Джин Боннэми предупредила посетителей о болезни отца, но не подготовила их к шокирующему зрелищу, которое являл собой старый вояка. Даже если б он не превратился в развалину, красавцем его назвать было бы трудно: из обоих ушей торчала длинная седая щетина, лысую голову испещрили большие темные пигментные пятна, похожие на лишаи, нос раздулся, левую ноздрю уродовала примостившаяся на ней бородавка. Долгая болезнь тоже не пошла на пользу его наружности. Паралич поразил левую сторону тела, мышцы лица навеки свела сардоническая усмешка, левая рука ссохлась в птичью лапку, ногти глубоко вросли в кожу. Хотя в электрическом камине докрасна раскалилась спираль, старик сидел перед ним в теплых ботинках, шерстяных брюках и толстой фланелевой рубашке, укрываясь мохеровым пледом.
- Прошу вас, инспектор, прошу вас, сержант, садитесь, - хлопотала Джин Боннэми. Убрав с дивана стопку газет, она вернулась к отцу и подкатила его кресло поближе к полицейским, потом принесла для себя плетеное кресло, стоявшее возле столика с шахматами, и села рядом с отцом, положив ладонь на подлокотник его кресла. Она так и не вымыла руки после работы в саду. Но рядом со скрюченной птичьей лапкой, в которую превратилась рука ее отца, ее собственная кисть казалась грубой и поразительно живой.
- Как вы связались с "Добровольцами Бредгара"? - начал разговор Линли. - Мистер Питт дал мне понять, что Мэттью был не первым учеником Бредгара, появившимся в вашем доме.
- Все остальные идиоты, - буркнул полковник, закашлявшись и хватаясь здоровой рукой за подлокотник кресла. Рука заметно дрожала.
- Папа бывает таким букой, - вступила в беседу дочь. - Да, папа, и даже не спорь. Сам знаешь. Я подумала, было бы хорошо, если б он мог общаться с кем-нибудь еще, а не только со мной. В церкви висело объявление насчет "Добровольцев Бредгара", я позвонила в школу и договорилась о помощи. Это было прошлой весной.
- Все они идиоты, кроме Мэтта, - повторил отец, не поднимая головы.
- У нас их перебывало шестеро или семеро. Всех возрастов, и мальчики, и девочки. Ни один не прижился, кроме Мэтта. Они с папой сразу поладили.
- Сегодня, - окрепшим голосом подхватил полковник, - сегодня он должен был прийти к нам, Джинни. Шахматы все еще стоят так, как мы их оставили в прошлый вторник. Как мы их оставили. А вы говорите, - тут он с усилием приподнял голову и поглядел на Линли серыми, проницательными глазами, - вы говорите - его убили. Убили?!
- Да. К несчастью. - Линли наклонился вперед. Он слышал, как сержант Хейверс быстро пролистывает свой блокнот. - Его нашли в Стоук-Поджесе. Его бросили там голым, со следами пыток на теле. Вся его одежда осталась в школе.
Полковник быстро обдумал услышанное.
- Кто-то из сотрудников, - заключил он. - Какой-нибудь затаившийся извращенец, прикидывающийся святее Папы Римского. Так вы считаете?
- Мы еще не пришли ни к какому выводу. Сперва дело выглядело так, словно Мэттью пытался удрать, ловил попутную машину и нарвался на садиста, который пытал его и, позабавившись, убил.
- Этот мальчик не стал бы убегать. Мэтт Уотли был настоящим борцом. - Старик попытался поудобнее натянуть прикрывавший колени плед. Дочь наклонилась помочь ему, подоткнула концы пледа ему под ноги. - Не в том смысле, какой они придают этому слову в школе. И тем не менее он был борцом.
- А в каком смысле?
Полковник Боннэми выразительно ткнул себя пальцем в висок:
- Он умел пускать в ход свои мозги.
- Вы были с мальчиком близки, - произнес Линли. - Он рассказывал вам о себе?
- Не было нужды рассказывать. Я и так все вижу.
- Но вы говорите, что он умел бороться с помощью мозгов. Как вы узнали об этом?
- Шахматы, - ответил полковник.
