– Спасибо. Тогда вот о чем я тебя попрошу. Я Ларисе дал твой телефон. Если что со мной… помоги ей.
– Ты что? Ты думаешь, они могут?.. – Стелбин растерянно замолчал.
– Если они пошли на такие крайности, значит, не остановятся.
– А чтобы остановить их, надо знать, кто они? – вставил Стелбин, переваривая все, что ему рассказал Тютин.
– Это-то как раз и самое сложное. Теперь мы поменялись ролями. Раньше я гонял преступников, а теперь они решили погонять меня и действуют продуманно. Убить меня для них не составляет труда. Это несложно. Они, видно, хотят меня помучить, а может быть, и довести до сумасшествия.
Оба – и Тютин и Стелбин – сидели и молчали, думая об одном и том же. Полковник милиции, человек, защищавший всю жизнь людей от преступников, теперь сам оказался незащищенным. Получалась какая-то глупость, но тем не менее она была… В кабинет вошла секретарша и, увидев Тютина, строго нахмурилась и обратилась к майору Стелбину:
– Генерал срочно собирает всех начальников отделов. – И вышла, еще раз строго взглянув на Тютина.
Уже когда прощались, Стелбин пообещал Тютину:
– Я попытаюсь что-нибудь пробить по своим каналам.
Но Тютин не заметил в его интонации какой-либо определенности. И сказал так Стелбин, потому что надо было что-то сказать, как бы в утешение. И Тютин это понял уходя.
В коридоре он чуть не столкнулся с Рустамом Баевым, старшим дознавателем. Тот торопливо шел по коридору, держа в правой руке папку с бумагами. Когда-то они работали вместе. Встречались и в нерабочее время. Но после ухода Тютина на пенсию виделись редко. Полгода назад Рустам попал на машине в аварию, но выжил. Тютин все собирался наведаться к нему в больницу, но все как-то не получалось. А потом узнал от Татьяны, что он уже выписался.
Рустам шел, то и дело сжимая левую руку в кулак. На вопрос Тютина Баев неохотно ответил:
– Да, когда в аварию попал, сухожилие на руке порезал. Плохо рука работает. Врачи велели чаще пользоваться кистевым эспандером. – Он показал Тютину на ладони маленькое резиновое кольцо. – Вот и делаю гимнастику… Прости, я очень спешу, – извинился Баев и ушел.
Поздней ночью по Москве ехала черная "Волга". Дисциплинированный водитель даже останавливался на перекрестках, когда на светофорах вспыхивал красный свет, хотя машин не было, а значит, и никакого риска совершить аварию.
"Волга" выехала на Пушкинскую площадь, сбавила скорость и медленно проехала по Тверской улице до конца, остановилась возле шестиэтажного дома. В салоне машины сидели двое: водитель, небольшого роста толстяк, и высокий, сухощавый мужчина лет тридцати по кличке Гуня. Чтобы не привлекать внимания, толстячок-водитель выключил мотор и погасил подфарники.
– Вон окна ее квартиры, – показал водитель на два окна на пятом этаже. – Не спит еще. Может, у нее кто-то есть? Проверить бы сначала надо, чтобы не получилось лишнего трупа.
– А, ерунда, – отмахнулся Гуня, не спеша вылез из машины, поднял голову, оглядывая окна.
Неожиданно свет в окнах погас.
– Во, видал? Сейчас у нее будут приятные сновидения. – Гуня, тихо рассмеявшись, бросил на клумбу окурок и одернул полы пиджака.
Водитель презрительно ухмыльнулся. Он Гуню боялся и недолюбливал. Для него человека убить – что муху прихлопнуть.
– Ты как будто на свидание собрался, – съязвил толстячок, легонько постукивая пальцами по рулю. Из машины он вылезать не собирался. Его дело – привезти убийцу, а остальное уж Гуня должен сделать сам.
– Закрой зенки. Сглазишь, – заворчал Гуня на водителя. – Ничего ты не понимаешь. Я же к женщине иду.
Водитель отвернулся и плюнул в окно, а Гуня неторопливо пошел к подъезду.
Быстро открыв замок с кодом, Гуня вошел в подъезд.
