Я убийца - Андрей Георгиевич Стрельников 9 стр.


Не тот человек… Костя - он из той породы людей, что готовы за копейку в церкви воздух, извините, испортить.

Может, кто-то угнал его машину, пока он вчерашний бодун из своего тулова выгонял? Опять же: теоретически, конечно, все возможно…

Максим поморщился, представив себе, сколько в этом случае было бы визгу. Это тебе - не смерть друга. Это - серьезно…

А тут еще - авария. Мальчик. Илюша Зотов, кажется. Какая, впрочем, разница? Авария - она всегда авария, независимо от имени, пола и возраста пострадавшего.

Итак, что же получается? А ничего! Ровным счетом ничего не получается.

Сам Бар находился здесь. Это - раз. Машину он не дает никому и никогда. Это - два. Если бы машину угнали, весь фитнесс-центр узнал бы об этом уже через полчаса после Кости, если не раньше. Это - три. Однако кто-то на этой машине ездил, попал в аварию и скрылся с места происшествия в то время, когда хозяин безмятежно потел и алкогольно испарялся. Мало того, хозяин об этом вскоре узнал. И вместо ожидаемого скандала втихаря отогнал машину на ремонт частнику, да еще, наверное, и за свои деньги.

Черт, как же мерзко воняет! Да не в сауне, слава богу… Дело это воняет…

Максим дождался, когда распаренные клиенты с красными физиономиями потянулись к выходу. Заставив их "вождя" расписаться в книге безналичных расчетов, он пошел-таки ремонтировать заднюю стенку гардероба. Простая механическая работа приводит мысли в порядок, а именно в этом Максим нуждался сейчас больше всего.

Все было просто, как кусок хозяйственного мыла. Большая плита ДСП, которая и служила задней стенкой, нижним и верхним срезами вставлялась в направляющие и очень плотно прилегала к настоящей стене. Сделано было все на совесть, и создавалось полное впечатление, что плита крепится непосредственно к несущей стене дома. Сейчас по какой-то причине плита выскочила из направляющих и стояла просто на полу, что почти не было заметно, поскольку нижняя направляющая возвышалась над полом всего-то на восемь-десять сантиметров. Требовалось выдвинуть плиту из-за шкафа, вставить ее в пазы направляющих и задвинуть на место. Тяжеловато, но вполне выполнимо. Максим потянул на себя плиту, поглядел в образовавшуюся брешь и замер. В голове словно что-то взорвалось, и мысли заметались, налетая одна на другую.

За плитой находилась дверь. Обычная металлическая дверь, неизвестно куда ведущая. Конечно, она оказалась заперта.

Максим работал в фитнесс-центре не с первого дня и, естественно, не знал об этой двери. Он попытался представить себе план здания и пришел к выводу, что дверь эта выводит на лестницу черного хода. У кого ключ? Максим усмехнулся. Глупо задавать себе вопросы, заранее зная ответы на них. Строительством центра - он знал это точно - руководил Баргузов. Ключ, конечно, у него. Значит…

Все вставало на свои места. И мнимый "угон" машины, и "телефонный" разговор, звучавший как магнитофонная запись (как же еще может звучать магнитофонная запись?), и…

Максим утер рукавом пот со лба, встал и после недолгих мучений задвинул плиту на место. Посмотрел на плоды своих трудов, удовлетворенно хмыкнул и направился к телефону.

Посоветоваться бы с кем-нибудь, кто поумнее.

Максим набрал номер и, подождав, когда на том конце снимут трубку, проговорил:

- Следователя Петелина, пожалуйста.

- Минутку. - Послышалась возня, какие-то вопросы, разговоры… - Его сегодня не будет. А кто спрашивает?

- Этот вопрос или задают сразу, или не задают вообще. Максим Серов.

- Ясно. Если я его разыщу, куда вам звонить?

- У него есть все мои координаты. Попросите его, пожалуйста, связаться со мной побыстрее. Боюсь, что это очень срочно. - Максим ожидал услышать какие-нибудь заверения, обещания, но на другом конце провода просто повесили трубку. Чуткость - отличительная черта работников правоохранительных органов.

