– Я подошел к окну. Вижу, кто-то подходит к банку, женщина какая-то. Отвлекся на секунду, и тут – бах, выстрел! Оглядываюсь – Степка валится лицом вниз. А охранник на меня ствол наводит. Я ему: ты что, урод, творишь? Я был ошарашен. Ствол-то его у меня.
– Ага, вот именно, – Булыкин пристально посмотрел Радаеву в глаза. – Но ты не ответил на мой вопрос. Кто был инициатором?
Павел нехотя сказал:
– Я привык считать себя виноватым. Чего я буду на кого-то клепать?
Булыкин поморщился:
– Брось. По-моему, у тебя другое было на уме.
Никита предполагал, что Радаев хотел взыскать с Царькова за моральный ущерб, что было бы с его стороны вполне логично. Даром он, что ли, семь лет парился?
Момент был скользкий, мужчины могли серьезно поссориться.
– Ребята, по-моему, вам обоим нужно говорить яснее, – сказала Анна. – Лично я ничего не понимаю.
– А чего тут неясного? – язвительно проговорил Никита. – Идея разоружить охранника принадлежит Царькову. У охранника вдруг оказался запасной ствол. Возникает вопрос, кто же пристрелил охранника, если не Радаев? Ответ, по-моему, ясен.
– Как же Царьков мог выйти из банка с деньгами незамеченным? – спросила Анна.
– Очень просто. В банке был черный выход во двор. Нам потом доказывали, что этим ходом не пользовались. Действительно, дверь была закрыта изнутри. Висел навесной замок. Но в эту дверь Царьков мог выйти, а потом ее закрыли изнутри. Думаю, это сделала кассирша.
– Почему именно она? Почему не бухгалтерша? – спросила Ланцева.
– Потому что кассирша не дожила до суда, утонула. А бухгалтерша, даже если что-то видела, на суде твердила только одно – она упала на пол и встала только когда появилась милиция. Она уже никогда ничего не скажет.
– В смысле? Ты говоришь о ней как о мертвой.
– Ее запугали до смерти.
Радаев вынул из кармана фотографию и протянул Булыкину.
– Это случаем не кассирша?
Никита пригляделся. Округлое лицо, чуть вздернутый нос, тонковатые губы, выпирающий подбородок, блудливый взгляд. Знакомое лицо.
– Где взял?
– Из альбома Тани Андреевой, подруги Кваса.
– Похожи, – сказал Булыкин.
Теперь все сходилось. Кассиром в банк взяли своего человека. И этот свой человек давал потом наводки на клиентов, снимавших со счетов крупные суммы. Кассирша могла стать ключевым свидетелем, и поэтому на всякий случай от нее избавились до суда.
Анна сказала:
– Ребята, у нас каждый действует сам по себе. Наверное, это плохо, но иначе, наверное, уже не получится. Тогда давайте просто наметим, с чем мы имеем дело и что делать дальше. Давай, Никита, ты все-таки профессионал.
– Миллион в багажнике у Чесноков, карта, значки, номера… Карта – схема местности, значки и номеpa – тайники. Идет торговля наркотой. Чесноки постоянно ездят в сторону Топельника. Но как там незаметно пошарить – ума не приложу. Надо думать.
Пока Булыкин анализировал ситуацию, Радаев составил для себя план действий. Нужно встретиться с Таней и вызвать ее на откровенность. Она должна сказать, что было тогда на самом деле в банке. А еще надо понять, действительно ли она встречается с Антоном Чесноковым. Если это так, то Таня может знать, чем он сейчас занимается. Ну и если Булыкину трудно разгадать тайну Топельника, то это сделает он.
– Мы забыли про киллера с птичьей фамилией, – сказала Анна.
– Павел, – предупредил Булыкин, – этот парнишка очень опасен. Доказательств у меня нет, но я нутром чую – это он убил Макарова и Ваню Томилина голыми руками.
– Отлично, – медленно проговорил Радаев.
Помолчали. Каждый с тревогой понимал, что закрутка нарастает.
– Хорошо кавказцам, – вдруг заметил Булыкин. – Надоело терпеть беспредел – ушли в горы и начали херачить.
Слова были серьезные, а тон как бы шутливый.
Радаев отреагировал коротким смешком. Мысленно он уже ушел, только не в горы, а в лес.
21 июня 2006 года, среда, вечер
Булыкин занимался поисками "жучков" в кабинете Лещева. Мэр нервно ходил из угла в угол, прокручивая в памяти свои разговоры. Главное, чего он боялся, не сказал ли что-нибудь лишнее о губернаторе. Нет, это исключено. У него правило: как бы тебя ни прижимало и ни унижало начальство, сцепи зубы и молчи. Даже при жене не ругай.
