Грязные игры - Фридрих Незнанский 17 стр.

Наконец Меркулов, чиркнув что-то на бумаге, по­ложил трубку. Лицо его выражало крайнюю озабо­ченность.

Что случилось, Костя?

Слушай, Саша, а ты уверен, что на фотогра­фии именно тот Назаренко?

Да. Я сам сравнивал. У Ирины осталась его старая фотография. А в чем дело?

Твоя жена оказалась права.

Они нашли данные?

Да. Назаренко Дмитрий Алексеевич. Был сек­ретарем райкома комсомола.

Когда?

Знамо дело когда. Когда комсомол был кузни­цей коммунистов.

Значит, он был тем, кто выковывал... Адрес есть?

Есть. Но это не главное.

А что же главное? - удивился я.

То, кем он работает сейчас.

И кем же?

Помощником Президента.

Президента чего?

Что значит чего? - опешил Меркулов.

Ну - президента чего? Какой-то спортивной федерации?

A-а... В том-то и дело. Российской Федерации.

Российской федерации - чего? - допытывал­ся я.

Турецкий,- медленно проговорил Мерку­лов, - ты действительно устал сегодня ночью. За­циклился на спортсменах. Спорт здесь ни при чем. Дмитрий Назаренко работает помощником Прези­дента Российской Федерации. В просторечии име­нуемой Россией.

Я так и сел. Только этого нам не хватало!

Но, в конце концов, это еще ничего не доказы­вает, - сказал я, подумав, - может, они случайно повстречались в Нью-Йорке и решили сфотографи­роваться.

Может, - грустно произнес Меркулов, - толь­ко, как мне сообщили, Назаренко курирует вопро­сы спорта. Так что встретились они, конечно, не случайно. Другое дело, имеет ли он отношение к этим преступлениям. А может быть, ему грозит опасность.

Ну, согласись, Костя, выяснить это мы пока не можем.

Вот именно. Не можем. А должны. А теперь посмотри вот это.

Он протянул мне лист бумаги.

ИЗ АКТА СУДЕБНО-КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ (БАЛЛИСТИЧЕСКОЙ) ЭКСПЕРТИЗЫ ЭКСПЕРТНО-КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ГУВД

30 сентября 1997 года. Гор. Москва

В криминалистическое управление на исследова­ние поступил автомат АКС-74У (серийный номер уничтожен), а также две пули, извлеченные из тел потерпевших Шаламова и Коняева, пять пуль и семь гильз, изъятых в разных местах происшествия - автоаварии автомобиля "линкольн".

Перед экспертами был поставлен вопрос: были ли пули, обнаруженные на месте происшествия и при судебно-криминалистическом исследовании тру­пов Шаламова и Коняева, выпущены из автомата, представленного на экспертизу?

В результате идентификационного исследования данного огнестрельного оружия, боеприпасов, сле­дов выстрелов в оружии, а также на пораженных преградах экспертиза пришла к заключению: пули, которыми были поражены потерпевшие, а также пули и гильзы, обнаруженные на месте происше­ствия, были выпущены из автоматического оружия АКС-74У, представленного на экспертизу.

Об этом свидетельствуют характерные следы на­резки на пулях (количество нарезов, ширина полей нарезов, их крутизна и шаг нарезов), а также сле­ды, возникшие на гильзах в результате досылания патронов в патронник, выстрела и выбрасывания гильзы. В результате экспертного исследования были изучены не только наличие и локализация следов, но и их микрорельеф, что и позволило идентифи­цировать их с представленным оружием (см. фото­материалы).

Ст. эксперт-криминалист ЭКУ П.Т. Зайцев,

зав. лабораторией ЭКУ к. т. н.

Л.Д. Воронина.

Ну и скорость! Как это они умудрились так быстро провести экспертизу?

Ты забываешь, что наш друг Грязнов руково­дит МУРом.

Временно, - поднял я указательный палец.

Без разницы. Он вызвал экспертов, как только ты ушел из МУРа, и через несколько часов резуль­таты экспертизы были готовы. Он попросил началь­ника ЭКУ, и тот вне очереди провел экспертизу.

