Конечно, соврал Лева. Не было у него ни одной бабы, с тех пор как он вернулся из армии. Да и в армии только дважды за все время довелось ему осязать теплую и мягкую женскую кожу. Один раз, когда к ним в казарму забрела местная наркоманка - голодная и нечесаная, она вроде даже дремала на скрипучей койке, пока солдаты по очереди громоздились на ее костлявое тело. Лева в тот раз успел до того, как пришел лейтенант и вытащил девку в караулку. Где, скорее всего, она пропустила через себя всех младших офицеров. Впрочем, самой наркоманке, по-видимому, было все равно. Надо сказать, Леве тот опыт совершенно не понравился.
Совсем другое был второй случай. Дело было так.
Примерно за полгода до дембеля Леву вызвал к себе замполит, толстенький майор с лицом усталого от жизни кадровика, и приказал ехать в поселок, где он успел за годы, проведенные в части, обзавестись домиком и даже небольшим хозяйством. Нужно было убрать снег. Конечно, Лева сразу согласился. Для любого солдата хоть ненадолго покинуть опостылевшую часть - всегда праздник. Однако Лева не мог рассчитывать, что такой...Леву встретила жена замполита. Оглядев его с головы до ног, она вручила ему лопату и все время, пока он убирал снег, следила из окна. Работал Лева споро, и через час двор замполита был даже чище плаца в части. Потом хозяйка пригласила в дом, накормила, даже налила стопарь водки. А потом... Лева не мог во всех подробностях вспомнить, что было потом. Но это было просто здорово. Уже потом Лева узнал, что таким образом жена замполита употребила почти всех солдат из их части....Люда быстренько скинула халат и осталась в чем мать родила.
Ну, чего встал? - строго сказала она, видя нерешительность Левы, - тебе что, особое приглашение нужно?
Она протянула руку и расстегнула его брючный ремень. Лева опомнился и начал торопливо раздеваться. Рывком спустил брюки, а потом, не удержав равновесие, шлепнулся на пол.Люда только посмеивалась. Она уже лежала на постели. Наконец Лева разделся и буквально кинулся на нее. В первый момент ему показалось, что он проваливается в какую-то до невозможности мягкую перину. Мягкую, теплую и замечательную...Когда часа через два вернулся Юра, Лева с Людой сидели на кухне, пили чай и резались в подкидного дурака. Лева постоянно улыбался и подхалимски подыгрывал Людке.
Баклуши бьете? - Юра был хмурым и злым. - А мне сейчас чуть башку не отвинтили за вчерашнее.
Что, Юрок? - спросила Люда.
Ничего. Обещали бабки отнять. Так что сегодня подчищать пойдем. Чего вчера недоделали.
Когда? - Люда бросила на стол карты.
Вечером. Часов в двенадцать.
А я?- спросил Лева.
И ты тоже. Короче, все как вчера - Людка за рулем, мы на дело.
19 часов 15 минут
Москва,
Фрунзенская набережная
Я вернулся домой рано - часов в семь вечера. И в честь такого случая решил не открывать дверь своим ключом, а позвонить, чтобы Ирина в кои-то веки встретила законного мужа на пороге. Как и полагается порядочной жене.
О, Турецкий появился, - недоуменно воскликнула она, открывая дверь, - тебя что, с работы выгнали?
Ну почему сразу "выгнали"?
А как еще объяснить твое раннее появление?
Ира, рабочий день в прокуратуре, к твоему сведению, заканчивается ровно в шесть - так же, как и во всех других учреждениях.
Правда? - изумилась она. - Слушай, это надо где-нибудь записать. А то забуду.
Слушай, - я попытался отодвинуть ее в сторону, - может, ты меня все-таки пригласишь войти в собственный дом?
Ой, - всплеснула руками Ира, - прости, забыла.
Что - забыла?
Твое лицо забыла. А фамилия твоя прекрасная тоже бы улетучилась из памяти, если бы я оставила свою девичью.
Ну ладно, хватит язвить, - сказал я, входя в дверь, - работы на самом деле по горло, но все как-то не движется.