В деловых разговорах тоже выбирал выражения. А если нужно было посекретничать, то включал громче телевизор или встречался в бане, на охоте, на рыбалке. Ему бы, конспиратору, в разведке работать, а не в мэрии.
Что же касается финансовых дел, то тут Николай Федорович вообще проявлял чудеса осторожности. Никогда ничего никому не предлагал. Только как бы нехотя реагировал на заманчивые предложения, и далеко не всегда положительно. Далеко не всегда. Не наглел, не жадничал. Соблюдал меру.
Булыкин нашел длинноволновый приемник-передатчик ТСМ-0396Е, улавливающий даже шепот и скрытно подсоединенный к электросети, скорее всего, во время ремонта.
Они выехали за город, где можно было без посторонних глаз осмотреть машину. Самые откровенные разговоры мэр мог вести именно в машине, а не в кабинете. Булыкину пришлось повозиться. "Жучок" затаился за панелью приборов.
Лещев достал из багажника бутылку коньяка и два полиэтиленовых стаканчика.
– Давай, майор, расслабимся.
Булыкин отказался.
– Обратно поведу я, а вы пейте.
– Твою мать! – выругался мэр, наливая в стаканчик. – Твою мать! – повторил он. – Что происходит, майор?
– А что происходит? Как жили в дерьме, так и живем. Только дерьма стало еще больше. Такой дружбы котов и мышей, как у нас, наверно, нигде нет.
– А я, по-твоему, кто?
– Вам видней, – отозвался Булыкин, посматривая по сторонам. Разговор этот был ему в тягость.
– В чем-то я мышь – это точно, – согласился мэр. – А в чем-то кот. Должен быть котом, но – не получается. Знаешь, чьи дачи там строятся? – Лещев кивнул на холм в излучине Волги. – Моего помощника Царькова, твоего начальника Шокина и нашего будущего мэра Рогова. Забор в забор.
Булыкин усмехнулся:
– Вы же сами, наверное, участки им выделили.
– Сам, – признал Лещев.
Царьков не раз уговаривал его взять участок на этом холме, рядышком с собой. Брал на себя все расходы. Он, Лещев, затянул с ответом. И Царьков перестал предлагать.
Лещев налил себе еще. Никита следил за его движениями. Он знал, что мэр может выпить хоть тазик. Но сейчас он взвинчен. Еще не хватало, чтобы его развезло. Возиться с ним…
Мэр сел прямо на землю. Замер с опущенной головой. Задумался о губернаторе. Валерий, Валерик… Как можно жить с таким именем? Мужик до мозга костей, Лещев любил находить что-то немужицкое в начальнике. Раньше презирал Сапрыгина за его безукоризненные костюмы и галстуки. А потом стал обезьянничать. Только те же костюмы сидели на нем мешком, брюки морщились гармошкой, зад провисал, вязь галстуков он так и не освоил. А уж о физиономии и говорить нечего. У Сапрыгина всегда такой цвет лица, будто он только что вышел от визажиста. И стрижется он каждую неделю. А у Лещева будка, как у полярника. Красная, обветренная, толстые губы высушены, нижняя губа висит вареником. Эх!
Никак не мог простить Лещев Сапрыгину и своего холуйства. Раньше он таким вкрадчивым и прогибучим не был. Конечно, не ради себя прогибается. Ради любимого города, ради людей. А все равно обидно.
Но больше всего не мог простить Лещев неблагодарности. Привез губернатору лосенка, детеныша убитой лосихи, двухмесячного, пугливого и потерянного, все-таки сирота. Сапрыгин глядел на него с нежностью, в темя целовал, из бутылочки молоком поил, а его, Лещева, даже слова теплого не удостоил. Обычно ведь как. Я тебе подарочек, ты – мне. Это даже в психологии описано – правило взаимного обмена. Плевал губернатор на это правило. Эх!
Лещев вылил в стаканчик остатки коньяка и выпил мелкими глотками, роняя желтые капли на зеленый галстук.
22 июня 2006 года, четверг, вечер
Корытин правильно рассудил, что скрываться у Ланцевой или Томилиных Радаев не будет. Остается Булыкин. Грифы сели майору на хвост. Слежку вели по всем правилам, передавая его от одной машины наблюдения к другой. После работы мент ехал ночевать не домой к жене, а в деревню. Только покупал при этом многовато продуктов.
Захватить Радаева, если он скрывается у Булыкина, не представляло труда. Достаточно просто взломать дверь или влезть в окно. Дверь деревянная, окна без решеток. Но грифы не забывали, в чьих руках теперь мелкашка.
Корытин поручил следить задачей Пикинесу и Шурупу. Не кончили враз Радаева, пусть теперь сами исправляют свой промах.
