Всем прекрасно известно, что Лондон - столица Великобритании. Ежегодно на берега Темзы отправляются миллионы туристов. Возвращаясь домой, они с восторгом рассказывают о роскошных магазинах, о музеях, о многочисленных парках, о Букингемском дворце, наконец! Однако за фасадом всего этого великолепия течет обычная, ничем не примечательная жизнь - такая же, как в любом другом городе мира (не зря Лондон находится на одной параллели с Воронежем). Дети по утрам собираются в школу, родители - на работу, вот только работа у всех разная. Джоани Бруер, героиня романа, - проститутка, и это несмотря на то что у нее трое детей. Тем не менее, она прекрасная мать - бывает же такое! - для которой семейное благополучие превыше всего. Все дети Джоани от разных отцов, но это ничего не меняет в их отношениях. Старшие трогательно заботятся о младшей - одиннадцатилетней Кире, красивой белокурой девочке с удивительно чистыми голубыми глазами. Кира была домашним ребенком, но именно с ней случилось несчастье. В один из погожих летних дней девочка пропала. Ее искала вся округа, но - увы… Найти сестру живой или мертвой поклялся семнадцатилетний брат Киры, темнокожий Джон-Джон.
Содержание:
-
Пролог 1
-
Книга первая 1
-
Книга вторая 41
-
Примечания 66
Мартина Коул
Малышка, пойдем со мной
Пролог
ПОСВЯЩАЕТСЯ ДЖО И ЛЕСЛИ
Вперед, к новым свершениям, девочки!
Целую и крепко обнимаю.
ПОСВЯЩАЮ АЛЕЛИ КИНГ
Адель, для меня было огромной честью общаться с тобой как с другом и крестной Фредди. Никогда не забуду доброту и дружбу, которыми ты и Дарли всегда одаривали меня.
Когда Джоани Бруер открыла входную дверь, первое, что бросилось ей в глаза, это полицейская форма. Она безуспешно попыталась закрыть дверь, что раньше ей частенько удавалось.
Когда большая нога твердо обосновалась на коврике у входной двери, она тяжело вздохнула.
- Его здесь нет, он только что ушел. Но он весь день провел со мной и, стало быть, того, из-за чего вы пришли за ним, он не совершал.
- Джоани…
Офицер в штатском внимательно изучал ее лицо несколько секунд, после чего перевел взгляд на крошечные ножки, утопавшие в грязных старых тапочках с розовыми страусовыми перьями и стоптанными пластмассовыми каблуками. Симпатичное лицо Джоани казалось напряженным в ярком электрическом свете прихожей. Тусклые светлые волосы были заколоты на макушке, а резко очерченные скулы придавали ее лицу похоронный вид. Лишенная обычного макияжа, она выглядела старше своих лет; скорее она была такой, как есть, - потрепанной и измученной.
Лишь голубые глаза выдавали волнение. Они были безутешными. Теперь она знала, зачем они здесь. И она не хотела слушать, что они собирались сказать, хотя и понимала - придется.
- Извини, Джоани, мы можем войти? - произнес мужчина в штатском, Ди Бакстер.
Когда она открыла пошире ободранную входную дверь, ее поведение изменилось.
- Ну, давайте, выкладывайте.
Ни один из вошедших не имел мужества смотреть на нее. Темноволосая дама-полицейский с пышной грудью нежно взяла Джоани за руку, но та отдернула ее с такой силой, что дама потеряла равновесие.
Атмосфера была напряженной. Никому из присутствующих не хотелось быть здесь, все понимали, что они нежеланные гости.
Джоани кивком пригласила пройти за собой. Комната была довольно убогой, но безукоризненно чистой. Полицейских поразило наличие большого сорокавосьмидюймового телевизора и мощной DVD-системы - это было заметно по их лицам. Выдавив улыбку, она произнесла:
- Не беспокойтесь, за все заплачено, квитанция на кухне.
Ее фраза повисла в тишине.
Дама в форме, оглядевшись, через открытую дверь увидела кухню; она направилась туда со словами:
- Поставлю чай, хорошо?
Ответа не последовало. Джоани села в старое, накрытое пледом кресло.
- Вы нашли ее, да?
Ди Бакстер кивнул.
Джоани судорожно сглотнула.
- Значит, она и вправду погибла?
Ди Бакстер вновь кивнул.
Джоани накрыла голову руками и зарыдала в голос, затем, спустя какое-то время, издала резкое всхлипывание, прежде чем заставила себя замолчать. Протерев глаза, она подняла голову. Подавлять эмоции было для нее обычным делом на протяжении жизни.
Она не простила бы себе, если бы продолжала плакать перед этими людьми. Глаза ее прояснились, когда она взглянула на фотографию, стоявшую на камине. Это был последний школьный снимок ее девочки, ее Киры. Голубые глаза малышки излучали радость. Она была красивой девочкой, ее последним ребенком, родившимся вне брака, как и остальные. По каким-то неведомым причинам Киру она любила больше всех.
