Федор кивнул, относясь ко всему сказанному довольно спокойно. А чего он еще ожидал услышать? Заело только одно, неужели и этот олух считает его убийцей. Вот с чем не хотелось мириться.
– Послушайте меня внимательно, коллега, – подчеркнуто произнес Туманов, склонившись ближе к адвокату, – я не убивал того парня. Не убивал! – растянул это слово по слогам. Может так дойдет до Ускова.
– Но улики … Экспертиза подтвердила, что гражданин Гришин застрелен из вашего табельного пистолета… – начал было адвокат, но Федор довольно резко прервал его лепетание:
– Из моего, но не мной. Секете, о чем я?
Адвокат опять захлопал глазами и помотал головой.
– Честно говоря, не секу. Вы хотите сказать, что кто-то другой взял ваш пистолет, застрелил этого Гришина и вложил пистолет вам в руку? Так что ли?
– Именно. Это я и хочу сказать, – кивнул Туманов, вздохнув облегченно, что хотя и с трудом, но до адвоката доходит. Значит, не такой уж он безнадежный защитник.
Усков попытался сопротивляться. Ему много раз доводилось слышать подобные присказки о невиновности подследственных. Но потом, на деле, все оказывалось по-иному. Поэтому он не спешил убедить себя, что милицейский капитан говорит правду. Спросил Федора:
– А вы сами-то в это верите? – Перед этим он внимательно прочитал объяснения, взятые с бармена и официантки, рапорта милиционеров обнаруживших Туманова на месте преступления с пистолетом в руке.
И во всех этих бумагах указывалось, что Федор был в такой стадии опьянения, что ничего не соображал.
Немного смущало одно, что отсутствовало медицинское заключение, доказывающее степень опьянения. Но, наверно, это было и не обязательно, если он напился до чертиков и не смог скрыться.
– Верю, адвокат. Потому что я действительно не убивал того парня. В худшем случаи я мог набить ему морду.
– Но ведь вы были сильно пьяным, – не упустил напомнить адвокат, – Могли просто не помнить, как нажали на курок …
– Не мог, – категорично заявил Федор, стараясь изо всех сил, чтобы Усков поверил ему. Сейчас это было очень важно. Его вера.
– Почему? – не отступал Усков. Он согласен поверить, но для этого Федору необходимы существенные доводы. А пока тот их не находил. Но свою невиновность Ускову доказывал горячо.
– Да потому, что у меня и мысли не было убить того человека.
– Это еще ничего не значит, – криво усмехнулся Усков. – Мысль могла придти в вашу голову во время драки, – аргументировал он свое противоречие Туманову.
Федору оставалось согласиться. По здравому рассуждению, Усков был прав.
– Ну, хорошо. Допустим, могла. Но как вы тогда объясните это? У сослуживца родился сын. Мы посидели немного. Я выпил три стопки водки. От силы граммов сто пятьдесят. Не больше. Потом я пришел в кафе. У меня там была назначена встреча с одним человеком.
– Уж, не с покойным ли Гришиным? – съязвил Усков, хотя внутренне был настроен к Туманову дружелюбно. Ехал сюда, ожидал увидеть подавленного горем человека, готового целовать своему спасителю, то есть адвокату, руки. А вместо всего этого перед ним личность не упавшая духом и вдобавок, реально мыслящая.
– Нет, не с Гришиным, – серьезно ответил Туманов, не заметив язвительности адвоката. – Этот Гришин, когда я вошел, уже сидел там вместе с двумя мужиками. Водку пили. Но суть не в этом. Хотя приятелей тех его не мешало бы разыскать. Уверен, они многое могли бы прояснить. Я сказал Липкову …
– Заместителю прокурора города?
– Ему, – кивнул Федор и продолжил. – Так вот в этом проклятом кафе, я выпил пару бутылок пива. Причем, почувствовал, что после первой бутылки меня здорово цапануло. В руках и ногах слабость. Голова кружится. А после второй, меня и вовсе повело.
– То есть вы хотите сказать, в пиво было что-то добавлено? – заинтересовался Усков.