"Пидор седой, – мысленно бросил ему вслед водитель. – Хорошо бы у этой бабы оказался любовник и там, в квартире, пристукнул Гуню".
Лариса никогда не изменяла своему мужу. Считала это делом аморальным, но скорее просто не было повода для измены. На вечеринки она не ходила, а если кто-то из мужчин и пытался за ней увиваться, отшивала сразу.
Но вот год назад, как раз под майские праздники, случилось ей задержаться на работе. Кто-то из коллег напутал с расчетами, а начальник отдела Юрий Петрович Ковалев во всем обвинил ее, как свою заместительницу, и велел остаться и все переделать. И Лариса осталась. Заранее позвонив домой мужу, она засела за компьютер и, увлекшись, не заметила, как кто-то подошел сзади. Легкое прикосновение к волосам заставило ее вздрогнуть.
– Ой! – Она обернулась.
Перед ней стоял Ковалев и застенчиво улыбался. Лариса вот так с ходу и не поняла, для чего он зашел к ней.
– Вы меня напугали, – сказала она и только хотела повернуться опять к столу, как Ковалев вдруг взял ее за руки и потянул, заставив встать.
– Юрий… – договорить она не успела. Ковалев обнял ее, прижал к себе и поцеловал в губы. Поцелуй этот показался Ларисе необычайно долгим. Анатолий так уже давно не целовал ее. Было приятно и стыдно. От стыда она закрыла глаза, пробуя оттолкнуть от себя Ковалева, но делала это настолько слабо, что Ковалев расценил такое сопротивление как желание разжечь в нем страсть. Не давая ей опомниться, он целовал ее и раздевал, не выпуская из своих крепких объятий. И Лариса уже не помнила, как получилось, что она оказалась совершенно голой. Открыв глаза, она увидела, что и Ковалев голый. Он был лет на восемь моложе Ларисы и уже многих женщин перетрахал в отделе. Не выпуская Ларису из своих объятий, Ковалев опрокинул ее на стол. Его жадные губы скользили по полной груди Ларисы, с каждой секундой опускаясь все ниже и ниже… Лариса, дрожа, прижимала его голову к себе и шептала, захлебываясь:
– Еще… Ну еще…
С этого вечера у нее с Ковалевым началась любовная связь. И вот после смерти мужа, не желая оставаться одной в большой квартире, она ждала Ковалева, названивая ему домой. Но он к телефону не подходил и на работе всячески избегал с нею встреч. Ларису это бесило. У нее пропал сон, а когда удавалось заснуть, видела такие кошмары, что лучше было бы и не спать вовсе.
Подруги посоветовали на ночь выпивать грамм сто водки. И хоть было противно, но Лариса воспользовалась этим советом. Не сказать, что выпитая водка убаюкивала, но, по крайней мере, она не чувствовала беспокойства.
Была половина третьего ночи, когда в дверь кто-то тихо постучал. На двери был звонок, но стучавший не захотел воспользоваться им.
Лариса прислушалась. Стук повторился еще и еще.
"Если это Ковалев, не пущу. Когда звала, не приходил, а теперь он мне не нужен", – подумала она и включила настольную лампу.
Стук прекратился, но Ларисе почему-то стало страшно. Предчувствие чего-то ужасного неизбежного вселилось в ее душу. Она вскочила с постели, запахнула халат и осторожно подошла к двери. И вдруг раздался опять этот отвратительный стук. Лариса в нерешительности посмотрела на дверь. Стоит ли ей вообще отзываться? Может, лучше молчать? Пусть тот, кто стучит, подумает, что она спит, и уйдет. "А если не уйдет? Если это Ковалев, то не уйдет. Он настырный. Будет стучать до утра. Разбудит всех соседей. Не хватало еще, чтобы обо мне заговорили как о гулящей особе, которая не успела схоронить мужа, а к ней уже по ночам мужики ходят".
Вздохнув, Лариса спросила:
– Кто там? Кто? – для верности глянула в дверной "глазок", но никого не увидела. На площадке было темно. И это особенно показалось странным, потому что, когда она вечером возвращалась с работы, лампочка горела.
"Темно. Почему темно?" – она встревожилась еще сильнее.
– Если не ответите, не открою дверь. Кто там?