Джоани слышала в ушах напряженное биение сердца, на мгновение ей почудилось, что она вот-вот потеряет сознание.
- Я говорила вам, что сама она не убежит, но вы не захотели слушать меня! - это звучало как обвинение. - Мой ребенок не бросил бы меня. Никогда! Но никто из вас не послушал.
Детектив вынул детское платьице из сумки, лежавшей на его коленях; оно было маленьким для одиннадцатилетней девочки. Кира пошла в Джоани - маленькая, тоненькая… Совсем недавно платьице было белое с мелкими голубыми цветочками. Теперь оно было перепачкано. Джоани точно знала, что произошло с ее ребенком.
- Мы нашли его вместе с телом. Мы хотим, чтобы ты…
Она вырвала платьице из его рук и поднесла к лицу, но оно, вопреки ожиданиям, издавало тошнотворный запах грязи - грязи и ненависти. Отнюдь не солнечный, нежный запах одиннадцатилетней девочки, у которой впереди вся жизнь.
Мысленно она увидела Киру, смеющуюся над какой-то шуткой. Она была хорошим ребенком, ее легко было растить.
На глаза вновь навернулись слезы. В эту минуту дама в форме принесла чай. При всем своем состоянии Джоани была рада, что та догадалась взять хорошие чашки, предназначенные для гостей. Для нее было важно, чтобы вокруг были красивые вещи. Особенно сейчас.
Они говорили ей что-то - она видела движущиеся губы, но ничего не слышала. В ушах звучал голос ее ребенка: она звала маму, а мама не пришла…
Теперь она покачивалась, прижимая к себе грязное платьице и беспрестанно шепча:
- Мое дитя, мое дитя…
- Один из полицейских спросил с печалью в голосе:
- Мне вызвать врача?
Ди Бакстер кивнул и отхлебнул чай. Кем бы ни была Джоани Бруер - а она была фигурой примечательной, известной всему полицейскому участку, - теперь перед ним сидела несчастная женщина, ребенка которой зверски убили.
К черту чай! Ему следовало бы захватить с собой бутылку хорошего виски, если и не для себя, то хотя бы для нее.
Теперь она не была Джоани Бруер, проституткой, пьяницей, давно уже забывшей о том, что значит жить в ладах с законом. Теперь она была матерью, горько оплакивающей своего погибшего ребенка, которого схватили прямо на улице, изнасиловали, а затем выбросили на свалку.
Он молча закончил пить чай.
Джоани затихла, уставившись в пустоту, и он понял, что сегодня ничего от нее не добьется.
Наконец прибыл врач.
Книга первая
Леди, еще немного, побольше свежести, прошу вас!
Сэр Герберт Бибром Три
(1853–1917)
А вне - псы и чародеи, и любодеи, и убийцы,
и идолослужители, и всякий любящий
и делающий неправду.
Откровение, 22:15
Глава первая
Было жарко, и Джоани Бруер включила в крошечной комнатке вентилятор, впрыснула побольше дезодоранта. Двуспальная кровать занимала почти все пространство, и ей пришлось перелезать через нее, чтобы добраться до туалетного столика, где лежали сигареты "Бенсон энд хеджиз лайт". Закурив, она глотнула немного водки, смешанной с кока-колой; неожиданно кислый вкус вызвал громкую отрыжку.
Из переполненного гардероба вываливались вещи, в комнате стоял тяжелый запах. У нее не было никакого желания работать сегодня вечером. Все, чего она хотела, это посидеть внизу с другими женщинами, попить, подымить и посудачить.
Летом здесь, вообще-то, неплохо, если не считать вони, исходящей от гнилого хлама и давно немытых детей; такое впечатление, будто ты за границей. Но у нее всегда было богатое воображение. Разумеется, это не Тенерифе!
Джоани улыбнулась про себя и подмазала губы сахарно-розовой губной помадой № 7. Если сегодня она хорошо заработает, то завтра обязательно сделает паузу - нужно немного отдохнуть.
Она слушала, как Боб Марли исполняет песенку "Нет, женщина, нет…". Тихонько подпевая ему, она начала краситься, что было необходимым условием ее работы. В эти дни Джоани решила не рассматривать себя в зеркале слишком пристально: те времена, когда она гордилась своей внешностью, ушли в прошлое. Жизнь брала свое, и денег, которые раньше текли рекой, теперь едва хватало. Не будь она такой ленивой - давно бы подыскала себе настоящую работу, хотя теперь, наверное, уже поздновато: ее преступные наклонности исключали даже самые непритязательные виды работы. Это был какой-то замкнутый круг.