Утверждать это сейчас было бы сущей глупостью, и Федор всего лишь кивнул.
– А бутылки были откупорены? – вопрос адвоката прозвучал осуждающе. Если он опытный опер, так отзывалось о нем начальство в управлении, то, как мог лохануться? Почему не потребовал, чтобы принесли другие бутылки, закупоренные?
Федор только руками развел, буркнув при этом виновато:
– Я посчитал, что у них так принято.
А въедливый Усков уже следующий вопрос подбрасывает:
– Значит, после этих двух бутылок вас так развезло? – он оценивающе глянул на плотную фигуру Туманова. Весил тот, по мнению адвоката, килограммов под сто десять.
– Развезло? – Федор точно удивился. Да не-то слово. Я почувствовал, что отключаюсь. Встал-то я почему, чтобы не вырубиться прямо за столом. А тут еще этот парень попер. До этого сидел, водку с пивом жрал, а тут вскочил и меня за грудки.
– Допустим, так и было, – призадумался Усков, потом спросил: – А что же тот человек, которого вы ждали?..
– Он не пришел, – разочарованно произнес Федор. Сам уж об этом думал. Появись тогда Верзила, и этого ничего могло не быть.
Адвокат долго молчал. Даже снял очки и потер усталые глаза. Потом надел очки и негромко проговорил:
– Вы считаете, что вас …
Федор сказал то, о чем собирался договорить Усков и промедлил. А капитан оказался чуточку шустрее.
– Уверен, меня подставили. Причем, сделали это конкретно. Думаю, кому-то я здорово насолил. Такое не под силу одному человеку. Но самое досадное, что сидя здесь, за стенами без окон, я не смогу доказать свою невиновность. И они это знают.
Адвокат нервно повел плечами, а, потом, не скрывая в голосе растерянности, спросил:
– Что же вы хотите от меня? Под залог вас не выпустят. Да и вряд ли вы найдете деньги для залога. Сумма-то не маленькая.
Федор махнул рукой, чтобы адвокат не говорил чепуху. Ни о каком залоге речь идти не могла. В голове у него было другое. Он придвинулся ближе к Ускову и заговорил едва ли не шепотом, чтобы, если кто-то топчется за дверью, не мог их услышать.
– Вы должны убедить следователя в проведении следственного эксперимента…
– Зачем? – адвокат округлил свои слезящиеся глаза. Не ожидал, что Федор согласится признаться в убийстве. Следователь отзывался о нем, как о человеке несговорчивом, не идущим ни на какие компромиссы. И вдруг такое…
– Мне необходимо выяснить некоторые непонятные моменты преступления. Но не здесь, а там, где все это произошло. И вы должны мне помочь. Это мое требование.
В гробовом молчании адвокат Усков, мучительно обдумывал все, что сказал Туманов, взвешивая все за и против. Потом, растягивая слова, сказал:
– Вы уверены, что вам это необходимо?
– Уверен, – твердо сказал Федор. Во все подробности пускаться не стал и уж тем более посвящать в них адвоката. Мысль о том, чтобы еще раз побывать в том самом кафе к нему пришла не сразу.
Пару ночей подряд Туманов провел без сна, все тщательно обдумывая. Время уходило, а вместе с ним и нечто важное, что могло бы пролить свет на все случившееся. И помочь себе, он сможет только сам.
– Ну, что ж, – сказал адвокат, подумав, – если вы настаиваете, я постараюсь сделать все от меня зависящее.
Федор хотел попросить, чтобы Усков сообщил Даше, где он, но, поразмыслив, раздумал. Может ей вовсе и не интересно это все знать. Да и засвечивать ее не стоит перед адвокатом. В управлении Федор никому не рассказывал про Дашу. Она никогда не звонила ему на работу. Если вдруг и возникала такая необходимость, то только на сотовый. Федор никогда не брал ее на торжественные вечера, проводимые управлением. Девушка, конечно, обижалась. Не понимала, почему он так поступает. Ведь не какая-нибудь страшилка. По улице идет, мужики так и пялятся. И если девушка красавица, разве нужно ее скрывать от коллег по работе. Даша считала наоборот и поглядывала на противоположный пол соблазнительными глазками. Пусть на нее мужики поглядят да облизнуться. Притронуться к ней мог только ее любимый Федор Туманов. А для других она недоступна. И так будет всегда, пока он рядом.
