Роман "Валютчики", продолжение романа "Соборная площадь", написан от первого лица и основан на реальных событиях, в которых принимал участие автор этой книги, загнанный в угол перестройкой социалистической империи СССР на демократическую страну Россию. Центральный рынок в Ростове-на-Дону превосходит пожалуй одесскую Молдаванку по количеству криминальных случаев, происходящих на нем ежедневно с утра до вечера. Лидирующее положение среди карманников, кидал, фальшивомонетчиков, сутенеров и прочих спецов от разных воровских мастей занимают валютчики. Они являются как бы интеллигентами в разноцветной преступной пирамиде, придавившей основанием огромную территорию базара, раскинувшегося от Буденновского проспекта до улицы Семашко, и от улицы Станиславского до улицы Тургеневской. Валютчики - это всевидящее око криминальной пирамиды под самой ее вершиной, мимо которого не проскочит незамеченным никто, не оставив в руках менял, покрытых мельчайшими крупинками золота и впитавших блеск драгоценных камней, добрую мзду за посещение злачного места. Внутри него ворочаются как в огромном лохотроне тонны золота и других драгоценностей с тюка
Иванов-Милюхин Юрий Захарович
Валютчики
Чем глубже в Жизнь, тем меньше слов.
Слово молвленное - есть ложь!
На центральном рынке Ростова, как и полторы сотни лет назад, перетирались вечные толпы народа. Солнце перевалило на другую сторону небосклона, но облегченные на одежду люди все равно исходили потом, как на раскаленной сковородке сардельки жиром. Середина июня, я торчал на прежнем месте возле хлебного ларька Сурена, в котором работали его разведенная дочь и та же Людмила. Мужем у дочери армянина Сурена был грузин, от брака осталась девочка. Адская смесь. Мне не раз доводилось делить постель с армянками и грузинками. Темпераментный народ: "Лубишь?" "Лублу… мать честная…". "Замуж возмошь?". "Возь… не гони, дай сосредоточиться…". "А дэнэг дашь?..". "Да елки-палки…, о-о-ох, блин… Фу-у, а зачем тебе все это?". Какие тут деньги, когда на бутылку еле наскреб. Ростов - город интернациональный, гречанки, турчанки…,темненькие эфиопки. Откуда они? Да все оттуда, то с гор, то из-за моря. Впрочем, славянки никому не уступят, иная так подкидывает, что невольно возникает мысль о потолке - не низок ли! Потом о жестких досках на полу - как бы помягче приземлиться. Короче, бардак.
На колокольне, вознесшейся над соборной и базарной площадью, минутная стрелка передвинулась к четвертому часу дня. Валютчики ушли, банковать я остался один. Рядом стояла родная дочь с внучкой, у внучки - тоже без отца - в крови тоже играла адская смесь, но в "ершистый" Израиль ни дочь, ни я не собирались. Так получилось - "как всегда". Я вертел головой по сторонам, опасаясь оперов, и хотя снова носил "высокое" звание валютчик, делиться деньгами не горел желанием. Слишком опасным был мой маленький бизнес, да и дочери прозвенел тридцатник. Внучка тоже, несмотря на младые года - пять лет - не уступала матери по части знаний о возможности денежной массы, и это обстоятельство меня радовало. Продолжая объяснять проблемы в надежде на то, что они скостят размер выкупа за родственную к ним принадлежность, я краем глаза заметил начальника уголовки рынка и его заместителя. За грудиной екнуло. Все это время я работал нелегально, потому что имел большой пропуск в работе, а когда надумал прийти снова, то старого начальника уже не было, новому же я до сих пор не представился. А если честно, я решил пристроиться "на дурнячка", - ребята давно занимались валютным бизнесом "не за красивые глазки". В Ростове все "угодья" как и по стране, давно поделили. Россия, мать бы ее… своего ума нет, так хоть очередной пример с хваленой, заодно обматеренной, Америки. И опять, блин, получилось "как всегда".
