Арена. Политический детектив. Выпуск 3 - Николай Черкашин 28 стр.


14 часов 05 минут- 14 часов 17 минут

Карпано курил одну сигарету за другой.

Я стоял рядом с ним, несколько раз дал прикурить. Он не произносил ни слова; да и незачем было, я и без того отлично представлял себе, что в нем происходит. Он оказался в дьявольской ситуации - если такое определение способно что-то объяснить! Безумной, бесчеловечной! А ведь ему надо что-то делать. Взгляды, которые он ловил на себе, когда сам поднимал глаза, о многом ему поведали. Они были разноречивыми, в них таились неуверенность, страх, стыд, но и угроза тоже!

Не знаю, подумывал ли он о том, не лучше ли ему просто повернуться и уйти, сесть в машину и уехать. Во всяком случае, он так не сделал. Стоял, курил и ждал. Ждал, как решится его судьба. Как ее решит несколько сот головая толпа.

От высокомерного, неприступного и самоуверенного господина, распоряжавшегося жизнью и смертью людей, мало что осталось. Стоявший рядом со мной был человеком, публично признавшимся в преступлении, разрушившим свою карьеру, уничтожившим все, что строилось десятилетиями, человек, переживающий самые тяжелые и одинокие минуты своей жизни и поставленный перед ужасающим выбором.

Я вздохнул с облегчением, когда ко мне приблизился Ентчурек - вот на ком я могу сорвать зло за собственное человеческое бессилие.

- Невозможно, невообразимо, - негодовал он. - .Неужели нет никого, кто способен покончить со всем этим? Я же говорил, наша полиция никуда не годится. Вот в наше время…

- Заткните глотку! - зашипел я на него.

- Но позвольте! - вспыхнул он.

Я оборвал его на полуслове.

- Смотрите не перегибайте палку, - с угрозой в голосе проговорил я. - Это вы и такие, как вы, виноваты в том, что Плаггенмейер и остальные, что мы все оказались в этой безнадежной ситуации.

- Уж не я ли убил его невесту? - высокопарно произнес Ентчурек, но все же во избежание нежелательного эксцесса решил убраться подобру-поздорову.

Послышались первые крики:

- Убийца, вон из Брамме!

Это крикнул мужчина лет пятидесяти с угловатым черепом, с виду шофер такси.

- Убирайся, откуда пришел, паршивый макаронщик, слышишь!

- Плаггенмейер, пристрели его!

Это официант из ресторана в моей гостинице.

Карпано бледнел и бледнел.

Кемена ободряюще улыбнулся ему:

- Не беспокойтесь, господин доктор, суда Линча у нас не будет!

Я огляделся, прислушался к голосам из толпы. Там другое настроение, но пока не кричат, а говорят негромко, обращаясь к стоящему рядом:

- Это бесчеловечно.

- Надо сделать что-то для доктора Карпано.

- С моим гастритом он справился шутя.

Но их заглушали другие голоса.

И голоса эти объединились, начали скандировать: "Убий-ца! У-бий-ца!"

- Настроение подходящее, как для погрома, - сказал Корцелиус и повернулся лицом к толпе: - Заткнитесь вы, в конце-то концов! - крикнул он. - Тихо.

Гомерический хохот, улюлюканье.

- Смотри, чтобы ты не оказался следующим!

Карпано смотрел на нас пустыми глазами. Я не совсем уверен, понимал ли он смысл выкриков.

Под руководством нескольких родителей толпа начала скандировать:

- Верните нам наших детей!

- Тихо! Не то я прикажу очистить площадь! - прорычал в мегафон офицер полиции, чем лишь обострил ситуацию.

То же улюлюканье толпы, что и в ответ на слова Корцелиуса, а потом они принялись скандировать:

- Убей Карпано- раз, два, три! - и детей нам возврати!

- Убей Карпано - раз, два, три! - и детей нам возврати!

