- Однако не пойму, Эрл, как они могли взять деньги? Неужели трудно было догадаться, что этим они развязывают руки педофилам? Моя маленькая Кира…
Эрл резко крутанул руль.
- Я кое-что знаю о Роу, и, поверь мне, он - опасный тип. Эти люди пытались спасти свою шкуру. Мы все поступили бы так на их месте. И в отношении фараонов они правы. Вспомни, с какой легкостью они дают адреса. Хералд мог бы отыскать их через документы местного судопроизводства, пораскинь мозгами, Джон-Джон.
- Тебе легко говорить, ведь они надругались не над твоей сестрой, а над моей.
- Моя сестра раздулась от амфетаминов. Ни один педофил не решится приблизиться к ней.
Джон-Джон даже не улыбнулся, хотя часто видел Рини. Ей было около тринадцати, а выглядела она на все двадцать девять.
- А если серьезно, Джон-Джон, ты уверен на все сто, что это - дело рук Томпсонов?
- Это, точно, они.
- Неужели они решились бы на это, зная, кто ты?
Джон-Джон вздохнул.
- Хералд тоже был известный парень в своей округе.
Эрл кивнул.
- Да, это так.
Джон-Джон начал скручивать сигарету с марихуаной, присутствие Эрла его не смущало!
- Поехали обратно! Я забыл кое-что сделать, - вдруг приказал он.
Эрл без слов развернул автомобиль.
Мэнди смотрела фильм, а ее муж наливал себе уже второй бокал коньяка. Ночь была богата событиями.
- У меня дурное предчувствие, Мэнди.
Она оторвалась от экрана.
- Но откуда нам было знать, что такое произойдет?
Она не могла свыкнуться с мыслью, что они косвенно замешаны в исчезновении ребенка.
- Сколько Томпсон отстегнул Ли?
- Двадцать пять тысяч долларов.
Ее муж поперхнулся коньяком.
- Ничего себе! Я и не знал, что так много.
- Ты много чего не знал.
- И все же он легко отделался, Мэнди. Скажу честно: сначала я думал, что она выдумала все это. Сама знаешь, какая она порой бывает…
Мэнди перебила его:
- Такое не выдумаешь, особенно, когда речь идет о твоем собственном ребенке.
Он взболтал коньяк, а затем сказал:
- Мэнди, ты знаешь меня, не могу поверить в это.
Она повернулась на стуле, забыв о фильме.
- Ты о чем это?
Он пожал плечами, и его огромный живот заколыхался.
- Я спрашивал Кэтлин, она сказала: Ли научила ее, что говорить…
- Разумеется, она научила ее, что говорить! Малышка могла бы рассказать такое, что нам всем пришлось бы убраться из Англии!
- Ну ладно, ладно, успокойся. Но, честно говоря, Мэнди, наша Ли любит приукрасить, а Кэтлин - вся в нее.
- Заткнись! - Мэнди была вне себя от гнева. Девятилетняя девочка такого не придумает!
- Но, дорогая, сама посуди, когда бы он успел… ну, сотворить такое, ведь Ли с детьми жила у нас…
- Но почему же ты не сказал об этом ребятам? Раз уж ты так уверен, что твоя дочь - лгунья?
- Именно потому, что она моя дочь, - вот почему.
В этот момент в открытое окно влетел камень. Побледнев, Мэнди выглянула на улицу. Внизу разъяренный Джон-Джон колотил бейсбольной битой по их автомобилю.
- Давайте, зовите фараонов! Не хотите вызывать? Даже когда насилуют детей, вы предпочитаете обходиться без полиции, - орал он с улицы через открытое окно.
Мэнди молчала - нечего было сказать.
- Ну, теперь ты довольна, дорогая? - сказал ее муж.
Она села на диван, уткнув лицо в ладони. Она и не думала вызывать полицию. Она не настолько глупа.
Джоани, как обычно, не спала. Она осторожно вылезла из постели, чтобы не разбудить Пола. В кухне она приготовила себе чай, обильно приправив его шотландским виски. Мэри Браннаг принесла эту бутылку днем - она жалела соседку и хотела уменьшить ее боль.
