Достоверная информация - самый дорогой и порой самый опасный товар. В погоне за сенсацией или в поисках истины герой этой книги - журналисты и репортеры - вторгаются в сферы, где секреты ценятся дороже человеческой жизни. Выбор темы неслучаен для автора, ведь Марианна Баконина - популярная телеведущая петербургского Пятого канала.
На этот раз Марианна Баконина выступает как автор детективов. Вместе с героями "Апокрифического клада" читатель перенесется в знойную среднеазиатскую пустыню, в песках которой сокрыт древний клад - казна некогда влиятельного восточного ордена бекташи. Да и остальные повести, включенные в эту книгу, не оставят читателю возможности скучать.
Содержание:
-
АПОКРИФИЧЕСКИЙ КЛАД 1
-
ФАНАТИКА ВЫЗЫВАЛИ? 33
-
СМЕРТЬ НА ВЫБОР 74
Марианна Баконина
АПОКРИФИЧЕСКИЙ КЛАД
Он шел, распахивая двери. Упругие шаги гулко отзывались в слишком высоких для него залах, и даже книжные шкафы с недоумением взирали на самоуверенного молодого человека в слишком голубых джинсиках, слишком пестрой футболке, со слишком большой сумкой на боку. Вообще-то, сюда входить с сумками не разрешали никому, но ему, видимо, было позволено много больше, чем обыкновенным читателям. Ведь он был из тех, кто пишет, и его знали, если не в лицо, то по имени. Обширные статьи, подписанные "Максим Самохин", читал весь город - по крайней мере, он был в этом уверен. Поэтому и была упругой его походка, яркой одежда, гордой осанка.
А в эти тихие высокие залы он пришел за сенсацией, тем и отличался от обыкновенных посетителей, книжных червяков, копающихся в залежах книг и рукописей, с робкой надеждой накропать изделие-диссертацию, которая сможет убедить строгий ВАК.
Книжных червей Максим не понимал - он предпочитал жизнь стремительную, полную радостей и приключений.
Еще Максим не мог понять, куда подевались сотрудники отдела рукописей, и даже начал озираться, что было ему не свойственно, но так никого и не обнаружил.
- Есть здесь кто-нибудь? - негромко позвал Максим.
Из-за шкафа показалась лохматая голова:
- Кто-нибудь - несомненно, - и тут же исчезла.
- А некто Глеб Ершов есть? - решил уточнить Максим.
- Да, это я, и я совершенно не некто. - Голова появилась снова.
- Максим Самохин, - тут же представился известный журналист, чтобы наглядно продемонстрировать разницу между некто и личностью известной.
- И что вы хотели бы от Глеба Ершова? - На "лохматую голову" имя журналиста впечатления не произвело. Видно, он самозабвенно занимался древними рукописями и газет не читал, а если читал, то двухсотлетней давности.
- Корреспондент газеты "Новый день", - решил прояснить обстановку Максим.
- Тогда вам не к нам, на Фонтанку - в газетный отдел.
- Нет, как раз к вам: вы нашли какие-то письма Толстого к издателю или еще к кому-то, вот я их перефотографирую и сделаю замечательную статью - это же настоящая сенсация.
- Вы уверены?
- Конечно, а вы нет? Ведь Толстой - наш великий писатель, изученный вдоль и поперек.
- Собственно, лично я никаких писем великого писателя не находил. Насчет же изученности…
Максим знал, что нельзя разрешать разглагольствовать людям, которые считают себя очень умными, и напористо перебил:
- А чьи же письма вы нашли?
- Видите ли, молодой человек… - Хозяину лохматой головы скорее всего еще не исполнилось тридцати, и Максим запомнил обращение "молодой человек" - чтобы при первом удобном случае ответить взаимностью. - Видите ли, род Толстых был древним и невероятно плодовитым, эта фамилия дарила Родине отнюдь не только писателей, хотя и писатели, безусловно, были, и неплохие…
- Чьи письма-то?