Совершенно очевидно, что и придумали это не родители, и кричали не они. Они ни о чем другом, кроме своих детей, думать не могли, они ни о чем так не мечтали, как обнять их живыми, но были слишком подавлены и исстрадались, чтобы им в голову пришла столь жестокая и одновременно поверхностная формулировка. Нет, эти крикуны - жадная до сенсаций масса, которой не терпелось увидеть, как прольется кровь.

Карпано беспомощно оглядывался по сторонам: где же Бут?

Бут был единственным человеком, который мог ему помочь, который должен был ему помочь, потому что он, Карпано, играет серьезную роль в его планах.

Но Бут вот уже несколько минут как исчез.

В первый раз с того момента, как Плаггенмейер сделал свой ультиматум, Карпано набрался смелости, чтобы что-то сказать, спросить.

- Не знаете ли вы, где господин Бут? - обратился он к Кемене.

- Пошел в квартиру завхоза позвонить куда-то, по крайней мере он так сказал, - ответил Кемена.

Карпано даже пошатнулся.

Итак, Бут с кем-то созванивался. Крупный промышленник и делец, привыкший быстро оценивать ситуацию и принимать решения, занялся передислокацией сил применительно к изменившемуся соотношению сил на поле боя. Крысы покидают тонущий корабль.

На какое-то мгновение Карпано задумался: а не сообщить ли Кемене при всех собравшихся, какую роль в обмане и подлоге сыграл Бут? Но отказался от этой мысли. Что ему это даст? Ничего. Бут станет все отрицать, и никто в Брамме не пожелает уличить его во лжи.

И снова скандирующая толпа, она предъявляет требование к снайперам и полицейским:

- Карпано надо пристрелить - детей наших отпустить!

Офицер полиции скомандовал наконец:

- Очистить Кирхгассе, школьный двор, площадь перед церковью и кладбище!

Полицейские с дубинками двинулись на толпу.

Их остановил голос Плаггенмейера:

- Стойте! Люди останутся, где есть! Не то…

Полицейские остановились в нерешительности. Ни их офицер, ни Кемена не повторили приказа.

Отцы города пребывали в состоянии прострации.

И тут кто-то бросил первый камень.

Он больно ударил Карпано в плечо.

А теперь - комья земли.

Тяжелый вересковый корень.

Металлическая ваза, которую кто-то снял с надгробия.

И снова камень - на Старом кладбище боеприпасов такого рода довольно.

- Пре-кра-тить! - кричал Кемена.

А Карпано даже не нагибался и не уклонялся, не выходил из-под обстрела, как выразились бы военные.

14 часов 17 минут -14 часов 28 минут

Наконец-то два десятка полицейских додумались образовать вокруг нас полукруг и защитить своими пластиковыми щитами.

За этим совершенно неожиданно возникшим защитным валом кроме Карпано находилось человек десять. И среди них доктор Ентчурек, Кемена, офицер из ГСГ-9, Корцелиус и я.

Кто были остальные пятеро - родители, местные политики или журналисты, - я, честное слово, не помню. Ланкенау же оттеснили назад, точно так же, как и доктора Блуменрёдера, полицейского психолога и викария из церкви Св. Матфея.

А Плаггенмейер сделался совсем неприступным. Договориться с ним было делом столь же безнадежным, как договориться с каменным Геркулесом, украшающим фронтон гимназии.

"Я хочу, чтобы люди оставались там, где они есть.

Я хочу, чтобы Карпано умер, как умерла Коринна".

Камни и комья земли долетали до нас лишь изредка, потому что несколько полицейских в штатском замешались в толпу и свое дело сделали. Но время от времени раздавались выкрики:

"Смерть Карпано! Лучше один, чем двадцать!"

"Убийца должен умереть! Месть за Коринну!"

Корцелиус вопросительно посмотрел на меня.