Джин Боннэми, видимо, решила, что столь краткую характеристику мальчика гости понять не смогут, и сочла своим долгом вмешаться:
- Папа научил Мэтта играть в шахматы. Мальчику приходилось нелегко, папа обыгрывал его каждый раз, много раз подряд, но он не сдавался. По-моему, он был не просто упрям, но отважен. Он приходил во вторник, они расставляли шахматы и вновь принимались за игру.
- Борец! - решительно повторил полковник.
- Но он беседовал с вами про школу? О своих друзьях, об учителях?
- Нет. Говорил только, что с оценками все в порядке.
- Папа спрашивал его про отметки, - добавила Джин. - Мы все вместе обсуждали, кем он хочет стать.
- У меня сложилось впечатление, что его родители хотели для него чего-то традиционного, - продолжал полковник. - Мэтт мало говорил о них, я думаю, они подталкивали его в сторону университетской науки или же надеялись сделать из него юриста, архитектора, работника банка. Для такой среды это типично. Мальчик должен сделать карьеру к чести всего рода, уважить родителей, бабушек, дедушек, всех предков. Но Мэтт был художником. Вот о чем он говорил. Когда речь заходила о его учебе и о его будущем, он мечтал заниматься искусством.
- Папа поощрял его в этом, - вставила Джин! Боннэми. - Мэтт обещал, что когда-нибудь подарит ему сделанную им самим статуэтку.
- Мальчик должен стать тем, кем он хочет стать, а не тем, кем видят его родители. Но для подобных семей это типично. Я много раз наблюдал такое. Безусловное почтение к родителям. Полный отказ от собственного мнения. Делай, что тебе говорят. Работай, где велят родители. Женись на выбранной ими невесте. Это часть их культуры, с этим трудно спорить, если только у ребенка нет наставника, который помог бы ему противостоять недовольству родителей в тот момент, когда он попытается взять жизнь в собственные руки.
Только теперь Линли начал догадываться, к чему клонит полковник Боннэми, но эта догадка означала совершенно новый поворот в деле. Происходило нечто странное, почти немыслимое. Если - если только полковник Боннэми не ошибается - вообще речь идет о том же самом мальчике… Возможно ли такое? Или все, что старик говорит о Мэттью, недостоверно? Линли с замиранием сердца прислушивался к словам полковника.
- Хорошо хоть, что только один из родителей Мэттью принадлежит к этой традиционной культуре, а больше никто не навязывал ему этот чертов кодекс чести.
- Только один из родителей? - переспросил Линли.
- Мать, по всей видимости, - кивнул полковник. - Я не знаю ее в лицо, но, судя по фамилии - Уотли, вряд ли отец может быть китайцем. Стало быть, это его мать. Мы это не обсуждали. Полагаю, Мэттью и так хватало проблем. Мальчику смешанной расы оказаться в этой снобистской школе… Не стоило лишний раз напоминать ему об этом.
Линли почувствовал, как внезапно напряглась сидевшая с ним рядом Хейверс. Он и сам готов был вскочить на ноги, быстрыми шагами пройти по комнате, распахнуть окна, растворить двери, но он не поддался порыву. Он хорошо помнил фотографии мальчика: темные волосы, кожа цвета жареного миндаля, тонкие черты лица, темные до черноты глаза. Глаза… большие, распахнутые, совершенно не азиатского разреза. Что-то кельтское скорее, даже испанское, но отнюдь не китайское. Нет, это невозможно. Бессмыслица какая-то.
- Вы не знали, что Мэттью был наполовину китайцем? - тихонько окликнула его Джин Боннэми.
Линли покачал головой - жест не столько отрицания, сколько полной растерянности.
- У вас есть фотография мальчика, приходившего к вам в гости?
- Сейчас принесу. - Она поднялась на ноги. Джин вышла из комнаты, а полковник продолжал свою речь:
- Думаю, вам нужно в первую очередь проверить этих ханжей, людей, которые терпеть не могут тех, кто отличается от них, этих грубых невежд, готовых уничтожить все, чего они не понимают.