Пикинес и Шуруп вначале все сделали правильно. Заглянули к соседу. Начали выспрашивать, не живет ли кто-нибудь у Булыкина. Алкаш сразу понял, что в качестве информатора может неплохо заработать. Сказал, что никого из посторонних не видел, но если увидит, то может сообщить. Пикинес и Шуруп похвалили: правильно соображаешь. Дали денег, пообещали хорошую премию, подарили мобильник, велели в случае чего звонить и укатили на рыбалку.
Денег дали зря – алкаш теперь не просыхал. Приехав на другой день и увидев его в полном ауте, Пикинес и Шуруп пустили в ход все, что попалось под руку. Радаев принял шум экзекуции за драку алкашей и включил мобильник, позвонил Тане.
– Ой, а я тебя набираю, набираю. Ты где? – судя по голосу, Таня была в подавленном состоянии. – Ты можешь приехать? Мне срочно нужна твоя помощь. Я пропадаю, Павлик.
– Приеду, как стемнеет, – пообещал Радаев.
Он отключил связь и задумался: замануха или действительно что-то случилось? Он отключил связь, но не сам мобильник, и Таня набрала его снова. Хотела сказать, сколько раз он должен позвонить в дверь. Она никому не открывает, боится.
У Пикинеса был звериный слух. Он расслышал звонок мобильника. Но вломиться в дом Булыкина грифы не решились. Позвонили Корытину, пока тот соображал и согласовывал с Царьковым, сумерки сгустились, и Радаев, не дождавшись Булыкина, благополучно слинял с дачи.
22 июня 2006 года, четверг, поздний вечер
Таня открыла по условному звонку. Прическа в беспорядке. Никакой косметики. Похоже, слегка поддатая. Зареванная, но опухший только один глаз. Таня – это Таня. Она всегда одним глазом плачет, а другим смеется.
Свет в квартире не горел. Сели у окна, где посветлее. В полумраке Таня выглядела старше. Павел не задавал вопросов. Сама расскажет.
– По-моему, Ленчик хочет от меня избавиться, – Таня всхлипнула. – Или утону, или выпрыгну из окна, что-то в этом роде.
– Давай по порядку, – предложил Павел.
– Я устарела. Ленчика потянуло на свежатинку. У нас завелась Даша.
Сердце у Павла екнуло. Хотя… мало ли сейчас Даш. Ему хотелось спросить фамилию, но он промолчал. Стало страшно. Этого только не хватало, чтобы Даша спуталась с убийцей ее брата. А в том, что Квас имеет к смерти Вани Томилина самое непосредственное отношение, Павел уже не сомневался.
Он не стал ничего выяснять, только спросил:
– У тебя точные сведения?
– Я эту Дашу своими глазами видела. Помнишь, где мы встретились? Я их тогда до самой дачи проводила. Я ему потом все высказала. А он так на меня посмотрел, будто приговорил.
…Как всякой женщине, Тане хотелось определенности. Все-таки уже девять лет вместе, пора бы оформить отношения. Обидно: замужние подруги посматривают свысока. Если у тебя есть все, но нет мужа, ты все равно – ноль без палочки.
Царьков начал говорить то, что говорят все мужчины, которым брак ни к чему. Тане бы остановиться. А она начала его разоблачать. Мол, не дура, понимает, для чего он ей Антона подсунул.
Это была коронка Царькова: отдать любимую женщину в знак особого расположения и мужской дружбы, вызвать тем самым к себе полное, абсолютное доверие, а потом этим воспользоваться.
Хотя нет, была еще одна коронка. Подать идею, пообещать легкий успех, а потом, когда уже трудно остановиться, не потеряв лица, начать отговаривать. Чтобы создалось впечатление, что это как бы не его идея. И что он был не за, а против преступления. Это Таня тоже видела и слышала перед тем, как Павел и Степка пошли на банк….
– Ну и зачем? – спросил Царьков, посмеиваясь.
– Просто так ты меня не подсовываешь. Значит, нужен тебе Антон.
Она хотела добавить, что нужен точно так же, как нужен был когда-то Радаев. Но Царьков ее и без пояснений понял. Глаза его сузились.
– Ты говори, да не заговаривайся.
Это означало, что Таня не ошиблась.
Антону Царьков доверил сбор денег у старших и перевозку ежедневных доходов в банк Рогова. А недавно выяснилось, что руки у Антона не только чистые, но и твердые. Узнав, что Гридасов привел к "Спарте" Булыкина, Царьков пришел в бешенство. Этот раздолбай их погубит, с ним надо кончать, причем быстро и решительно. По приказу Корытина Антон с Русланом держали Гридасову руки и ноги, когда тот задыхался в накинутом ему на голову полиэтиленовом мешке.
…Павел слушал плохо. Он ждал, когда Таня закончит, чтобы спросить, что же на самом деле произошло тогда, семь лет назад, в банке.
