Вытащив страничку карманного каталога, я нашел цену монет в долларовом эквиваленте. Теперь все измерялось в баксах. Забрав деньги, парень подскочил к старой казачке из Недвиговки - ныне Танаис - торговавшей разбавленным водой украинским спиртом по семнадцать рублей за пол-литра. Прихватив пару пузырей, вмялся в подгромыхавший трамвай. Бывшая атаманская внучка, семидесятивосьмилетняя Мария Андреевна бросила потеплевший взгляд. Пробавлявшаяся кульками редко трезвевшая Света помахала ручкой. Ощерилась гнида по другую сторону, тоже промышлявшая водкой. Бывшая холопка, волею судьбы ставшая женой известного хирурга, готовая предать и продать любого, лишь бы товар брали у нее. Андреевна и Света стеснялись нового при демократии ремесла. Эта кидалась на каждого подходящего мужчину. Когда водка оказывалась разбавленной, шестидесятилетняя стерва пальцем тыкала налево и направо, лишь бы отвести угрозу от себя.
Октябрь уж наступил. Уж Ленин отряхает
Швейцарскую пыльцу с густых своих бровей
Дохнул осенний хлад. Природа увядает.
И щерятся уж хамы на города с своих весей…
Ближе к вечеру подошел Призрак. Я заметил шагающую враскачку фигуру за трамвайными линиями. Перед этим утробно рыкнул на площади между разукрашенными заграничной пластмассой ларьками навороченный джип "Чероки".
- Как дела? - бригадир протянул увесистую крестьянскую ладонь. - Никто не доставал?
- Обживаюсь.
- Если что, зови пеших. Они предупреждены.
- Один высказался, если будут убивать на месте, никто близко не подойдет.
- Слышал. А ты не спорь.
- Они намекали на отстежку за охрану.
- Никаких подношений. Ты в команде. Есть работа?
- Слабо, - я сплюнул в сторону. - Вечером с большими суммами только сумасшедший может подскочить.
- Подваливают? - насторожился Призрак.
- Если случится, менять будет некому. Ребята расходятся в три - четыре часа.
- А в центре? Мне сказали, там взялись торчать допоздна.
- Один Красномырдин. Гена еще с Татарином. Те по настроению.
- Если начнут пристраиваться зайцы - гони. Шеи буду сворачивать, - подвел итог бригадир. - Пусть идут сдаваться. Подходил кто?
- Нет, - соврал я.
Только что ушел Дейл, как Наполеон, скупавший неликвидные баксы… Но своих закладывать не имело смысла. Всегда дожидались, когда возьму я, потом начинали торг. Добавил:
- Два кавказца пристраивались. Поставили дуру торговать фруктами, сами намерились скупать валюту. Я предупредил, потом со своими разбросал ящики.
- Отлично. Пойду проверю, что на рынке. Скоро подселю к тебе корешка. Вдвоем будет веселее.
- Мне одному не скучно, - буркнул я в жирную спину бригадира. Тот не обернулся.
На участке перед магазином появились дворники с метлами. За день мусор убирался раза два. Не успевали мастера чистоты уйти, как граждане России принимались заново загаживать относительно чистый асфальт. Среди подвязанных фартуками женщин выделялась фигурка Нали, выпивающей девушки лет двадцати трех, матери - одиночки. Сейчас она сияла как стеклышко. Подловив лукавый взгляд из - под выбившейся пушистой пряди, я вскинул руку. Она не раз прибивалась. Но иметь дело с мечтающей выпить еще подружкой я не горел желанием.
- Как идут дела? - сняла она платок. По ключицам, опоясанным плечиками легкой кофточки, рассыпались каштановые волосы. - Не спеша или нормально?
- Не жалуюсь, - облапил я девушку за талию. - Как насчет совместного отдыха?
- Никак, - брызнула смехом Наля. Вывернувшись, добавила. - Я сегодня плаваю.
Пошла к своим, покручивая обтянутой брюками круглой попой. Я подумал, что хорошая мысля приходит опосля. Почему бы не трахнуть эту дрянь, когда предлагала сама. Сунул бы нос в подушку и сделал свое дело. В следующий раз шансов заиметь трезвую было бы больше.
