Когда бой уже шел в территории рядом с домом, Мамедов связал несколько гранат скотчем, уложил их в ящик на тротиловые шашки. В кольцо каждой гранаты продел тонкий шелковый шнурок, конец которого привязал к дверной ручке.
Вот он сюрприз для ментов, готов. Жаль ему не придется увидеть, какая будет рожа у майора Туманова, когда он войдет сюда. Теперь остается немного подождать, а потом дернуть за веревочку.
Мамедов услышал, что стрельба на улице уже переместилась за дом. Кажется, изо всех охранников уцелел кто-то один, и под натиском спецназовцев он теперь отступает, перемещаясь по территории короткими перебежками и отстреливаясь.
Мамедов улыбнулся. Все-таки его люди кое-чему научились. Хотя бы усвоили правило, не стоять на месте. В неподвижную мишень попасть гораздо легче, чем в двигающуюся. Так захотелось глянуть на этого последнего молодца, да жаль, не получится.
С наружной стороны пытались открыть дверь. Даже уже, кажется, для этой цели притащили из гаража что-то подходящее. Скорее всего, лом и кувалду, потому что колотили в дверь со всей дури и пытались отжать ее от косяка.
Мамедов прислушался.
Стрельба на улице прекратилась. Ну что ж, наверное, так и должно быть. Ведь один в поле не воин, и каким бы он ловкачом не был, а противостоять группе хорошо вооруженных спецназовцев не возможно. И он не сумел.
За дверью слышались ругательства спецназовцев, которые предлагали Мамедову сдаться и самому выйти к ним. В противном случаи, грозились разорвать его на куски.
Возможно бы, так и было, если б Мамедов не поступил иначе. Он умел проигрывать. А от неудач никто не застрахован, в том числе и майор Туманов. Хотелось, чтобы он сейчас был вместе с этими разъяренными бойцами, и принял тут достойную смерть.
Дверь раскачивалась так, что еще секунда, другая и она вывалится. Вот еще немного. Еще чуть-чуть. Вот, кажется, и все. Теперь пора.
Мамедов потянул за веревочку.
Федор Туманов подъехал в тот момент, когда трое здоровяков спецназовцев сметая все на своем пути и круша, вышибив дверь, ломанулись в дом.
Полковник Васильков стоял возле забора, не решаясь войти на территорию до конца операции захвата. Вдруг кто-то из боевиков охранников еще уцелел. Возьмет и выстрелит. Бронежилета и каски, как у спецназовцев, у полковника не было. И вообще, лучше подождать тут. Так решил сам Васильков.
Командир группы спецназовцев майор Стриженов возвращался с задней части территории, вместе с пятью спецами. Там они пытались задержать двоих убегавших боевиков. Но задержать не сумели. Оба яростно отстреливались, изрыгая на спецов град пуль, поэтому пришлось положить, сначала одного, потом и другого.
Вбежав в ворота, Туманов попытался остановить спецназовцев, чтобы те не входили в дом, но, как оказалось, он опоздал со своим предупреждением.
Земля вздрогнула, качнулась под ногами от взрыва. И Федор, падая и закрывая голову руками, успел заметить, как крыша дома подлетела вверх, из окон брызнули осколки стекол, а передняя кирпичная стена, где находилась входная дверь, рухнула, превратившись в груду кирпичей.
Высоко в небо взметнулся сноп кроваво-красных искр, вслед за которым из-под развалин повалили клубы черного едкого дыма.
Поднявшись с земли, майор Стриженов вместе с оставшимися спецназовцами бросились к развалинам дома, на бегу что-то выкрикивая. И в это время подлетевшая крыша опустилась сверху, накрывая собой все, что осталось от некогда величественного дома.
Федор сел, обхватив голову руками, от досады едва не расплакавшись. Он не успел спасти тех ребят. Не смог.
Грек с Ваняшиным подбежали.
– Николаич?! – крикнул Грек, увидев Туманова сидящего на земле, он подумал, что майор ранен и ему нужна помощь.
Федор посмотрел на Грека.