Не вредно, кстати, проверить, вернулся ли Константин из-за границы. Или, может быть, решил остаться на каком-нибудь Кипре полномочным представителем фитнесс-центра "Три толстяка"..? Максим позвонил сначала Косте домой, потом - на мобильный. И везде - тишина…

Глава 17

Худое, бледное лицо Илюшки… Огромные глаза, полные - не боли, нет, боль стала уже частью его самого - надежды… Глаза его говорили… Нет, кричали: "Мамочка, ведь все будет хорошо, правда?"

Сергей, осунувшийся, серьезный, чмокнул жену в щеку, пробурчал: "Ладно, мать, не хнычь. Все сделаем, как надо. Вернемся как новенькие!"

Татьяна утерла слезы, затушила сигарету и придирчиво осмотрела хозяйский гардероб. Вот этот костюм, шелковый, цвета "электрик", она, кажется, так и не успела прогладить. Татьяна сняла костюм с вешалки и разложила на диване.

В прихожей хлопнула дверь, и в комнату вошел Константин. Он катил за собой огромный чемодан на колесиках. Оставив чемодан у двери, он раскинул руки в стороны и пропел с дурацкой ухмылкой:

- Ужель та самая Татьяна? Здорово! Как дела? Даем стране угля?

- С приездом, Константин Михайлович. Как отдохнули? "Сказать? не сказать?"

- Разве это отдых, Танюша? Отдых - в фитнесс-центре, а весь этот туризм - сплошная усталость!

Он швырнул пиджак на кресло, потянулся и удалился в ванную. Появился через дне минуты, уже в одном халате, и вышел на балкон.

- Эх, Россия! Отдохнуть по-человечески можно только в Москве. А заграницы эти… Сущая обдираловка!

Константин вернулся в комнату, открыл чемодан и вытряхнул на диван его содержимое.

- Вот, хозяйка! Халтурку тебе подкинул! Половину, правда, так ни разу и не надел. Но это уже ты сама разбирайся. Чемодан закинь наверх. - Константин направился было в ванную, но остановился. - Хотя ты, наверное, не сможешь. Высоко. Я сам. - Он взял пустой чемодан и пошел в прихожую.

- Константин Михайлович, я должна вам сказать нечто важное! - крикнула ему вслед Татьяна.

- Важные вещи между мужчиной и женщиной не говорятся, а совершаются, - хохотнул Константин. - Сейчас, подожди… Э-ге-ге…

Из прихожей послышался протяжный свист, затем злобный матерок. Татьяна оторвалась от глажки и с усилием подняла глаза. На пороге, закрывая собой весь дверной проем, стоял Константин и сверлил ее тяжелым, недобрым взглядом. Глаза его и губы превратились в узенькие щелочки, ноздри раздувались, как у коня перед скачками. Он оторвал руку от косяка и, сделав три шага, остановился, широко расставив ноги и упершись кулаками в бедра.

- Где? - вполголоса произнес он.

- Я же хотела вам сказать, Константин Михайлович…

- Что ты, мразь, хотела мне сказать? Что украла у меня пятьдесят тысяч баксов? Это ты хотела мне сказать, да? - Он шагнул к Татьяне и схватил ее левой рукой за горло.

- Я взяла только двадцать тысяч, - прохрипела она.

- А вернешь пятьдесят, - шептал он ей в лицо, брызжа слюной. - И не выходя отсюда! Поняла, сука? Делай, что хочешь, звони, куда хочешь - но к утру пятьдесят штук должны быть здесь! - Он сдавил ей горло так, что вывалился язык.

В глазах у Татьяны потемнело. Колени предательски задрожали и подогнулись. Из последних сил она выдавила:

- Я верну двадцать тысяч. Больше у меня нет. Можете меня убить.

- И убью! - Он ткнул ей большим пальцем в солнечное сплетение, и она рухнула на пол. - Думаешь, рука дрогнет?

Едва отдышавшись, но ничего перед собой не видя, Татьяна встала на четвереньки и начала шарить вокруг руками, ища точку опоры. Мощные руки вновь сдавили ей горло и одним рывком поставили на ноги.

- Вспоминай, шлюха старая, кто может дать тебе бабки! Быстро вспоминай, пока я тебя на ремни резать не начал! - прошипел Константин над самым ухом. - Ну?! - Он прижал Татьяну к стене и дважды смачно плюнул ей в лицо. - Вспомнила?!