- Я пошутила, - обернувшись, подмигнула Наля. - После работы навещу. Ты как всегда?
- Я подожду.
Чем прекрасен Ростов, так это тем, что договориться можно без долгих объяснений. Не прошло получаса, как мы ехали в автобусе. Я слушал рассуждения женщины о том, что она решила завязать, взяв пример с жителей развитых стран. В Америке пьют одни ниггеры и латинос. Белые люди даже не курят. Занимаются бизнесом, в отпуска раскатывают по странам мира. Жаль, на раскрутку дела нет денег. Она-то знает, с чего начать. Я рассматривал карие глаза, чуть горбатый тонкий нос, капризные губы, за которыми сверкали белые зубы. И не жалел о деньгах, которые придется отстегнуть утром. Образ Людмилы с неприятным багажом из череды любовников задвинулся далеко.
- У тебя все будет хорошо, - потерся я носом о Налину щеку. - Главное, сделать шаг. И не оглянуться.
В магазине мы затарились всем, на что указала Наля. Я не скупился на маленькие удовольствия женщинам, последние редко требовали лишнего. Поужинав, мы посмотрели по телевизору ужастики очередного дня затянувшейся перестройки, затем по шкале магнитофона нашли расслабляющую мелодию. В молодости я не имел возможности уяснить, что в цивилизованном мире в моде длинные ноги с круглыми попками. Скинув одеяло на пол, легли на кровать. Как приятно подушечками пальцев ощутить бархат неизношенной кожи на поджаром животе, полных бедрах, на округлых выпуклостях смуглых грудей со вскочившими красно - коричневыми сосками. Никаких мыслей об урчании в скрытом слоем сала пузе, никаких резких, даже после душа, запахов пота, выделяющегося уже без напряжения, по собственной воле. Округлости, бархат, шелк. Неуловимые прикосновения губ, выпирающий лобок с незаматеревшим волосом, полуприкрывающим две вожделенные половинки не плоских, вызывающе припухших половых долей. Только раздвинь их, живых, зовущих, оросившихся пахучими сексуальными каплями, не надо самых в мире богатств. Как они тянутся навстречу, как набухают… Как бурно вздымается грудь с подпрыгнувшими сосками… Желание… Оно обоюдное…
Головкой члена я тревожу всхлипнувшую плоть. Как в первый раз в уже зрелом возрасте. Все понимая и ощущая с новой неистовой силой…
Несмотря на то, что разрешено было приходить в два часа дня, я появился в три, дабы отсечь завистливые взгляды и жадные речи коллег по работе о великом наваре по вечерам. С каждым годом ребята менялись в худшую сторону, словно их начал разъедать подхваченный на рынке вирус шизофрении. И застал Сникерса с невысоким лысым Андреем по кличке Лесовик, который банковал на пару с Усатым, скупщиком серебряных изделий, монет, орденов и прочего.
- Поджидаем тебя, - под хихиканье коллег объявил Сникерс. - Желаем посмотреть, сколько заработаешь и сколько отстегнешь Призраку.
- Тебе не стегануть? Твердым членом по дубовому лобешнику, - недобро покосился я на бывшего мента. - Или горбатого могила исправит?
- О, здесь начинают залупаться, - передернулся Сникерс. - Не рано ли почувствовал себя хозяином?
- Всегда был хозяином слова.
Я знал, несмотря на агрессивный вид, Сникерс трусоватый мужик. Наглости привила работа в ментовке, откуда ушел, конечно, не по доброй воле.
- Ваше время кончилось. Я пройдусь по рынку, а вы закругляйтесь, иначе домой придется добираться как мне - по тихим вечерним улицам, полным неожиданностей. Но если мало дневного навара, банкуйте рядом. Как сказал Призрак, веселее будет. Он давно понял, что говорить, чтобы добиться своего. Он почти как Сталин.
Закончив длинное выступление, я пошел на рынок. Нет сомнений, бригадира информируют немедленно. Маленькие люди - они маленькие везде. Поболтав с высоким - два метра - хорошо сложенным Геной, хозяином заваленного печеньем с конфетами прилавка, решил вернуться обратно. Четвертый час, когда работать.