Вслушиваясь в эти слова, Линли ломал себе голову; неужели Мэттью Уотли не тот, за кого он его принимал, не сын Кевина и Пэтси Уотли, отпрыск скромной семьи, получивший стипендию престижной школы, мальчик, увлекавшийся моделя ми поездов?!
Вернулась Джин, протянула Линли фотографию. Он вгляделся в нее и кивнул Хейверс.
- Да, это он, - сказал инспектор и еще раз посмотрел на снимок: Мэттью сидел напротив полковника, склонившись над шахматной доской, он протянул руку, собираясь сделать ход, и в этот момент обернулся лицом к фотографу и улыбнулся той самой улыбкой, которая была знакома Линли по другой фотографии, где Мэттью играл на берегу Темзы с Ивоннен Ливсли, подругой по Хэммерсмиту.
- Я видел родителей Мэттью, - сказал Линли. - Они оба англичане.
Полковника эти слова не смутили, не сбили с толку,
- Мальчик был смешанной расы, - уверенно повторил он. - Я прожил в Гонконге тридцать пять лет, я умею отличить такого ребенка от англичанина. Вы могли принять Мэттью за европейца, но для всякого человека, побывавшего на Востоке, было бы очевидно, что он наполовину китаец. - Полковник перевел взгляд на камин, на вытянувшегося над ним чудовищного дракона. - Некоторые люди готовы уничтожить все, чего они не понимают. Для них это все равно что паука ногой раздавить. Вот что вам нужно искать. Вот в чем извращение, вот в чем источник ненависти. Эти люди мечтают о Британии для белых и презирают все прочие расы. Поищите хорошенько в этой школе. Не сомневаюсь, там такого хватает.
Линли требовалось многое обдумать, разобраться во всем. Однако еще один пункт надо было прояснить, независимо от того, прав ли полковник Боннэми относительно происхождения Мэттью или заблуждается.
- Мэттью что-нибудь говорил вам об этом? О предвзятом отношении к нему в школе, о трениях с учителями или учениками или с кем-нибудь из персонала?
Полковник покачал головой:
- Он говорил только об оценках, да и то если я спрашивал. Больше он ничего о школе не говорил.
- Еще он говорил о девизе, папа, - перебила его Джин. - Ты разве забыл? - Она вновь подошла к своему стулу и пояснила для Линли: - Мэттью где-то прочел старый девиз школы, то ли в церкви, то ли в библиотеке, и тот произвел на него громадное впечатление.
- Что это за девиз? - спросил Линли. - Я его не видел.
Не знаю, как это звучит на латыни. Мэттью попросил кого-то из старших перевести и принес нам перевод, - ответила Джин Боннэми. - Что-то насчет чести. Для него это…
- Я и впрямь забыл, Джинни, - неторопливо перебил ее полковник. - "Да будет честь и посохом, и розгой". Именно так, слово в слово. Он был в восторге. Готов был весь вечер обсуждать эти слова. "Honor sit et baculum et ferula".
- Странно, что в них могло так заинтересовать тринадцатилетнего мальчика? - удивилась сержант Хейверс
- Для этого мальчика не странно, - возразил полковник. - Чувство чести у них в крови. В этом суть их культуры.
Линли предпочел бы сменить тему разговора.
- Когда у вас был этот разговор? С чего он начался?
Полковник беспомощно глянул на дочь:
- Когда это было, Джинни?
- С месяц назад, кажется. Вроде бы в школе на уроке истории им рассказывали о леди Джейн Грей. Она умерла за веру, умерла, не отрекшись от своих убеждений. Должно быть, именно тогда Мэтт спросил тебя, требует ли честь, чтобы человек всегда поступал как должно, а ты хотел знать, почему он вообще задумался над этим, и тогда он рассказал про леди Джейн Грей и ее решимость умереть, но не принять бесчестие и не посрамить свою веру.
Отец кивнул:
- Да, он спрашивал, что, по нашему мнению, важнее: кодекс чести или справедливость.
- И вы сказали ему, что это одно и то же, верно?
- Вот именно. Но Мэттью не согласился. - Полковник повернулся лицом к фотографии, которую Линли успел вернуть его дочери. - Это в нем Запад говорил, но восточная кровь твердила, что это одно и то же.