Джоани тяжело вздохнула и вновь затянулась сигаретой. В юности она и представить себе не могла, что такой будет ее жизнь, но, как говорится, человек предполагает, а… Природная жизнестойкость заставляла ее мириться с этим грустным фактом.
В редкие часы отдыха она казалась изможденной. Глубокие морщины на лице делали ее почти старухой, хотя черты смазливой девчонки, которой она когда-то была, еще просматривались. Глядя на свое отражение в зеркале, она едва не разрыдалась. Но вместо этого она допила коктейль и выдавила из себя улыбку.
В этом был смысл. Если она не будет следить за собой, клиенты разбегутся. Она слышала смех Киры в коридоре и машинально улыбалась в ответ, хотя и не могла расслышать слов. Ее младшая - счастливый ребенок, она всегда шутит!
В комнату вошел ее сын Джон-Джон с большой бутылкой водки и кока-колой.
- Опохмелись, мама. Тебе ведь нужно прийти в себя?
Джоани отрицательно помотала головой.
- Все нормально. Я пойду с Моникой.
Он засмеялся:
- Я хочу сказать, не нуждаешься ли ты в валиуме?
Джоани ухмыльнулась.
- Бывает и хуже, сынок. Нет, спасибо. Я бы оценила твой жест, если бы ты не предлагал валиум направо и налево. Тебя заграбастают, Джон-Джон, поверь мне.
Джон-Джон не ответил - он был занят тем, что любовался собой в зеркале.
Она выпила залпом и поморщилась.
- Какая дрянь, Джон-Джон! Это что, ракетное топливо?
- Смирновская, с черной этикеткой. Карти гонит ее из особых трав.
Джоани хлебнула кока-колы и улыбнулась.
- Это то, что мне нужно.
Она говорила правду, хотя сын этого не знал. В ответ Джон-Джон улыбнулся, и она взглянула на него с восхищением. Он ненавидел ее работу, однако всегда приносил выпивку, чтобы хотя бы так поддержать мать. Он любил ее, и это несмотря на то, что над ним смеялись в школе, потому что она была распутницей, шлюхой или как там ее еще называли охочие до пересудов обыватели. И ни разу - ни разу, даже в порыве юношеского максимализма - он не упрекнул ее, потому что признавал: иначе бы они сдохли от голода.
- Побудь дома, присмотри за Кирой, хорошо? Очередь Жанетты идти, не забывай.
Он кивнул.
- Не нужно без конца повторять одно и то же, мама. Ведь я всегда делаю то, что должен. Так?
Он вышел из комнаты с видом оскорбленного достоинства: семнадцатилетние парни не переваривают нравоучений.
Чтобы ни говорили о нем, он хороший мальчик, даже если она, Джоани, единственная, кто так считает. Полиция его ненавидит; что бы ни случилось в округе, подозрение падает прежде всего на него. Джон-Джон может выкинуть что угодно, когда на него находит, но если бы они застали его за чтением!.. Он глотает все, что попадает под руку, а какие он знает слова!
Гордость Джоани за сына не знала границ. Она всегда гордилась своими детьми, несмотря на те пересуды, которые просто липли к их семейству. Джоани пропускала большую часть сплетен мимо ушей. Сплетни ее никогда не волновали, по крайней мере на людях она привычно шутила над своей профессией, да так, что ее остроты потом еще долго гуляли по всему кварталу, переходя из уст в уста.
Она также прославилась умением вести себя во время перебранок. Она болтала больше, чем все ее соседки, вместе взятые, она была чрезмерно доверчивой в пустяках и всегда охотно давала дружеские советы; но также умела держать язык за зубами и моментально определяла истину даже в самых досужих предположениях. И еще она никогда ни на кого не доносила; она знала: стоит ей открыть рот - и обыкновенной ссорой дело не закончится.
У Джоани были и другие достоинства. Она собирала каталоги, по которым женщины делали себе покупки (особенно часто на Рождество и в дни рождения), благодаря этому ей было известно финансовое положение каждой семьи. Джоани гордилась тем, что никому не задолжала и пенни, но ей самой не нравились люди, которые пользовались в своих целях ее добротой.
Она также гадала на картах Таро за небольшую плату, и это заметно повышало ее престиж в обществе, потому что соседки хотели знать, выберутся ли они наконец из этой беспросветной нищеты, а самое главное - когда это произойдет; не меньше они интересовались и тем, ждет ли их в будущем любовь. Поскольку мужчины ни у кого не задерживались надолго, ее предсказания пользовались колоссальным успехом. Сама Джоани смеялась: таких оптимисток еще поискать! Но она понимала, что им и полагается быть такими, с другим отношением к жизни быстро пойдешь ко дну.
Так или иначе, но у нее здесь была своя небольшая ниша. Жизнь, полагала Джоани, такая, какой ее создают, и она лепила ее по возможности лучше. Счастье, как она не уставала повторять детям, это состояние ума.