- Правильно, - поддержал Гена. - Им никогда хватать не будет. А ты, тем более, терять не должен.
Начинал Гена, как большинство открывших дело, с привоза овощей и фруктов с периферии, продажи на килограммы с земли. Подкопив денег, вместе с женой перешли на пряники. Года через два старую машину решили обменять на новую. Одно время Гена выпивал. Я выговаривал. Парень нужных слов не пропускал. Двоих длинных сыновей кроме него воспитывать было некому.
На нашем участке никто не стоял. Я подумал, что Гена прав. Если бы не отвращение к обеливанию себя без вины за спиной, приезжал бы раньше положенного. Но представишь ежедневное купание в дерьме, желание отпадает само собой.
Не успел купить пятьдесят долларов десятками, как увидел выбегающего из рынка Наполеона, такое прозвище он получил за поразительное сходство с молодым императором Франции. Агрессией с манией величия, правда, не страдал, а не спеша обходил валютчиков, скупая старые баксы, фунты стерлингов, дойчмарки, другие дензнаки в любом состоянии и делал из них конфетку. Иной раз порванную в нескольких местах грязную сотку невозможно было признать за свою, отданную ему на реставрацию.
- Ничего из моего нет? - еще издали поинтересовался Наполеон.
- Пока нет, - ответил я. - Вчера подсунули пару каких-то странных бумажек, можешь посмотреть сам.
- Давай загляну.
Расстегнув заплечную сумку, я вытащил не расшифрованные мною купюры достоинством по тысяче каждая. Наполеон сразу дал резкую отмашку, не притронувшись к деньгам:
- Старые песеты. Кому они нужны.
- Здесь номинал по тысяче.
- У них девальвация чуть не каждый месяц.
- У кого?
- У латиноамериканцев. Уругвай, Парагвай, Венесуэла, и так далее. Турецко - итальянский латинос, за миллион коробка спичек. Как в Белоруссии зайчики. Имеешь полное право подтереть задницу.
- Вчера предлагали грузинские лари.
- Катятся с горы бочкой с говном, как и сама Грузия. Армянские, таджикские, киргизские, кроме туркменских, херня.
- А Приднестровские суворики?
- Эти придержи. Исчезнет Приднестровье - а оно исчезнет - превратятся в нумизматическую редкость.
- У меня дома два доллара одной купюрой.
- Ну, писатель! "Двойку" выпустили в честь двухсотлетия принятия американцами декларации о независимости. В Америке она как советские рубли в честь столетия со дня рождения Ленина. У каждого ведро.
- В свое время, говорят, на китайской границе и в Таджикистане за десять рублей давали "жигуль", - проявил я осведомленность тоже. - Кто успел, тот не опоздал.
- Потом китайцев и таджиков этими юбилейными завалили, - засмеялся Наполеон. - Как Европу орденами с медалями. Все это чепуха. Не слышал о падении курса рубля?
- Тебе знать лучше, - напрягся я - Разговоры появились? Или надыбал что?
- Ничего я не разнюхал, - пожал плечами Наполеон. - В магазинах у кассиров крупные купюры стали исчезать. Затем снова появляются.
- А в банках?
Задал вопрос я специально. Все знали, что жена Наполеона работает в государственном банке. Отсюда его осведомленность о курсах валют, небоязнь связываться с неликвидом.
- В банках просвещают в последнюю очередь, - ускользнул от ответа тот. - Если интересное предложат - дай маяк.
- Само собой, - кивнул я. Заметив, что Наполеон собирается уходить, переспросил. - А с песетами что делать?
- За сколько отхватил? - с усмешкой обернулся тот.
- За червонец. Все равно жалко.
- За червонец и отдай. Пацанам.
Наполеон исчез. Сунув бумажки в боковой карман сумки, я покрутил шеей. Вообще, странно. Чем красивее разрисована купюра, тем меньше ей цена. Люди как нарочно берут пример с себя. Чем сильнее размалевана баба, тем больше уверенности, что мозгов как у курицы. Или чем усерднее укутывается дешевым сигаретным дымом мужик, тем виднее профессия каменотеса. Бывают исключения из правил. Черчилль, например, Мерилин Монро с метровыми ресницами. Краем глаза я схватил направлявшегося ко мне высокого неряшливого парня лет двадцати с хозяйственной сумкой. Прикинул, что несет или серебро, или сталинско - хрущевский столовый сервиз. Сумку тот бережно приподнимал над землей. Продукты так не носят.