Но ей никто не ответил. Легкое шуршание послышалось за дверью, потом тот, кто стоял на площадке, стал ковырять замок.
Лариса быстро накинула скобку дверной цепочки.
– Что вам надо? Кто это? Немедленно отойдите от двери. Я сейчас позвоню в милицию, – пригрозила она. – Перестаньте хулиганить. У вас будут неприятности! – Неожиданно голос ее сорвался, и последние слова прозвучали совсем неубедительно. Тогда она бросилась в комнату к столу, где стоял телефон, схватила трубку.
Телефон не работал.
"Почему не работает телефон?"
– Алло! Алло! – она для верности несколько раз нажала на клавишу, но телефон так и не включился.
"Телефон! Никогда раньше такого не случалось. – Лариса растерялась окончательно. – И что же мне теперь делать?" – думала она, прислушиваясь к тому, что происходило на площадке. И вдруг она услышала, как открылся замок. Кто-то из темноты лестничной площадки толкнул дверь, и она приоткрылась на длину цепочки.
Черная рука в перчатке потянулась к цепочке и с силой дернула ее.
Все это походило на эпизод из ужастика, с той лишь разницей, что не в телевизоре, а на самом деле.
Лариса закричала и бросилась бежать в гостиную.
– Ой! Что вам нужно? – запричитала она, закрывая за собой дверь.
А дверь в прихожей толкнули так, что цепочка не выдержала, и крепежные шурупы выскочили. Из темноты шагнул высокий, сухощавый мужчина.
Лариса выглянула в приоткрытую дверь, но рассмотреть его лица не смогла, показалось только, будто вошедший улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов. Потом он закрыл входную дверь и направился к ней.
– Нет! – закричала Лариса, трясясь, как при лихорадке. Она надеялась, что ее крик услышат соседи, но за стеной словно вымерли.
"Боже мой! Что же мне делать?" – думала она, прижимаясь к двери, стараясь удержать ее своим весом.
– Ой, ну помогите кто-нибудь! – В глубине души она еще надеялась, что этот страшный человек откажется от своих намерений. Все-таки ночь, вдруг соседи услышат и вызовут милицию.
Спокойный, уверенный мужской голос заставил ее замолчать.
– Заткнись, сучара!
– Скажите, что вам надо? – как беспомощный щенок, заскулила она.
Но вместо ответа Гуня что есть силы ударил в дверь ногой, и Лариса отлетела на пол, плача от боли и страха.
– Уйдите, прошу вас. Забирайте все, что вам нужно, только не трогайте меня, – попросила она вошедшего, не поднимаясь с ковра.
Гуня, презрительно рассмеявшись, подошел к ней, но Лариса боялась взглянуть ему в лицо. Видела только блестящие лакированные ботинки. Она попыталась закричать, но блестящий ботинок ударил ее в живот. Удар оказался настолько сильным, что у Ларисы перехватило дыхание, она закашлялась, ее вырвало.
Гуня поморщился.
– Фу, какая гадость.
Откашлявшись, Лариса поползла по ковру, но Гуня остановил ее, наступив ногой на руку.
– Что вы хотите? Изнасиловать меня? – Лариса попыталась улыбнуться, но тут же заплакала. Гуня криво усмехнулся и плюнул на пол.
– Нужна ты мне.
– Тогда чего вам надо? Скажите мне, пожалуйста.
Решив, что она уже никому не сможет ничего рассказать, Гуня проговорил:
– Я хочу тебя убить…
Несчастная женщина в ужасе заметалась на полу.
– За что? Я вам не сделала ничего плохого…
– Благодари за свою смерть папочку-мента! – сказал Гуня.
Лариса уже не пыталась посмотреть убийце в лицо. Она, как завороженная, не могла оторвать взгляд от этих мерзких, блестящих ботинок.
"Наверное, этот человек убил Анатолия. А теперь хочет убить меня". Сознание того, что всего через минуту ее уже не будет на этом свете, привело в ужас. Лариса забилась в истерике. Молодое здоровое тело страстно хотело жить!
Когда руки в перчатках уже были возле ее шеи, Лариса чуть изогнулась и изо всех сил укусила мужчину за руку.