- Если вы говорите о письмах, обнаруженных мною в архивной папке за номером…
- Да, именно о них, - снова перебил Максим.
- …то это письма известного дипломата, сподвижника Петра Первого…
- Замечательно, у нас скоро День рождения города, как раз подходит… И о чем же он писал?
- В основном о собственных успехах, ну и немного о тех наградах, которые желал бы получить.
- Превосходно! - Максим уже видел легкие, наполненные сарказмом строчки - мол, ничего не изменилось и т. д. и т. п. - И давно вы их обнаружили?
- Да уж не недавно, а в газетах ведь в основном про новости пишут, так?
- Про прошлое тоже пишем, вы себе представить не можете, насколько народ сейчас не знает историю, а без корней нельзя, нельзя. Письма у вас?
- Да, пройдемте. - И "лохматая голова" по имени Глеб ловко просунулась в небольшую щель между шкафами. Максим пока тоже еще не растолстел, хотя и был популярным журналистом, среди которых полнота, точнее, дородность - в моде. Только сумка застряла. Так как в сумку была спрятана профессиональная фотокамера и целый набор вспышек и ламп, Максим бросить ее не хотел и чуть было не обрушил шкаф, до отказа набитый альбомами и папками с гравюрами.
- Да бросьте вы ее, потом достанем, - крикнул Глеб, пытаясь остановить неудержимо раскачивающийся шкаф.
- Как же, брось, в ней тысяч на десять долларов! - Максим спасал ценности.
- А в шкафу на миллионы, если рассыпется, не собрать, точно!
- Соберете, на то вы и библиотекари.
Глеб, как более сообразительный и незастрявший, наконец нашел выход:
- Садись. Садись на корточки, только медленно. - Максим послушался. - Так, медленно ставь свои ценности на пол, так, поворачивай сумку на бок, так, - вкрадчиво командовала "голова". Послушный Максим выполнял распоряжения, и шкафоколебания понемногу удалось погасить. - Ну вот, теперь можешь встать, и не вздумай тащить сюда свой баул, кто тебя только с ним сюда пропустил!
- Понаставили шкафов, не пройдешь. Там фотоаппаратура, должен же я тебя сфотографировать, и письма тоже. У нас газета иллюстрированная, между прочим.
- Шкафы, между прочим, здесь самая необходимая вещь. Это, друг мой, библиотека, а не пивная.
- Но можно как-нибудь попросторнее, без этих щелей.
- Вы, дорогой друг, как я вижу, совсем не в курсе наших проблем. Пространства не хватает, это, знаете ли, бич всех более-менее приличных наших библиотек. Так что ни попросторнее, ни поправильнее мы не можем. Ваше счастье, что это шкаф прошлого века и поэтому устойчивый, иначе бы вам век с нами не расквитаться.
- О проблемах "Публички" я тоже буду писать. Мне обещал интервью Матвей Сергеевич. Ведь безобразие, распыляем народное, национальное достояние: одна сгорела, у вас потоп был, кражи, грабежи.
- Потоп не у нас.
- Где будем фотографироваться? - Максим привык распоряжаться и не привык к тому, что его поправляют. - Где твой стол?
- Вот мой стол, но я что-то запамятовал, когда мы перешли на "ты"?
- Когда шкаф падал. Что-то некрасивый какой-то стол, не похоже на стол ученого… - Максим оглянулся.
- А на что похоже?
- Вот, - он рванул к окну, потому что там стоял типичный "ученый" стол, - вот то, что надо, видно, что здесь… овладевают наукой, и размер подходящий, и фон хороший: вон Екатерина видна, и резьба - черт, ее не взять в кадр, - а ну садись.
Максим, окунувшись в родную стихию, умел подавлять волю окружающих, и уже через минуту Глеб послушно менял позы, поворачивался и морщил лоб - в ответ на просьбу сделать умное лицо, поскольку возражения типа: "А у меня какое?" - Максим не принимал.
- А это что такое? Какие-то каракули, где, собственно, письма? Наши.