- Серебро берешь? - без обиняков навис он надо мной.
- Показывай.
Пока длинный разворачивал сверток, я успел отметить, что взгляд неспокойный и жесткий. Наркоша на сухом пайке. Из газеты показался кусок ажурного плетения. Осмотревшись по сторонам, остановил парня вопросом:
- Не криминал?
- Какой криминал! - поднял он красные глаза. - Наследство от бабки. Еще такие есть. И однокомнатная квартира. Правда, в коммуналке.
- Отписала? - усмехнулся я.
- Пока на мать, - прищурился парень. - Додавлю. Бухает.
В других странах я не был - не выездной. Но у какого народа можно встретить подобное отношение к родным, к нажитому ими имуществу. Главное, изменить ничего нельзя. Этот же парень пройдет на базар, товар оторвут с руками. Даже если он окажется ворованным. Наркоша пока продавал свое. Если вещи стоящие, можно будет пристроить в хорошие руки.
- Пойдем за ларек, - позвал я наследника. - Большие вещи притягивают взглядов больше.
Мы протиснулись в проход между задней стенкой ларька и до земли грязными окнами магазина, через которые виднелись вторые рамы. Раньше директором помещения с продовольственными холодильниками был Сурен. С началом приватизации армянин хотел, чтобы оно осталось за ним. Место приносило немалые деньги от оборота с утра до позднего вечера. Но нашелся солидный коммерсант, выкупивший площадь с содержимым, сразу начавший современный ремонт. Невозможно было смотреть, как Сурен переживал. Из отходов он слепил лишь хлебную палатку рядом бывшей вотчиной.
В нос ударил запах прокисшей мочи, разлагающегося говна вперемешку с блевотиной и пролитым вином. Бомжи, колхозники, поддатые горожане устроили здесь бесплатный туалет. Не отставали и женщины.
Сорвав газету, парень скомкал ее, пихнул под мышку. Извлек из сумки плетеную из серебряных проволочек конфетницу. Я взял вещь в руки, не опасаясь, что нас застукают. Сюда менты носа не совали. От вони покруживалась голова. Перевернув тяжеленькое изделие, нашел пробу, которая оказалась царской - восемьдесят четвертой. Ручка над конфетницей была сделана из толстой пластины с квадратиками на концах, из них выступали блестящие заклепки. Она ложилась на одну или другую стороны глубокого продолговатого ковчега с матовым дном тоже из одной пластины. Могла держаться посередине - так точно подогнали заклепки, даже время не разболтало их в отверстиях. Корпус отсвечивал тончайшим узором расходящихся из центров с боков витых веревочек, от небольших, похожих на гербы, сплошных пластинок с выгравированным орнаментом. Или буквенной вязью. Рядом с пробой всегда ставился год выпуска. Цифры чуть подтерлись, но все равно можно было различить, что конфетница одна тысяча восемьсот пятидесятого года выпуска, сработана московскими мастерами. Рядом вздыбился конь с Георгием Победоносцем, пронзающим копьем трехголового змия.
- По сколько возьмешь за грамм? - нетерпеливо спросил парень.
- Мы берем по рубль тридцать, - начал было я.
- Дурака надыбал? - наркоша забрал вещь. - Это цена лома. Если хочешь, по пять рублей за грамм.
- Я не договорил. Согласен взять по три рубля, - нахмурился я. - Больше никто не даст, сами продаем от трех до четырех рублей. В скупке примут по рубль тридцать, как лом, в ломбарде - по полтора, не дороже.
- Поэтому пришел, - озаботился клиент. - Старинная вещь, почти сто пятьдесят лет.
- Здесь богатых купцов не ищут. Купил - продал.
- Понятно… У меня еще поднос. Немного погнутый.