Вот как точно подметил Черномырдин, истинный "сын" своего народа…
Я вытащил из сумки заначку с золотом, попытался всунуть ее в руки дочери, но та опешила, отстранилась.
- Спрячь, - зашипел я. - Это начальник уголовки.
Через мгновение возле дочери возник заместитель начальника с "погонялом" Три колодца, похожий на шпиона из "Бременских музыкантов". А еще его называли Узбек. Сам начальник, на вид свойский парень со светлыми волосами, остановился рядом со мной:
- Что решили взять? - вкрадчиво спросил он. - Выкладывайте, мы послушаем.
- Ничего, - ответил я. - Это моя дочь, а это внучка, проведать пришли.
- Не гони, - оборвал зам. - Что они предложили на продажу, или что всучил им ты? Где баксы?
- Долларами я не занимаюсь, промышляю книгами, - попытался схитрить я. - Это действительно мои дочь с внучкой.
Я повернулся и указал на выставленные на прилавок несколько томов в красивых целлофанированных обложках. Эта деятельность и была прикрытием, но что сам я крутился на баксах, знали все, из-за этого не единожды вспыхивали перебранки с "друзьями - ваучеристами", которых душила обыкновенная русская жаба. С Аркашей конфликт едва не закончился поножовщиной. Если бы не Папен…
- Дай сюда, - потянулся Узбек к сумке дочери - так иногда звали зама, хотя национальность у него была, конечно, русский - Показывай, что прячешь?
Дочь прижала сумку к груди, вопросительно воззрилась на меня. Ни начальник, ни Узбек, скорее всего, не заметили движения, которым я передал заначку.
- Сюда, говорю, - Узбек старался вырвать сумку из рук дочери. - Иначе пойдешь в "телевизор" вместе с ним.
Внучка ухватилась за юбку матери, в ее глазах возникло замешательство. Дочь крепче уцепилась за сумку, хотя в ней, как раз, не таилось ничего криминального. Узбек усердствовал. Чтобы закончить представление, я забрал у дочери заначку с несколькими золотыми вещицами:
- Это мое, - сказал я. - Только пусть ваш заместитель уберет свои грабли..
- Больше ничего нет? - насмешливо спросил начальник. Узбек хмыкнул, но руки опустил. - Мы проверим.
- Проверяйте.
- Ну… пойдем в отделение, художник. Расскажешь, как пасся на чужих лугах и откуда у тебя золотые безделушки.
- А мы посмотрим, нет ли среди них ворованных, - хохотнул заместитель. - Хэ-т, писатель, книгами он торгует…
- Папа! - окликнула дочь. - Я подожду тебя здесь.
- Решай сама.
Мне хотелось, чтобы она сказала хоть слово в мою защиту, за деньгами-то прибегала часто…
- Если отпустим, - покивал подбородком начальник.
Рынок изнывал от жары. Пот катился по лицам разношерстных, разноцветных торгашей - от кандидатов наук до кандидатов в сумасшедший дом, выпущенных ненадолго из Ковалевки, от дикарей из племени "ку-ку", до царственных особ, занесенных сюда ветром. Под взглядами торговцев наша троица прошла до главной аллеи, чтобы свернуть к базарному отделению милиции. Между столбами я заметил высокую рыхлую фигуру Аркаши, после разборки со мной он переместился за один из прилавков в центре, возле машин с живой рыбой. Там пяток "знатоков" промышляли монетами, значками, наградами, сотовыми телефонами. Аркаша злорадно ухмыльнулся. Вот… жиденок пархатый, не здоровается, хотя моя вина заключалась лишь в отстаивании своего прежнего места. Я, закрепившись на углу ларька, предложил ему стать в стороне, чтобы не мешать друг другу, но Аркаше до зуда в заднице захотелось согнать меня из насиженного гнезда. Тогда я сказал, что имею право, как и он, на жизнь в любой точке земного шара, может, больше, потому что пишу книги. А он даже не пан Зюзя из "Кабачка тринадцать стульев". В наш спор вмешались ребята, и Аркаша ушел, но долгое время нашептывал валютчикам и ментам, что ворованное золото я хапаю мешками.