Линли уже начало раздражать, что полковник все время ссылается на происхождение Мэттью, на фантазию, порожденную старческим маразмом.
- Но вы не обсуждали с ним его китайское наследие, хотя вы так любите эту культуру.
- Не стану же я говорить с вами о ваших скандинавских предках, наградивших вас прекрасными русыми волосами. Каждый из нас - наследник многих культур, инспектор. Некоторые находятся ближе к этому источнику, другие, как вы и я, дальше, но все мы - результат смешения разных национальностей. Отрицать этот факт значит отрицать сам ход жизни. Люди, не способные смириться с этим, губят все вокруг. Больше мне вам сказать нечего.
Было ясно, что этими словами полковник Боннэми завершил разговор. Линли видел, что беседа сильно утомила старика. Здоровая рука и нога полковника тряслись, на глаза опускались тяжелые от усталости веки. Больше информации от него все равно не получишь. Линли поднялся на ноги, поблагодарил хозяина, и они с сержантом Хейверс вслед за Джин Боннэми двинулись к выходу из дома. Только оказавшись на подъездной дорожке, Линли заговорил вновь.
- Позвольте мне кое-что уточнить, мисс Боннэми, - сказал он. - Я не хотел бы задеть ваши чувства, но мне надо знать, почему ваш отец вообразил, будто в жилах Мэттью Уотли текла китайская кровь. Ваш отец перенес четыре инсульта. Это не могло остаться без последствий.
Женщина смотрела мимо следователя в сторону изгороди. Возле нестриженого кустарника три пташки весело купались в неглубокой луже.
- Вы думаете, это его фантазии? - Она выдавила из себя улыбку. - Я бы рада облегчить вам жизнь, инспектор. Все стало бы намного проще, если б я согласилась с вами, да? Не могу, к сожалению. Видите ли, я и сама все детство и юность провела в Гонконге. Едва Мэттью тогда, в сентябре, переступил порог нашего дома, как я тотчас разглядела в нем признаки восточной расы. Так что вопрос не в том, в здравом ли уме мой отец и отличает ли он свои фантазии от действительности. Даже если б он и тронулся умом, я-то еще вполне здорова. - Она рассеянно потерла грязь, глубоко проникшую в пересекавшиеся на ладони линии.
- Если б только в моей власти было кое-что изменить…
- Что именно?
Джин пожала плечами. Губы ее дрожали, но она овладела собой и заговорила почти спокойно:
- Вечером во вторник мы слишком поздно вернулись в школу. Проехали мимо домика привратника, и я хотела подвезти его к самому зданию общежития, но Мэттью попросил меня остановиться на дорожке у гаража, потому что там мне было проще развернуть машину. Сказал, отсюда он пойдет пешком. Он был очень внимательными заботливым мальчиком.
- Тогда вы видели его в последний раз.
Она кивнула и продолжала, ища в словах утешения:
- Он вышел из машины и пошел к дому, и тут по дорожке проехал микроавтобус, его фары осветили Мэттью. Я хорошо это помню: он обернулся, услышав, как подъезжает автобус. Помахал мне рукой и улыбнулся. - Джин яростно утерла слезы. - У Мэттью была такая чудесная улыбка, инспектор. В тот вторник, когда я увидела, как он улыбается, как светится от улыбки его лицо, я осознала, как он мне дорог. Если б я успела сказать ему об этом!
- Среди бумаг Мэттью мы нашли черновик его письма к вам. Он писал вам на прошлой неделе? - Достав из кармана страничку, исписанную почерком Мэттью, Линли протянул ее Джин.
Она быстро прочла, кивнула и возвратила листок:
- Да. Я получила от него примерно такую записку в пятницу. Он всегда писал нам письмо, благодарил за проведенный у нас вечер. Всегда.
- Он упоминает, что какой-то мальчик видел его, когда он возвращался. Насколько я понял, вы приехали в школу уже после отбоя.
- Они с папой с головой ушли в игру, и мы все позабыли о времени. В среду я позвонила Мэттью, чтобы узнать, не было ли каких-нибудь неприятных последствий. Он сказал, что попался на глаза одному из старшеклассников.