Длинными руками наркоша вытащил из сумки плоский, с небольшим закругленным выступом по кругу и мелким узором по верху поднос На дне была выбита тоже восемьдесят четвертая проба, тот же год. Скорее всего, обе вещи составляли единое целое, делал их один мастер. Но по внешней стороне дна провели длинную глубокую царапину, сам выступ в одном месте словно выворачивали клещами. Осмотрев изделие, я пришел к выводу, что ремонту оно не подлежит - слишком глубока царапина, больно пожеван край. Это лом. Клиент, наверное, консультировался, вел себя спокойно, не как при обследовании конфетницы. Вернув поднос, я покусал нижнюю губу:
- Оба изделия могу взять по два рубля на круг. В конфетнице граммов шестьсот?
- Шестьсот двадцать. В ломбарде взвешивали, - кивнул парень. - Если заинтересовался, уступлю по три. Общий вес килограмм четыреста восемьдесят граммов. К вам подруливают скупщики старинных изделий. Все равно навар сверх головы.
- Ты навар не считай, - посмотрел я наркоше в пустые глаза. - Поднос ломовой, конфетницу продать надо. Купцы со стороны заглядывают раз в год по обещанию, свои норовят дать дешевле, чем купил.
Парень долго рассматривал меня с макушки до носков ботинок. Он словно забыл о серебре, скорее, как бы оценивал обстановку. В голове мутилось от запахов, хотелось выбраться на свежий воздух. Я собрался послать его подальше, когда заметил блеск в глазах. Решил не торопиться, дать последний шанс.
- Какая окончательная цена? - выдавил из себя непутевый наследник.
- По два пятьдесят. Или шагай своей дорогой.
- Гони бабки.
- Товар, - скрипнул я зубами.
Не знаю, что удерживало уйти в обратную сторону. Наверное, упрямство, необходимое в другом месте. Наркоша передал обе вещи, оловянными глазами уставился в переносицу. Я встряхнул холщовую мешковинку с ручками, запихнул серебро туда, нашарил калькулятор.
- Три тысячи семьсот рублей, - буркнул я.
- Давай, - эхом откликнулся клиент.
Расстегнув замок на сумке, я вытащил пачку сторублевок. Долго перелистывал купюры. От запаха в башке творилось невообразимое. Отдав положенное, оперся остатком денег о заднюю стену ларька. Черт дернул заволочь сюда. Мог бы сторговаться в магазине. Почувствовал, как потянули за ремешок. Среагировал мгновенно. В заднем кармане брюк носил шило с колпачком от авторучки на конце, чтобы не проткнуть кожу на заднице себе. Крутые валютчики имели разрешения на ношение огнестрельного, газового оружия. Другие держали складные ножи или заточки. Я обходился по старинке. Рука выстрелила к горлу противника, вдавила пергаментную кожу под челюстью. Парень отпустил ремень, неловко пошатнулся. Задышал неглубоко и прерывисто.
- Ну и реакция у тебя, - прохрипел он.
- Служили…
Надрывно кашляя, он затерялся в валившей через трамвайные пути толпе. Я положил остаток денег в сумку, задернул замок. Заметил, что колпачок будто прикипел к стальному жалу. Тряхнув плечами, невольно перевел дух. Подумал, что наркоша издыхает где-то от нервных спазм. Выйдя из-за ларька, вобрал полную грудь прожаренного воздуха, обыденно повел глазами по толпе. Наверное, отвык обращать внимание на подобные сцены.
Прошла неделя. Разговоры о падении рубля становились устойчивее. Крупные дельцы взялись переводить в доллары все подряд. Всплеск был спонтанным. Остальные банковали по прежнему, не думая о сдаче акций и продаже припрятанного золота с дойчмарками. Я стоял на углу ларька, разговаривал с Папеном. Как всегда, он ходил вокруг да около. Недалеко переминался Серж, муж сестры бригадира, приставленный для выяснения - сколько можно наварить за пару-тройку часов маяты в вечернее время. Пока я отстегнул на месяц вперед приблизительно. Сбитые копейки делил с Сержем, которому не нравилась временная миссия. Возле золотого "Кристалла" навар был гораздо весомее. Он бы давно сдернул, если бы мог ослушаться хозяина. Я похмыкивал, потому что пришел на рынок не за деньгами, скорее, за впечатлениями.