Все напрасно! Он стоял, как памятник, как железный Феликс. Он врос ногами в металл площадки. Оторвать его можно было только подъемным краном… Инструктор закрыл калитку и оттащил Игоря подальше от края. Девица отцепила сбрую и презрительно указала на лестницу, ведущую вниз.
Игорь спускался под радостный свист товарищей. Всем было приятно, что есть тот, кто не прыгнул. На его фоне остальные выглядели еще большими героями…
Весь следующий учебный год над ним издевались и обзывали обидными словами, из которых "трус" было самым ласковым… В апреле он с одноклассницей Маришкой на день уехал в Коломну. С ней и с фотоаппаратом.
Девушка снимала все этапы его подвига – он прыгнул подряд три раза… Не сфотографировала Маринка только самые главные эпизоды – то, как она целовала его при приземлении. Только ради этого стоило прыгать!
Вот с этого момента Дудкин и перестал бояться. Он больше никогда не опасался ни высоты, ни темноты, ни змей, ни пуль… Вот и сейчас он не тревожился, что Муромцев сорвется с крючка, начнет паниковать, вызовет на помощь ОМОН, МЧС или народных дружинников из движения "Наши".
Не испугала Дудкина и милицейская машина на узком пустом шоссе – передвижной пост ГАИ может находиться где угодно…
Милицейский капитан взмахнул жезлом, как шпагой, и указал "Волге" на обочину. Дудкин подчинился, притормозил и даже вышел навстречу Кузькину… Далее начался обычный в таких случаях разговор:
– Попрошу ваши документы.
– Пожалуйста, капитан.
– Значит вы Чуркин Игорь Анатольевич?
– Да, это я.
– А аптечка у вас есть?
– А как же! В самом лучшем виде.
– А аспирин не просрочен?
– Вот он! Еще два месяца срок годности.
– Скоро закончится. Вы не забудьте купить новые таблетки… Откройте багажник, гражданин Дудкин. Где тут у вас домкрат? Вот он! Я и сам вижу… А почему лампочка горит, когда светло… Это у вас все от включенного двигателя! Пойдите и выключите мотор!
Дудкин машинально подчинился и пошел на водительское кресло… Десяти секунд Кузькину хватило, чтоб надежно вмонтировать маячок. После этого осталось извиниться перед Дудкиным и срочно его отпустить…
Когда "Волга" скрылась из виду, Лев позвонил в Бутово. Там на вилле "Икар" у большого монитора сидел Вадик Хилькевич и отслеживал ситуацию.
– Все в порядке, Кузькин! Ты стоишь на дороге, а маяк движется в сторону Ярославки… Я его веду… Странно, но он в лес сворачивает.
Понятно, что Кузькин не бросился в погоню. Зачем? Хилькевич следит и в любом случае доведет "Волгу" до ее ночной стоянки… А почему машина свернула в лес? Так может быть масса причин, начиная с самой распространенной…
На самом деле Игорь менял камуфляж. Он переставил номера на машине. Он переоделся, снял парик, усы и прочий грим. Потом спрятал документы на Чуркина и достал свои родные Водительские права Дудкина Игоря Анатольевича.
15
Надежда обрадовалась, когда поняла, что и здесь в этой ее тюрьме есть своя дедовщина.
Володя Пронин был самый молодой из здешней охраны. И самый безответный… Вот братки и поручили ему навечно самый нудный пост – без солнца, без телевизора, без поющих птичек и других развлекух. Сиди всю дорогу в тесном коридоре на узком табурете. Сиди и сторожи девицу за стеной… И самое неприятное, что Дудкин не только запретил ее бить, а и вообще не велел к ней прикасаться. Ни какого физического контакта во всех смыслах…
Но Надежда сама нашла контакт с вихрастым блондином уже в первый вечер. А весь следующий день они играли в шашки и общались, беседуя на самые секретные темы.