– Со мной все нормально. А вот ребята подорвались. Этот гад взорвал дом в тот момент, когда в него вошли трое спецназовцев.
Стоявший рядом полковник Васильков по сотовому телефону звонил оперативному дежурному МЧС, просил немедленно выслать группу спасателей. Хотя их помощь уже была и не нужна.
Командир спецназа майор Стриженов с восемью бойцами, один из которых был ранен, пытался вручную разобрать кирпичные глыбы. Где-то там под ними оказались погребенными их товарищи. А Федор Туманов не надеялся, что кто-то из троих спецов выжил. Слишком уж сильным был взрыв. Похоже, надежды не было и у самих спецназовцев, но надо было что-то делать, и они, закинув автоматы за спину, стали разбирать кирпичи.
* * *
Никогда полковник Васильков не выглядел таким подавленным, как сейчас. Это заметили все, не только Федор Туманов. Видно "батяня" считал, что его присутствие, вселит некий боевой дух в каждого из спецназовцев, приехавших на задержание террориста Мамедова. А быть может, он руководствовался какими-то другими соображениями, возглавив операцию по задержанию особо опасного террориста.
Лично Грек видел в порыве полковника совсем другое.
– Перед генералом, начальником управления, показать себя он хотел. Вот, мол, я какой молодец. Террориста Мамедова взял. А то, что мы всю работу проделали, это не в учет. Выше своей жопы хотел прыгнуть наш "батяня", а не получилось, – сказал Грек, надеясь, что майор Туманов его поддержит, но Федор ничего не сказал, потому что в том, что случилось со спецами, не видел "батяниной" вины. Поторопились ребята. Забыли, кого брать приехали.
Словно подумав о том же, лейтенант Ваняшин проговорил:
– Все-таки, этот Мамедов был сильным человеком.
Грек уставился на него, потребовав разъяснений. И Ваняшин дал их.
– Чтобы вот так, взорвать себя. Я бы не смог.
Грек на это улыбнулся.
– Леша, ты думаешь, он по своей воле пытался осуществить диверсию на мосту? Как бы не так. За ним кто-то стоит. Ты согласен со мной, Николаич? – спросил Грек у Туманова.
Федор согласно кивнул. А Грек довольный собой, продолжил:
– Мы с Николаичем это сразу поняли. Ну, а тебе простительно. Молодой ты. Зеленый еще.
Ваняшину это замечание Грека не понравилось. Но вступать с ним в перебранку сейчас он не стал. А Грек, скосил глаза на стопку фотографий, которые несколькими минутами раньше Туманов принес от экспертов. На них был запечатлен обгорелый труп, притом в таком состоянии, что на него было жутко смотреть. Видно часть стены при обрушении рухнула на него, превратив некогда человеческое тело в подобие подгорелого блина.
Чуть в сторонке лежали фотографии трех спецназовцев. Причем, выглядели они на фотографиях не лучшим образом, чем блин.
Грек посмотрел на те и на другие фотографии и, отвернувшись, сказал:
– Об одном я жалею, что этого гада, – ткнул он пальцем в фотографию, на которой среди обломков лежал одинокий раздавленный труп, – допросить нельзя. – Он перевел взгляд на Туманова. И Федор кивком подтвердил, что в этом его мысли схожи с мыслями Грека.
Столько затрачено усилий, и теперь, оказывается, что все они ничего не стоят. А ведь Федору хотелось, чтобы все было иначе. Чтобы, потянув за ниточку, размотать весь клубочек. Но теперь ниточка оборвалась. И расследование остается не завершенным.
Федор вздохнул, достал из кармана пачку сигарет. Вытянув из нее одну сигарету, положил пачку на стол, и она сейчас же попала в руки к Греку. Капитан тоже вытащил сигарету. Потом передал пачку Ваняшину. И все трое закурили, поставив в центр стола консервную банку, служившую пепельницей.
Стук в дверь, заставил всех троих обернуться.
– Входите, – произнес Грек.
Дверь открылась, и в кабинет вошел толстяк, лейтенант Сокольский.
