- Только в безлюдных местах, - сказала она, строго погрозив пальцем.
Так и шли: мама, Коля, между ними самокат, как малыш, которого взрослые ведут за ручки. Свернув с проспекта, решили заглянуть в гастроном за продуктами. Не успели сделать и двух шагов, как…
Цыганки появились неожиданно. В цветастых шелковых платьях, грязно-серых носках и стоптанных круглоносых туфлях, они зацокали языками, увидев Колю и новенький самокат.
- Ай, молодец, женщина! Ребенку игрушку купила. Красивая игрушка, дорогая.
- Красивая, - поддержала ее подруга, - но опасная. Я вижу, несчастье за ней тянется.
Мама испуганно остановилась.
- Что вы сказали?
- Вижу, едет мальчик на дорогу и попадает прямо под машину. Отворотить беду надо, иначе - сбудется.
Мама подошла к ним поближе.
- А как ее отворотить?
Коля такой встрече даже обрадовался. Пока мама общалась с цыганками, он снял с руля оберточную бумагу, проверил педаль тормоза, вскочив на подножку, ловко оттолкнулся и поехал. Шины мягко зашуршали, набирая скорость…
Ход был отличный, тормоза железные. На широкой, с резиновой прокладкой, подножке можно было стоять сразу двумя ногами. Доехав до конца переулка, и лихо, с юзом, развернувшись, он покатил назад, к перекрестку. Цыганок там уже не было, только мама в светлом, с крупными горошинами, платьице растерянно копошилась в своей сумочке. Будто что-то потеряла… Оказалось - не будто.
В отделении милиции у них состоялся очень серьезный разговор.
- Ну, как же можно быть такой доверчивой, - громко говорил высокий, в синих галифе следователь, расхаживая по просторному кабинету. - Неужели вы не видели, что вас обманывают?
- Нет, - плача отвечала мама. - Поняла, когда уже деньги из рук пропали.
- В глаза нужно было смотреть, в глаза, - милиционер раскрыл пачку "Казбека" и выудил длинную папироску. - Они вас никогда не обманут.
- Почему? - полюбопытствовал Коля, сидевший на стуле рядом с мамой.
Следователь на удивленье не пренебрег его вопросом.
- Понимаешь, дружок, когда человек говорит неправду, мозг у него работает активней обычного, и это видно по глазам. Поэтому враль старается их прятать.
- А цыганка ничего не прятала, - возразила мама. - Она, наоборот, в упор на меня смотрела.
- Все верно, - согласился сотрудник. - Это люди подготовленные, тренированные. Но глаза у них все равно ненастоящие, поддельные, как фальшивка, - он сел за стол, качая головой. - Эх, товарищи, товарищи, где же ваша бдительность?
Коля слушал, не отвлекаясь.
Глава 3
Полынцев зашел в здание РУВД и, кивнув за окно дежурному, взбежал по ступенькам на второй этаж. Шагая по широкому коридору, он раздумывал, как поступить: навестить ли сначала оперативников из убойного отдела, или проведать Инну из следственного. Колебания длились недолго. Резонно рассудив, что девушка все-таки сердцу ближе, он остановился у кабинета с номером 209. Не успел взяться за ручку, как в конце коридора со скрипом распахнулась дверь секретариата.
- Привет околоточным! - взмахнул рукой оперуполномоченный Мошкин, одновременно прощаясь с канцелярскими дамами. - Подожди меня, я здесь уже заканчиваю.
Полынцев замер на месте. С одной стороны он был рад встрече с оперативником (теперь не придется тащиться к нему на третий этаж), а с другой - получалась накладка. Кого-то из двух зайцев придется выпускать.
В это время из актового зала вышли бравые сотрудники патрульно-постовой службы, видимо, собиравшиеся на служебный инструктаж. В милицейской среде существует пожелание: "Чтоб тебе на лестнице роту постовых встретить". Обычно это говорят человеку, куда-то чрезвычайно спешащему. Полынцев, хоть никуда не торопился, но роту постовых все же встретил.
- Привет, мужики, - начал он здороваться с каждым сотрудником за руку…
Через полминуты ладонь его смялась в трубочку и болезненно покраснела. Именно в этот момент и подоспел освободившийся оперуполномоченный Мошкин.
- Персональное вам, здрасьте, - протянул он тощую жилистую руку.
- Не жми! - застонал Полынцев.
- Как скажешь, - ухмыльнулся коллега и сунул в его измятую ладонь два длинных костлявых пальца (указательный и средний).
Жест получился не столько шутливым, сколько унизительным. Полынцев смерил двухметрового нахала неприязненным взглядом.
- Складывается такое впечатление, - подозрительно прищурился Мошкин, - что ты сейчас стоишь и про меня всякие гадости думаешь.
