Сукино болото - Виталий Еремин 19 стр.


– А, травматолог! – развязно встретил его Гоша. – Как тебя, Фархад? Короче, Федя. Может, ты нам подскажешь, Федя, где тут у вас тайничок с наркотой?

Фархад оглядел устроенный ментами кавардак и неожиданно сказал:

– Я не Федя, я – Фархад. Но я больше русский, чем вы.

Гоша делано расхохотался.

– Я получил образование в России, – запальчиво продолжал Фархад, – я думаю по-русски, я говорю по-русски без акцента, у меня русская жена. Если бы я что-то за собой чувствовал, какую-то вину, я бы так с вами не разговаривал. Но я чист, и все мы в этой квартире чисты. А вы хотите нас замарать.

Глаза у Гоши стали совсем нехорошими:

– Ох, некорректно ведешь себя, Федор. Знаешь, что бывает за оскорбление личности милиционера при исполнении им служебного долга?

Фархад вскипел:

– Какого долга? Это вы нанесли нам оскорбление, устроили тут погром. Уйдете и не извинитесь, а я должен отвечать за то, что меня это возмущает? Соседи подтвердят, что я даже на "ты" вас ни разу не назвал.

Гоша издевательски расшаркался:

– Ах, извините, Федя, извините.

20 июня 2006 года, вторник, вечер

Рулевой проводил экстренное совещание. Обстановку докладывал Корытин:

– Лично я ничего не понимаю. Это мог сделать только щенок Ланцевой, больше некому. Но как он мог догадаться?

Рулевой осадил своего зама:

– Ну, детский сад, честное слово! Ясен пень: пока вы телились, в квартире кто-то побывал. Надо было сразу ехать с обыском. Кто промедлил?

Корытин задумался. Нет, Гоша поехал тут же, как только ему было сказано. Куда и зачем ехать, он узнал в последний момент.

– Мент мог сделать вид, что не нашел вещества или перепрятать? – спросил Рулевой.

Корытин покачал головой. Нет, помимо мента в квартире все перерыли двое его ребят.

– Если это сделал не мент и не пацан, тогда кто? Дух святой? – раздраженно спросил Рулевой.

Сам подумал: "Фамилия этого духа святого Радаев. Это он провернул, больше некому". Поймал себя на том, что втайне восхищается бывшим другом.

– Что теперь делать с Ланцевой? – спросил Корытин.

В подтексте его вопрос означал, что журналистку надо убрать. Тогда и Булыкин даст задний ход, и Радаев поскорее свалит из города.

В принципе Рулевой был не против акции. Кого-то из троих надо убрать. Для устрашения остальных двоих. Но Ланцеву ему было жалко. Если они уберут Булыкина, поднимется обязательная при убийстве мента шумиха. Остается Радаев.

– Его предупредили? Предупредили. Пусть пеняет на себя, – сказал Рулевой.

– Кому поручим? – спросил Корытин. – Пичугину?

– Поручи кому-нибудь из наших, – велел Рулевой. – А Пичугин пусть присмотрит. Только сделать это нужно быстро. Желательно прямо сегодня.

20 июня 2006 года, вторник, вечер

Пичугин был в маске, в руках малокалиберная винтовка, голос его звучал приглушенно:

– В обойме у тебя пять патронов, – инструктировал он Пикинеса. – Но я бы тебе советовал уложить его одним выстрелом, чтобы не оставлять на месте гильз. По пуле менты не определят, из чего ты стрелял. Пуля от мелкашки сплющивается, понимаешь? Могут определить только по гильзе. Не оставишь гильзу – они не определят даже точку, с которой ты стрелял. Звук у этой красавицы минимальный, как удар бича. Ты был в цирке на аттракционе со зверями?

Отморозок покачал шишковатой головой с многочисленными шрамами. Нет, не был он в цирке.

Пичугин презрительно скривился:

– Тебя бы самого там показывать. Не вздумай, урод, перед акцией обдолбаться.

Он уже ненавидел всех в организации Рулевого: и грифов, и старших. И особенно Корытина, считая, что именно тот вынудил его убить пацана на школьном дворе. Решение принималось второпях, он не соглашался ни в какую. Тогда Корытин нашел подход – сказал, что пацан – стукачок, и если собранная им информация попадет в руки ментов, то не поздоровится и ему, Пичугину. Будто пацан и его заснял.

Но когда, перед тем как нанести удар, он увидел лицо и глаза пацана, то мгновенно понял, что совершает самую большую мерзость в своей жизни. Однако рука уже была занесена. Замахнулся – бей, выхватил ствол – стреляй, это было вбито в рефлекс.

Что-то подсказывало Пичугину, что и на этот раз его используют с тухлой целью. Он только для порядка стращал Пикинеса, а в душе желал, чтобы тот промахнулся.