Татьяна машинально ухватилась за ручку утюга. И вдруг, не соображая, что делает, ударила Константина утюгом в лицо. Острый край утюга вошел в висок, точно нож в масло. Ярость в глазах Баргузина сменилась на удивленное выражение. Затем взгляд его как-то странно остекленел… Рука, сжимающая горло Татьяны, трижды дернулась - и повисла плетью. Константин покачнулся - и рухнул на пол. Дважды вздрогнул и затих. Халат распахнулся, и на свет божий явились тучные телеса.

Татьяна выронила утюг, осторожно, на цыпочках, обошла Константина и скользнула в прихожую. Захлопнув за собой дверь, она прижалась к ней спиной. Медленно опустилась на пол. В голове была лишь одна мысль: "Сейчас встанет, выбьет дверь и убьет. Убьет. Убьет".

Надо бы вызвать "Скорую"… Но телефон - в комнате, а при одной мысли о том, что туда надо зайти, становилось дурно, ноги отказывались повиноваться. Прошло довольно много времени, а из комнаты не доносилось ни звука. Татьяна, наконец, решилась приоткрыть дверь. В нос ударил мерзкий запах паленого мяса. "Утюг!" - промелькнула мысль. Она бросилась к розетке. Так и есть - утюг все время оставался включенным. Он упал Константину на грудь и, оставляя жуткие следы, сполз к гениталиям. Там тоже все было сожжено.

Татьяна выдернула вилку из розетки и бросилась в ванную, из последних сил сдерживая позывы к рвоте. Минут десять ее выворачивало наизнанку. Совершенно обессилев, она подползла к крану и включила воду. Долго и тщательно умывалась. Вымыла и вытерла утюг. Вернулась в комнату, стараясь не смотреть на пол. Повесила в гардероб выглаженный шелковый костюм. Взгляд упал на труп - и она опять стремглав бросилась в ванную.

Татьяна провела в ванной весь день, до вечера. То и дело мыла руки, несколько раз ополаскивала холодной водой пылающее лицо. Часами сидела вна табуретке в углу, сидела, ни о чем не думая и ничего не чувствуя.

Наконец неконтролируемые эмоции сменились раздумьями.

"Я - убийца, мое место - в тюрьме, - промелькнула первая мысль. - Я убила человека из-за денег… Нет, неправда. Не из-за денег! Я защищалась! Это он хотел меня убить! Я только защищалась!"

В том, что Константин привел бы свою угрозу в исполнение, Татьяна не сомневалась ни секунды: столько в его глазах было ненависти, злобы, желания убить, растоптать, уничтожить.

"Я только защищалась, - успокаивала она себя. - Он хотел меня убить. Он гораздо сильнее меня и легко мог это сделать. Я только защищалась. Я не виновата, что под руку попался именно утюг. Я была почти без сознания. Суд должен меня оправдать. Конечно, оправдает…"

Она уговаривала себя долго, тщательно подбирая аргументы в свою защиту, пока не поняла главное: суд может оправдать убийство, совершенное в пределах необходимой самообороны, но никогда не оправдает воровства. А воровство всплывет, в этом можно не сомневаться. Самый тупой следователь обязан будет задать себе вопрос: что могло до такой степени вывести из себя достаточно уравновешенного и очень самоуверенного бугая, что вынудило его поднять руку на беззащитную женщину? Если, конечно, она ни в чем не виновата… Если… С этого "если" все и начнется. "Где вы, Татьяна Павловна, нашли деньги на лечение сына? Дача? Да-да, конечно… Квартиру поменяли? Как трогательно… Маловато будет, гражданка Зотова. А вы, случаем, в карман к убиенному не заглядывали? Может, глубоко залезли, он и психанул? Вы бы, гражданочка, признались… Смягчает, знаете ли… Если суд узнает, что вы покойному были должны энную сумму иностранных дензнаков, ни один присяжный не поверит в необходимую самооборону. Так что, Зотова (даже "гражданку" уже опустит), убийство - оно и есть убийство. И никаких "самооборон". Признайтесь: денежку возвращать не хотели? Много взяли-то? Да вы рассказывайте, не стесняйтесь. Следователь - он как врач, ему врать нельзя. Хотите, чтобы я что-то доказал? Пожалуйста! Сейчас мы напишем сумму, необходимую на операцию, плюс - проживание вашего супруга в Земле Обетованной, минус - ваша дача, минус - доплата за ваш обмен. Полученная разница и будет ценой жизни господина Баргузова Никчемной жизни, дрянной - я с вами здесь полностью согласен. Но - жизни… Никто не давал вам права эту жизнь у него отнимать. Так что, Зотова, вот вам бумага, вот ручка - пишите. Что, рука дрожит? А за утюг хвататься - не дрожала?"