Гуня, вскрикнув от боли, отшатнулся. Лариса напряглась и со всей силы ударила Гуню по ногам, и он, не удержав равновесия, упал, осыпая ее бранью и угрозами.
Воспользовавшись моментом, Лариса вскочила с пола и кинулась в прихожую, потом на площадку, быстро нажала кнопку вызова лифта. Но тут она услышала, как Гуня поднялся с пола и бросился за ней.
"Ну, скорей же!" – мысленно подгоняла она медленно поднимавшуюся кабину лифта. Решив не дожидаться, она побежала по лестнице. Прыгнув через пару ступенек, она подвернула ногу, поврежденную еще в детстве, когда занималась фигурным катанием, и упала, покатившись по ступенькам на площадку четвертого этажа. Лариса еще успела закричать так, что сама чуть не оглохла от собственного голоса. Но сейчас необходимо было, чтобы ее услышали. При падении она разбила голову, и по ступенькам тянулся кровавый след.
Посмотрев вниз, Гуня увидел Ларису лежащей без движения.
"Черт бы ее побрал! Неужели все сорвалось?" – Он хотел спуститься на нижний этаж, но услышал, как там открылась дверь, из квартиры вышла женщина и тут же испуганно заорала.
Дверь лифта была открыта.
– Впервые у меня такое, – проговорил Гуня, несколько разочарованно, – чтобы баба и вот так… – Он быстро вошел в кабину лифта и нажал кнопку с цифрой "один".
Выходя из подъезда, он услышал громкие голоса разбуженных жильцов.
– "Скорую" надо! Она еще дышит, – кричал кто-то.
– Вот зараза баба, – сказал Гуня, подойдя к машине.
– Ну, что, все нормально? – озабоченно спросил водитель, устав от долгого ожидания.
Гуня только махнул рукой.
– Кажется, она жива.
Толстяк-водитель переменился в лице.
– Да ты чо! Хозяин будет недоволен.
– Сам знаю. Поехали отсюда. Остановишься у соседних домов. Надо будет проследить, в какую больницу ее отвезут, – сказал Гуня.
Обо всем случившемся с Ларисой Тютин узнал утром. Стелбин позвонил в Павлово-Посадский отдел внутренних дел, и оттуда приехал водитель на "уазике" и передал сообщение.
"Как же так? – недоуменно спрашивал себя Тютин. – Я ведь только вчера был в Москве. Вчера убили Татьяну. И тут же взялись за Ларису". – Он быстро собрался.
Наташа тоже хотела поехать, но Тютин ее отговорил, сказав, что в больницу пустят только его одного.
– Тебе нет никакого смысла ехать. Только лишний раз расстроишься. Вот поправится мама, и я тебя отвезу, – пообещал он.
И Наташа осталась с генералом и его женой, а Тютин помчался на своей "восьмерке" в Москву, выжимая из машины бешеную скорость, и уже через час был в больнице. Без халата его не пускали в отделение травматологии. Пришлось строгий персонал задобрить пятидесятирублевкой.
– Я вам разрешаю побыть с дочерью не более пяти минут, – распорядился розовощекий бородач в очках, как оказалось, лечащий врач Ларисы.
– Доктор, плохо дело с ней? – озабоченно спросил Тютин, зная привычку врачей скрывать правду. И этот бородач не горел желанием вести откровенные разговоры и ответил несколько уклончиво:
– Как вам сказать… У вашей дочери тяжелая черепно-мозговая травма. Мы сделали операцию. Минимум дней двадцать ей придется полежать. – Он указал на дверь. – Она тут.
Палата, в которой лежала Лариса, была четырехместная, но две койки оказались свободными. Тютин не удивился этому. Клиника дорогая, и попасть именно в это отделение травматологии – не каждому по карману. Тут помог Стелбин.
У окна лежала женщина лет шестидесяти, нога в гипсе. Рядом возле тумбочки стояли ее костыли. Она читала журнал "Крокодил" и на вошедшего Тютина даже не обратила внимания.
Он поздоровался, но женщина не отреагировала, увлеченная чтением.
Ларису Тютин не узнал. С забинтованной головой и фиолетово-синим лицом, заплывшими глазами. "Неужели это она?"
