Любовь с политикой мешать нельзя, но свадьбу Ким запланировал не на определенное число, а "сразу после губернаторских выборов". Впрочем, и свадьба к любви не имела прямого отношения. Уже три месяца он жил с Ларисой Серпинской, считая себя её мужем. Он ни от кого её не скрывал, но, представляя её, произносил: "моя невеста". И вот эту нестыковочку Ким собирался разрешить сразу после выборов. И это должна быть не просто свадьба, а пир победителей. Шафером будет новый губернатор Викентий Ямпольский. Иного не дано. Иного Ким даже представить себе не мог.
Если в своих установочных данных Баскакову не нравилось отчество, то у своего любимого кандидата в губернаторы не нравились и фамилия, и имя, и профессия. Всё это не для захолустного Дубровска. Тем более, что основная масса избирателей живет в далёких губернских деревнях и поселочках. Там адвокат – нечто непонятное. Там адвокат это жуликоватый тип в бабочке, который защищает воров и убийц… А имя с фамилией? Ямпольский вообще звучит как Березовский или Ходарковский… То ли дело у соперника, у действующего губернатора – Владимир Афонин. Имя многим напоминает Ильича, которого многие ещё тихо любят. А фамилия… Афоня – он и Африке Афоня. Простецкий мужик. Свой!
Задержка на посту ГАИ Баскакова не насторожила. Да и скорость он действительно чуть-чуть превысил. Единственно – было обидно, что менты его не узнали. Когда тебя узнает на улице каждый второй, то кажется, что тебя знают все. Кажется, но это не так.
Рейтинг у передачи Баскакова был по общепринятым меркам огромный – до сорока процентов. Но задержавшие его гаишники вполне могли входить в оставшиеся шестьдесят процентов, которые вместо "здравого смысла" с физиономией Кима Баскакова смотрят сериал с милашками или клипы с песнями и плясками. Или они вообще никогда не смотрят ящик, а пьют на лавочках, гуляют с бабами или ловят рыбу на пруду…
Эпизод с гаишниками забылся сразу же, когда впереди появились первые дачные дома. Еще несколько поворотов и он просигналит у ворот своего участка…
Но сигналить не пришлось. Лариса ждала его у распахнутых ворот. Они начали целоваться прямо у машины. Потом, быстро схватив сумки, вбежали в дом.
Киму всегда нравилось, что Лариса именно так встречает его. Она никогда напрямую не говорила, что соскучилась, что любит его, что хочет его. Но это все чувствовалось в каждой мелочи. И, прежде всего во взгляде. Никогда и ни у кого Ким не видел таких глаз. Они одновременно были и скромные, и игривые, и простодушные, и умные… А еще на даче никогда не было безукоризненного порядка. Это напоминало бы номер "люкс" в шикарной гостинице, где все блестит, все на своих местах и все так чистенько, что противно. Вернее – неуютно.
Возможно, что Лариса все делала интуитивно. Эта дача, пусть временный, но их первый семейный очаг. И Ким должен каждый вечер стремиться сюда, под крышу дома своего. А дом это не идеально убранный гостиничный номер. И она здесь не горничная… Дом – это и беспорядок на кухонном столе, и остывающий на подоконнике утюг, и платье жены, брошенное на спинку стула.
Но главное – это, кровать. К приходу Кима она всегда была разобрана, и даже край одеяла был призывно отброшен к центру. Это был явный намек, наивный и смешной. Тем более, что скромная Лариса словами никогда не говорила "про это". Возможно, это и нравилось Киму в своей невесте… Конечно, не только это, а еще многое, многое…
Щепкин нашел джип не сразу. Но ребята сделали все правильно. Они поставили машину за кустами так, что от дачного проселка ее не было видно. И опять же развернули ее носом в сторону березовой рощи, за которой выезд на основное шоссе.
Щепкин пристроил свою машину и переместился с джип, который на ближайшие двадцать-тридцать минут будет штабом операции.
С заднего сиденья джипа хорошо был виден экран, на котором вскоре развернется действие почище гамлетовского финала. "Не пей вина, Гертруда!"