Понимаю-понимаю, - Ирина, скрестив руки на груди, наблюдала за тем, как я снимаю плащ и переобуваюсь, - твоему внезапному появлению в столь ранний час я обязана исключительно случаю. Может, у меня пошла светлая полоса в жизни? Завтра же куплю лотерейный билет.
Я подошел к Ирине и обнял ее за плечи. Все- таки, что бы ни происходило в жизни, какие бы... соблазны меня ни окружали, ближе и роднее этой ехидины у меня нет. И скорее всего, уже не будет.А Ира на секунду уткнулась носом мне в шею и прижалась всем телом. Только на секунду. Но и за этот миг я снова убедился - она всегда будет ждать меня и всегда будет мне рада.
Ну что, Турецкий, иди мыть руки. Так уж и быть, поджарю тебе котлеты. А еще есть гороховый суп. Со свиными копчушками, как ты любишь.
Одним словом, этот вечер я провел, что называется, в кругу семьи. Поиграл с Ниночкой, которая как-то незаметно стала совсем большая, посмотрел телевизор, поговорил о том о сем с Ирой. Что и говорить, нечасто мне удается вернуться с работы, когда они еще не спят. Все-таки дом - это замечательно. И я счастлив, что он у меня есть.Но, конечно, часа через два я все-таки вспомнил обо всех убийствах, хоккеистах - мертвых и живых, киллерах и так далее. Ну не могу я отключаться от дела, не умею. И ночи не буду спать, пока не распутаю этот жуткий кровавый клубок.Помяните мое слово - скоро еще что-нибудь случится. Что-то еще должны выкинуть эти подонки - я имею в виду тех, кто заказывает убийства.И скорость, с которой ты, Турецкий, будешь шевелить своими мозгами, обратно пропорциональна количеству трупов в этой истории.Тут до меня дошло, что Ирина, сидя в кресле напротив меня, вертит в руках какой-то прямоугольный кусочек бумаги и задает мне вопрос.
Что? - переспросил я.
Я говорю, что это за люди?
И она повернула ко мне белый прямоугольник, который оказался не чем иным, как самым ценным вещдоком в деле - я имею в виду фотографию, которую мы вытащили из руки убитой Ады Старевич.Вообще-то таскать с собой вещественные доказательства без нужды не разрешается, но я цеплялся за эту фотографию, как за соломинку, и поэтому решил взять ее с собой. Вдруг она меня приведет к преступнику.
Кстати, как она оказалась в руках у Ирины?
А ты знаешь, - сказал я, делая страшные глаза, - что эту фотографию мы вынули из руки убитой киллером женщины?
Закаленная годами жизни со следователем прокуратуры, Ирина ничуть не испугалась:
Правда? А кто это такие?
Страшные и кровавые преступники. Ты что, рылась у меня в портфеле?
Залезла за сигаретами. Она и выпала. Кстати, одного из них я знаю.
У меня по спине забегали мурашки. Нет, это только в детективных романах бывают подобные совпадения и счастливые случайности. В жизни такое исключено. Я вам как следователь говорю.
Кого ты знаешь? - слабым голосом произнес я.
А чего это ты так побледнел? - Ирина подошла и заботливо пощупала мне лоб. - Ты, Турецкий, скоро совсем загнешься на своей работе.
Кого ты знаешь, Ира?
Вот этого.
Когда она показала пальцем на того самого, неизвестного четвертого человека на фотографии, я думал, что у меня вот-вот случится инфаркт.
Вот ведь как бывает!
Кто это?
Это Назаренко.
Назаренко?
Да.
Какой еще Назаренко?
Он одно время был секретарем Краснопресненского райкома комсомола, когда я училась в консерватории.
Ну и откуда ты знаешь секретаря райкома? - недоверчиво спросил я.
Балда. Я тебе десять раз рассказывала, что в институте я целый год была комсомольским вожаком. Ну и по долгу службы ходила в райком. А он там и сидел. Курировал вузы.
Ты ничего не путаешь? - недоверчиво спросил я. - Лет-то сколько прошло.