- Мне достаточно выхватить пистолет из кобуры Кемены и застрелить Карпано…

Я уставился на него, ошарашенный. Нет, он не шутил, он ждал моего согласия. Неужели он полагает, что я скажу хоть полслова, сделаю какой-нибудь жест, которые можно будет истолковать как подстрекательство к убийству? Чтобы впоследствии, если он приведет свой план в исполнение, я всю жизнь терзался угрызениями совести из-за того, что мой кивок или взгляд были истолкованы так, что стоили жизни человеку? Тут он свою задачу чрезмерно упростил.

Или это я чрезмерно упростил свою?

В чем альтернатива? Не в том, убить или не убить Карпано. Она вот в чем: убить Карпано или допустить гибель двадцати учеников и врача. Но ни Корцелиус, ни кто другой не вправе требовать, чтобы ответственность за решение взял на себя я.

Если кто-нибудь осмелится… Это будет целиком на его совести… Он должен совершить этот исключительный поступок, но потом и ответить за него, в том числе и перед самим собой.

Я в себе таких сил не нашел.

А Корцелиус?

Я покосился на Кемену. Он широко расстегнул пиджак, кобура с пистолетом съехала на живот и вдобавок расстегнута. Да, при известной ловкости выхватить пистолет будет нетрудно.

Итак, один из нас. Но кто?

Кемена тяжел на подъем, но он во всем слепо следует букве закона.

Офицер из ГСГ-9 тоже государственный чиновник, он и подумать ни о чем подобном не осмелится.

Доктор Ентчурек в глубине души вовсе не против, чтобы Плаггенмейер взорвал бомбу. Тогда он мог бы на всех углах орать о том, что наша демократия больна, что раньше было лучше… Он в смерти Карпано отнюдь не заинтересован.

Остальных я не знал и не вправе был судить о них.

А я сам?

Сам я нашел спасительную лазейку в мысли: все кончится хорошо!

Оставался, значит, Бут.

Но Бут исчез. А вдруг он поднялся сейчас на чердак одного из зданий, где поставлены снайперы, и уговаривает одного из них все же выстрелить - за большие деньги, конечно?

Эта мысль показалась настолько убедительной, что я невольно отпрянул шага на два-три. Чтобы не попали в меня, если снайпер промахнется.

Водонапорная башня, церковь Св. Матфея, управление кладбища, дом церковной общины - выстрел мог быть произведен отовсюду. Я мысленно представил себе обливающегося кровью Карпано и даже не обратил внимания на то, что Корцелиус по-прежнему не сводит с меня глаз и ждет ответа.

В конце концов он счел мое молчание знаком согласия, потому что прыгнул вдруг в сторону, чтобы вырвать пистолет у Кемены.

Молниеносно среагировал офицер из ГСГ-9 - перехватил руку Корцелиуса, вывернул ее за спину и оттолкнул Корцелиуса в сторону мешков с песком.

Карпано наблюдал за этой сценой молча: глядя на Корцелиуса, он раскуривал сигарету.

- Мне очень жаль, - прошептал Корцелиус.

В эту секунду прозвучал выстрел..

Но не у нас, а в классе.

Крики школьников, умоляющий голос доктора Рей-нердса.

Второй выстрел. "Что там с Плаггенмейером? Все кричат: "Гунхильд!"

- Вон отсюда, вон! - заорал Плаггенмейер и выстрелил в третий раз.

В окне появилась Гунхильд, спрыгнула с подоконника, побежала по двору гимназии, не нашла прохода в бруствере из мешков с песком… Наконец ее схватил за руку Корцелиус.

Она истерически всхлипывала:

- Он заставил меня уйти из класса. Он застрелил бы меня…

Каждый из нас понимал, что это значило: Плаггенмейер устранил последнее обстоятельство, мешавшее ему привести угрозу в исполнение.

Карпано достал из пачки сигарету, пятую уже за несколько минут, и смотрел в нашу сторону, не произнося ни слова.