Джоани достала колоду Таро, перетасовав карты, разложила их на столе. Она смотрела на них, будто они были ее врагами. Она уже давно хотела погадать на свою дочь, но все не решалась. Мэри сказала, что Кира находится у темноволосого человека: это вселяло в Джоани надежду. Находится не значит умерла. Ее девочка еще вернется домой.
Джоани знала, что все считают Киру погибшей. Теперь она боялась, что это подтвердят карты. Она глотнула разбавленного чая, и он немного взбодрил ее, хотя ей не понравился вкус. Затем, опустив голову на стол, она снова заплакала. Плач ее был тихим, не похожим на отчаянные рыдания первых дней.
Она не должна была отпускать Киру в тот день одну, но у нее было столько дел, что она утратила бдительность. После разрыва с Моникой, а значит, и с Бетани, бедняжка Кира навещала лишь Томми. Но в тот день Томми тоже не было дома.
О чем, черт побери, думала Джоани, разрешив ей выйти на улицу. Может, ее ребенок сейчас где-то мерзнет, не зная дороги домой. Может, ее увезли далеко-далеко и продали в рабство - а что, в наши дни такое бывает. Может… Может… Может… Вариантов было множество. Джоани застонала, и стон эхом отозвался от стен. Даже громкая музыка, обычно не смолкавшая в округе, не способна была заглушить его.
Неужели она и в самом деле оплакивает своего ребенка?
Затем у нее открылась рвота, и она прижала руку ко рту, чтобы не забрызгать кухню. Кое-как она добралась до раковины и блевала, пока не разболелись бока.
Затем она почувствовала, как чья-то рука поглаживает ей спину.
Это был Пол.
Ее снова рвало, а он гладил ей спину, нашептывая на ухо слова утешения.
Но Джоани не слышала их.
Она слышала голос своей маленькой Киры, зовущий маму на помощь, но мама все не шла.
Глава шестнадцатая
Малыш Томми стоял у подъезда дома и беседовал с соседями. Поиски Киры все еще продолжались, но прошел уже четвертый день, как девочка пропала. Все, включая полицию, искали уже тело.
Горе сблизило людей, его здесь воспринимали как свое собственное. Журналисты по-прежнему продолжали толкаться поблизости, хотя кинокамеры уехали из-за взрыва в центре Лондона.
Вся округа жила ожиданием, но и не только им. Хоть это и цинично звучит, исчезновение Киры для многих стало своего рода развлечением, скрашивающим убогую серую жизнь. А что? Ведь не каждый день можно прочитать интервью с самим собой, да еще на первой полосе "Таймс". "Да, Кира была замечательной девочкой…" или "Такие дети - большая редкость в наши дни…", "Бедняжка Джоани постарела на глазах…", "Она - хорошая мать, ее детям повезло…"
Здесь все знали вплоть до интимных подробностей о жизни соседей. Люди бывали в домах друг друга. Одалживали деньги, соль, спички, были в курсе того, кто балуется наркотиками, а кто - нет, кто с кем спит, чей муж сидит в тюрьме, а чей только что вышел из заключения. Они знали имена детей и внуков друг друга, они помогали друг другу - такого тесного общения просто не бывает в других, более респектабельных районах Лондона.
Муниципалитет вселил этих людей сюда, по сути, забыл о них, ни разу не отремонтировав старые, насквозь прогнившие дома, но люди чувствовали себя здесь комфортно. Во всяком случае, они чувствовали себя людьми.
Моники нигде не было видно. Никто не обращал на это внимания, до тех пор пока кто-то не купил газету "Сан". В ней под броским заголовком "Я работала с матерью пропавшей девочки" была помещена ее фотография.
В пространной статье говорилось о том, как они познакомились с Джоани, как вместе выходили вечером на панель, как Джоани возвысилась в последнее время.
Все соответствовало действительности, но читать все это было неприятно. В глазах соседей это выглядело гнусным предательством. Моника преступила все законы. Вряд ли она сможет теперь спокойно пройтись по улицам округи.