Лихо...

Тепло, Турецкий. Все теплее и теплее. - Мер­кулов отхлебнул успевшего остыть чаю и сложил разбросанные по столу газеты в аккуратную стопку.

Ты так считаешь? - с сомнением сказал я. - Не забывай, что есть еще один автомат. Не говоря уже о карабине "Сайга" с лазерным прицелом.

Когда я вернулся в свой кабинет, Инна уже при­шла. Женя, как и обещал, развлекал ее рассказами из уголовной практики, а точнее, пересказывал со­держание какого-то старого дела, которое я ему под­сунул, чтобы он не болтался без дела. Судя по вы­ражению лица, Инна жутко скучала.

Здравствуйте, Александр Борисович. - Уви­дев меня, она заметно обрадовалась.

Ну мы же с вами договорились, Инна, просто Саша, - галантно ответил я.

Женя прекратил чтение и закрыл пожелтевшую папку "Дело".

Садитесь напротив меня и отвечайте на воп­росы. А ты, Женя, записывай. Итак, откуда вы зна­ете Льва Стрижа?

Мы познакомились случайно. Примерно ме­сяца три назад мне позвонил Павел из Нью-Йорка и попросил забрать из его агентства какие-то бума­ги. Я пошла...

Погодите-погодите. Что значит - его агентства?

Из агентства, которое занимается его делами.

Как? Разве это не прерогатива Патрика Норда?

Нет. Делами Павла занимается одно московс­кое агентство. Оно называется "Просперити".

"Просперити". Что-то знакомое. Стоп! Стриж го­ворил о каком-то агентстве, куда они ездили с бра­том за инструкциями. Он еще не мог вспомнить название.

Вы встретили Стрижа в этом агентстве?

Да. Он стоял в коридоре и кого-то ждал. А я забыла зажигалку.

Вы курите?

Да. Только Павлу не говорите.

Не скажу. Продолжайте.

Ну вот. Он дал мне прикурить, ну и разгово­рились. О том о сем - так, потрепались. Я дала ему номер телефона. А потом мы два раза с ним ходили в ресторан и в ночной клуб.

Он хотел вас пригласить вчера, вы отказались, тогда он разозлился и сгоряча проболтался, что уст­роил катастрофу на Ленинградском шоссе. Так?

Да.

Больше он ничего не говорил?

Нет...

Скажите, Инна, Стриж рассказывал вам что-нибудь о своем брате?

Не помню.

Вспомните, Инна, это очень важно. Его зовут Юра.

Нет. По-моему, никакого Юру он не упоминал. Лева постоянно рассказывал какие-то армейские анекдоты и хвастался, какой он меткий стрелок.

Гмм... Женя, пометь это особо.

Угу. - Женя Мишин записывал наш разго­вор аккуратным ученическим почерком.

Вот и все.

Что еще Стриж рассказывал о себе?

Ничего, кажется...

Кажется или точно?

Точно... А, вот вспомнила! Он рассказывал о своем брате! Правда, не говорил, как его зовут.

?

Его брат работает телохранителем.

Что-о?!

Да. Причем у какой-то важной шишки. По- моему, связанной со спортом. Вернее, с Олимпийс­кими играми. Что-то в этом роде...

Председатель Олимпийского Комитета?

Да. У него.

Через минуту я названивал Грязнову.

Слава, как звали телохранителя Сереброва?

Погоди, сейчас посмотрю. Так... Так... Ага, вот. Его фамилия Васильев. Юрий Васильев.

Это он... - в отчаянии воскликнул я.

Кто - он? - не понял Грязнов.

Брат Стрижа, которого сегодня ночью упустили.

В трубке воцарилось молчание.

Ты уверен? - осторожно спросил Грязнов.

Почти на сто процентов.

А я-то думал, что у брата Стрижа фамилия должна быть такой же.

И ошибся. Так же, как и я. Мы оба ошиблись. Потому что надо было допросить этих двоих как следует. Георгия Мунипова и Юрия Васильева.