Это Надя придумала. Она сказала Володе, что они встретились не по своей воле и скоро разбегутся навсегда. Это, как случайное знакомство в дальнем поезде СВ. Попутчиков всегда тянет на откровенные разговоры. Они понимают, что никто никому ничем не обязан, и спешат излить душу, как на исповеди. Они друзья, но временные – лишь да пункта назначения.
Вот Надежда и пыталась откровенным разговором превратить охранника Пронина во временного друга.
– Скажи, Володя, а ты любил когда-нибудь?
– Нет. Ни разу… Я считаю, что, если любовь, то это раз и навсегда. А так у меня не было.
– А как было?
– Так… Как-то очень несерьезно, нервно и суетливо. Как-то само собой.
– И много раз это было?
– Два раза.
– Ты был с ними близок?
– В каком смысле?.. Ах, в этом! Нет, до этого не дошло. Просто целовались и руками всякое такое… Они, вроде, и хотели, чтоб дальше, но я опасался их обидеть. Вдруг у них в первый раз.
– Ты прав, Володя. Это страшно… Но девочек твоих мне жаль. Вдруг ты их соблазнил, и они целовались в первый раз!.. Ты знаешь, что для нас значит первый поцелуй? Это, как молния со всех сторон. Это, как будто тебя посадили на бочку с порохом и подожгли. Перед началом дикий ужас, а потом взрыв, и ты вместе с искрами летишь вверх тормашками. Приятно, но голова ничего не соображает… И вот это обалдение сохраняется всю жизнь.
– А ты откуда знаешь?
– Со мной такое было. Он меня поцеловал пять лет назад, а я до сих пор вся дрожу… Ты, Вова – коварный соблазнитель. Мне жаль твоих девочек. Ты наговорил им с три короба, зацеловал, а они теперь только о тебе и думают.
– Да я их не соблазнял. И не говорил я им ничего… Они сами ко мне клеились… Одна, так и вовсе – села ко мне на колени и стала приближать губы… Прямо, как удав на кролика.
– Сам ты удав!.. Соблазняют, Володя, не только словами, а всем своим обликом. Ты даже не знаешь, какой ты привлекательный. Ты – красивый! Ты – умный, гордый, мужественный…
Эту галиматью Надежда несла очень искренне. Охранник Пронин интересовал ее только, как средство предстоящего побега. Но в ней, очевидно, были актерские задатки, она вошла в роль и говорила проникновенно. Ярко и от души.
16
Полковник Потемкин не ходил по своему кабинету и не бегал. Он быстро двигался, подпрыгивая на каждом шагу. Так скачут дети, получив долгожданный подарок.
За совещательным столом сидела бригада Муромцева, а эксперт Хилькевич докладывал результаты… Вообще-то Вадим был не только криминалистом, а специалистом на все руки – технарь общего профиля… Вот сейчас он говорил о том, как маленький жучок, приклеенный Кузькиным, посылал сигнал в космос, там отражался и с точными координатами объекта попадал на нужный компьютер на вилле "Икар".
– В лесу объект стоял двадцать три минуты. Потом, товарищ полковник, он выехал на шоссе и направился к Пироговскому водохранилищу. В деревне Осташково он остановился у местного магазина и стоял три минуты. Потом двинулся в сторону элитного коттеджного поселка. По внутренней улице он двигался на предельно малой скорости и свернул на участок, выходящий к кромке воды. Потом он въехал в гараж, находящийся под домом.
– Ты, Вадим Иванович, установил, чей это особняк?
– Этим Муромцев занимался, товарищ полковник.
– Отлично! Садись, капитан… Теперь ты докладывай, Павел Ильич. Установил, чьи это хоромы?
– Установил…
– Ну и что?.. Почему резину тянешь, Муромцев?
– Потому и тяну, что намечаются трудности… Это логово самого Наума Злотника. Того, который миллиардер, который глава фирмы "Фокс" и так далее… Я, конечно, понимаю, товарищ полковник, что ОМОН к нему не пошлешь. Но очень большая вероятность, что Надежда в его подвалах.