- Мерзкая сучка! Будто у бедной Джоани мало неприятностей. - Именно так прокомментировал статью один из мужчин, уже долгие годы ссорившийся с Джоани главным образом из-за детей. Но сейчас он забыл об этом. - Ей мало не покажется! После этого никто не станет с ней общаться!
Выразив свое неодобрение, соседи разошлись, чтобы приобрести экземпляр газеты и более подробно обсудить статью в кругу семьи. С этого момента репутация Моники была подорвана.
У Джоани много недостатков, но достоинств гораздо больше. Ее любят, а это важно всем жителям округи. Они берегут свое доброе имя и отплатят Монике за очернительство.
Малыш Томми пошел к себе. Дома он вскипятил воду и сделал себе кофе. Он купил толстую пачку газет и положил их на стол для просмотра. Его взгляд упал на фотографию Киры.
- Моя маленькая принцесса…
Он произнес это вслух и беспомощно оглянулся, как будто ожидая увидеть ее. Резкий стук в дверь заставил его вздрогнуть. Он направился в прихожую, чтобы открыть ее. Ноги его совсем распухли. В последние дни он много ходил, и вот результат. Лицо его ничего, кроме скорби, не выражало.
Жанетта уже была в полицейском участке. Ее доставили сюда после избиения матери Джеспера. Карен Коупс не настаивала на наказаниях, но отпустить девчонку, просто так не полагалось. Согласно закону, с ней должен побеседовать работник из общественной службы.
Жанетта, однако, послала всех подальше. Она знала, что в ее деле появятся новые данные. Ну, например, такие, что ей всего четырнадцать лет, что она живет с парнем, имеющим преступные убеждения, но Жанетте было наплевать. С правовой точки зрения она может строить свою жизнь, как ей заблагорассудится, а не так, как советуют скучные дамы, зачастую не имеющие детей.
Ди Бакстер не мог понять, зачем она ищет приключений на свою голову, да еще тогда, когда Кира, ее младшая сестра, скорее всего, лежит где-нибудь убитая.
Он не сделал скидку на то, что девочка была на пределе, а Карен Коупс достанет кого угодно. В его глазах она шлюха - такая же, как и мать. Вся семья - одни подонки. Фотографии Киры открыли ему глаза на многое. По его мнению, Кира Бруер вносила свою лепту в семейный бизнес, и сколько бы ни звонил ему главный констебль, он не изменит его.
- Это ты относила пленки на проявку? - спросил он.
Жанетта покачала головой.
- Я всегда оставляю имя и адрес. Неужели вам неизвестно, кто их принес?
Из ее слов вытекает, что бестолочь он, но никак не она.
Жанетта тяжело вздохнула, будто его вопросы наводили на нее скуку.
- Это была шутка, только и всего. Я разодела ее и сфотографировала. Закон не запрещает этого.
Он внимательно смотрел на нее. Она выглядела точь-в-точь как подружка хулигана: короткая черная юбка и нечесаные волосы, намазанные каким-то блестящим гелем. На тоненьких ножках видны зарубки от лезвий, тяжелые ботинки напоминали сабо на деревянной подошве.
Мордашку ее скрывала косметика: румяна, похоже, не смывались неделями, яркие краски - на веках; и эта светло-розовая помада, делавшая ее лицо таким знакомым. Такая же помада была у Киры Бруер на фотографиях.
Рассматривая Жанетту, Ди Бакстер пришел в отчаяние. Если она еще и не занимается семейным бизнесом, то скоро займется. Девочки часто по примеру своих матерей выходят на панель. Для них это как каникулы.
- Итак, ты признаешь, что сделала снимки своей сестры?
Она кивнула.
- Конечно, признаю. А что здесь такого? Ведь нет закона, запрещающего фотографировать, разве не так?
- Смотря какие фотографии.
Он чуть было не проткнул снимки пальцем.
Жанетта закатила глаза.
- Вы - единственный, кто находит в них что-то предосудительное. Я сделала их, чтобы порадовать Киру. Ей нравилась косметика и нравилось наряжаться. Как и всем маленьким девочкам. Могу я теперь идти?
- Где была пленка, когда ты видела ее в последний раз?
Жанетта подумала несколько секунд.