– Ну ты даешь, лейтенант, – сказал Грек улыбаясь. – Ты чего стучишься, как чужой. Между собой у нас все по-простецки. Так что, осваивай. Ну чего там у тебя? – спросил Грек, тут же предложив: – Докладай товарищу майору. Закуришь? – Грек подвинул Сокольскому пачку сигарет, но тот отказался и сказал:
– Федор Николаич, сегодня я поехал по адресу проживания лейтенанта ФСБ Осипова…
В предчувствии недобрых известий, все трое напряженно уставились на толстяка Сокольского. А Грек даже не вытерпел.
– Ну и чего там? – спросил он.
Толстяк разочарованно развел руками.
– Ну, в общем, ничего хорошего. Осипова сбило машиной. Умер он в больнице. Не приходя в сознание.
Грек в сердцах хлопнул себя по ноге.
– Епона мать! – воскликнул он. – Ну что ты будешь делать. Ни одно, так другое. Дерьмо так и сыплется на голову.
– Погоди, Саня, – сказал Федор Греку, чтобы тот попридержал свои эмоции, потом спросил у Сокольского: – Когда это произошло?
– Вчера. Около десяти часов вечера. Осипов как раз возвращался домой.
– Так это что, все случилось недалеко от его дома? – удивился Федор.
– Да можно сказать, прямо во дворе, – сказал Сокольский и тут же добавил: – По словам одного свидетеля, кстати, он тоже проживает в том же доме, что и Осипов, водитель был сильно пьяным. Ехал, вилял, и, заскочив на тротуар, наехал на Осипова. Так что, такие дела, – огорченно произнес Сокольский.
Туманов вздохнул. Сейчас он выглядел не менее разочарованным, чем лейтенант Сокольский.
– Да. Дела невеселые. Но что подозрительно, на мой взгляд. Вчера мы брали Мамедова. Этот взрыв… А вечером вдруг какой-то алконавт наезжает на лейтенанта ФСБ, который был у нас в разработке. Как вам это? – задал Федор вопрос, который предназначался Ваняшину и Греку. Сокольский поняв это, тактично промолчал, а Грек с Ваняшиным полностью согласились с майором.
Глава 29
Полковника Ефимцева не покидало нехорошее предчувствие, и потому все последнее время он жил в ожидании чего-то трагического и неизбежного. А началось это с того дня, когда он познакомился с Рустамом Мамедовым. Случилось это в тридцати километрах от Грозного во время его командировки в Чечню.
Павел Ефимцев так и не знал, кого винить в своих неудачах, судьбу, или его величество случай. О том, что в управлении ФСБ в экстренном порядке формируют оперативную группу экспертов для расследования серии террористических актов на территории Чечни, он узнал за пару дней до вылета. Группа состояла из пяти человек. Ефимцев напросился в нее шестым. Может, и не полетел бы, если б не обстоятельства. Два года назад уже не молодой полковник женился на двадцатишестилетней красавице, которая через девять месяцев родила Ефимцеву очаровательного карапуза.
Подсчитав, что за те пять месяцев, пока группа пробудет в Чечне, можно заработать неплохие деньги, Ефимцев решил лететь. Жена отговаривала, но особой настойчивости не проявляла, предоставив окончательное решение принять ему самому. И Павел Ефимцев принял. Пять месяцев – срок небольшой. Зато на полученные денежки, можно и квартиру обновить и завершить строительство загородного особняка, начатого несколько лет назад и не завершенного из-за нехватки средств.
И полковник Ефимцев улетел.
Командировка группы проходила относительно спокойно. После каждого террористического акта, а это в основном были взрывы, группа выезжала на место, которое тщательно осматривалось. Если были задержанные, то работали с ними. Если же таковых не находилось, что в большинстве и было, то работа сводилась к аналитической сверке.
Дело в том, что до девяностого года на территории союза террористические акты почти не проводились. А если все же находился какой-нибудь ненормальный, который пытался удовлетворить собственные амбиции к властям при помощи самодельного взрывного устройства, то после недолгого разбирательства такой придурок направлялся в психушку на длительное лечение.