Потемкин перестал скакать по кабинету, подошел к своему креслу, плюхнулся в него и обхватил руками голову, изображая глубокую задумчивость… Было о чем подумать!
Оно, конечно – закон у нас един для всех! Неприкасаемых у нас нет. И все же есть такие, которых лучше не трогать… Чем человек богаче, тем у него более высокие связи и более хитрые адвокаты. И источники информации у них изумительные. В самое ближайшее время можно ожидать, что магнат Злотник позвонит в Думу или в Белый дом… Или того хуже – в Кремль…
Полковник понимал, что там, наверху мыслят прямолинейно – если олигарх жалуется на Потемкина, то последний виноват по определению. Виноват, независимо от обстоятельств. Виноват потому, что виноват!.. Петр Петрович с тоской посмотрел на телефон… И тот зазвонил!
В трубке клокотал голос рассерженного генерала Вершкова. Такое бывало редко. Обычно кремлевский куратор был спокоен, как потомственный сотрудник МИДа… А сейчас Тимур Аркадьевич был зол… "Срочно приезжайте ко мне, полковник. Я чувствую, что вы совсем работать разучились… Дело Ларченко вы ведете? Нет!.. А дело Маслова – вы? Тоже нет!.. Так почему ваш Муромцев вмешивается в ход следствия и ставит всем палки в колеса?.. Приезжайте ко мне немедленно. Я вас научу, как надо Родину любить!"
Сидящие за столом понимали все по выражению лица полковника… Потемкин положил трубку и не стал ничего объяснять.
– Значит так, ребята. Продолжайте работать по Злотнику, но очень осторожно. Это та еще штучка!.. Ты, Паша, если поймешь, что Патрикеева в его подвале, то действуй по обстановке… Перед законом у нас все равны…
17
Злотник любил императорский наполеоновский стиль – ампир. Это не так изящно, как модерн, не так ярко, как барокко, не подавляет, как в готике… Ампир – это стиль королей и олигархов.
В кабинете были мраморные колонны, арки, портики, много бронзы и дубовой мебели… В центре на массивном столе были разложены дела, пахнущие архивной пылью. Около стола на огромном иранском ковре валялся неказистый чемодан – обшарпанный и помятый. А за столом уже четвертый час безвылазно сидел он – сам Наум Злотник.
Есть вещи, которые и миллиардеры должны делать самостоятельно. Это не только еда и семейные радости. Кому еще олигарх мог поручить разборку этого архива?.. Никому!
Вчитываясь в документы, Наум Яковлевич испытывал восторг и предвкушение победы. Он чувствовал, как кровь наполняется адреналином, сердце сладко трепещет, а все тело жаждет активных действий…
Убитый Ларченко совсем не был дураком, хоть и дослужился всего до майора… Правда, он не был оперативником, он сидел в архиве, а там не давали больших наград и высоких званий… Покойный архивист чувствовал перспективу. Смышленый был мужик! В чемодане совсем нет барахла. Только элита общества…
Злотник раскладывал дела по профессиональным подборкам – вот кучка политиков, вот силовиков. Правее – чиновники, олигархи, звезды эстрады и прочие артисты… Странно, что нет никого из СМИ… Был один, но Маслова утопили… Надо вызвать Игоря Дудкина. Это единственный человек, кто вообще знает о чемодане.
Это так бывает! Когда чувства переполняют, то обязательно нужен собеседник. Если не поделиться ни с кем своим восторгом, то можно лопнуть от радости…
Дудкин приехал только через двадцать минут. За это время Наум отобрал пять дел для первого броска, для рывка наверх… Многим, которые тихо сидят внизу, которые живут в квартирах и получают зарплату – так вот им кажется, что Злотник забрался так высоко, что выше некуда. Чушь собачья! Даже всесильный американский президент стремится подмять под себя все другие страны. А потом и Луну, и Марс, и Венеру… Полная власть только у бога! И значит, как бы высоко ты не забрался, у тебя всегда будет соперник наверху…
Просматривая отобранные пять дел, Наум еще раз похвалил покойного Ларченко. Он отбирал только крутых грешников… Быть агентом – это не грех! Сообщить своему оперу о настоящем шпионе – так это вообще подвиг. Но закладывать своих друзей – это подло, сочинять про них небылицы – мерзко, лезть наверх по головам хороших людей – гнусно и грешно…
Дудкин постучал, прежде чем войти. Молодец! Он был человеком из "ближнего круга" и имел право войти в кабинет запросто, но тут он почуял особую ситуацию.