- В спальне… В спальне Киры. Она, должно быть, взяла ее с собой, когда пошла в магазин. Могу я теперь идти?
Она отказывается сотрудничать с ним, понял он. Ее высокомерие не знает границ. Вся молодежь округи может похвастаться точно тем же.
Но ему придется отпустить ее, ничего не поделаешь - наказывать девчонку не за что.
Улыбаясь, Томми открыл дверь и увидел Джон-Джона с Эрлом. Брат Киры тут же схватил его за грудки и стал бить головой о стену холла.
- Тебе известно, почему мы здесь, отвечай!
Томми молчал. В глазах его затаился страх.
- Что ты сделал с моей сестрой, грязный ублюдок?!
Джон-Джон несколько раз пнул Томми ногой, ощущая податливую мягкость его дряблого тела. Это разъярило его: он был уверен, что Томми издевается над ним. Глядя в заплывшее жиром луноподобное лицо, он прошипел:
- Ты думал, что вам это сойдет с рук, - тебе и твоему папаше! Я все знаю о Кэтлин, я встречался с ее бабушкой, она мне все рассказала.
При упоминании имени девочки Томми стал бледный как смерть.
- Это не так, Джон-Джон. Клянусь! Она - лгунья, эта девчонка. Я не дотрагивался до нее!
Томми охватил ужас, и это было заметно.
Джон-Джон со смаком плюнул ему в лицо.
- Я убью тебя, если ты не расскажешь мне о том, что произошло! Тебе понятно?
Эрл, наблюдавший за происходящим, спокойно сказал:
- Давай, Джон-Джон, кончай с ним. Не тяни!
При этих словах Томми побледнел еще больше и, как подкошенный, рухнул на пол. Он потерял сознание от страха.
- Смотри-ка, описался толстяк, - заржал Эрл.
Джон-Джон, ни слова не говоря, прошел на кухню и включил чайник. Когда вода закипела, он вернулся в комнату и плеснул кипятком на живот Томми.
Толстяк был одет в тонкие хлопковые штаны и рубашку. Кипяток обжег его. Не открывая глаз, он закричал.
- Ну, говори, сукин сын! - рычал Джон-Джон.
Затем он передал чайник Эрлу.
- Обдай-ка ты этого слона. Будь моя воля - я бы зажарил его!
- Пожалуйста, Джон-Джон, прошу тебя… - заелозил Томми.
- Что, больно, жирный педофил? Что ты сделал с ней? Она ведь, наверное, просила тебя не делать ей больно? Просила?
Томми испуганно икнул:
- Она умерла, да?
Джон-Джон с размаху ударил его кулаком по голове.
- Где моя сестра? Говори, где она?
Томми вновь закричал, сгустки соплей закрывали ему подбородок.
- Не знаю, клянусь… Спроси отца… Он был тогда… Не я… - Томми бормотал бессвязно, не в силах терпеть боль. - Он любил девочек… не я. Не в этом смысле! Не я…
Он стонал от отчаяния, но тем не менее старался убедить Джон-Джона в своей невиновности.
- Где моя сестра? Что ты с ней сделал?
- Я ничего не знаю. Клянусь памятью матери!
Он заплакал.
Джон-Джон бесстрастно взирал на него.
- Она была такая сладкая, такая сладкая, моя Кира… - Я любил ее… Любил по-настоящему… У меня и в мыслях не было обидеть ее.
Услышав это, Джон-Джон принялся бить Томми ногами.
- Любил, да?
Он задыхался от напряжения.
- Я убью тебя, сволочь, вместе с твоим папашей!
Но говорить что-либо было уже бессмысленно - Томми отключился.
Перед уходом Джон-Джон еще раз окатил его крутым кипятком из чайника - толстяк даже не пошевелился.
От него они поехали прямо в дом Деллы. Джон-Джон сидел на переднем сиденье, вслух проклиная убийцу ребенка. Он знал, что Кира погибла: оставалось отыскать тело сестры. Он был на грани истерики от отчаяния, - казалось, что поток слез захлестнет его.
Он отчетливо представлял ужас девочки. Бедная, что ей пришлось пережить!
А они-то с Джоани принимали в своем доме человека, который предал ее…
Джон-Джон во всем винил только себя.