Кто же знал?

Действительно, кто мог это знать? Кто мог знать, что среди людей, связанных со спортом, в кого ни ткни - попадешь или в бандита, или, на худой ко­нец, в его жертву.

...Полдня я потратил на разъезды. Съездил в Олимпийский Комитет, в Федерацию хоккея, в Спорт-

комитет. Допросил всех, кого мог. Просмотрел кучу документов, кое-что изъял... Но ничего мне все эти усилия не принесли. Было такое впечатление, что существует какой-то заговор молчания у сотрудни­ков спортивных организаций. Никто ничего не знал, как будто не их начальников укокошили.

А еще я заметил, что в этих учреждениях цари­ло какое-то возбуждение. Судя по всему, об убий­ствах уже начали забывать - еще бы, на повестке дня стоял новый вопрос, гораздо более важный. Кто будет новым шефом?

В конце концов я плюнул и пошел в прокурату­ру. Расспрашивать их все равно было без толку.

30 сентября 1997 года

9. 30 по восточному времени США

Нью-Йорк,

Парк-авеню

"...Как сообщают российские информационные агентства, вчерашняя автокатастрофа хоккейной команды "Нью-Йорк вингз", которая, как известно, выиграла в этом году Кубок Стэнли, повлекла за со­бой человеческие жертвы. Погибли два хоккеиста, еще двое находятся в тяжелом состоянии. Сравни­тельно легко пострадали человек, встречавший хок­кеистов в аэропорту, и известный в хоккейных кру­гах русский нападающий Павел Бородин, который был за рулем автомашины. К сожалению, российс­кие власти сильно ограничили доступ журналистов к информации об этой аварии. Однако тот факт, что расследованием причин катастрофы занялась Гене­ральная прокуратура России, и упорно циркулиру­ющие в Москве слухи о якобы обнаруженном в лесу трупе водителя автомобиля позволяют сделать вы­вод о криминальной подоплеке этого происшествия. Независимые эксперты утверждают, что..."

Патрик Норд с силой нажал кнопку пульта дис­танционного управления и швырнул его на неболь­шой стеклянный столик перед креслом. Пульт сколь­знул по гладкому стеклу и упал на пол. Экран телевизора погас, и комментатор CNN исчез. Норд вскочил с кресла и зашагал по своему огромному кабинету на сто пятнадцатом этаже известного нью- йоркского небоскреба "Уорлд трейд центр".

Он был в бешенстве. Его любимое детище хок­кейная команда, практически погибла! Причем, на­верняка катастрофа подстроена. Если не хуже... Иначе как объяснить тот факт, что Бородин сидел за рулем? Нет, конечно, это очередная атака.

Глупо, глупо, глупо! - воскликнул он, обра­щаясь к Статуе Свободы, маячащей в голубой дым­ке за гигантским окном, заменяющим собой одну из стен. - Угробить машину для печатания денег! Дураки!

Однако Норд прекрасно понимал, что его про­тивники далеко не дураки. И что ставки в этой игре неизмеримо больше, чем то, что ему удалось зара­ботать с помощью команды. Хотя и для него это было далеко не основным заработком.

Норд распечатал новую пачку сигарет и поломал три штуки, прежде чем ему удалось вытащить не­поврежденную. Он закурил и тут же закашлялся.

Эх, если бы он находился в Москве! Может, тог­да удалось бы что-нибудь предпринять. Или разуз­нать подробности. Хотя, скорее всего, было уже поздно. Слишком поздно...

"Норд", как известно, в переводе означает "се­вер". А в Астрахани, где Валера Мунипов провел свое детство и отрочество, нордом называли силь­ный холодный ветер с моря. То есть дувший с про­тивоположной стороны света, а именно с юга. Объяс­нить этот парадокс никто не брался. Ну Норд и Норд, какая разница.

Подобные вопросы никогда не занимали Валеру. У него были другие заботы.

Например, рост. То ли мать его недокормила в детстве морковкой, то ли по какой генетической при­чине - только в семье Муниповых, где все в общем-то обладали нормальным средним ростом, Ва­лера уродился каким-то плюгавым.