– Ты не стесняйся, Игорь. Я тебе настолько благодарен за эти документы, что считаю себя должником… С одним я не согласен – Маслова ты убрал слишком грубо.
– Так вы же сами намекнули, чтоб его устранить и концы в воду.
– Это я про воду фигурально выразился. Мог бы взорвать его подальше от этих мест… У меня под окнами водохранилище! Что ж мне всю жизнь смотреть на воду и вспоминать убиенного журналюгу?
– Это, Наум Яковлевич, на первых порах. Через неделю все затуманится, а через месяц вы забудете, кто такой этот Маслов. Это я по себе знаю.
– Возможно, что ты и прав… Ты говорил, Игорь, что силовики излишне копают по делу Ларченко. Так я позвонил в Кремль своему человеку. Думаю, что их уже притормозили.
– Это хорошо, Наум Яковлевич… Но зря вы сами светились. Не надо было проявлять интерес к этому делу. Я уже принял меры. Самые решительные!
– Какие?
– Главный опер по этому делу – майор Муромцев. Так вот он на все согласен. Потому, что его невеста у нас в подвале сидит.
– У нас?
– У вас! Прямо здесь, под кабинетом…
– Рисковый ты парень, Дудкин. За это и люблю… У меня к тебе два дела. Разожги-ка камин и давай сожжем вот это дело. Видишь – агент "Червонец". Это был я… Грехи молодости, хотя ничего особо страшного здесь нет… Второе дело сложней, чем жечь документы. Посмотри вот эту подборку. Очень нужная личность. Нам надо его подмять.
– Так это же Майковский! Он же в Президиум Думы входит, каким-то комитетом руководит… Это политик высшего эшелона.
– Именно так! Поэтому он нам и нужен…
18
Они мчались по Кольцевой дороге, огибая Москву с северо-запада. Первую часть пути молчали, и Кузькину это очень не нравилось… В работе сыщика и так много непонятного и неожиданного. Даже он – опытный "зубр" не может всего предусмотреть. Но когда в дело вмешиваются личные эмоции по женской части, то это полный каюк. Или, как говорит его дочка – чистый кирдык!
Лев понимал, что ему, как старшему по возрасту, надо успокоить влюбленного Муромцева и призвать к трезвым решениям.
– Я, Павел, очень волнуюсь за Надежду. Но чувствую, что зря. По опыту знаю – женщины часто попадают в переделки, но всегда выпутываются. Всегда!.. Вот я помню, в детстве слышал сказку. Там богатый мужик остался один со взрослой дочкой. Ну и сдуру женился на злой фифочке. А та решила убрать наследницу – завела девицу в лес и оставила там, на съедение волкам… Дальше совсем прикольно! Молодая прибилась к пограничной заставе, а мачеха с помощью зеркальца установила за ней слежку. Увидела ее, определила координаты, надела камуфляж и пошла, имея в кармане отравленное яблоко… А у этой молодой был жених. Он начал розыск, но пока без результатов. Все, как у тебя с Надеждой!.. Эта мачеха отравила девицу. Пограничники положили ее в гроб…
На этих словах красный "Рено" резко затормозил, ушел на правую полосу и прижался к кромке. Муромцев развернулся к Кузькину, сверкнул глазами и начал подбирать соответствующие слова… Но Лев его опередил.
– Так ты слушай дальше… Жених находит пещеру, где лежит девица. Целует ее, и та сразу оживает. Потом свадьба и все такое… И у тебя с Надеждой так будет… А знаешь, что с той мачехой произошло?