- С каких это пор они стали нашими? Письма у меня, естественно, а это же не мой стол, а стол подлинного ученого.
- Ну так тащи их сюда и не тяни волынку, мне еще к Матвею Сергеевичу идти. Скоренько давай.
Когда Глеб ушел, Максим от нечего делать начал перебирать исписанные непонятными каракулями листочки - то есть он, разумеется, знал, что это не каракули, а арабская вязь, так как был вполне образованным человеком. Но все непонятное проще назвать каракулями. Листки были похожи один на другой, как родные братья. А то, что копаться в бумагах на чужом столе неприлично, Максиму в голову не приходило.
Кое-что было переведено - к некоторым страницам были аккуратно приколоты тоненькие кальки с переводом.
Строки, явно писанные девичьей рукой, читались легко. Но читать было неинтересно: какие-то "беи", "оглу" и "абу" называли друг друга Посланцами Солнца, Высокими Престолами и вообще любезничали. Читая по диагонали, суть ухватить не удавалось.
Впрочем, один листок не был похож на все остальные: это была карта, точнее, схема - река, дома, деревья, обозначенные двумя черточками, и подпись, разумеется каракулями, а сверху, чуть видно, карандашом перевод: "Казну Бекташи ищи здесь".
Максим напрягся. Слово "казна" он знал и понял, что означает крестик возле одного из зданий на схеме. Там были еще какие-то надписи, но не переведенные. Дальше опять шла переписка, такая же непонятная, но при более внимательном чтении главное разобрать было можно: эти самые "беи" и "оглу" от кого-то скрывались и, видимо, спрятали свою казну, спрятали надежно.
На самом последнем листке - это был ксерокс, снятый с русского оригинала, причем тоже письмо, видимо не такое старое, как те, что были написаны каракулями, - Максим успел прочитать только одну фразу: "Я уверен, Ваше Высокопревосходительство, что сокровища, укрытые бекташами, до сих пор хранятся в сем тайном месте".
Максим, безусловно, не стал бы отрываться от такого увлекательного чтения, но вернулся Глеб с письмами и начал толковать о них. Максим слушал вполуха: старинные, хотя и звучащие весьма злободневно сентенции теперь интересовали искателя сенсаций куда меньше.
- А чей это стол? - спросил Максим, когда разговор несколько увял.
- Подлинного ученого, разумеется, - съязвил ершистый и по форме, и по содержанию библиотекарь.
- И все же? - не обиделся Максим. - Вдруг хозяин придет, а мы тут так по-свойски расположились, надо хоть имя-отчество знать.
- От ее гнева тебя не спасет ни имя, ни отчество.
- Что, такая грозная грымза?
- "Грымза" - это еще мягко сказано.
- Да? Ну тогда давай быстрее снимать, и я уношу ноги.
- Снимай!
Но снимал Максим не торопясь, а когда закончил, не стал собирать вольно и живописно разбросанные по чужому столу бумаги.
- Я у Матвея Сергеевича, ты не исчезай далеко, я потом еще кое-что уточню.
В кабинет, отгороженный от остального библиотечного мира двойными резными дверьми, Максим вошел без стука. Громкие голоса, вырывавшиеся из кабинета через открытую дверь, его не смутили. Кричали не на него, а даже если бы и на него…
- Но, Матвей Сергеевич, это же настоящие сокровища, и они могут пропасть, исчезнуть, кануть в Лету!
- Я сказал, что на все ваши фокусы и экспедиции у меня нет денег. Конференции! Археографические экспедиции! Мне пожарную сигнализацию не на что поставить, а вы все про свое.
Девушка в длинной шали хотела было возразить, но хозяин кабинета ей не позволил:
- Все, разговор окончен. Ко мне тут из газеты пришли.
- Разумеется, это важнее. - Слова, произнесенные тихо и смиренно, были напитаны ядом. Ядовитая хозяйка шали обожгла Максима взглядом из-под очков и вышла, тихонечко притворив дверь. Если бы она в сердцах хлопнула дверью, Матвей Сергеевич, наверное, возмутился бы меньше.