Услышав, что кто-то вошел, Лариса медленно открыла глаза и всмотрелась в вошедшего. Но Тютину показалась, будто глаза ее не двигаются, словно жизнь уже угасла в них. Неожиданно Тютин почувствовал: что бы врачи ни делали, Лариса должна умереть.
– Папа, – едва слышно произнесла она и сжала правую руку, но сжала несильно, а чуть пригнув пальцы, словно поманив его.
– Лариса, – выдохнул Тютин звук, похожий на стон, и слезы покатились по его щекам. Стало невыносимо больно от бессилия, что не смог помочь ей, не успел.
– Не надо, – попросила она. И у самой глаза заслезились.
– Доченька моя! Как же это? Что случилось? Кто тебя?..
Лариса облизала сухие губы. Помня строгий наказ врача ни в коем случае не давать пить, Тютин только мокрой ложечкой из стакана с водой прикоснулся к губам дочери. Она схватила эту ложечку губами, высасывая с нее влагу.
– Дай мне воды… Ну, пожалуйста… – попросила Лариса отца.
– Лариса, прости. Не могу я… Врач не велел, – оправдывался Тютин.
Но Лариса настаивала.
– Я говорить не могу. Во рту все пересохло. Дай, пожалуйста, один глоточек. Врач не узнает.
И Тютин уступил.
Лариса облизала влажные губы, вздохнув глубоко, сказала тихо, чтобы соседка по палате не слышала:
– Меня пытались убить… – Дыхание у нее было прерывистым, и Тютин заволновался, хотел позвать врача, но Лариса не велела.
– Скажи кто? Лариса! Прошу тебя. Мне надо знать. Я их отыщу. Из-под земли достану.
Лариса отдышалась и зашептала опять:
– Я его не знаю. Высокий, худощавый мужчина в лакированных ботинках. Лица я не рассмотрела. Мне было страшно…
– Ладно, Лариса. Ладно, успокойся. Только не волнуйся, пожалуйста. Все будет хорошо, – сказал Тютин дежурную фразу.
Лариса, спеша выговориться, шептала:
– Он хотел задушить меня. Сказал, из-за тебя. Нам кто-то мстит, папа! Мстит! А вдруг они захотят убить и Наташу? Они – звери! И ни перед чем не остановятся. Это они убили Толю. Мне страшно за Наташу. Защити ее, папа! Прошу тебя. Пообещай мне! – Она застонала, и распухшее ее лицо скривилось от невыносимой боли. По щекам побежали слезы.
Тютин схватил ее за руку, поцеловал.
– Лариса! Доченька моя родная!
В палату сразу же вошли врач и медсестра.
– Вам сейчас лучше уйти, – предложил врач Тютину, хмурясь.
– Доктор…
– Я все слышал. Постараюсь присмотреть за ней. Извините, но сейчас я должен заняться больной.
– Доктор, мою дочь пытались убить. – Голос у Тютина дрогнул, и полковник заплакал. – Понимаете? Убить.
– Я понимаю. У нас в больнице охрана. И проникновение посторонних исключено. Возле палаты подежурит охранник.
– Спасибо, доктор. Спасибо. А завтра я попрошу, чтобы прислали сотрудника милиции. Мне не откажут. Раз ее уже пытались убить, не исключено, что и еще попытаются. Пусть наши ребята приглядят.
– Конечно, – поспешил согласиться доктор и сказал: – А сейчас идите.
– Да, я понимаю. Я не буду вас задерживать, – и Тютин вышел в коридор. Походкой уставшего человека он побрел к лестнице.
В душе его кипела ненависть к тому человеку, кто пытался убить его дочь. И ненависть эта переходила в месть.
– Ну, ладно, – с угрозой проговорил он, и встретившиеся ему в коридоре две женщины в поблеклых зеленоватых халатах не поняли, кому предназначалась эта угроза. Обернулись, провожая встревоженными взглядами Тютина.
Доктор выполнил свое обещание. После того как Ларисе сделали укол и она заснула, он пошел к начальнику охраны, объяснил ситуацию и попросил поставить возле палаты охранника. И начальник тут же дал распоряжение.
– Слепцов, – позвал начальник толстого, неповоротливого мужика лет сорока, – бери резиновую дубинку, наручники и дуй в отделение травматологии.