Но с началом военных действий в Чечне, террористические акты стали частым явлением. Сначала там, в самой Чечне, а потом и на территории России. В Чечне было проще. Там теракты готовились подрывниками из отрядов боевиков, которых разведчики федеральных войск отлавливали. Но постепенно действия террористов стали перемещаться на территорию России. Но руководство террористами по-прежнему осуществлялось из самой Чечни. Взрывали часто. Не столь важно что, лишь бы взрывать и чтоб были жертвы. Кому-то очень сильно хотелось запугать Россию. Посеять среди людей животный ужас.
Группа, в которую входил полковник Ефимцев, столкнулась с непростой задачей. В ней аналитическая работа частенько заменялась сбором секретной информации о самих террористах и их пособниках.
За неделю до своего отлета в Москву, Ефимцев как раз возвращался с такого задания. Под видом представителя "красного креста" он с водителем на "Уазике" объехал несколько селений, где встречался с людьми, выдавая себя за иностранного миссионера. В каждом селе старейшины уверяли мнимого миссионера, что боевики к представителям "красного креста" проявляют лояльность, но на деле все оказалось иначе.
Водитель, сидящий за рулем "Уазика" изо всех сил жал на газ, чтобы до темноты успеть вернуться в Грозный. Это только на словах можно слышать заверения, что все дороги вокруг Грозного едва ли не на сотню километров, контролируются федеральными войсками. На деле все было далеко не так, и в этом полковник Ефимцев сумел скоро убедиться, когда, проехав мост через небольшую речушку, перед "Уазиком" вдруг появилась зеленая "Нива", а вокруг нее с десяток вооруженных людей. Водителем "Уазика" был прапорщик, переодетый в гражданскую одежду. Он немало поколесил по Чечне. Как никак второй год тут. Всякого повидал. Решил, не останавливаться, надеясь, что удастся прорваться через засаду.
– Рискнем, – предложил он Ефимцеву.
Полковник даже ничего ответить не успел. Две пули ударили в лобовое стекло, разворотив голову прапорщику. Чтобы машина не съехала с дороги и не перевернулась, Ефимцев схватился за руль и надавил ногой на тормоз. И когда "Уазик" остановился, боевики обступили его вокруг. Ефимцева вытащили из машины, посадили в "Ниву" и потом долго везли. Судя по тем ухабам, на которых то и дело спотыкалась машина, везли его в горы. Сам Ефимцев дороги видеть не мог. На голову ему одели мешок.
Вот машина остановилась, и его выволокли из нее. Дальше пришлось идти пешком. Руки пленнику связали веревкой, конец которой держал один из боевиков. Хотя Ефимцев и не помышлял о побеге. Сейчас он не думал ни о чем, кроме как остаться в живых. Через неделю, максимум через полторы, он улетит отсюда. И уж больше никогда не вернется в этот кошмар. Там дома в Москве осталась красавица жена и сын. Они ждут его. Он нужен им. А они нужны ему.
Поэтому когда его привели в дом, стащили с головы мешок и человек, допрашивающий его, спросил, хочет ли он жить, Ефимцев не стал медлить с ответом:
– Хочу. Я хочу жить, – произнес полковник.
Человек сидящий перед ним, был командиром отряда боевиков Русланом Ялаевым. В штабе объединенных войск на него имелась оперативная ориентировка, в которой указывалось все про этого коварного человека. Ефимцев узнал его по фотографии из ориентировки.
Получив от Ефимцева положительный ответ, Ялаев улыбнулся.
– Отлично. Тогда я советую честно признаться, кто вы? Вранья я не люблю. Предупреждаю сразу. Обманите, вот, – он достал из кобуры пистолет иностранного производства, угрожающе положил его на стол. – Если вы представитель "красного креста", за вас можно получить неплохой выкуп. А если кто-то другой…
Ефимцев понял, что его жизнь сейчас ничего не стоит. Если он будет и дальше представляться миссионером, вряд ли это приведет к чему-то хорошему. Ведь все сказанное им, перепроверится. А если он будет упорствовать и молчать, то умрет неизвестным героем. Но памятника ему никто на площади не поставит. Ему даже не станут рыть тут в горах могилу. Просто выбросят труп в какую-нибудь из многочисленных горных расщелин. Врать и юлить не имело смысла, и он сказал, как есть:
– Я – полковник ФСБ. Прибыл сюда к вам в составе группы экспертов.