Пожав плечами, я продолжил путь. Начальник открыл обитую черной кожей дверь, предложил переступить порог кабинета. Я поежился, клаустрофобия дала знать приступом страха. Заметил, что со времени знакомства с помещением изменений не произошло. Два стола у стен, два стула перед ними. Сейф напротив, шкаф рядом, вешалка. Никаких портретов вождей.
- Присаживайся, - проходя за стол, указал на стул начальник. Узбек умостился за вторым, по правую руку. - Садиться не предлагаю. Плохая примета.
- Спасибо на добром слове, - нашаривая упаковку с валидолом, промямлил я. - Сажать пока не за что.
- А вот это? - выбрасывая пакетик с золотом, улыбнулся начальник. - Откуда оно? Ты книгами торгуешь.
- Предложили, я взял…
- Кто предложил? За сколько? - вмешался зам. - Не стесняйся.
Я почувствовал некоторое смятение. Испарина высыпала на лоб. Ну, блин, состояние! Врагу не пожелаешь. Или карма за прошлое работает на полную мощность. Нарушения никакого нет. Главное, не стукнешь кулаком по столу, не крикнешь, что не имеют права. Не стукнешь и не крикнешь потому, что за дверью стоят те, которым не стыдно ручку поцеловать, на коленях поползать. Засопев, я выковырнул таблетку валидола из упаковки.
- Усрался, писатель? - гоготнул зам. - Говорят, в морпехах ходил.
- В стройбате. При штабе.
Не хотелось признаваться, что боязнь замкнутого пространства привела в плачевное состояние всю нервную систему. Врачи сказали, что это от травм головы.
- Его надо проверить, - не обратив внимания на мой тон, предложил зам. - Что у тебя в карманах?
Узбек заставил встать. Похлопал по бокам. В очередной раз я похолодел. Как у всякого валютчика, у меня были клиенты. Одна дотошная женщина требовала, чтобы переписывал номера купюр. Мол, притулишь "фальшак", вот номера. Именно ей и сегодня приготовил две сотни баксов, засунув в брючный пистон с бумажкой, на которой нарисовал номера и серии банкнот. За житейским - на пределе - разговором с дочерью, это обстоятельство выпустил из виду. Узбек нащупал "сотки" с бумажкой, развернул на столе перед главным оперативником.
- Ого, - ошалел тот от неожиданности. - И номера расписаны. Взятка, что-ли? Кому?
Я промычал что-то в ответ. Начальник вперился сверлящим взглядом, снова уткнулся в бумажку. Круглое лицо начало приобретать оттенок вареной свеклы. Он знал, что я писатель. А это призвание подразумевает определенные связи на высоком уровне. Наконец, я проглотил ментоловое месиво, попытался объяснить обстоятельства дела.
- Какие женщины - мужчины?.. - вышел из себя тот. - Срисовал номера, чтобы всучить доллары, а бумажку передать по назначению. Здесь явно не то…
- Я предлагал закрыть в бокс, - постучал костяшками пальцев по столу Узбек. - Писателей нам не хватало.
Под пристальными взглядами служителей уголовного розыска, я прошелся взад - вперед. Остановившись, негромко объяснил заново:
- Я работаю на рынке с девяносто второго года, когда и ваучерами не занимались. Был перерыв, после которого вернулся. Но кто пострадал? Кого я сдал, предал? Написал новый роман, денег издаться нет. Пропился, ограбили… За государственный счет, как прежде, не выпускают. Теперь не пью, - я нажал голосом на фразу. - Подработал денег продажей книг и пришел сюда. Может, удастся напечатать за свой счет.
Белобрысый и зам не отрывались от моего лица, прислушивались к интонации голоса. Я понимал, о чем они думают. Вот возьмут сотки и отпустят с миром, мол, иди, писатель, работай на благо нашего народа. Через время войдут сотрудники конкретных служб с бойцами СОБРа, предъявят такую же бумажку с номерами и сериями соток. И поменяются они местами с теми, кого сами загоняли во вшивые камеры.