С твоей стороны, Турецкий, - строго сказала Ирина, - крайне бестактно напоминать женщине
о ее возрасте. Даже если это твоя собственная жена.
Ну, Ира, я не это имел в виду. Просто мужик мог измениться...
Не оправдывайся. Не знаю как следователь, но дипломат из тебя никудышный.
Ну ладно, ладно, прости. Ты его точно узнала?
Говорю тебе, точно.
Совершенно?
Абсолютно.
Как, ты говоришь, его звали?
Назаренко.
А имя помнишь?
Имя? Кажется, Дима... или... Нет, точно Дима.
Ира, - как можно более проникновенно сказал я, - ты на сто процентов уверена?
Вот Фома неверующий, - негодующе воскликнула Ирина, - да я сейчас тебе фотографию покажу. Он должен быть где-то на старых.
Она принесла большую коробку из-под женских сапог, вывалила на стол груду фотографий и стала их разбирать. Конечно, разглядывая буквально каждую из них. "
...А это я с Люськой Немцовой... А это мы с тобой в Паланге. Помнишь, Турецкий?
Она рылась и рылась, а я сидел как на иголках, не в силах поверить своему счастью.Наконец моим мучениям пришел конец, и она выудила большую групповую фотографию. Над целой толпой молодых парней и девушек висел лозунг: "Привет участникам XXVII конференции ВЛКСМ".
Вот он, - Ирина ткнула пальцем в человека в строгом темном костюме и галстуке, который стоял в первом ряду.
Конечно, лицо Назаренко было размером с две спичечные головки, да и фотография порядком выцвела.
[о это был он. Тот, кто стоял на нью-йоркской набережной вместе с хоккеистами и Нордом. Сомнений быть не могло. Кстати, он не слишком изменился.
Я встал и приложил руку к сердцу:
Ира, от имени Генеральной прокуратуры Российской Федерации и от себя лично объявляю тебе благодарность.
Спасибо. А посущественнее за мои заслуги ничего не предложишь, Турецкий? - хитро прищурилась Ирина.
Что? - удивился я.
Она вздохнула:
Нет, ты все-таки тупица, Саша. Хоть и "важняк". Пошли. Я уже уложила Ниночку...
Она взяла меня за руку и потащила в спальню.
30 сентября 1997 года2 часа 30 минутМосква,больница Склифосовского
Ночью в палате тихо. Только время от времени из коридора раздается тихий шелест газеты - это дежурный, который по ночам бодрствует. Темно и тихо...Тренировки начались буквально на следующий день после приезда Павла в Америку. У команды "Нью-Йорк вингз" была небольшая, хорошо оборудованная спортивная база за городом. Так что каждый день в шесть тридцать утра автобус подъезжал к недорогой гостинице в Нью-Йорке, где Норд поселил спортсменов, и отвозил их на крытый ледовый стадион. Четыре часа тренировки - перерыв на обед, потом еще четыре часа, потом игра - тренер разделял их на две команды. Кстати, к удивлению Павла, несмотря на все разглагольствования Норда о патриотизме, все инструкторы, тренеры, не исключая и главного, были американцы.
Тренировались ежедневно, кроме воскресенья. Павел заметил, что члены команды работают с каким-то остервенением. Даже злостью. Между собой хоккеисты общались мало, и уж конечно Бородину не удалось вызнать, как Норду удалось собрать команду из лучших русских игроков. Не говоря уже о суммах гонораров.А вот спортивные американские журналы, тот же "The Oilers" и даже именитый "Sports Illustrated" не преминули сообщить, что на базе "Нью- Йорк вингз" создана команда из лучших русских хоккеистов, и даже помещалось интервью с Патриком Нордом, в котором тот без зазрения совести объявлял о больших гонорарах спортсменов. Судя по его словам, хоккеисты получали нормальные суммы. Однако никто не посмел возражать, из чего Бородин сделал вывод, что ко всем остальным были применены такие же меры воздействия, как и к нему.Шли месяцы. "Нью-Йорк вингз" участвовала в отборочных играх, потом начался чемпионат. И сразу же команда показала очень хорошие результаты. Она не проиграла ни одного матча, а Бородин опять вышел на первое место в HXJI по числу забитых шайб. Журналы трубили о "новой сенсации", о "неудержимых русских" и тому подобном. И ни один из журналистов-ищеек не пронюхал об истинном положении вещей в команде. Небольшое недоумение вызвал только тот факт, что почти все хоккеисты "Нью-Йорк вингз" сменили своих менеджеров. Но и эти слухи быстро утихли. Норд заботился о своей репутации...