- Вот так и работаем. Господи, даже здесь в этих священных стенах все позабыли о воспитании. Я же не ретроград какой, я все понимаю, но действительно нет средств. Нас же финансируют остаточно, культуру долгое время считали чем-то второстепенным, забывали о том, что без нее мы опускаемся в трясину застоя… А теперь и подавно…
Максим незаметно включил диктофон - ведь интервью о проблемах крупнейшей в городе и одной из крупнейших в стране библиотек уже началось. В то, что именно говорил директор этой библиотеки, он не вслушивался - он и без него прекрасно знал, что тот должен сказать. Убиваем… Подвал бытия… Манускрипты… Рукописи не горят только в книжках… Милостыня… Коммерциализация… Начинаем зарабатывать… Раньше генеральская должность была…
- Какая должность?
- Должность директора библиотеки. А во многих странах директора таких крупных библиотек - писатели, скажем Борхес…
Отлично, заголовок уже есть: "Где нужны генералы?" - чудесно и интригует - сейчас так много говорят о заговорах военных, что статейка с таким названием непременно привлечет внимание. Максим, опытный газетчик, знал: хороший заголовок - это восемьдесят процентов успеха.
- Спасибо, Матвей Сергеевич, не буду вас больше задерживать, статья о письмах Толстого выйдет ко Дню рождения города, а с вашим интервью мы не будем тянуть - ведь потом придется собирать из руин. - Максим встал и с чувством потряс протянутую ему директорскую руку.
- До свидания, до свидания.
- Если еще что-то, непременно звоните, у вас есть моя карточка? - Максим понимал, что никакой карточки у Матвея Сергеевича нет и быть не может. Только три дня назад он получил гладкие, украшенные вензелем "Нового дня" прямоугольнички и теперь с удовольствием их раздавал направо и налево.
- Еще раз спасибо! Я пойду еще с Ершовым закончу, кстати, как он?
- Ну… Молодой, перспективный, старательный. Все в порядке.
И Матвей Сергеевич развел руками: об общем деле он уже научился говорить новые слова, а сотрудников по-прежнему характеризовал по старинке - текст "политически грамотен, морально устойчив" заменить оказалось труднее, чем приспособиться вовремя выговаривать "коммерциализация" вместо "социалистического соревнования".
- Да, всего доброго.
Возле стола, послужившего декорацией, бушевал небольшой тайфун по имени Нинон - так по крайней мере называл ее лохматый Глеб.
- Нинон, ты же знаешь этих журналистов, если они вбили себе что-нибудь в голову, их уже не остановишь. Они идут ромбом, как танки.
- Но почему вы для танковой атаки выбрали именно мой стол, хотела бы я знать? Просто ты в своем репертуаре: у себя пылинки сдуваешь - а у меня, значит, можно мусорить!
Судя по направлению указующего возмущенного перста, мусором девушка в шали называла фотоаппарат "Никон". Видимо, ссориться со всеми, включая производителей лучшей в мире фотоаппаратуры, вошло у нее в привычку. Причем ссорилась она не громко, но как-то очень обидно - растягивая по-лягушачьи и без того слишком крупные, яркие и нелепые губы.
- Даже президент Кеннеди знал, что с журналистами лучше не ссориться, - вмешался Максим.
- Вот потому он плохо кончил. Это ваше безобразие?
- Да, мое!
- Так уберите его поскорее.
Максим упаковывал сумку не спеша и игриво поглядывал на мрачную хозяйку стола. Он в общем предполагал, что в библиотеках работают не Джины Лоллобриджиды и Мерилин Монро, но не до такой же степени. Если бы не яркая цветастая шаль в русском стиле, девушка слилась бы с книжными шкафами и полками, он бы ее просто не заметил.
- А вы всегда такая сердитая? - спросил Максим и улыбнулся широко и обаятельно. Обычно эта улыбка стреляла в десятку. Сейчас он попал в молоко.