По выражению лица Ялаева понял, что тот признанию нисколько не удивился. Словно давно знал, кто есть Ефимцев на самом деле, а сейчас, всего лишь лишний раз хотел убедиться в его правдивости. Кивнул удовлетворенно.
– Хорошо, что не соврал, – сказал он и, взяв со стола пистолет, убрал его обратно в кобуру. – А теперь поподробней, чем вы там в своем ФСБ занимаетесь.
Ефимцев и на это решил не врать. Какой уж теперь смысл.
Ялаев долго молчал, внимательно выслушав Ефимцева. Сидел за столом, полу прикрыв глаза. И Ефимцеву даже показалось, что командир боевиков задремал. Возникло желание воспользоваться этим. Ялаев сидит на расстояние вытянутой руки. И если протянуть руку, резко расстегнуть кобуру, то можно достать его пистолет. Вряд ли боевики будут по нему стрелять, если он к виску Ялаева приставит ствол пистолета.
Но тут же Ефимцев поймал себя на мысли, что даже если такое и произойдет, то он все равно не уйдет отсюда. Не сумеет. Во-первых, он не знает дороги, а сам Ялаев даже под страхом смерти не захочет показать ее.
Стоило Ефимцеву качнуться на табурете, как Ялаев резко открыл глаза. И Ефимцев понял, что командир боевиков не дремал. Он просто делал вид, на самом деле, призадумавшись о чем-то.
– Тебе повезло, полковник, – сказал Ялаев. – Я думал, как с тобой поступить. Не стану врать. Поначалу, у меня было желание, убить тебя, а тело твое бросить на площади Грозного. Чтоб все видели твой труп.
Услышав это, Павел Ефимцев поежился. Припомнил из оперативной сводки, что Ялаев характеризовался, как один из самых жестоких командиров. И если он передумал убивать его, то Ефимцеву и в самом деле повезло.
– Но я передумал. И хочу предложить тебе сотрудничество взамен на твою жизнь. Откажешься, убью прямо сейчас. Да или нет? – спросил Ялаев, даже не сказав, каким оно будет это сотрудничество.
– Да, – ответил Ефимцев. – Я согласен. Только бы хотелось узнать, что я должен буду делать?
Ялаев улыбнулся. Видно на такой ответ Ефимцева и рассчитывал, понимая, что деваться тому некуда.
– Сейчас сюда войдет человек. В Москве ты будешь опекать его. Делать все, что он тебе скажет. Он будет твоим начальником. Понял?
Ефимцев выслушал Ялаева молча. Сейчас главным было выбраться отсюда поскорее, вернуться бы домой. Успокоиться и собраться с мыслями. Потом, может быть, что-то удастся придумать, предпринять. До пенсии Ефимцеву оставалось два года. Их надо как-то протянуть. Потом пенсионер Ефимцев уже никого не сможет опекать. А сейчас, чтобы выжить и уцелеть, он должен соглашаться на все.
– А чтобы у тебя слово не расходилось с делом, вот тебе лист бумаги и ручка, – положил Ялаев перед полковником лист бумаги шариковую авторучку. – Пиши. Я такой-то, по доброй воле обязуюсь помогать полевому командиру Ялаеву. И готов беспрекословно выполнить любой его приказ… Не забудь поставить число и подпись. Теперь если с головы нашего человека упадет хоть один волосок, эта бумага ляжет на стол к вашему самому главному начальнику, – предупредил Ялаев, и чуть обернувшись к закрытой двери, крикнул: – Рустам, зайди.
Вошедший, внимательно и долго разглядывал Ефимцева, как видно отмечая про себя все черточки его лица. В свою очередь и от самого Ефимцева ничего не ускользнуло в облике того человека.
– Вот, это Рустам Мамедов. Запомни его в лицо, полковник. Встретитесь с ним в Москве. Скажи номер телефона, по которому тебе можно звонить? – спросил Ялаев.