20 июня 2006 года, вторник, поздний вечер

Радаев подошел к гостинице, когда уже смеркалось. Входная дверь была закрыта, он нажал кнопку звонка. Пикинес спустил курок, щелкнул выстрел, пуля с противным визгом пролетела возле уха. Павел оглянулся, ожидая увидеть стрелявшего, но улица была пуста. В этот момент раздался второй выстрел. Пуля обожгла щеку. Черт! Павел почувствовал себя дичью на чьей-то охоте.

Стреляли, скорее всего, из строящегося дома напротив, укрытого зеленой сеткой. Если добежать до забора, можно выбраться из зоны обстрела.

У забора Павел взял наизготовку кусок кабеля, с которым не расставался. Ну, тварь, держись!

Пикинес сам выдал себя, свою позицию. У отморозка сдали нервы. Вместо того чтобы дождаться, когда Радаев на него выйдет, и прикончить его с близкого расстояния, он испугался, что снова промажет. А ведь в обойме было еще три патрона, один-то мог достичь цели. Сказалась истеричность натуры Пикинеса. Он оставил винтовку и бросился бежать. Ему нужно было успеть, потому что из дома был только один выход. Он споткнулся, упал, Радаев бросился на шум.

В Пикинесе было много лишнего веса. Он плохо бегал. Радаев настиг его и врезал кабелем по затылку. Пикинес опрокинулся на спину и заорал, пытаясь привлечь внимание Шурупа. Но Шуруп предпочел отсидеться в машине.

– Из чего стрелял? – отдышавшись, спросил Павел.

– Из мелкашки.

– Поднимайся, покажешь.

Пикинес показал, откуда стрелял. Винтовка была там. Коротенькая, ладная, с обоймой. Просто загляденье.

– Я ее возьму, не возражаешь? – сказал Радаев. – А то у меня жизнь становится какая-то неспокойная. Да, и еще вот что. – Он вынул из кармана тридцать тысяч. – Отдашь, сам знаешь кому. И не дай тебе бог прикарманить!

"Ну и что теперь делать? – думал Радаев, отпустив Пикинеса. – Возвращаться в гостиницу нельзя. Что там гостиница, в городе больше оставаться нельзя".

Он набрал Булыкина.

20 июня 2006 года, вторник, поздний вечер

Они приехали в деревню. Никита пожарил картошку, открыл банку соленых огурцов. Предложил выпить, у него была бутылка водки, но Павел отказался.

– Правильно, – согласился Булыкин.

Павел с тоской посматривал на винтовку. Жаль было расставаться. Он даже процитировал старика из фильма "Ворошиловский стрелок":

– Жизнь тяжелая пошла, нельзя сейчас без инструмента.

– Пусть пока будет у тебя под рукой, – неожиданно сказал Никита. – Потом решим, что с этим инструментом делать. Поживешь пока здесь, только соседу не показывайся.

21 июня 2006 года, среда, утро

Твердость Анны имела свои границы. Обыск раздавил ее. Если бы она была одна, ей было бы легче держать себя в руках. Ее ослаблял страх за сына.

Первое, о чем она подумала, когда стала приходить в себя: был ли ордер настоящим? Ответ на этот вопрос мог бы сразу поставить многие вещи на свои места.

Она посадила Максима в машину и поехала в прокуратуру. Там ее знали. Она не раз брала интервью у прокурора Иванова. Но его, как назло, не было. Он уже несколько дней находился в командировке. Что ж, кое-что уже ясно. Не он подписывал ордер.

Анна пошла к первому заместителю Петрову. Но тот тоже с утра был в отъезде.

– А Сидоров у себя? – с нервным смехом спросила Анна.

– Какой Сидоров? – удивилась секретарша.

– Есть же у вас Иванов и Петров, должен быть и Сидоров.

– Шутите?

На самом деле Анна была на грани истерики. На Булыкина у нее не было ни малейшей надежды. Кто бы ему помог разобраться с Гошей и Шокиным.

Что же делать? Все бросить и уехать? Но куда? Их нигде никто не ждет. Тогда на кого же опереться в этом городе? Оставался Лещев.

21 июня 2006 года, среда, полдень

Войдя к Лещеву, Анна села за приставной столик и протянула написанную заранее записку: "У вас могут быть "жучки". Я этого не боюсь. Для меня даже хорошо, если нас будут слушать. Но вы это учитывайте".

Лещев удивленно поднял брови, побарабанил пальцами по столу. Спросил обычным тоном:

– Что у тебя?

Ланцева рассказала о том, что произошло в ее квартире. Лещев внимательно выслушал и спросил:

– А ты уверена в своих квартирантах?

– Уверена. Они никогда, ни при каких обстоятельствах не стали бы марать себя.