- Наоборот, - возразил Полынцев. - Думаю, какой ты видный парень: тощий, рыжий, носатый - красавец!
Оперативник положил на макушку коллеги широкую ладонь, не спеша, спроецировал ее на собственную грудь и, ехидно щерясь, кашлянул.
- Не завидуй высоким людям, малыш, лучше морковку по утрам кушай.
- 2 метра - это рост верблюда, - хмуро пробурчал Полынцев. - Я прям весь обзавидовался.
- Лучше быть ростом с верблюда, чем с осла, - надменно парировал Мошкин.
Чем бы закончился дружеский разговор - неизвестно, но за дверьми неожиданно раздался гневный окрик Инны Вишняковой.
- Послушайте, вы, ослик с верблюдом, не топчитесь под моим порогом, здесь, между прочим, все слышно! Скачите лучше на лужайку.
Сконфуженные милиционеры, почесывая затылки, тихонько отошли от двери.
- Космическая, 33 - твой участок? - спросил полушепотом Мошкин.
- Мой, а что?
- Мужик оттуда утром звонил, труп опознал по телевизору.
- Ты его уже опрашивал?
- Пока нет, только собрался. Поехали вместе.
Полынцев покосился на кабинет.
- У меня тут дела еще… кое-какие.
- Успеешь, - махнул рукой Мошкин. - Я сегодня на машине, мигом обернемся.
- На машине, говоришь?..
- А то!
- Ну, тогда поехали…
Допотопный жигуленок Мошкина, хрипя и цокая клапанами, как лошадь подковами, с неприлично медленной скоростью подъезжал к улице Космической. Если бы Полынцев решил опозориться перед жителями своего участка, то этот способ вполне бы сгодился.
Кроме "отличных" ходовых качеств, машина обладала и "повышенной" комфортабельностью: пассажирское сиденье болталось во все стороны (вместе с пассажиром), выхлопные газы пробивались в салон сизыми клубами, а треснувшие окна были заглушены намертво (стеклоподъемники и ручки не работали).
- Приехали, - сказал Мошкин, выдыхая дым, словно только что покурив.
Полныцев откинул дверцу, будто люк подбитого танка. Ядреный смог густо повалил наружу.
- Говорят, фашисты во время войны в таких душегубках народ гробили, - сказал он, направляясь к подъезду.
- Все лучше, чем пешком, - не слишком уверенно возразил коллега.
Дверь квартиры открыл плотный, с припухшим красным носом, мужчина лет 30–35. Это был тот самый невежа, что опрометчиво нагрубил бывшему солдату Зотову.
- Здравствуйте, Васьков, я снова к вам, - сказал Полынцев, заходя в просторный, ободранный (видимо, для ремонта) коридор.
- Лейтенант Мошкин, - представился коллега, шагнув следом.
- Вы по поводу моего звонка? - тихо спросил хозяин.
- Да, разумеется, - кивнул Полынцев, выжидающе взглянув на напарника.
Тот раскрыл кожаную папку, порывшись в бумагах, достал фотографию убитого старика.
- Это вы нам звонили по поводу трупа?
- Я, - кивнул Васьков.
- Это ваш хозяин?
- Не мой, а квартиры. Я ее недавно купил.
- Я о том и говорю, - недовольно пробурчал Мошкин.
- И где же он?
- Как, где? В морге, наверное.
- Я не о том говорю. Где он жил после продажи квартиры?
Васьков устало вздохнул. Вопрос этот, судя по всему, вызывал в его душе неприятные воспоминания о встрече с солдатом Зотовым.
- Не знаю. Я новый адрес у него не спрашивал.
- А вы между собой все формальности уладили? - поинтересовался Полынцев.
- Нет. Он должен был свою рухлядь забрать и в паспортном столе выписаться. Теперь я понимаю - ждать уж нечего.
Действительно, зал был плотно заставлен мягкой и корпусной мебелью. Рядом с желтыми секциями импортного гарнитура темнели хмурые шкафы еще советского производства. У стен сиротливо теснились ветхие полированные тумбочки, бока которых подпирали толстые цветастые кресла.
- Значит, после сделки вы его не видели, - уныло заключил Мошкин.
- Почему же? Видел. На следующий день, случайно. Я как раз по улице Амурской ехал. Он в это время из частного дома выходил. Может, жил там, может, в гости к кому забегал, не знаю точно.
- Адрес не запомнили?
- Улица Амурская, дом… В общем, недалеко от светофора, напротив магазина.
* * *
На фоне хлипких деревенских избушек кирпичный дом Николая Петровича смотрелся, как вставной зуб в кариозном ряду. Ладный, крепкий, с резными оконцами, он указывал не столько на достаток пенсионера, жившего в общем-то скромно, сколько на нерадивость земляков, которые в свое время (когда колхоз раздавал всем желающим бесплатный кирпич), не захотели заниматься собственным обустройством.