Ты мой маленький, - говорила ему мать, и все вокруг понимали эту сакраментальную фразу буквально.

Клоп! - называл его старший брат, а потом, что было особенно обидно, и младший, Жора, ко­нечно, когда подрос.

Шпингалет, - дразнили его в классе маль­чишки. А девочки-акселератки, похоже, вообще не замечали вертящегося где-то под ногами Валеру. Да и лица его они сверху не видели - только копну черных, как антрацит, жестких волос.

Отец - капитан ВВС - совсем ничего не гово­рил, только грустно поглядывал на неудавшегося отпрыска...

В таких условиях люди часто получают душев­ные травмы, у них развивается комплекс неполно­ценности, они замыкаются. Иногда постоянные на­смешки окружающих приводят даже к суициду.

Но с Валерой Муниповым ничего такого не про­изошло. Он даже не стал самоутверждаться, пить литрами морковный сок, часами висеть на турнике или носить высокие каблуки. Он не стал никому ни­чего доказывать. Он просто-напросто как-то раз на перемене взял особенно приставучего обидчика за шиворот и пояс и выбросил в окно. Это был первый этаж, а внизу находилась куча песка, так что тот не пострадал. Но зрелище разбиваемого окна, летящих вниз осколков и особенно дикий взгляд Валеры из- под черных бровей навсегда запомнились всем при­сутствующим. С тех пор Мунипова зауважали.

Он не стремился стать лидером - статус этот ча­сто оказывается хлопотным и обременительным. Он не входил ни в одну из школьных компаний, ни в одну уличную банду, каких в Астрахани полно, у Мунипова практически не было друзей. Но везде его принимали как своего - может, потому, что, только лишь взглянув в его глаза, каждый пони­мал, что это не пешка и не "шестерка". Это лич­ность, с которой нужно быть поосторожнее.

Личность, которая может быть опасной.

После окончания школы Валера некоторое вре­мя болтался без дела, а потом загремел в армию. В самый первый день, когда Мунипов приехал в учеб­ку, к нему вразвалку подошел Волоха - гроза всех новобранцев. Валера как раз отдыхал с дороги на своей койке.

Так, шибздик, - сказал Волоха, - быстро встал и пошел мыть пол в клозете.

Валера даже не повернул голову.

Эй, ты что, глухой?

Ответа не было.

Ага, - радостно засучил рукав гимнастерки Волоха. - Щас я тебе...

Волоха даже не понял, что произошло дальше. Только через секунду он валялся в проходе между койками, безуспешно пытаясь восстановить дыха­ние. А над ним стоял Мунипов и смотрел. Так смот­рел, что по коже мурашки бежали. Наблюдавшие эту сцену "деды" почему-то отказались вечером де­лать ему "темную".

Так Валера Мунипов удостоился чрезвычайно ред­кого в армии титула - "дед со дня призыва". Этот статус давал многие преимущества, которыми, впро­чем, Мунипов почти не пользовался. Он никогда ничего не требовал, не ругался и не колотил "чер­паков". Только лишь посмотрев на него, в его чер­ные зрачки, они сами отправлялись делать все, что нужно.

Вернувшись из армии, Валера не пошел в инсти­тут - корпеть над учебниками казалось ему бес­смысленным.

Вместо этого он решил заняться икрой.

Черная икра в Астрахани примерно то же самое, что пуховые платки в Оренбурге, стекло в Гусь-Хрус- тальном или охотничье (а сейчас уже и все осталь­ное) оружие в Туле. Половина населения города заня­та производством и сбытом. Причем так было всегда. И даже во времена юности Валеры Мунипова.

"Заняться икрой" для астраханца означало бла­гополучие, уважение, машину, домик на дачном уча­стке и, учитывая тотальный дефицит продуктов на излете брежневских времен, хорошее питание вза­мен опостылевшей примерно так же, как таможен­нику Верещагину из "Белого солнца пустыни", икры.