Втиснувшись в тугую черную мини-юбку и вызывающе просвечивающуюся блузку, она сунула ноги в туфли с невероятно высокими каблуками и с важным видом, выставив вперед грудь, вышла в коридор.
- Ой, мамочка, какая ты красивая!
Голос Киры дрожал от возбуждения. Она еще не понимала, что переизбыток макияжа и духов - это признак дурного вкуса. Мать в ее глазах была восхитительной.
- Спасибо, милая. У тебя есть деньги?
Кира кивнула; светло-голубые глаза излучали обожание.
- Ты вся благоухаешь!
- Когда она вернется, будет источать запах мужского туалета в Сохо.
Этот укол исходил от Жанетты, средней дочери Джоани.
- Ты, наверное, часто там бываешь, милочка? Раз уж даже запахи тебе известны…
Джон-Джон и Кира засмеялись. Джоани хохотала вместе с ними, хотя в глубине души ее обидело замечание Жанетты. Она лучше других понимала, с чем приходится ежедневно сталкиваться ее детям, и делала на это скидку.
Джоани зажгла сигарету и рассеянно поправила волосы, поджидая Монику.
В округе, как обычно, кипела жизнь, носились туда-сюда дети, ревело стерео, урчали моторы автомобилей, воняло чем-то кислым - здесь никогда не бывает других запахов. Но для них это был дом, и они старались любить его, насколько это возможно.
Она вздохнула.
- Эта Моника когда-нибудь опоздает на собственные похороны!
Кира засмеялась.
- Завтра мы с ней и Бетани собираемся в кино.
- Прекрасно, дорогая. - Джоани снова зажгла сигарету и прокричала: - Джон-Джон, дай мне еще выпить.
Джон-Джон следил за тем, как в микроволновке готовятся чипсы. Ему страшно хотелось есть. Услышав вопль матери, он затянулся травкой, плеснул в стакан и вышел в коридор, распространяя характерный запах.
- Неудивительно, что это дерьмо называют вонючкой, - язвительно заметила Джоани.
Он выдавил из себя улыбку.
Снова появилась Жанетта, исчезнувшая было в спальне.
Джоани вздохнула.
- Ты что, собираешься идти в таком виде?
У Жанетты было тело зрелой женщины, но полудетское лицо. Такое сочетание носило убийственный характер. Обе ее девочки пошли в мать. Даже у Киры наметились грудки, хотя ей всего одиннадцать. Сегодня Жанетта была разодета, как Бритни, и выглядела вызывающе.
- Ты такая пышная! - Кира вновь пришла в восторг. - Это что, сапоги твоего приятеля?
- Отвяжись, сапоги - мои собственные.
Кира сникла.
- Я только спросила.
- Нечего и спрашивать.
У Жанетты вечно не хватало времени на младшую сестру, она считала ее помехой.
- Не разговаривай с ней так, паршивка, - вмешалась Джоани. - В любом случае Кира права. Если ты не одолжила их у приятеля, откуда ты их взяла?
- Она снова вышла на большую дорогу. Ты что, занялась воровством? - усмехнулся Джон-Джон.
Жанетта откинула длинные вьющиеся волосы за плечо.
- Да хотя бы и так. Тебе-то какое дело? Ты что, мой отец?
Джон-Джон сделал шаг по направлению к ней, но Кира успела втиснуться между ними.
- Пожалуйста, не затевайте драку!
Джоани закончила пить и со стуком опустила стакан на стол.
- Хватит! Почему я никогда не могу нормально уйти из дому? Хоть раз в жизни дайте мне спокойно поработать!
Джон-Джон ткнул сестру не очень нежно в грудь и прорычал:
- Следи за собой, девочка.
Она засмеялась.
- Я тебя совсем не боюсь, дорогой!
Он пристально посмотрел ей в глаза, и Джоани увидела, что за бравадой дочери кроется истинный страх.
- А стоило бы бояться, Джен, очень стоило!
Кира была явно расстроена. Казалось, воздух вокруг наполнился злобой. В это время распахнулась входная дверь, и тяжелой поступью вошла Моника. От нее исходил прямо-таки африканский дух - смесь чего-то совершенно невообразимого.
- Я выпила здесь неподалеку, - прорычала она. - Ты готова, девочка, или как? - Она почесала свою огромную грудь, утянутую лифчиком из эластика. - Вот зараза, прямо изводит меня! - пожаловалась она.
- В следующий раз думай, что покупать, - саркастически заметила Жанетта.
Прежде чем Моника ответила, вмешалась Кира:
- Мне кажется, это выглядит…
Все присутствующие, включая Монику, закончили за нее: "Красиво" - и снова рассмеялись.
Поцеловав детей, Джоани пошла на работу в веселом настроении.