На передних сидениях джипа суетились двое весельчаков, которых Щепкин знал уже лет десять. Подчеркивая особые с ними отношения, он звал их по добродушным кличкам: Ежик и Чижик. Первого из-за жесткой и всегда короткой растительности на голове, а второго из-за фамилии – Пыжиков. Он, второй, успел пожить под кличкой Пыжик, затем Чижик-Пыжик и лишь в последние годы Щепкин сократил его благородное двойное погоняло до короткого – Чижик.
Щепкин был привязан к этим ребятам. Он им доверял. Эти могут предать любого, но не его. Он успел втолковать им, что если ему будет плохо, то им будет очень плохо. И только так!
О возможном предательстве думал только Щепкин. Да и то лишь иногда. А Ежик и Чижик ни о чем таком и не думали. Зачем? Им и так хорошо. Шеф обеспечивал их всем необходимым, а работой загружал не часто. Правда, эта работа бывала и пыльной, и грязной, и мокрой, но периодической. Остальное время можно было свободно гулять и жить в свое удовольствие…
Когда на экране появился Ким Баскаков, все замерли. Видимость была приличная. Камера была всего одна и скрывалась где-то над окном за карнизом, но она выхватывала стол в центре комнаты и кровать за ним.
Было хорошо видно, как Ким взял одну из бутылок и стал срывать с горлышка фольгу, перед тем как вогнать в пробку штопор. Для Ежа и Чижа это были очень волнительные минуты.
– Не должен заметить. У меня шприц тоненький был. А фольгу я ногтем заполировал… На одной бутылке чуть иголку не сломал. Туго шло.
– Ты, Чижик, на местных винах тренировался. В тех бутылках не пробки, а дерьмо. Клиент же предпочитает фирменный сухач, где пробки покрепче.
– Да, дорогое вино… И зачем сразу три бутылки взял? Еле успели все три зарядить…
Ким тем временем разлил вино по бокалам… Они не стали даже садиться за стол. Выпили стоя и Лариса сразу же пошла к кровати. А Ким исчез с экрана.
Щепкин начал было нервничать, но Ежик быстро успокоил. В его глубокомысленных фразах была сермяжная правда:
– Вы не волнуйтесь, шеф. Сейчас клиент появится. Никуда он не денется… Вон она уже все с себе сняла. Вы бы от такой ушли далеко? Я бы не ушел… А препарат через пять минут действует. Я на бомжах проверял. Любого вырубает. Очень безотказная штука.… А вот и наш клиент появился.
Эту шутку Ким задумал давно. Видеокамера уже месяц стояла на верхней полке серванта между книгами. Лариса наверняка ее видела, но внимания не обращала. Стоит себе камера и стоит. Но вся хитрость была в том, что стояла она заряженная и направленная на кровать. Оставалось только в нужный момент нажать кнопку, и с достаточно хорошим качеством пленка запечатлела бы самые сокровенные моменты их любви.
Сказать об этом Ларисе Ким не мог. Она наверняка бы не согласилась. А если бы вдруг он ее уговорил, то не было бы у нее легкости, страсти, азарта. Не было бы ничего, что он в ней любил. Был бы сплошной зажим и одеяло по самую шею… Или еще хуже. Она могла подумать, что он вообще извращенец и гнусный тип.
Нет, Ларисе о видеокамере он сказать не мог. И мысли у него были самые чистые и романтические. Он хотел без всякого просмотра спрятать кассету и вытащить ее лишь через двадцать пять лет. Вот соберутся они с Ларисой праздновать серебряную свадьбу, а в ночь перед этим он подарит жене воспоминания о начале их любви.
Киму очень хотелось, чтобы так и было. Но он никак не решался включить камеру. А сегодня решился!
Подходя к серванту, он почувствовал, что ноги плохо его слушаются, а в голове какое-то странное возбуждение. Он подумал, что все это от предвкушения необычного праздника. Первый раз в жизни он будет заниматься этим под объективом камеры. И пусть этого никто ближайшие четверть века не увидит. Но он-то будет знать, что есть маленькая коробочка, в которой… Дальше мысли начали путаться. С чего бы это? Не от бокала же вина… Странное вино.