Глава 10
Первое, что порадовало глаз Федора Туманова после почти недельного заточения, это яркое солнце, пусть и не такое уж теплое, как в начале лета. Хотелось подставить лицо под его лучи и простоять так долго-долго.
Иногда с Дашей они выбирались на целый день за город и уединившись, чтоб их никто не видел, валялись голые в траве, принимая солнечные ванны. Это было замечательно. Теперь Федор не мог сказать, повторится ли когда-нибудь такое. Хотелось бы в это верить.
Он вздохнул, вспоминая о тех днях, и спросил у коренастого оперативника, к которому был пристегнут наручниками за правую руку, к левой руке того:
– У меня не слишком бледное лицо?
– Чего? Лицо? – оперативник вылупился на него, сочтя за наглеца. – Ну, ты посмотри на него, – сказал он шедшему рядом следователю прокуратуры: – О лице он беспокоится. В театр собрался.
Прокурорский следак хихикнул. Был он среднего роста, но необычайно худой. Пришел один раз на допрос в форме, и Федора воротило от одного его вида. Форма на нем сидела, как на огородном пугале.
А еще голос. Для себя Федор определил, такой голос может быть только у закоренелого педика. Поэтому следователь ему не понравился вдвойне. Да и не самостоятельный он был какой-то. Едва ли не по каждому вопросу звонил Липкову, советовался, чем вызывал у Туманова улыбку. "Молодой. Из новичков," – думал про него Федор.
– Иди. Я тебе потом устрою театр, если захочешь, – гоготнул коренастый опер и потянул Федора за пристегнутую правую руку к поджидавшему их микроавтобусу "Газель".
– Грубо, – заметил на это Туманов, хотя и понимал, тупоголового коренастого таким замечанием не проймешь.
А вот шедшего рядом другого опера, как видно сказанное Тумановым задело за больное. Он огрызнулся:
– Смотри-ка, не нравится ему. Хрен, какой. Не надо было палить из пистолета, и сейчас бы не торчал у нас в отделе. И нам бы с тобой не возиться. А теперь, терпи. И поменьше разевай рот, а то кулак влетит.
Федору ничего другого не оставалось, как согласиться и он сказал коротко:
– Понял.
Заместитель прокурора Липков важно восседал в микроавтобусе на отдельном боковом сиденье.
Федор поздоровался с ним, но Липков даже не глянул на него, сидел с каменным лицом.
"Ну и черт с тобой," – подумал про него Федор, усаживаясь к окну. Он прислонил лицо к прогретому солнцем стеклу и закрыл глаза, расслабившись. Когда-то еще в его положении удастся вот так побалдеть?
Прокурорский следователь сел рядом с Липковым и что-то стал ему тихонько рассказывать. Федор понял, говорили про него, но прислушиваться не стал. Пусть говорят, что хотят.
Оба оперативника болтали о своем наболевшем. И только водитель микроавтобуса молчал. Он рассеянным взглядом поглядывал на проходивших мимо женщин и постукивал пальцами по "баранке". Скорее всего, от нетерпения. Он привык к езде, к движению, а вот так сидеть и ждать, было для него невыносимо нудно. И, наконец, он не вытерпел:
– Мать вашу! Ну, мы поедем, наконец? Уже двадцать минут торчим тут. Я бы за это время на заправку сгонял.
Липков со следаком от нетерпения заерзали на сиденье. Заместитель прокурора даже поглядел на часы. И только опера мужественно сохраняли спокойствие. Эти двое никуда не торопились, что можно было сказать и про Федора. Спешка и ему была не нужна.
Поэтому, когда прибежал Усков, водитель, Липков и следователь – накинулись на него, не принимая извинений. И глядя на их грызню, Федор развеселился. Сейчас они вели себя как небольшая стая собак, когда более сильные нападают на слабого, который отбивается от них как может. Так и Усков. Он старался не дать себя в обиду.