В икорном бизнесе сама по себе сложилась жест­кая иерархия. Где-то - впрочем, всем известно, где именно, - обитали короли черной икры. Их никто не видел, но, проезжая в переполненном "уазике" мимо высокого глухого забора с чем-то мраморным, возвышавшимся над ним, люди многозначительно переглядывались. Здесь обитал король. Один из двух или трех на всю Астрахань.

При икорном короле, разумеется, были свои икор­ные придворные, икорные герцоги, бароны, икор­ная гвардия и, конечно, икорная чернь. Последний, самый, разумеется, многочисленный отряд занимал­ся добычей икры, ее фасовкой и доставкой в другие города. А самые привилегированные даже ездили за границу.

Валера сразу понял, что ездить по бескрайним просторам СССР с сумками, набитыми плоскими жестяными банками, он не будет. Он пошел прямо к одному из астраханских икорных баронов и убе­дил его, что он, Валера Мунипов, может наладить сбыт икры в Москве. Как это ему удалось - неиз­вестно. Только через три дня он вместе с двумя под­ручными (которые и несли те самые сумки) сел в поезд Астрахань - Москва. Добавим к слову, что в столице ему бывать еще ни разу не доводилось.

Коммерсантом Валера оказался отменным. Че­рез два дня все триста двухсотпятидесятиграммовых банок черной икры были распространены среди постоянно нервных и озабоченных директоров мос­ковских ресторанов. Подручные с сумками, наби­тыми московским дефицитом, отбыли обратно.

Ну и конечно, заработав с первого захода неплохие деньги, Валера решил погулять в столице. И так ему это понравилось, что не стал он возвращаться в гряз­ную, пропахшую рыбьей чешуей Астрахань, а решил остаться в белокаменной. Понравилась Валере она ре­шительно всем - и просторными улицами, и неви­данными посольскими иномарками, и веселыми строй­ными девушками в ресторанах, и докторской колбасой для всеобщего потребления в универсамах. Ничего этого в родном городе не было, да и не могло быть. Кроме пресловутой черной икры, разумеется.

Мунипову удалось избежать горькой стези всех провинциалов, попавших в столицу. Не довелось ему просить пятак на метро и, сидя на вокзальной ла­вочке, ломать на две части последнюю "Приму". Он сразу просек, где в Москве можно заработать. И заработать неплохо, не марая рук о воняющие ры­бой жестяные банки.

Валера снял комнату у древней старухи в Графс­ком переулке. По утрам он обычно шел на Красную площадь, к Новодевичьему монастырю, к автобус­ной стоянке возле гостиницы "Россия" или просто на улицу Горького. Словом, туда, где можно встре­тить массу гостей столицы, иначе говоря, иност­ранцев, которых теперь, кстати говоря, в Москву приезжало все больше и больше.

Процесс зарабатывания денег был чрезвычайно прост. Валера подходил к группе, конечно выбирая прибывших из капиталистических стран, и просто показывал им три расставленных пальца правой руки. Ушлые туристы стразу понимали, что "3" - это курс рубля к доллару. И те, кто еще не успел поменять валюту в Госбанке (для тех, кто не по­мнит, 1 доллар = 60 копеек), с удовольствием вы­нимали кошельки и протягивали доллары Валере. И еще благодарили на своих непонятных языках. И потом свысока поглядывали на своих законопос­лушных спутников, на банкнотах которых уже кра­совались портреты отнюдь не американских прези­дентов, а того, который, как безапелляционно утверждали красные лозунги на московских ули­цах, "жил, жив, и будет жить".

Потом Валера сдавал доллары барыгам у памят­ника героям Плевны по четыре рубля. В результате образовывался совсем неплохой навар - конечно, неплохой для молодого провинциала, живущего без прописки в Москве. Этого хватало на импортные си­гареты, на рестораны, на такси и на ухаживание за девушкой по имени Ася. Ну и иногда на то, чтобы откупиться от ментов, у которых была своя соли­дарность - на самых "доходных" местах они дежу­рили по очереди, чтобы никому не было обидно.