Ким успел включить камеру, развернуться и сделать три шага к кровати… Лариса уже разделась, но не юркнула как обычно под простыню, а легла на спину, странно раскинув руки… И глаза почему-то закрыла. Обычно она игриво наблюдала, как он раздевается. Это даже превратилось в некую игру, когда он, стоя перед ней и изображая дикую страсть, срывал с себя и подбрасывал рубашку, брюки и все остальное…
Он несколько раз встряхнул голову, пытаясь вернуть теряющееся сознание. Потом с трудом стянул с себя рубашку и попытался найти ремень на брюках… Он еще почувствовал, как его тело вяло, безвольно и очень медленно сползает на пол. Последнее, что он видел – симпатичные коленки Ларисы. Он уткнулся в них лицом и отключился.
– Клиент испекся!
Ежик мог бы это не говорить. Все трое внимательно наблюдали за экраном, а картинка была отменной.
Щепкин жестом приказал затихнуть и ждать.
Три минуты они безмолвно наблюдали на экране неподвижные фигуры: распластанное на кровати тело Ларисы и сидящего у ее ног Кима.
Наконец Щепкин скомандовал:
– Пошли! Только не бежать. Идем тихо, прогулочным шагом.
Обитатели ближайших дач вели жизнь затворническую. Никого не тянуло на прогулки за околицей. А за садами, кустами и заборами вечерняя дорога почти не просматривалась.
Замок на калитке Чижик вскрыл в одно касание. Почувствовав гордость от своего мастерства, уже проходя к дому по тропинке, он решил обернуться сделать замечание:
– Повторяемся мы, шеф. Уже пятый раз на даче работаем. Менять надо тактику… А участок похож на тот, подмосковный. И дачка, как у того парня. Я даже фамилию его запомнил – Жуков… Пять лет уже прошло.
На слова Чижика никто не обратил внимания, а сам он замолк, работая над замком входной двери. Эта штучка оказалась посложнее и с первого захода не открылась. И с пятого тоже… Чижик занервничал, руки его задрожали, отмычка задергалась, звякнула и легла на нужное место. Нарушая вечернюю тишину, замок звонко щелкнул, а открываемая дверь противно скрипнула.
В огромной комнате было все, как на экране: вино на столе, Лариса на кровати, полураздетый Ким на полу у ее ног.
Работали четко. Каждый по своему плану.
Чижик вскрыл узкий и высокий сейфик в углу комнаты. Вытащил оттуда патроны и охотничье ружье, числившееся за гражданином Баскаковым К.Ю. Эту "тулку" неделю назад проверял участковый и Чижику был известен и вид патронов, и мягкость курков, и все такое… Он зарядил оружие и поставил его у окна.
В это время Ежик собрал со стола "заряженные" бутылки, заменив их на такие же, купленные вслед за Кимом в том же магазине. Одну бутылку пришлось вскрыть и выплеснуть в окно часть содержимого. Это для Ежика была самая трудная работа.
Сам Щепкин работал с ампулами и шприцами. Жених с невестой получили по слабенькой дозе героина, а разбросанные по кровати стекляшки с иголками получили отпечатки пальцев Кима Юсуповича.
Основную работу все трое закончили почти одновременно. Оставались последние штрихи. Громкие и кровавые.
Щепкин подошел к оружейному сейфику и быстро выбрал охотничий нож с гладкой, удобной для снятия отпечатков рукояткой… Выбирать было из чего. Беспомощно сидящий на полу Ким Баскаков был большой любитель острых предметов.
В ожидании команды Ежик стоял у кровати и разглядывал лежащую на спине девушку. Конечно, ничего для себя нового он не увидел. За свою жизнь он успел насмотреться на женщин в любых видах. Эта худышка волновала его не своими формами, а ситуацией. Только вот она разомлела, собралась отдаться своему жениху и – бац! Облом… Теперь над ней стоит он, Ежик. И он может сделать с ней все, что захочет. Но сделает то, что прикажет шеф… Щепкин протянул Ежику нож:
– Не усердствуй особенно. Ткни раза три-четыре. И легонько – пусть живой останется. Жалко ее… Рукоятку протри и вложи ему в левую руку. Наш клиент левша.