Разумеется, Бородин и не думал никому рассказывать о том, как именно он попал в эту команду. Предпринимать какие-то шаги было бессмысленно и даже опасно. В Москве остались мать и Инна. А Норд был способен на самые решительные действия. В этом он уже убедился.
Конечно, деньги, которые платил ему Норд, любой российский хоккеист счел бы манной небесной. Но ощущение подневольности, того, что его вынудили играть в этом клубе, не давало ему покоя. Хотя в итоге он смирился, как, видимо, и все остальные. В конце концов, год - это не так уж много. Можно и потерпеть. Теперь Павел сам был согласен со словами Коняева, сказанными им тогда по телефону.
И все было бы хорошо, если бы не этот случай.
Это произошло месяца за два до финального матча чемпионата. В этот день Павел решил немного покататься вечером, после тренировки, когда на базе никого нет. И остался там ночевать. Он несколько раз так уже делал - кататься на коньках одному, на совершенно пустом катке доставляло ему большое удовольствие, несмотря на то что целый день проводил на льду. Это была его стихия. Здесь он мог хотя бы ненадолго отвлечься от того постоянного чувства подавленности, которое не давало Бородину покоя.
Павел катался часов до одиннадцати. Потом решил отправиться спать. Он пошел в раздевалку, снял коньки для фигурного катания, которые специально приобрел для таких случаев, постоял в душе и отправился наверх, в комнаты для ночлега. Они находились на третьем этаже, и, чтобы попасть туда, надо было пройти длинный коридор, в котором помещались административные кабинеты.
Здесь же был и кабинет Норда, который частенько сам присутствовал на тренировках. У Павла вообще сложилось такое впечатление, что хоккей для Норда - что-то вроде хобби. Ну, конечно, хобби, которое приносит немало денег... Как бы там ни было, на базе "Нью-Йорк вингз" оборудовали для Патрика Норда специальный кабинет.
Павел шел по коридору и вдруг с удивлением обнаружил, что дверь кабинета открыта и оттуда видна полоска света.
"Странно, - подумал Павел, - Норда сегодня вроде не было, а по вечерам ему здесь делать нечего. Может, охранники осматривают помещения?"
Когда он подошел поближе, из комнаты послышались голоса. Один из них Павел узнал сразу - это был низкий и бархатистый голос Патрика Норда. Второй был ему незнаком.
...некоторых игроков "Нью-Йорк вингз", и в первую очередь, Бородина, - услышал Павел конец фразы. Это было произнесено незнакомым голосом. Сначала Павел хотел пройти мимо, но потом упоминание его имени заинтересовало, и он решил послушать.
Ну разумеется, - голос Норда был какой-то раздраженный, - разумеется, Бородин. Это же лучший игрок HXJI.
Один из лучших, - поправил его неизвестный собеседник.
Это не меняет дело. Конечно, ваше... э-э... требование...Просьба, господин Норд. Просто просьба. Пока, во всяком случае.
Норд вздохнул. Это было слышно даже из коридора.
Ну ладно. Пусть будет просьба. Но вы должны понимать, что команда уже сумела зарекомендовать себя одной из лучших в HXJI. И теперь полным ходом идет к законной награде - Кубку Стэнли. Разве не так?
Я это прекрасно понимаю, - вставил неизвестный.
Тогда вы должны понимать и то, что разваливать команду в такой момент было бы... было бы... не совсем умно.
И с этим Согласен... Но все-таки я не об этом.
А о чем же?