Успокоились все только тогда, когда "Газель" набрав приличную скорость, чуть не врезалась в проезжавший мимо фургон. Тогда все сразу замолчали, и только коренастый опер сочно выругавшись, заметил как бы, между прочим:
– Федырыч, – назвал он водителя по отчеству, – не дрова везешь.
Водитель ничего не ответил, но скорость сбавил.
Езды от районного отдела внутренних дел до кафе "Весна" было минут двадцать с небольшим. Все это время Федор сидел с закрытыми глазами, делая вид, что дремлет. К нему не приставали с вопросами, словно на какое-то время вообще забыв о его существовании. И только коренастый опер с приплюснутым носом, к которому Федор был пристегнут помнил о нем. Покосившись на Туманова, он сказал своему напарнику:
– Видал, какие нервы? Хоть бы что. Дрыхнуть вздумал, – он не удержался и толкнул Федора локтем в бок. – Эй! Неужели в камере не отоспался?
– Отстань. Ты мне надоел, – не открывая глаз, проговорил Федор, разморенный от духоты. Даже немного стала болеть голова. А это сейчас совсем ни к чему. Надо собраться с мыслями, все обдумать. Ведь не для прогулки едет.
Чуть приоткрыв глаза, Федор глянул на адвоката. Сидит Усков, достал газету из своего кейса и все ему как по барабану. Еще тот хитрец. Такие за идею не работают, только за деньги. И где только ребята опера такого откопали.
Но сейчас Федора больше интересовал Липков. Заместитель прокурора спокоен. Лицо как всегда строгое, без малейшей мимики. Будто и не человек это вовсе, а каменная статуя. Но он здесь главный, поэтому Федор сделал ставку на него.
– Ну, Туманов, надеюсь на ваше откровение, – сказал заместитель прокурора, когда приехали на место и вышли из микроавтобуса. – Давайте, поведайте нам, как было дело. У вас, было, предостаточно времени обдумать все, взвесить. Это хорошо, что вы решили сотрудничать со следствием и отбросили амбиции. Они вам только мешают, а мы, – сделал Липков ударение на "мы", – постараемся вам помочь.
В чем заключалась эта помощь, Федор догадывался: побыстрее засадить его в тюрягу. Немного удивляло другое. Наверняка уже весь материал собран, так чего тянет следак? Но торопить его Федор не собирался, и сказал, обращаясь к Липкову:
– Да, вы правы. Я за то время, пока нахожусь в камере, о многом передумал.
Адвокат вопросительно заглянул Федору в глаза, стараясь угадать, к чему клонит его подзащитный.
– Вот и правильно, – голос у Липкова подобрел, и суровость с лица стала потихоньку спадать. Он даже одобрительно кивнул.
Федор так и не понял, не то это оттого, что он стал сговорчивей, или от жары. Может, разомлел Липков, пока ехали. Но сейчас он казался Федору служакой добряком. А вся строгость только потому, что того требует его прокурорская должность.
– Вот видите, посидели в камере всего ничего, а какие перемены в вашем сознании, – назидательно проговорил служака "добряк" и напомнил: – А я ведь вам сразу советовал, признаться во всем и не тянуть.
– Зря я вас не послушался, – сказал Федор и поймал на себе сочувствующий взгляд адвоката. Усков развел руками и протянул:
– Не понимаю. Как хотите, но не понимаю.
– Помолчите, – цыкнул на него Липков и обратился к Федору: – А вы, Туманов, говорите. Мы ждем признаний.
Федор первым делом огляделся. С правой стороны забор, огораживающий территорию завода "Монолит". Время близится к обеду. Через пять, десять минут в "Весну" повалит народ. И глупо будет, если Федор не сумеет воспользоваться этим. По крайней мере, другого такого случая не представится, а стало быть, готовься Туманов сидеть.
– Давайте сразу по существу, – предложил Федор и повел всех за кафе.
Липков на это одобрительно закивал. Все-таки жара на него действовала, и служака расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки и чуть ослабил галстук.