Следить за работой Ежика Щепкин не стал. Генерал не был сентиментальным. Ему приходилось и стрелять по живым мишеням, и бить мужиков в самые болезненные места, и применять при допросах легкие пыточки. Но резать ножом беспомощную, а главное симпатичную в своей наготе девушку. Это слишком!
Кроме того, у Щепкина были и свои дела.
Он подошел к окну, раздвинул створки, взял ружье и прицелился. До соседнего дома было около сорока метров. В окнах второго этажа горел свет, и за шторами мелькали силуэты обитателей.
Лишние трупы никому не нужны. Щепкин дождался момента, когда случайные мишени отошли от окна, и дуплетом из двух стволов пальнул крупной дробью в соседний дом.
Сначала послышался звон разбитого стекла. Потом женские визги и мужской мат… Счет пошел на секунды и, отбросив в угол ружье, Щепкин скомандовал:
– Быстро уходим… Ежик, девушка жива?
– Да что я изверг? Чуть-чуть ее подрезал… Мне самому ее жалко.
Они успели вывести машины на шоссе до того, как у ворот дачи Баскакова появился первый человек. Это был естественно, сосед из дома с разбитыми окнами и продырявленными занавесками. Он собрался устроить грандиозный скандал, потребовать компенсации ущерба, но перед калиткой его пыл сначала поубавился, а потом и совсем затух. И, правда! Кто он есть такой? Пенсионер. Бывший чиновник ниже среднего уровня. Дачник, у которого ежегодно урожай или долгоносик сжирает, или тля поганая… А кто сосед? Это человек, постоянно мелькающий на экране. Это фигура влияющая на политику… Ну захотел господин Баскаков пострелять из дробовика. И пусть! Не убил ведь никого.
Умиротворившись, сосед Кима с простым именем Иван и не менее простой фамилией Петров побрел назад, рассуждая про себя о возникших вдруг житейских заботах: "Стекла мне брат вставит. Он давно хотел приехать, да повода не было… Шторы жена заштопает. Там всего-то два десятка дырочек… А ваза хрустальная, что вдребезги разбилась, та туда ей и дорога. Всегда глаза мозолила. Ее еще друг на свадьбу подарил, а друг этот сволочью оказался…"
Щепкин подошел к джипу и машинально прикоснулся к заднему стеклу. Ровно пять лет назад шальной Жуков разбил его. Пора бы уже и забыть об этом эпизоде. Там столько всего было, такие страсти бушевали, а ярче всего запомнился этот стеклянный пустяк. Странно устроена человеческая психика…
Чижик мог играть без суфлера. Он уже достал сотовый телефон, уже набрал нужный номер и только ждал отмашки. Щепкин кивнул и мобильник послал вызов на пульт дежурного УВД:
– Милиция? Я тут около дачи Кима Баскакова. Выстрелы слышал, крики душераздирающие. Наверняка убийство… Кто говорит? Случайный прохожий. Доброжелатель.
Чижик отключился и вопросительно взглянул на шефа. Тот пожал плечами и одобрительно фыркнул. Все вместе означало: "Сносно! Хотя могло быть и лучше… Учишь вас олухов, учишь…"
По предварительной договоренности после этого звонка Ежики-Чижики получали недельный отпуск, который должны были провести за сто верст от Дубровска… Через открытое окно Щепкин вбросил в джип пачку крупных купюр и взмахнул рукой. Машина сорвалась с места. Через минуту она была так далеко, что ее почти не было видно. Только в лучах заходящего солнца сверкало заднее стекло.
До самого последнего момента, когда джип скрылся за холмом, Щепкин не мог отвести глаза от этого блеска. Ему показалось, что это сверкающий глаз, который подмигивает ему. И не просто так, а ехидно… На Западе в подобных случаях полицейские бодро шагают к психоаналитику и проводят долгие нудные сеансы, очищая свою голову от призраков. Но наши ребята крепче тамошних копов.