Стоп, Зотова, стоп. Ты случайно - совершенно случайно! - убила человека, который хотел убить тебя. А у тебя - сын. Муж, который без тебя мало на что способен. Ты заранее пытаешься обвинить себя в убийстве, которое вряд ли кто-нибудь сможет доказать. Не надо. Константин, по большому счету, сам виноват. Ты - жива. И Илюша жив. И Сергей. Надо жить. Надо искать выход. И не надо посыпать голову пеплом, не стоил он того.

Татьяна, насколько смогла, привела себя в порядок, оделась и прильнула к дверному глазку. Никого, Она выскользнула из квартиры, бесшумно закрыла дверь и, не вызывая лифта, спустилась по лестнице.

Дома, перед, сном, Татьяна внимательно посмотрела в зеркало. И увидела постаревшее, осунувшееся лицо малознакомой женщины. В уголках губ прорезались глубокие складки, волосы поблекли и обвисли. В глазах не было ни искорки, не было ничего, что свидетельствовало бы об интересе к жизни.

Глава 18

Милиционер Кулиев все так же строго смотрел на Максима - тем же взглядом он уже двадцать два года смотрел на всех, входящих в здание. Соседний плакат поведал Максиму сильно приукрашенную историю создания советской милиции, рассказал о ее огромном вкладе в дело построения развитого социализма на всей территории бывшего СССР. Были здесь подретушированные цековскими художниками плутоватые физиономии всяких шляхтичей, чухонцев и жмудинов, сделавших карьеру в стране победившего гегемона. Максим хмыкнул и невольно улыбнулся, прочитав подпорченный неумолимым временем текст "Морального кодекса советского милиционера". Когда-то он, молоденький курсант, наизусть заучивал эту красиво сформулированную ахинею. То были времена великих страстей и звонких фамилий: Щелоков, Чурбанов… Краса и гордость Советской милиции, столпы правопорядка - как его понимали члены живого уголка геронтолога, то бишь Политбюро предпоследнего созыва.

Петелин опаздывал уже на час. Максим изнывал от ожидания. Вчерашняя догадка и необходимость срочно с кем-то поделиться заставляли его поминутно оглядываться на входную дверь. Строгая сержантша из окошечка бюро пропусков пристально следила за всеми его перемещениями и что-то чиркала на листе бумаги. Максим заговорщически подмигнул ей, вызвав неодобрительное покачивание головы, и отвернулся, уставившись на план эвакуации в случае пожара. Сержантша напряглась, челюсть ее медленно выдвинулась, глаза, и без того не очень большие, превратились в крошечные щелки. Стало ясно, что в свое время она долго изучала "Моральный кодекс" в той его части, где говорилось о повышении бдительности.

- Максим? Серов? - Петелин был растрепан, глаза горели, пиджак (чудо!) - нараспашку, а галстук и вовсе отсутствовал. - Лялечка, милая, отметь-ка этому гражданину пропуск. Он ко мне.

Сержантша отложила в сторону лист бумаги, на котором был изображен мужчина, весьма похожий на Серова, и быстро выписала пропуск. Они поднялись в кабинет Петелина. За столом сидел рыжий лейтенант-"песняр" и напевал что-то очень лирическое в телефонную трубку, временами хихикая.

- Брысь, - вполголоса произнес Петелин.

Лейтенант, жалобно мяукнув, бросил трубку и тотчас исчез, как сквозь землю провалился.

Петелин положил на стол увесистую папку. Затем принялся выдвигать и задвигать ящики стола, выдерживая паузу, обязательную, как он, наверное, считал, в его работе. Через несколько минут он, наконец, поднял на Максима чистые, невинные глаза, в которых легко читался вопрос.

- Я знаю, кто убийца! - выпалил Максим.