- И тот доложил директору?
- Видимо, нет. Во всяком случае, тогда еще нет. Я так поняла, Мэттью собирался поговорить с ним, объяснить, где он задержался.
- Мэттью наказали бы за опоздание, несмотря на то, что он был у вас?
- Наверное, да. Ученики обязаны вернуться в школу вовремя, невзирая ни на какие обстоятельства. Это вроде бы воспитывает в них ответственность и самостоятельность.
- Какое наказание его постигло бы?
- Возможно, на следующей неделе запретили бы отлучаться из школы. Или ограничились бы выговором. Не так уж это серьезно.
- Для него. А для другого?
- Для другого? - Джин Боннэми в недоумении свела брови.
- Для того, кто видел Мэттью.
- Я вас не вполне понимаю.
Линли и сам только сейчас осознал суть полученной от Джин Боннэми информации. До сих пор он учел лишь одну сторону: префект пансиона Брайан Бирн почему-то не доложил, что ко времени отхода ко сну один из его подопечных отсутствовал. Однако в этом деле есть и другая сторона: не только Мэттью Уотли опоздал во вторник вечером к отбою, но и кто-то другой из воспитанников Бредгар Чэмберс.
14
- Словно песок жуешь! Отвратительная еда, инспектор! Почему это называется "свежие сэндвичи"? Да этого парня надо судить за мошенничество! - Крошки сыра сыпались на бордовый пуловер сержанта. Хейверс сердито смахнула их на пол любимого автомобиля инспектора. Линли попытался с должной строгостью произнести ее имя, но безрезультатно. Барбара продолжала свое: - Мы могли зайти в паб. Пятнадцать минут на перекус - тоже мне, преступление!
Линли печально осматривал выбранный им бутерброд. И мясо, и помидор приобрели нежно-зеленый оттенок. Да, этим питаться не стоит.
- Мне показалось, так будет лучше.
- К тому же, - продолжала Барбара, ободренная его капитуляцией, - с какой стати мы мчимся сломя голову в школу? Это проклятое расследование - точно зыбучий песок. Мы уже провалились по самую шею, а если нам еще подкинут подробностей, мы попадем в очередной тупик и уйдем в этот самый песок с головой, задохнемся.
- Что-то вы путаетесь в метафорах, Хейверс. Она только фыркнула.
- Смотрите сами: сначала все говорили, что Мэттью сбежал из школы, не стерпев классовых различий, дескать, довели его эти снобы. Потом выясняется, что все дело в издевательствах, он-де боялся какого-то садюги. Далее мы кинулись разыскивать извращенца-гомосексуалиста, а теперь возникла новая идея: наш убийца - расист. Ах да, еще Мэтт видел кого-то после отбоя. Тоже неплохой мотив для убийства. - Барбара вытащила пачку сигарет и закурила. Линли поспешно опустил стекло со своей стороны. - Этот завал нам не разгрести. Я уже перестала понимать, о чем вообще идет речь.
- Боннэми сбили нас с толку, да? Хейверс выдохнула густую струю дыма.
- Китаец? Китаец?! Это чушь, инспектор. Мы же оба это знаем. Старик просто свихнулся, это все ностальгия по Гонконгу, а старая дева, его дочь, да у нее тоже глюки. Приветили темноволосого мальчика, стали вспоминать с ним прошлое - и готово: он наполовину китаец.
Линли не спорил.
- Да, может быть. Но кое о чем надо все-таки поразмыслить, сержант.
- О чем?
- Боннэми не знакомы с Джилсом Бирном. Они понятия не имеют, что он когда-то покровительствовал мальчику-китайцу. Эдварду Хоу. Неужели это просто совпадение и они ни с того ни с сего приняли Мэттью Уотли за китайца?
- Значит, вы думаете, что Джилс Бирн заинтересовался Мэттью именно из-за его происхождения, в которое я ни на минуту не верю?
- И все же какая-то связь существует. Они оба мертвы - и Эдвард Хоу, и Мэттью Уотли. Два школьника, пользовавшиеся особым вниманием Бирна. Два мальчика с китайской кровью.