- Нет, только когда сталкиваюсь с непроходимыми идиотами, вроде вас.
- А вы всегда судите столь поспешно о незнакомых людях?
- О людях - нет.
- Что же вы меня и за человека не считаете? Обидно, право.
- Отчего же, у нас журналисты теперь любят правду.
- Да, а еще любят задавать вопросы. Как вас зовут?
- Дурацкие, как правило, вопросы.
- Ну, это зависит от ответа. Впрочем, могу угадать. Вас зовут Нина, имя грузинское и очень вам подходит. Вы такая вспыльчивая. А меня зовут Максим.
- Имя латинское и совершенно вам не подходит, вы такой маленький.
- Зато сердце у меня большое. И я от всего сердца прошу вас простить меня за вмешательство в ваши дела. Я случайно слышал ваш спор с Матвеем Сергеевичем.
- Так вы еще и подслушиваете. Похвально.
- Ну вот, кое-какие мои таланты вы уже признали. Ну, а остальное дело времени.
- Я готова признать вас вторым Гиляровским, если вы немедленно освободите меня от своего присутствия.
- Вы уверены, что в вашей семье в древности не было тиранов и деспотов, вы смотрите так грозно, может быть, вы побочная внучка Ивана Грозного?
- Нет, я побочная внучка Лукреции Борджиа.
- Значит, вспыльчивость у вас от французских предков.
- Пойдем, Максим. Ты, кажется, хотел еще узнать об известных письмах Толстого.
- Заодно просвети мудрейшего насчет происхождения Борджиа, - смиренно посоветовала вслед уходящим молодым людям Нина.
- Избави Бог от некрасивых и смиренных женщин, - пробормотал Максим, почему-то почувствовавший себя оплеванным.
- Ну не такая уж она смиренная, и вообще, действительно, нехорошо оккупировать чужой стол, я еще не сказал ей, что ты в ее бумагах рылся.
- А что, это тоже "нехорошо"? - спросил Максим, давно сменивший понятия "хорошо-плохо" на "нужно или нет". Поэтому мягкое замечание лохматого библиотекаря показалось ему странным.
- А разъярилась она не потому, что мы ее стол, можно сказать, увековечили, просто я слышал, как ее Матвей Сергеевич в экспедицию не отправил. Что, кстати, это за экспедиция?
- Да, она давно с этой идеей носится, она - тюрколог, просто в восточном отделе не было мест и она попала сюда, но работает с их материалами. Кстати, есть любопытнейшие находки, - если говорить о русско-турецких отношениях, тоже есть много любопытного. К примеру, ты знаешь, кому и зачем писали запорожцы?
- А что, нашли письмо? - Максим всегда считал, что знаменитая картина Репина - вымысел чистейшей воды. Если нет, может получиться статья. Но сейчас статья его не интересовала.
- Нет. Но если поискать в стамбульских архивах…
Кажется, этот парень в драных джинсах глумится над ним.
- Она в Стамбул просилась? В экспедицию?
- Нет, но письмо казаков может быть именно там.
- А куда? - С этими учеными вечная морока, не могут ответить по существу, все время их уводит куда-то в сторону.
- В Среднюю Азию, за рукописями, богатейший край в этом смысле.
- Какими рукописями? Матвею она говорила о сокровищах. Не о тех ли, что упоминались в бумажках на ее столе? Бурнаши какие-то, казну где-то спрятали, там даже карта была.
- Не бурнаши, а бекташи, наверное. Только никаких сокровищ нет, это легенда. Нина просто готовит статью для сборника "Клады и легенды". - Лохматый ученый чуть было не начал рассказывать о мифических кладах, о сокровищах Тимура и о библиотеке Ивана Грозного.
- А карта тоже легенда? - подозрительно уточнил Максим.
- Конечно, чисто теоретически можно предположить, что где-то там и была укрыта казна бекташи, но уверяю тебя, в экспедицию Нинон рвалась совершенно не за этим.