Неужели он тоже ждал выстрела подкупленного Бутом снайпера? Разве он не лучше остальных знал человека, считавшегося его другом? А что случится с полицейским, который "ошибочно" спустит курок? Мелкие служебные неприятности, незначительная задержка с продвижением по службе. Для вида. А если даже его действительно уволят? Бут предоставит ему хорошо оплачиваемое местечко в заводской охраце.

Четырнадцать часов двадцать восемь минут.

- Еще две минуты! - крикнул Плаггенмейер.

Через две минуты пробьют часы на башне церкви

Св. Матфея, и это будут последние звуки, которые услышат Плаггенмейер, доктор Рейнердс и девятнадцать школьников.

Сколько работы для могильщиков и каменотесов Нового кладбища!

14 часов 28 минут 41 секунда.

14 часов 28 минут 45 секунд.

14 часов 28 минут 49 секунд.

Две или три матери с криками отчаяния бросились к брустверу - они хотели умереть вместе со своими детьми.

Полицейские, пытавшиеся их задержать, допустили рукоприкладство. У мужей не выдержали нервы, они начали драться с полицейскими, чтобы защитить жен. Замелькали дубинки. Рукопашная. В цепи образовались бреши, в них просочились родители, добрались до окон класса.

14 часов 29 минут 15 секунд.

- Назад! - прогремело с полицейской машины. - Соблюдайте спокойствие! Назад! Будьте же благоразумны!

И все время слышались крики: "Да пристрелите вы этого Карпано!"

Первая граната со слезоточивым газом разорвалась у здания гимназии, под самыми окнами. И сразу- вторая.

14 часов 29 минут 36 секунд.

Сейчас пробьют часы на башне церкви.

Газ заставил людей кашлять, их трясло, кое-кого вырвало, все искали укрытия за мешками.

Матери теряли сознание, отцы закрывали лица руками. Только бы не видеть, как…

14 часов 29 минут 42 секунды.

Я перегнулся через мешки, схватил за руки Корцелиуса и Гунхильд, потащил их к себе.

Сейчас уже абсолютно все искали укрытие.

Карпано выудил из пачки последнюю сигарету. Медленно, почти как в замедленной киносъемке, упала на землю пустая пачка.

14 часов 29 минут 49 секунд.

Карпано не нашел зажигалки, сунул сигарету в рот - правда, не тем концом! Что неудивительно в такой ситуации!..

14 часов 29 минут 51 секунда.

Сейчас все кончится.

Карпано сунул сигарету еще глубже в рот, я видел, как заработали его челюсти…

Когда часы на башне церкви пробили половину третьего, доктор Ральф Мариа Карпано, родившийся в Нонненбурге на Боденском озере, лежал мертвый на сером школьном дворе гимназии имени Альберта Швейцера.

Как выяснилось впоследствии, в последней сигарете была стеклянная капсула с примерно одним кубическим сантиметром обезвоженной синильной кислоты. Он знал, что смерть наступит через долю секунды после того, как он раскусит ампулу. Осколки стекла, обнаруженные между его губами, сегодня можно увидеть в отделе криминалистики музея города Брамме.

После того как доктор Карпано покончил с собой, Плаггенмейер сдался властям без всякого сопротивления.

Девятнадцать учеников 13-го "А", которых он до последнего держал в качестве заложников, и доктор Рейнердс были спасены.

Когда труп Карпано и Герберта Плаггенмейера увозили на полицейских машинах, никто из нас не мог знать, что десять месяцев спустя Бут откроет курортный центр "Бад-Браммермоор", руководить которым согласится профессор из Женевы, а Герберт Плаггенмейер, несмотря на все усилия своих защитников, будет осужден на пять лет лишения свободы.

Ах да, не знали мы и того, что доктора филологических наук Еитчурека на Браммермоорском шоссе собьет грузовик, в результате чего он умрет.

Смерть этого человека неприятно поразила меня, потому что главного редактора газеты "Браммер Тагеблатт", который, между прочим, подписывает свои статьи в уголовную хронику псевдонимом, состоящим из двух последних букв его фамилии, - все-таки будет легче легкого обвинить в том, что он любит приукрасить свои "невыдуманные истории" хэппи-эндом, счастливым концом.

