смерти, не исказила ее черты, а, наоборот, придала им выразительность. Чувственные губы и словно очерченные ярким карандашом дугообразные брови – все это контрастно выделялось на бледном лице.
Пьянков вздохнул, посмотрел на темное, застланное огромной тучей небо, и на душе стало тоскливо. Он подумал, что, возможно, и ему когда-нибудь придется так умереть. Холод и темень. И только смерть рядом, готовая принять его в свои объятия.
Течение в этом месте было сильное.
Пьянков немало удивился, потому что не услышал всплеска, когда тело девушки упало в воду. Он наклонился посмотреть, но течение уже потянуло труп на дно. И ни волн, ни пузырей воздуха.
Теперь, освободившись от трупов, он почувствовал облегчение. Словно камень с себя сбросил. Еще пару минут постоял, глядя на черную воду. Трупов не было видно, и он успокоился окончательно.
Вернувшись к машине, Пьянков закурил, осматриваясь вокруг. Трасса казалась совершенно пустынной. На всякий случай он глянул на черную стену леса и сказал обычную в такие моменты фразу:
– Ну вот и все, – произнес он тихо, но почудилось, будто кто-то повторил эти слова за ним следом. "Наверное, эхо. Ведь мертвые молчат", – подумал он и сел за руль своей машины. Хотелось скорее уехать отсюда. Сейчас он поедет в Данилинскую церквушку и там встретит рассвет.
На соседнем сиденье лежала сумочка Наташи. Он взял ее в руки и заглянул внутрь. Ничего такого: косметичка, два презерватива в упаковке, сто рублей одной купюрой и паспорт. Паспорт его заинтересовал больше всего. Он раскрыл его, первым делом взглянул на фотографию девушки. "Красавица. Создавая такой шедевр, природа насмехается над мужиками", – подумал он и, прочитав фамилию, вздрогнул.
– Пьянкова? – Он быстро прочитал и отчество – как ни боялся. Попробовав себя успокоить, он оскалился, изображая ухмылку, и подумал: "Да нет. Не может такого быть". Он почувствовал в теле леденящий озноб.
– Сергеевна! – повторил он несколько раз и включил печку, но согреться все равно не мог. Его колотило, как в лихорадке.
– Нет, это совпадение. Мало ли девушек с такой фамилией и отчеством. "А имя!" – звучало набатом в его голове.
– А-а, черт! – Пьянков быстро перелистал несколько страниц, нашел адрес, и ему стало совсем плохо. Адрес был его – тот самый, где когда-то он жил с женой.
– Не может быть. – Он пытался остановить бешеное мелькание мыслей, листая паспорт опять и опять, и ничего уже не мог разобрать, так тряслись руки. – Наташка! Доченька! Этого не может быть! Как же это?.. Я так хотел тебя увидеть, Наташка! – Он закричал, впервые за все время растерявшись, не зная, что делать. Увидев в сумочке водительское удостоверение, он открыл и его. Оно принадлежало его бывшей жене.
– Пьянкова Надежда Ивановна. – На фотографию ее он даже не взглянул, закричав, как подстреленный зверь. Затем выскочил из машины и побежал к реке, на ходу срывая с себя куртку.
– Наташенька! Ну как же это я?.. – Он подбежал к воде и почувствовал, казалось, отчетливое дыхание смерти, смешанное с холодной сыростью, но все равно не отступил. Ему казалось, будто кто-то стонал под водой, призывая его.
Он медлил, теряя драгоценные минуты.
– Доченька! Я достану тебя. – Пьянков вбежал в воду по пояс, наклонился и стал шарить руками по скользкому дну то в одну, то в другую сторону. В какой-то миг ему показалось, что рука коснулась чего-то большого, лежащего на дне.
– Наталья, где же ты? – Его охватило отчаянье. Поскользнувшись, он упал в ледяную воду, чувствуя, как тело точно обожгло огнем. Поначалу он хотел выбраться на берег, но потом сложил руки лодочкой и нырнул на глубину, рассчитывая, что тело утянуло туда. Сколько хватало сил, он скользил по дну, натыкаясь на камни и подводные коряги, но отыскать тело дочери не мог.
Течением его относило все дальше. Когда не стало хватать воздуха, он заметался под водой. Надо было вынырнуть, но казалось, кто-то не пускает его, крепко стягивая ноги в узел. Тогда он попытался крикнуть из последних сил, выпустив остатки воздуха. Несколько больших пузырей забурлили под черной мутью и, подхваченные быстрым течением, унеслись в бесконечную даль, превращаясь в мелкие брызги на речных перекатах.
Через два с половиной месяца капитан Сонин выписался из больницы. Комиссия дала ему заключение о профессиональной непригодности. И капитана комиссовали, назначив мизерную пенсию по инвалидности.