Ему и в голову не приходило вызвать полицию. Это касается его лично - и он разберется сам.
Соседка Томми, миссис Карлинг, ждала, когда ребята уйдут, прежде чем вызвать полицию. Вызов она сделала анонимно. Что такое Джон-Джон Бруер, знали все в округе - он был страшен в гневе.
Делла и Джозеф находились в гостях у Патриции. По дороге домой они пообедали в Апминстере. Делла чувствовала себя гораздо лучше. Джозеф убедил ее, что спор с Малышом Томми касался исключительно семейных проблем. Сын, очевидно, переживает его отъезд, хотя, по правде говоря, Делла не верила в это. Она продолжала считать, что Томми нравится жить одному.
Теперь, когда пропала Кира Бруер, Делла была обеспокоена тем, как это скажется на мальчике. Полиция уже приходила к ней в дом и беседовала с Джозефом. Но она считала это вполне естественным - ведь опрашивали всех, знавших ребенка. Тем не менее это волновало ее. Она видела, что любые разговоры о Кире раздражают Джозефа. Но ведь происшедшее так ужасно, разве можно не говорить о нем?
- Как ты думаешь, Кира знала тех, кто похитил ее?
Джозеф, не отвечая, потягивал пиво. В гостях у Патриции он наотрез отказался обсуждать эту тему, но Патриция, как и все, спрашивала о происшедшем. Она пересказывала Делле статьи газет, которые та и сама зачитывала до дыр, а он сидел безучастно, не реагируя ни на какие выпады. Как отмечала Патриция, сын Джозефа знал девочку лучше других. Он сидел с ней в отсутствие Джоани - но Джозеф оставил ее слова без комментариев. Вместо этого он повел внучек Деллы в парк, предоставив женщинам возможность обсуждать эту тему одним.
И вот он сидит здесь, попивая пиво, будто ничего не произошло. Странный человек - решила Делла.
- Ты собираешься отвечать мне, Джозеф?
Он покачал головой.
- Я не хочу мусолить эту тему. Ужасно без конца думать о случившемся.
Это звучало убедительно, но Делла была неудовлетворена. Ничего, вскоре Джозеф узнает, какой может быть его новая приятельница, когда что-то втемяшится ей в голову.
- Создается впечатление, что ты что-то скрываешь.
Он взглянул на нее - рука с кружкой застыла на полпути ко рту.
- Что ты хочешь этим сказать?
Делла бесстрастно пожала плечами, а затем язвительно продолжила:
- Думай что хочешь. Все вокруг говорят об этом. Но не ты.
Теперь он насмехался над ней.
- Выходит, из-за того, что я не слушаю сплетни, я подпадаю под подозрение?
С каждой секундой ему все труднее было контролировать себя. Руки чесались отвесить этой дуре хорошую оплеуху.
Делла натянуто улыбнулась:
- Понимай, как хочешь.
Она настраивалась на боевой лад, готовясь к ссоре. Она хотела, чтобы Джозеф понял, с кем имеет дело.
- Послушай, Делла, сделай мне одолжение, - его голос был подчеркнуто дружелюбным.
Она кивнула.
- Заткни свою пасть!
Она обомлела.
- Как ты смеешь!
Джозеф почувствовал, что попал в самую точку.
Пара за соседним столиком покосилась в их сторону.
- Пойдем отсюда, Делла. Я не собираюсь здесь спорить.
Из его слов можно было понять, что он склонен продолжить разговор в автомобиле. Это для Деллы было новым. До сих пор ей удавалось держать ситуацию под контролем.
Они сели в машину и выехали со стоянки.
- Джозеф, мне кажется, что все это выглядит довольно странно.
Он ответил не сразу, хотя лицо его выглядело беспристрастным.
- Чего ты добиваешься, Делла? Хочешь похвастать тем, что все знаешь? О да, конечно, ты, как рентген, просвечиваешь всех насквозь.
Это был другой Джозеф. Она и не представляла, что он может быть таким.
- Если уж на то пошло: отчего умер твой муж? Думаю, от тоски, денно и нощно слушая твой треп.
Укол попал в цель.