– Знаю… "Тут ее тоска взяла, и царица умерла…"
– Точно, Паша. Она от злости сразу копыта откинула… Мы куда сейчас едем? Будем штурмовать особняк прямо в лоб или проведем разведку?
– Сначала осмотримся… Я думаю заехать с южной стороны водохранилища. Посмотрим, можно ли проникнуть со стороны воды.
– Мудро, Павел!.. Если там свободно, то ночью берем акваланги и вперед…
Большая часть берега была застроена санаториями и всякими пансионатами непонятной принадлежности. Но как раз напротив коттеджа Наума Злотника располагалась стоянка яхт, а слева – старая общенародная пристань… Политическая направленность смотрителя не вызывала сомнений – над причалом реял красный флаг с серпом и молотом.
Муромцев осмотрел внешность Льва – вид вполне пролетарский. Как в старой песне – "Вышли мы все из народа…"
А вот себя Павел не одобрил. Галстук, модный пиджачок и дорогие часы… Пришлось переодеться. Хорошо, что в багажнике нашлась рабочая куртка в грязи и пятнах машинного масла.
Они спустились на пристань, по деревянной лестнице. Постучались в дверь домика над водой… Вышел хозяин хмурый. Он был типично морского вида. И дело не в тельняшке под бушлатом, не в фуражке с крабом и не в недельной небритости… Все дело в глубоких глазах, в их прищуре, защищающем от ветров и штормов. А еще в широкой походке, устойчивой при любой качке.
Моряк оценил гостей и признал близких по духу. В том смысле, что ни Кузькин, ни Муромцев не были похожи на буржуев… Паша вышел вперед, сжал правую руку в кулак и поднял ее чуть выше плеча. Было очень похоже на старое приветствие "Рот-фронт".
– Мы к вам, капитан!.. Меня Павлом зовут, а это товарищ Кузькин.
– Что надо?
– У нас к вам разговор. Очень секретный!.. Народу нужна ваша помощь. Мы на олигархов бочку катим. Хотим под них мину подложить… Ну никакой конспирации! Не могу я об этом на воздухе говорить. Пригласил бы в кубрик, папаша.
– Заходите, сынки, если не шутите… Начали вы очень весело. Мне даже любопытно, что дальше петь будете.
Сторожка смотрителя пристани была и впрямь похожа на кубрик. Внутри на четырех небольших окошках висели спасательные круги, заменяя иллюминаторы. На плите – надраенная до блеска посуда, на полках – спортивные кубки и статуэтки девушек с веслом, а на стенах – штурвал, барометр, и пять портретов в рамках. Четверо на них – неизвестные личности в морской форме, а пятый – знакомая личность с бородкой, усами, лысиной и хитрым прищуром глаз… В центре этой кают-компании стол на четверых.
Сели и немножко помолчали. Потом познакомились. Боцмана звали соответственно – Владимир Ильич Ушаков. Есть часть от революции, а есть и от флота… И почти сразу Муромцев начал нести околесицу про идеалы красного знамени, про тайное общество, про месть за несчастных пенсионеров и за развал державы… Кузькин тоже успевал вставлять междометия и отдельные фразы, типа: "Нас не запугаешь!.. Скоро мы покажем себя во всей красе…"
Было видно, что адмирал Ушаков доволен текстом. Подобное он слышал на больших митингах, но там толкотня и гул от мегафонов. А здесь пришли персонально к нему и говорят долго, красиво и громко.
В какой-то момент Муромцев начал притормаживать, сбавил пафос и плавно перешел к конкретному делу.
– Вот ты знаешь, Ильич, кто напротив тебя отгрохал свой дворец?
– Знаю! Это Злотник… Олигарх и мурло!
– Именно, что мурло! Рожа буржуйская… Но вот ты, Ильич, какую ты ему пакость сделал? Ты бы мог ночью ему пляж загадить или беседку спалить… Что ты полезного для народа сделал?
– Ничего.