– И чего ты от меня хочешь? – спросил мэр. – Я не могу приказать Шокину. У нас не муниципальная милиция. Я ему не начальник. Мне только странно, что наркотиками занимаются его сотрудники. У нас, по-моему, есть Наркоконтроль.

Решив разобраться с этим прямо сейчас, Лещев нажал кнопку селекторной связи.

Объяснение Шокина звучало достаточно убедительно. Вместо Макарова, царство ему небесное, назначили совсем молодого парня, который явно не справляется. А в городе отмечается рост наркомании. Помогать Наркоконтролю его попросил лично губернатор, которого эта проблема очень тревожит. К тому же РУБОП всегда занимался борьбой с наркотиками. А лейтенант Тыцких вчерашним приказом переведен именно в это подразделение.

Шокин посоветовал Лещеву не впадать в гипноз по поводу интеллигентности мигрантов из Таджикистана. Кто только не попадается на продаже зелья. Употреблять наркотики сейчас даже престижно. А распространять – очень денежно.

– Но ничего не найдено. Получается, сигнал ложный? – сказал мэр.

– Могли перепрятать. Какой-то темный эпизод, будем разбираться.

– И что же, Ланцевой так и жить – под подозрением?

– Надо жить, не навлекая на себя подозрения, – жестко посоветовал Шокин.

Положив трубку, Лещев развел руками. Мол, ничем помочь не может. Анну охватило состояние полной безнадежности. "Человек у нас может чувствовать себя уверенно только в связке, только в команде, в группе, в банде, – думала она. – Попала в беду – никто тебе не поможет, если ты одна".

Но все переменилось в считанные секунды. Вошла секретарша. Сказала, что по телевизору выступает Рогов. Мэр схватил пульт. Он предчувствовал! Он давно ждал удара с этой стороны!

Рогов сидел в своем роскошном кабинете на фоне государственного флага. Все-таки глава комитета областной Думы. Скромно сообщал, что готов принести себя в жертву и баллотироваться в мэры родного города.

– Сколько можно спокойно смотреть на безобразия в Поволжске? – говорил он, отдуваясь после обильного обеда. – Надо с этим кончать. Банды, наркотики, злоупотребления властью. Жалобы граждан идут потоком. На все это надо как-то реагировать.

– Вы уверены, что при вашем руководстве станет лучше? – спросил Кодацкий.

Рогов потупил глаза:

– Знаете, мне ведь ничего не надо, у меня все есть. Кстати, должен сразу сказать, что, как и в настоящее время, финансовой деятельностью я заниматься не буду, не имею права.

– Если у вас все есть, тогда тем более, зачем вам власть?

Лещев и Ланцева переглянулись. Ай да Кодацкий! Как же он решился задать такой коварный вопрос? Но чувствовалось, что смелость редактора была заранее согласована, и Рогов был готов к этому вопросу.

– За людей обидно, за земляков моих, – сказал он, снова подавляя отрыжку. – Кроме того, человек так устроен, ему всегда чего-то не хватает. И когда у него есть все, то ему не хватает… – Рогов сделал паузу.

– Власти? – совсем расшалившись, подсказал Кодацкий.

– Я бы назвал это служением, – потупив глаза, уточнил Рогов.

Интервью закончилось. Лещев отключил телевизор и несколько секунд сидел, опустив голову и барабаня пальцами по столу. Потом открыл рот, хотел что-то сказать, но взглянул на записку, потом на часы и предложил:

– Поехали, пообедаем.

Когда шли по коридору, Анна предупредила, что в машине тоже может быть "жучок". Перебрасываясь ничего не значащими фразами, подъехали к гостинице, где обычно останавливались чиновники, командированные из области и Москвы. Там у мэра был зал, где он устраивал застолья.

Анна рассказала, каким образом прослушка обнаружилась в ее кабинете. Лещев не удивился, что это дело рук Царькова. Если принять во внимание сегодняшнее заявление банкира, то установка "жучков" – часть будущей избирательной кампании.

– У вас есть, кому осмотреть кабинет? Это может сделать Булыкин, – сказала Анна.

– Надо сделать очень аккуратно, – согласился Лещев, раздумывая, какую еще каверзу могут придумать его враги.

Никогда еще его положение не было таким шатким. "Мне конец", – думал Лещев. Он знал правила игры. Все решает не бюллетень, а местная элита, ее административный ресурс. Он к этой элите раньше принадлежал только отчасти. Он протырился во власть случайно. Теперь это недоразумение местная элита решила исправить.

Ланцева прервала невеселые размышления мэра:

– О чем молчим, Николай Федорович?

– Если тебе предложат место в их команде, не отказывайся. Иначе вместе со мной попадешь под гусеницы. В сложившейся ситуации тебе лучше не трепыхаться.