Петелин со скучающим видом отвернулся к окну и, как бы между прочим, спросил:

- Чей?

- Генина, конечно, - удивился Максим. - Чей же еще?

Петелин утвердительно кивнул и пробормотал:

- Да, конечно… - Тяжело вздохнув, пробурчал: - Давай, выкладывай.

- Баргузов, - заявил Максим. Немного помолчав, собравшись с мыслями, он выложил все свои соображения по этому поводу.

Петелин молча слушал, глядя почему-то не на собеседника, а на толстую папку, которую принес с собой.

- Значит, Баргузов, - медленно проговорил он после долгой паузы. - Но это - только предположения, так? Время выйти из центра у него было. Время, чтобы уговорить Генина вызвать Кровеля, затем убить Генина и вернуться в центр - тоже. Мотивы - налицо. Все логично, но абсолютно бездоказательно. И кто, интересно, говорил за нею по телефону? Ты же сам слышал?

- Слышал, - поморщился Максим. - Слышал. Понимаешь, в чем дело… Тот разговор, из сауны… Разговор, абсолютно не баргузовский! Тихий, спокойный. Смирный такой. Бар так не разговаривает. Он же очень эмоционален. Орет, хохочет… Попрощавшись, тут же прекращает разговор. А тут… Одно и то же - полчаса. Все - на одной ноте. Запись это была, точно. Обманул он меня, как пацана. И потом, - Максим поднял руку, останавливая Петелина. - Он в то утро сбил ребенка, на Преображенской площади. Я точно знаю. Звонил приятелю в ГАИ, проверял.

- Да, уважаемый Максим Андреевич, - следователь неодобрительно покачал головой. - Превышаем мы свои полномочия, ох, превышаем… - Петелин опустил глаза, подумал и, быстро подняв голову и глядя на Максима, спросил: - А когда ты пришел к этим выводам? И - где?

- Вчера вечером, - пожат плечами тот. - Узнал о разбитой машине, обнаружил дверь - все и слепилось. Кое-что, конечно, проверил. Превысил, как ты говоришь, полномочия.

- Где? - настойчиво повторил Петелин. - Где ты был в это время?

- На работе, - удивился Максим. - В фитнесс-центре.

- Кто-нибудь может это подтвердить? То, что ты весь день был именно там?

- Конечно, - Максим внимательно смотрел на Петелина округлившимися глазами. - Клиенты. Банкиры. В мини-маркете, весь персонал. - Он повел головой влево-вправо и вкрадчиво спросил: - А что случилось? Почему это кто-то должен подтверждать?

- Случилось, - кивнул Петелин. - Именно - случилось… Видишь ли, Максим, - он встал, прошелся по кабинету. Опять сел. - Ни подтвердить, ни опровергнуть твою блестящую дедукцию мы не можем. Опоздал ты. На пару дней. Я только что с места происшествия. Убили твоего Баргузова. Сегодня утром домработница наткнулась на хладный труп. Не совсем, впрочем, хладный. В некоторых местах - наоборот. Какие-то орлы тщательно прогладили горячим утюжком те места, где побольнее, а потом - этим же утюгом - размозжили череп. Грамотно, прямо в висок. Утюжок, конечно, вымыли. И вообще, никаких отпечатков. Только Баргузова и домработницы. Так что, Максим, - закончил следователь, - твоя версия интересна только с точки зрения теории. История, так сказать, позднего озарения.

Лишь спустя минуту-другую Серов понял, что рот у него открыт, и сомкнул челюсти.

- Ты похож на леща, выброшенного на берег, - без улыбки заметил Петелин. - Отвык уже?

- Да уж, - протянул Максим, ощущая в голове космический вакуум. - И что? Есть какие-то версии, предположения?

- А что тут предполагать? Не домработницу же в этом обвинять, - Петелин невесело усмехнулся. - Пытки с утюгом… Тут все ясно - криминальные разборки. Денежки искали. - Он задумчиво схватил ладонью подбородок. - Почему-то не нашли. Мы-то нашли сразу. Целый, можно сказать, чемодан. А они - нет. Кстати, следов поиска вообще нет никаких. Ограничились одними пытками. А может быть, искали очень аккуратно.

- А как домработница? - спросил Максим.

Назад Дальше