Но в дверь позвонили.
– Посмотри в глазок, меня ноги не слушаются, – прошептала Таня.
Осторожно ступая, Радаев подошел к входной двери. Снова звонок, потом другой, третий. И знакомый голос:
– Таня, открой! Я знаю, ты дома.
Антон Чесноков позвонил еще несколько раз. В глазок было видно, что рядом на лестничной площадке – никого.
Павел вернулся.
– Антон? – спросила Таня. – Я так и знала, что Ленчик поручит убрать меня Антону.
"Антон занял мое место, – думал Павел. – Интересно, что сказал Тане Квас, когда подставлял меня под пулю. Что нужно было сказать ей, чтобы она предала меня?"
Таня словно прочла его мысли.
– Прости меня, Павлик, – прошептала она. – Квас запудрил мне мозги. Он всем пудрит, всех опутывает, и все ему сходит с рук. А ты все ему простил? Неужели простил?
Радаев начал понимать, зачем она позвала его. Ну, конечно же! Самый простой способ спастись от Царькова – покончить с ним раз и навсегда. Его, Радаева, руками.
Когда требовалось, Павел мог быть хитрым.
Он спросил:
– Считаешь, не надо прощать?
– Ну, не знаю, – с ненавистью прошептала Таня. – Если бы я была мужиком… Павлик, эта сволочь даже дачу строит по-хитрому, на холме. Все подходы как на ладони. А внизу, в Топельнике, у него знаешь что? Тайники. Но сам он там не бывает, вообще, к веществу даже не прикасается.
Радаев слушал внимательно. Он побывал однажды с пацанами в этом Топельнике. Деревья там большую часть весны и лета стоят в воде, почва болотистая. Решили пройти краем леса, но углубились, потеряли ориентир, бродили полдня, думали, уже не выйдут. Обидно было погибнуть: все-таки не глушь, город рядом, шоссе рядом, слышно, как идут машины.
Павел не забывал, с кем разговаривает. На всякий случай разыграл равнодушие:
– Черт с ними, тайниками.
– А ты разве на Булыкина не работаешь?
Зря Таня так спросила. Сама поняла, что зря. Поэтому сказала иначе:
– Говорят, тебя не просто так освободили.
– Я должен сделать так, чтобы пацаны перестали мочить друг друга, – сказал Павел. – А с чего ты взяла, что Квас веществом торгует?
Таня усмехнулась:
– Он даже держит адвокатшу для отмазки ребят. Платит ей пятьдесят штук в месяц. Шокину тоже нехило перепадает. Сто пятьдесят!
Шокину? Это уже серьезно. Очень серьезно.
– Откуда такие сведения?
– Я знаю, что говорю, можешь не сомневаться, – сказала Таня.
Снова звонок в дверь и голос Антона.
– Позвони ему, – предложил Павел. – Скажи, что ты здесь, но ни за что не откроешь. Можешь заодно и про Степку сказать.
– Павлик, спрячь меня где-нибудь, – будто не слыша, просила Таня. Торговалась, шла на обмен.
Конечно, он ей поможет. Надо только сообщить Булыкину. Пусть он ее где-нибудь спрячет. От ее показаний будет многое зависеть.
– Мы поможем тебе, но ты сейчас позвонишь Антону и скажешь ему про Степку, – настаивал Павел.
Таня набрала знакомый номер. Ее объяснение было путаным. Будь Павел на месте Чеснокова, он бы не поверил ни одному ее слову. Но в настоящий момент важно было, что Антон просто услышал это сообщение – кто конкретно виноват в смерти его старшего брата.
– Что он тебе сказал? – спросил Радаев, когда Таня закончила разговор.
– Отвечаю ли я за свои слова.
Павел позвонил Булыкину, обрисовал ситуацию. Сказал про закладки в Топельнике и про Шокина. Никита согласился, что Таню надо где-то спрятать. Он сделает все, что сможет. Терять такого свидетеля нельзя. Но квартира, скорее всего, под наблюдением. Сделать это незаметно не получится.
Никита спросил адрес и велел ждать. У него голова шла кругом. Он готов был услышать о полковнике Шокине все что угодно, только не это. Теперь все вставало на свои места. Стало окончательно ясно, что рассчитывать можно только на самого себя.
Никита позвонил Ланцевой. Обычно Анна сдержанно выслушивала самые удивительные сообщения. Но тут выдержка ей изменила.
– Какой ужас! – повторяла она. – Какой ужас! Что же делать? Может, позвонить Лещеву?
– Он пьяный в дупель, я недавно отвез его домой.
Они обсуждали другие варианты. А Радаев в это время вызванивал их, чтобы сообщить, что дверь квартиры вот-вот будет взломана.