Разбалованные советской властью колхозники предпочитали получать уже готовые коттеджи. Николай Петрович позволить себе иждивенческих притязаний не мог, так как служил в то время участковым инспектором в районном отделе милиции, а, стало быть, к колхозу не имел ни малейшего отношения. Словом, когда представилась возможность получить отвергнутый сельчанами кирпич, он, засучив рукава, на некоторое время превратился в заправского строителя. Благо, оперативная обстановка тому способствовала.
Местные хулиганы и жулики давно сидели в тюрьмах, алкоголики - в лечебно-трудовых профилакториях, сочувствующие - выпивали дома, закрывшись на глухие засовы. Мужики Петровича опасались, бабы - уважали, собаки вслед ему не лаяли.
Было это в ту далекую пору, когда могучий Советский Союз стоял на Земле, подбоченясь. Когда грозная Советская Армия держала Европу и Азию по стойке "смирно". Когда Советская милиция извела под корень криминальную касту "вор в законе". А теперь…
А теперь бывший милиционер тихо копался в своем огородике, грустно смотрел на происходящие вокруг перемены, иногда, сидя по вечерам на лавочке, негромко распевал старые советские песни.
Нам счастье досталось не с миру по нитке.
Оно из Кузбасса, оно из Магнитки.
Целинные земли и космос далекий.
Все это из нашей истории строки.
Директор зверохозяйства Митрофанов и главбух Еремкин, толкнув незапертые двери, решительно вошли во двор Николая Петровича.
На том их решительность и закончилась.
- Свят, свят, свят! - испуганно перекрестился главбух, выпучив розовые, как у белого кролика, глаза.
Невдалеке от ворот, на деревянных подпорках, стояли два гладко отесанных гроба.
- Ничего себе, зашли?! - присвистнул директор, подходя к одному из них и боязливо поднимая крышку.
- Там? - шепотом спросил бухгалтер.
- Не-а, пусто.
- А во втором?
- Я тебе, что - проверяющий? Иди и сам смотри.
- Да вы что, я окочурюсь раньше, чем крышку подниму.
- Не меня ли там ищете? - появился на крыльце Николай Петрович с цветастой пиалой в руках.
Звероводы обернулись.
- Это ты зачем тут это?! - пискляво возмутился Еремкин.
Директор стукнул кулаком по крышке ближнего гроба.
- Хорошая древесина - не осина?
Петрович ухмыльнулся в седые усы.
- Сушу. Нет.
Главбух обвел взглядом небольшой, чисто убранный дворик, на одном конце которого стоял дощатый гараж-сарай, а на другом - пустая собачья будка. Потом покосился на открытую калитку, ведущую в зеленеющий огородик, но, не заметив нигде посторонних, растерянно переспросил.
- Ты это с кем тут разговариваешь?
- С вами, с кем же еще.
- А чего, как нерусский выражаешься?
- Как спрашиваете, так и отвечаю - дуплетом.
- Я ничего не понял.
- Между вопросами паузу делайте, иначе в ответах не разберетесь.
- А-а, - хитро подмигнул бухгалтер, - типа шутка, да?
- Типа нет, - качнул морщинистой, но довольно крепкой шеей Николай Петрович. - И кому из вас отвечать?
Директор, насупив одну бровь, которая была ближе к главбуху, начальственно кашлянул.
- Мне, само собой, естественно.
- Спрашивай, - махнул рукой пенсионер.
- Зачем гробы во дворе поставил?
- Решил просушить, а то запрели в сарае.
- А где твоя бабка?
- В соседний район к куме поехала. Приболела та - моя ей травки повезла.
Что до трав, то жена Николая Петровича была известной на всю округу целительницей. Растворы, снадобья, отвары в ее кладовых не кончались. Помогали они от болезней, или нет - никто с уверенностью сказать не мог, но, что не вредили здоровью - точно.
Главбух сочувственно кивнул.
- Святое дело - людям помогать. Вот и мы к тебе за тем же.
- Да уж вижу, что не с подарками пришли.
Директор, почесав двойной подбородок, потянулся к портфелю главбуха.
- Почему же? Кое-что мы с собой прихватили. А, если поможешь, то и еще кой-чего получишь.
Петрович остановил его жестом.
- Не тревожь чемодан, вижу, что там бутылка, она мне ни к чему - я свою цистерну еще в прошлом веке выпил.
Бухгалтер, стоявший до этого в позе щедрого Деда Мороза, заметно подтаял.
- Как же на сухую-то? Не по-людски, вроде бы.
- Хорошее дело и на сухую решим, а плохое и на мокрую не пролезет. Говорите, чего хотели.