Молодой следак раскрыл свою папку и приготовился писать.
Двое оперативников, которых задействовал Липков, тоже маялись от солнцепека. Один, белобрысый, с короткими усиками, рассеянно глазел по сторонам. Он чувствовал себя свободней. Это коренастый с боксерским носом, пристегнут к Федору, как собака на привязи. За сигаретами не отойдешь, хотя вон он табачный киоск, рядом. И коренастый злился. Надоела эта возня. Хотелось укрыться от палящего зноя, где-нибудь в тенистом парке на лавочке, расстегнуть пиджачок и осушить пару бутылочек пива. Или, на худой конец, съесть мороженое. Тоже было бы неплохо.
Он увидел за табачным киоском маленькую синюю палатку, в которой торговали мороженым. Его белобрысый напарник быстренько сбегал и купил два пломбира: себе и коренастому. Прокурорским не взял. У самих ноги есть, пусть пойдут и купят. А опера им не шестерки.
Федору пришлось восстанавливать в памяти то немногое, что еще уцелело перед тем, как он окончательно вырубился, когда очутился тут за кафе. На самом деле он помнил мало чего, но разочаровывать Липкова со следователем не стал. Кое-что пришлось придумать, чтобы его объяснение звучало правдоподобно. Иначе не поверят ему.
Заместитель прокурора слушал Туманова, снисходительно склонив голову на бок. А молодой следователь, показывая перед начальством старания, то и дело задавал вопросы, которыми иногда сбивал Федора с толку.
Только двум оперативникам местного ОВД все было до фонаря. Оба со скучными лицами слизывали мороженое, мучаясь от жары. Вырядились на свою голову не по погоде, в пиджаки.
Но Федор понял, почему опера в пиджаках. У каждого в кобуре под мышкой по пистолету. Они охраняют подследственного. Одно неосторожное движение, и пара пуль ему обеспечена.
– Слушай, я на минуту сбегаю в эту забегаловку, – сказал белобрысый опер своему коренастому напарнику, слизывающему пломбир, кивнув на "Весну". – Пить хочется, сил нет. Тебе купить чего-нибудь?
Коренастый думал недолго. Наверное, мысли его были о прохладном пиве, но, покосившись на Липкова, сказал:
– Возьми бутылку минералки.
На часах висевших над проходной завода, было ровно двенадцать, и как по команде из настежь распахнутой двери вдруг повалила толпа.
Федор решил, что больше медлить нельзя. Белобрысый оперативник скрылся за стеклянными дверями столовой и, судя по ворвавшейся туда толпе, выйдет он не так скоро.
Оружие теперь осталось только у коренастого. И Федору во что бы то ни стало надо отобрать его. Не знал коренастый олух, пристегивая подследственного наручником за правую руку, что левша он и вот теперь здорово за это поплатился.
Он держал в правой руке мороженое и только поднес его, чтобы в очередной раз лизнуть, и рот уже раскрыл, но вдруг подследственный опередил его. Опер отвлекся, засмотрелся на проходивших мимо девочек в коротких юбках, а этот Туманов раскрыл свой хавальник и хвать не долизанный пломбир. И в руке опера осталась одна бумажка.
Но дело вовсе не в пломбире. В конце концов, черт бы с этим мороженым. Дело в пистолете.
Откусив мороженое, Федор резко сунул свою левую руку оперативнику под мышку, где была кобура. И не успел коренастый моргнуть, как в бок ему уперся ствол "ПМ", который подследственный уже передернул.
– Тихо. Не дергайся. Иначе ты покойник, – прошептал Федор ему на ухо.
Оперативник замер с раскрытым ртом, ничего не замечая вокруг кроме ствола, который, казалось, сверлил ему ребра. Рисковый, видно, мужик этот Туманов. Обвиняется в убийстве, и кто даст гарантию, что он не прострелит оперу бок. А чего ему терять?
Заместитель прокурора Липков в миг сделался белым как снег, но, оценив ситуацию, попытался взять ее под свой контроль. Сказал:
– Не валяйте дурака, Туманов! Хотите, пожизненного заключения?