Джеймс Чейз
КЛУБОК

Глава 1

Меня освободили июльским утром, в восемь часов. Дождь лил как из ведра.

Не так-то легко возвращаться в мир, с которым пришлось расстаться на долгих, во всяком случае для меня, три с половиной года. Я вступил в него с опаской, отошел на несколько ярдов от обитых железом ворот и остановился, чтобы хоть немного свыкнуться со свободой.

На углу виднелась автобусная остановка, откуда я мог бы доехать до дому, но меня еще не тянуло к семейному очагу. Мне хотелось просто стоять на тротуаре, ощущать струи дождя на лице, сжиться с тем, что я наконец-то свободен и следующую ночь мне не придется проводить в камере, среди воров и насильников.

Лужи на мостовой росли на глазах. Дождь лился на мою шляпу, купленную четыре года назад, на плащ, приобретенный годом раньше, теплый дождь из нависших облаков, темных и мрачных, под стать моему настроению.

Блестящий от воды "бьюик-сенчури" подкатил к тротуару, и, подчиняясь команде, электрический моторчик включил привод, опускающий стекло.

- Гарри!

Дверца распахнулась, и я наклонился, чтобы взглянуть на водителя.

Меня встретила широкая улыбка Джона Реника.

- Садись, ты промокнешь, - сказал он.

После короткого колебания я залез в кабину и захлопнул дверцу. Реник схватил мою руку и крепко пожал ее. Его загорелое лицо не выражало ничего, кроме радости от встречи со мной.

- Как поживаешь, старина? - спросил он. - Каково снова очутиться на свободе?

- Все нормально, - я высвободил руку. - Только не говори мне, что я должен вернуться домой в сопровождении полиции.

От моих слов улыбка Реника поблекла. Его серые глаза озабоченно разглядывали меня.

- Неужели ты мог подумать, что я не приеду? Я же считал каждый день.

- Ни о чем я не думал, - я оглядел приборный щиток. - Твоя машина?

- Конечно. Купил ее пару месяцев назад. Прелесть, не правда ли?

- Значит, фараоны в Палм-Сити не разучились зарабатывать на жизнь? Поздравляю.

Лицо Реника застыло, в глазах сверкнула ярость.

- Знаешь, Гарри, скажи эти слова кто-то еще, я бы дал ему по морде.

Я пожал плечами:

- Если тебе это приятно, я не стану возражать. Я привык к зуботычинам фараонов.

Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул.

- К твоему сведению, я теперь работаю у окружного прокурора. Следователем по особым поручениям. И получаю гораздо больше, чем раньше. Из полиции я ушел больше двух лет назад.

Я почувствовал, что краснею.

- Понятно… Извини… Я не знал.

- Ты и не мог знать, - он заулыбался и отпустил сцепление. "Бьюик" плавно тронулся с места. - Пока ты был там, многое изменилось. Прежней банды уже нет. У нас новый окружной прокурор… порядочный человек.

Я промолчал.

- Какие у тебя планы? - резко спросил Реник.

- Их у меня нет. Я хочу осмотреться. Ты знаешь, что из "Вестника" меня вышибли?

- Слышал, - он кивнул и продолжил после короткой паузы: - Поначалу тебе придется нелегко. Ты это понимаешь, не так ли?

- Естественно. Когда человек убивает полицейского, даже случайно, ему не дают об этом забыть. Я знаю, что меня ждет.

- Полиция не держит на тебя зла, Гарри. Я имел в виду другое. Тебе придется сменить профессию. Кубитт по-прежнему в силе. И ты у него на прицеле. Если он будет против, работа в газетах тебе заказана.

- Это мои трудности.

- Я мог бы помочь.

- Мне не нужна помощь.

- Да, конечно, но Нина…

- Я позабочусь о Нине.

Он долго молчал, вглядываясь в залитое дождем лобовое стекло.

Назад Дальше