– То есть вы и без меня с ними справитесь?

– Я уйду в сторону. Отосплюсь, а осенью поеду на кабанов. Отведу душу.

"Ну, правильно, – подумала Анна, – эти хищники – на твое место, а ты – на охоту, зло срывать на несчастных животных". "Раньше на охоту с женами ездили", – отчего-то, совсем не к месту, вспомнила Анна.

Она даже не предполагала, что Лещев просто блефовал. В глубине души он и не думал сдаваться.

21 июня 2006 года, среда, полдень

Анна приехала в деревню. Чтобы поднять настроение, пожарили шашлыки. Жарили во дворе, а ели в доме. Чтобы сосед не увидел Радаева.

Сосед отреагировал на запах – забрался на забор. Увидел Ланцеву – отреагировал на нее. Голос у него был лающий:

– О, новую бабу себе завел!

– Тебе чего? – спросил Булыкин.

– Одолжи стольник до четверга.

Булыкин выручал алкаша много раз, не требуя отдачи долгов. Надеялся, что сосед будет убавлять громкость песен. Но алкаш не знал, что такое благодарность.

Послать бы его сейчас подальше. Но что-то подсказывало Никите – нельзя! Эту тварь лучше не злить.

Алкаш зажал стольник в кулаке и полюбопытствовал:

– А чего жрете не во дворе? А, понимаю! Интим.

Сначала решали, стоит ли бросаться на амбразуру. Кому нужен их героизм? Хотя отступать тоже не хотелось. Стыдно и позорно.

– Давай сделаем вид, что испугались, – предложила Булыкину Анна. – У меня в кабинете "жучок". Можно разыграть сцену. Я скажу, что жизнь дороже. А ты со мной согласишься. На время затихнем.

– Чисто женская хитрость, – подумав, оценил Никита. – Не пройдет.

– Тогда что предлагаешь?

– Если у нас совет, то пусть сначала младший что-нибудь скажет.

Павел молча поедал шашлык. Он уже решил про себя: если Ланцева и Булыкин выйдут из игры, пусть даже на время, он прижмет где-нибудь Пикинеса и вышибет из него правду о смерти Вани Томилина. А потом линчует тварь, которая лишила жизни мальчика. Убийца должен быть убит. Любое другое решение несправедливо.

– Что скажешь, Павел? – спросила Анна.

– Нельзя останавливаться. Им ведь того и надо, чтобы мы остановились.

– Кому им? – спросил Булыкин. – С кем мы имеем дело?

– По-моему, это местная наркомафия.

– А конкретней? На кого конкретно думаешь?

Радаев пожал плечами. Он мог бы сказать, ему уже все было ясно, но что-то его останавливало. Булыкин решил ему помочь.

– Знаешь, а ведь наша опергруппа приехала в банк не просто так. В дежурную часть поступил сигнал. Это был мужской голос. Не догадываешься, чей? Бухгалтер и кассир сказали, что не могли видеть, брал ты деньги или не брал. А ты утверждал, что к ним не прикасался. И это правда. Даже если бы ты взял, то не смог бы унести. Кто же унес деньги? Не тот ли, кто позвонил в дежурную часть? Мы вчера были с Анной в "Спарте", и я вспомнил этот голос. Легкое такое нарушение дикции… Давай, Павел, колись: кто был третий?

– Наверное, Квас, – сказал Радаев.

Глава третья

21 июня 2006 года, среда, утро

– Почему наверное? – спросил Булыкин.

– Потому что я не уверен, что это был он.

– Кто такой Квас?

– Так мы звали Царькова. Он не выговаривал "эл". Он говорил "классно", а получалось "квасно". Сейчас это почти незаметно. Наверно, с логопедом занимался.

– Как возникла идея взять банк? Кто был инициатором?

– Тогда только входили в моду поборы с автовладельцев. Но меня и Степку Чеснокова эта мелочевка не увлекала. Мы хотели создать свой бизнес: автомастерскую, автомойку. Нужен был стартовый капитал. Все, кто желал тогда разбогатеть, брали кредиты в банке. Но вдруг бизнес не выгорит? Из каких шишей расплачиваться? И тут этот банк, взять его ничего не стоило. Квас как-то сказал, что может договориться с охранником, он ему не откажет. Но сам участвовать не будет. Мол, ему это ни к чему, Рогов даст ему по дружбе любой кредит.

– А Царьков чем тогда занимался? – спросила Анна.

– Он был охранником у Рогова.

– Теперь восстановим картину. Вы со Степкой входите в банк. Ты отбираешь ствол у охранника. Что было дальше?

– Степка заорал на кассиршу. Она отдала ключи, он открыл сейф.

– А ты в это время что делал?

Назад Дальше