- Мы сделаем просто, - нашелся Узбек. Порвав записку на клочки, бросил в корзину. - Как ты на это посмотришь?
- Сразу бы порвали и дело с концом, - ухмыльнулся я. От валидола полегчало.
- Все равно не то, - не мог найти ответ начальник. - Если существует дубликат?
Я стоял и злился на себя, ощущая, что независимый характер весь на лице. Хотелось спросить, разве есть указ, запрещающий заниматься валютными операциями, скупать у населения ценности? Если есть, почему не работает? Почему потакаете этому, вместо жесткого следования букве закона? Самим выгодно не проводить в народ? Тогда какие претензии? Я мелкая пешка в обезглавленной в семнадцатом году стране с населением, плывущим мусором по великой русской реке, ворующим у кого что. У государства что плохо лежит, у Запада атомную бомбу, у других высокие технологии. И продолжающем пахать дедовским способом - плугами. А мне надо не дворец построить, показать свой труд. Глядишь, один - парочка задумается над жалким житьем - бытием.
- Хорошо, - разжал губы главный оперативник. - Мы подумаем, что с тобой делать. Возьми стул и займи вон тот угол.
Положив доллары с заначкой за тетрадь, кивнул головой. Заместитель открыл дверь первому посетителю. Завертелись, закружились случаи, вплотную цепляющие человеческие судьбы. Казалось, конца этому не будет. За окном свечерело. Начальник отпустил последнего бедолагу, у которого вытащили вырученные за продажу машины лука деньги. Обернулся ко мне:
- Вот такие дела, - устало усмехнулся он. - Чем ему поможешь? Сунул бабки в хозяйственную сумку и ходил по базару. А его давно вычислили. Если бы обратился сразу, успели бы перекрыть рынок. Приперся, когда ворота запели вечернюю песню.
- Проблема, - вяло пожал я плечами.
- У тебя тоже, - заставил подобраться оперативник. - Ладно, завтра подойдешь, к кому знаешь. Скажешь, что намерен работать.
- К кому подходить?
- Дурачком не прикидывайся. Два месяца на вольных пастбищах, - сунув руку за тетради, он выдвинул заначку с золотом и доллары. - Баксы возьми. Золото положу в сейф. До выяснения.
- Вдруг оно в розыске, - ухмыльнулся зам. - Ограбили магазин или квартиру. Или сорвали цепочку с кулончиком, перстенек.
- Я брал у порядочных людей.
- Об этом расскажешь не нам и не в этом месте, - оборвал Узбек. - Лапши накидал достаточно.
- Я рассказывал как есть.
- Забирай доллары, - припечатал точку начальник. - Свободен.
Я не стал дожидаться третьего приглашения. Под напряженным взглядом заместителя сунул сотки в карман, вышел за дверь. Понятно, теперь начнут учитывать любое движение. Впрочем, знал, куда шел.
В конце коридора маячила кучка милиционеров. На лицах откровенные ухмылки. Подумав, что радуются любой оплошности из - за отказа от их услуг, хотел проскочить мимо. Но переминающийся рядом с бывшим моряком Черноморского флота Толиком, Доня ехидно спросил:
- Как дела?
- Нормально, - притормозил я. - А что?
- Надолго отпустили?
- Совсем.
Заметил, что Толик улыбается сочувственно. А Доня был истинным представителем коренного населения Приазовья. Длиннолицый, смуглый, черноглазый. Когда я решил вернуться на рынок, обстановка заставляла желать лучшего. Отморозки, уголовщина, молодые агрессивные бомжи. Подошли "пешие", те менты, которые барражировали по периметру рынка тройками. Предложили свои услуги. Но я успел познакомиться с торговавшими овощами и фруктами двумя десантниками из ВДВ. Один - Олег - прошел Афган. Второй, под два метра толстяк с периферии, вроде, косил под десантуру. Наладив контакт, объявил участок работы зоной десанта. С кавказцами не разговаривал, вызывая неудовольствие у пеших, собиравших с черных мзду. Но я уже мог обходиться без их защиты. Самый старательный, Доня заявил без обиняков, что если меня будут убивать на месте, никто из базарных близко не подойдет. Я ухмыльнулся. Можно было подумать, если бы отстегивал, они бы глаз не сводили. Да и своих денег было мало, всего на пару - тройку соток баксов.