Щепкин громко и смачно выругался. Закурил. Потом повторил все это еще раз и понял, что "практически здоров".
Он достал мобильник и набрал номер оперативного дежурного:
– Полковник Сорокин слушает.
– Это ты Степаныч? Опять тебя на субботу поставили? Не берегут у нас ветеранов… Какие новости?
– Все спокойно, товарищ генерал… Звонок только странный был. Прохожий сообщил о стрельбе на даче журналиста Баскакова.
– И что ты сделал?
– Думаю пока… Если это мальчишки петарды взрывают, то чего туда бригаду гонять… А если…
– Вот именно! Недальновидно рассуждаешь, полковник. Баскаков это не бомж с помойки. Перед выборами это личность губернского масштаба. Тут рисковать нельзя… Бригаду срочно на выезд! Кто у нас на посту?
– Следователь Игрунков.
– Нормально! И криминалистов к нему… Вот еще что: вызови бригаду "Скорой". Раз выстрелы были, то и пострадавшие могут быть… И еще одно: позвони на все каналы телевидения и в газеты. Раз он журналист был, то пусть они все сами сфотографируют, осмотрят место преступления, в каком состоянии жертва…
Щепкин понял, что заговорился, сказал лишнее. Об этих деталях еще никто не знает… Плохо! Но Сорокин туповат и в психологические тонкости не вникает.
– Все понял, Сорокин?
– Так точно, товарищ генерал!
– Выполнять!
– Есть!
В исполнительности Сорокина можно было не сомневаться. А вот в его памяти… Забудет ветеран медиков вызвать и девушка может очень просто загнуться от потери крови. Жалко!
Щепкин вдруг опять вспомнил о сложности человеческой психики. Ему ведь было жалко девчонку, потому что она голая на кровати лежала. Была бы она в джинсах и куртке или вообще в пальто и все. Абзац! Ему бы тогда было совершенно наплевать на ее раны, и возможную смерть от потери крови… Щепкин опять подумал о психоаналитике. Огляделся на пустынной дороге. Громко выругался. Закурил, и через минуту все тараканы из его головы разбежались.
Понятыми пришлось пригласить соседа с женой. В первый момент это смутило следователя Игрункова. Пенсионер Иван Петров мог быть по этому делу и потерпевшим. Но три разбитых стекла, дырявая занавеска и ваза от друга-подлеца не шли ни в какое сравнение с покушением на убийство гражданки Серпинской Ларисы Евгеньевны.
Игрунков чувствовал, что в этом спектакле у него третья роль. Первыми были телевизионщики и журналисты. Они сверкали вспышками и софитами. Они снимали все и всех, попутно уничтожая улики и иную доказательную базу.
В другое время Игрунков шуганул бы их всех, направил бы их к их журналисткой матери. Но полковник Сорокин со ссылкой на генерала Щепкина потребовал не препятствовать гласности: "Народ должен знать правду! Тут дело политическое. Не шути с этим, Игрунков".
А Игрунков вообще шуток не любил. Тем более с генералами.
Потом приехали медики и быстро уволокли раненую и приходящего в себя Кима Баскакова. Игрунков хотел надеть на него наручники, но медики не дали это сделать. Пришлось отправить вслед "Скорой" машину сопровождения с сержантом. Не отпускать же подозреваемого без конвоя.
Игрунков громко объявил журналистам, что через три минуты он выгонит всех. Здесь, мол, место преступления. И свободу слова здесь ограничивает время и он, следователь Игрунков.
Понятой Иван Петров был пока ни при деле. Журналисты толпились, сверкали вспышками и отпихивали его все ближе к серванту, на котором между книг стояла привлекательная штучка… Перед уходом на пенсию Петров много раз намекал на свою мечту о видеокамере. Он надеялся, что это и будет отходной подарок от товарищей по работе. Но товарищи оказались хозяйственными и подарили новоиспеченному пенсионеру шуруповерт. Очень полезная вещь, когда надо постоянно вкручивать – выкручивать. Но через день Петров зашурупил все, что можно: повесил две картины и построил лавочку у мангала…