Победа в чемпионате обещает вам и известным нам людям немалые деньги, не так ли?
Норд, видимо собираясь с мыслями, помолчал несколько секунд.
Да, это так. Но это не такие уж огромные суммы. Вы же понимаете, что налоги, содержание спортивной базы, наконец, оплата жалованья игрокам поглотит большую часть этих денег.
Незнакомец хохотнул:
Не надо, господин Норд. Нам известно о ваших доходах больше, чем вы думаете. Кстати, какие размеры доходов вы планируете в случае успеха на чемпионате вашей команды?
Норд помолчал, потом, как показалось Бородину, не очень охотно начал перечислять:
Н-ну, призовой фонд HXJI, доходы от рекламы, от сувенирной продукции, от выпуска плакатов, постеров и так далее... Конечно, окончательные цифры пока что прогнозировать рановато...
Ну а все-таки? - настаивал неизвестный.
Я думаю, порядка трехсот пятидесяти - четырехсот миллионов.
Бородин присвистнул. Про себя, конечно.
По нашим подсчетам, эти суммы несколько больше, - жестко сказал незнакомец.
Но...
Да-да. Как минимум вдвое больше. Причем значительная часть этих денег не будет облагаться налогами. А?
О чем вы говорите?
Ну-ну, Норд, перестаньте. Я уже сказал, что мы прекрасно информированы. И в том числе об уровне зарплаты спортсменов.
Я вас не понимаю.
Вот посмотрите, господин Норд.
Он зашелестел какими-то бумагами.
Эти бумаги хорошо вам известны. Во всяком случае, если не вам, то вашему бухгалтеру точно.
Что это? - голос Норда дрогнул.
А вы гляньте.
Некоторое время в тишине раздавался только шелест бумаги. Потом заговорил Норд:
Надо воздать должное вашему агентству. Ваши люди не зря получают зарплату.
Вы понимаете, что, если эти бумаги попадут... да куда угодно, хоть в налоговую службу США, вы погибнете.
Вы преувеличиваете.
Ничуть. И это вам хорошо известно.
У вас в руках только копии.
Не беда. Если мы сумели добыть копии, то сможем достать и оригиналы. Кстати, некоторые у нас уже есть. Хотя, для того чтобы налоговая служба начала расследование, достаточно и копий.
Норд молчал. И незнакомец продолжил:
А между тем, господин Норд, вам есть что терять. И советую, чтобы не потерять все, пожертвовать малым. И тогда мы обещаем вам, вместе с нами конечно, просперити. То есть процветание.
Ну ладно, - слабым голосом произнес Норд, - каковы ваши условия?
Вот это другой разговор.
Павел услышал скрип, а потом глухие шаги. Видимо, кто-то из собеседников встал с кресла и прошелся по комнате.
Он стоял за дверью и не знал, что предпринять. С одной стороны, было очень интересно дослушать этот разговор до конца, так как Бородин чувствовал, что сейчас решается судьба команды и его в том числе - недаром его фамилия прозвучала в первой фразе, которая донеслась из-за двери. Но с другой стороны, "великое знание порождает великие печали". Ясно, что Норд пригласил своего собеседника сюда, на базу, для того, чтобы никто не узнал об их встрече. А тем более не подслушал разговор. И если Норд узнает о том, что Павел в курсе содержания их беседы... Неизвестно, чем это может кончиться.
У вас нет виски, мистер Норд?
Да-да, сейчас...
"Норд лебезит перед ним... Интересно, кто это такой? "
За дверью раздавались звуки наливаемых жидкостей и звяканье стаканов. Дальнейший разговор проходил под перезвон кубиков льда.
Прекрасное виски. Молт?
Да... "Чивас ригал".
Мой любимый сорт. Итак, наши условия, мистер Норд, таковы. Доходы от рекламы и всего сопутствующего играм с участием "Нью-Йорк вингз" мы делим пополам. Одна половина ваша, другая наша. Разумеется, сюда войдут и деньги, полученные вами от возможной победы команды в чемпионате.
Не получится, - отозвался Норд.