Звероводы разочарованно переглянулись и директор, запинаясь, начал.
- Понимаешь… Там у нас сегодня… вернее, вчера. Ну, в общем, мы сами пока точно не знаем… Так вот, как известно, мы разводим этих самых… как его… Ну, в общем, неважно. Тут дело в другом. Мы к тебе за помощью пришли. Пособи по-свойски.
Если бы звероводы взглянули в глаза старика, то заметили бы, что на них смотрит уже не дед в жухлой клетчатой рубахе, а строгий милиционер в кителе с капитанскими погонами. Кстати, о погонах.
В прежние времена на все областное УВД приходился один генерал и три полковника-зама. Райотделами командовали капитаны да майоры. Работала тогда милиция, как батрак на барском поле: днем и ночью, в жару и в холод, без выходных и праздников, согнувшись в три, а то и в четыре погибели. Барином был славный советский народ. Порядок на его угодьях поддерживался идеальный. Преступники сидели в тюрьмах, честные люди жили спокойно, двери в домах не запирали.
Теперь же полковников развелось больше, чем колорадских жуков. Плюнь - полковник. Включи телевизор - генерал. Звания обесценились, рядового милиционера днем с огнем не сыщешь (ночью, тем более). На поле выходить страшно - бурьян, репейник, чертополох. Из нор повылазили мыши и крысы. Травить некому - все генералы и полковники.
Словом чин капитана в прежние времена был гораздо весомей нынешнего полковника (а то и генерала).
- Ты лучше с конца начни, - посоветовал Петрович, хлебнув из пиалы земляничного чаю. - Происшествие, место, время, способ. А потом уж и про этих самых.
Директор недовольно посмотрел на бухгалтера, словно из-за него не складывался разговор.
- Украли трех зверьков! - выпалил он на выдохе. - Мы сначала думали, может…
- Стой! - скомандовал старик. - Давай дальше по-другому. Я спрашиваю, ты отвечаешь.
- Это дальновидно, - согласился Еремкин.
- Значит, так. Откуда украли?
- Из вольера.
- Каким способом?
- Замок вскрыли.
- Взлом?
- Нет, ключи подобрали.
- Когда?
- Вчера.
- Почему в милицию не заявили?
Директор, кашлянув в кулак, хитровато улыбнулся. Стоило ли рассказывать милиционеру, хоть и бывшему, о тех нарушениях, что творились в хозяйстве. А у кого их нет?
- Ты же понимаешь: там найдут, не найдут - кто знает. А проверят все до нитки. Не резон, в общем.
- Понятно, - хмыкнул Петрович. - От меня-то, что надо?
- Ну, как же - найти вора. Тут дело даже не в зверьках. Нам виновник нужен, чтоб, само собой, уволить. Иначе от этой заразы не избавиться. И так уж расползлась по хозяйству.
- Значит, вы уже решили, что это сделал местный.
- Скорей всего, - неуверенно сказал главбух.
- Так вам и кнут в руки. Посидите, покумекайте: кто мог, кто где был.
Директор, вздохнув, махнул рукой.
- Кумекали уже - целый список составили. Любой мог. Хозяйство-то немалое, считай, полдеревни. Народу уйма.
- Методом исключения - подсказал Петрович.
- Исключили уже, - затряс портфелем бухгалтер, доставая исписанные листы. - Эвона тут сколько.
На двух измятых страницах уместилось порядка 30–40 фамилий. Нацарапаны они были от руки, причем не самым разборчивым почерком. Глядя на документ, складывалось ощущение, что податели сего работали не в зверохозяйстве, а на птицеводческой фабрике, и автором жутких каракулей являлась одна из подопечных куриц.
Старик взял в руки списки, быстро пробежал их глазами, лукаво прищурился.
- Тут даже на первый взгляд можно добрую половину вычеркнуть.
- Так вычеркни, - встрепенулся Митрофанов. - Затем к тебе и пришли. А мы уж в долгу не останемся. Как говорится - за нами не заржавеет. Помоги.
Петрович покачал головой, возвращая листки.
- Помощник из меня липовый. Разве что телевизор за вас посмотреть, иль газету какую почитать.
- В этом мы и сами мастаки, - вздохнул директор, - а вот видеть насквозь не умеем.
- А кто умеет? - поднял седую бровь Петрович.
- Ты, конечно, кто ж еще.
- С чего ты это взял? Я ж не электросекс какой.
- Может, и не экстрасенс, но старики говорят, глаз у тебя, как рентген: ни один жулик устоять не мог.
- Да это ж когда было, сколько лет уж минуло. Все забылось давно, мохом поросло.
- Не прибедняйся, не такой уж ты и древний. В 70 некоторые еще детей строгают.
Петрович негромко усмехнулся.