- Под подписку? - Не поверил Доня.
- Плохого сделать не успел, - я снова заметил сочувствующий взгляд Толика. - Что, собственно, случилось?
Толик принялся рассматривать с облупившейся краской стену. Доня выпятил подбородок вперед:
- За дураков держишь? А фальшивая сотка? Или ты один за фальшак не отвечаешь?
- У меня все нормально.
Проглотив клубок слюны, я спокойно посмотрел на ментов, направился к выходу из отделения милиции. Краем уха поймал недоуменный возглас. Завернув за угол, почти бегом поспешил в сторону соборной площади, на остановку общественного транспорта. Уже добежал до главных ворот, когда трезвая мысль заставила остановиться. Захотелось проверить купюры сейчас. Если одна из соток фальшивая, проглядывалась подстава стопроцентная. Скорее всего, начальника и его зама сбила с толку бумажка с записанными на ней номерами и сериями баксов. Они или забыли, или решили не заводить разговор о фальшаке. Я радовался тому, что Доня проболтался. Шмыгнул в еще открытые ворота. Торчали за прилавками отдельные лица корейской, кавказской, общерусской национальностей, казалось, не уходившие с базара никогда. Издали заметил фигуру вечно поддатого Виталика, прозванного за цвет лица Красномырдиным. Грабили старого приятеля не раз. В последний уделали так, что ему пришлось продавать просторную квартиру и переселяться на меньшую площадь. Его пригрел высокий, под метр восемьдесят пять, толстый Петя Попа, коему по неизвестным причинам на рынке работать не разрешали. Вечером он приезжал, забирал данные на прокрутку рубли, оставляя процент. На рынке трудился еще один похожий. Менты прозвали его Вонючкой. Но тот крутился на овощах и на фруктах.
- Дело есть, - подскочив к Виталику, выдохнул я.
- На миллион баксов? - хмыкнул Красномырдин. - Если и подгонишь клиента, то с тысячью максимум.
Я бросил взгляд вдоль сплошной стены из лавчонок. Где-то в середине маячила фигура Гены, рядом торчал Татарин. Но к ним подваливать не имело смысла.
- Только из ментовки, - признался я. - Кажется, подставили капитально.
- Давно должны были придавить, - сплюнул Красномырдин. - Столько времени обходился без пастуха.
- Фальшивую сотку приправили.
- Это серьезно. Составили акт?
- Бумажка помешала… Короче, сотка со мной. Посмотришь?
- Ну… давай.
Мы завертели головами по сторонам. Кроме редких торгашей возле машин с картошкой, да нескольких кавказцев, тащивших визжавших от страха и радости русских девчат за ряды прилавков, никого больше не было. Я вытащил обе сотки, снова просветил в лучах не упавшего за дома солнца. Все было нормально, одна как бы поновей и пожестче. Виталик протянул их между чувствительными подушечками пальцев, едва касаясь самих купюр. Вздохнув, первую отдал мне. Вторую для проверки возникших подозрений вскинул над головой. Ею оказалась та, что поновей.
- На водяной знак американцы не обращают внимания, - попытался возразить я. - Скачет как заяц, то в одном углу, то в другом. Размытый до неприличия, или с мордочкой в кулачок.
- Хоть в наш кукиш, лишь бы породистый, - завелся Красномырдин. - Когда ты видел, чтобы американцы не выставляли себя на показ? У них на этом построено все.
- Буквы не прощупываются, бумага, водяной…, - хватался я за соломинку. - Какие доказательства еще?