- Ну, это как обычно. МТС, потом склад. А последние годы вообще никому не нужен был. Только мальчишки на колокольню лазили, птиц гоняли.
Словно в ответ на эти слова под куполом подняли возню голуби.
- А вы здесь давно? - спросил Фил.
- Сразу после семинарии. То есть - скоро полгода, - объяснил батюшка.
- Хорошо у вас тут. Спокойно, - признался Саша.
Ему здесь нравилось. Тишина и умиротворение - вот что было главным в этом храме. Ну а что иконы бумажные - так это поправимо.
- Отец Николай, а что если я вам архитектора своего пришлю? Вы с ним смету составите. Он у меня специалист по реставрации. А мы с Валерой вам средствами поможем, на восстановление. А, как? - глаза у Саши азартно заблестели.
- Если от души, от благой помощи не откажемся, - с достоинством ответил батюшка.
Присмотревшись к отцу Николаю, Саша понял, что священнику на самом деле еще далеко до тридцати, даром что борода длинная. Неужто они одногодки?
Он попросил отца Николая показать церковное кладбище. Втроем они вышли во двор, обошли вокруг храма. Несмотря на многолетние старания людей привести здание в негодность, кирпичная кладка его показалась Саше не тронутой временем. Белый известковый раствор между красным кирпичом создавал декоративную сетку и одновременно порождал ощущение прочности и красоты. Саша пожалел, что свой дом он построил по современной технологии, на скорую руку. Все-таки цемент - это не то. Однако где взять пресловутые "три года" на строительство? И что с ними всеми будет через три года?
Кладбище, судя по всему, тоже еще недавно пребывало в запустении. Поваленные в советские годы купеческие надгробия из черного полированного гранита были возвращены на постаменты, однако кое-где плиты не совпадали по стилю и цвету. Но песчаные дорожки между могилами были старательно выметены, а трава везде скошена. На перекрестье дорожек возвышались горки желтых и багряных листьев.
Саша остановился перед массивным надгробным камнем, покрытым золоченой славянской вязью. Надпись гласила: "Купец первой гильдии Иван Петрович Каюк". Родился Иван Петрович при царе Николае I, а умер в один год с Лениным. Пожил, однако, бизнесмен старого покроя в свое удовольствие. Девяносто восемь годков!
Голос отца Николая прервал его размышления:
- Вы потеряли кого-то из близких, Саша?
Белов вздрогнул. Чувство вины по отношению к матери подспудно давило ему на мозг, на душу, хотя эти мысли он инстинктивно старался загнать подальше внутрь. В глубины сознания. Роднее матери у него никого не было, ну, может, только Ванька. И, конечно, в том, что она так рано ушла из жизни, виноват был только он. И никто другой.
- Да, маму, - коротко ответил он.
Вопреки ожиданиям, отец Николай утешать его не стал. Только сочувственно покивал и повел их дальше по желтым дорожкам кладбища. Фил с любопытством читал надписи на чужих могилах... У него-то самого как бы вообще не было предков. Отца своего он не знал, а мать-алкоголичку, бившую его в детстве почем зря, постарался забыть...
Потом был скромный ужин: вареная картошка, черный хлеб, молоко и чай. Вот и вся трапеза...
Усадив гостей за стол, отец Николай произнес благодарственную молитву и пригласил отведать, что бог послал. Кос пробормотал себе под нос что-то насчет отсутствия поросятины, но в конце концов удовлетворился тем, что есть.
Спать он лег, в отличие от друзей, не в доме, а в машине. Сказал, что, будучи потомственным солнцепоклонником, желает первым встретить восход светила.
Выезжали поутру. Отец Николай вышел за ограду храма, чтобы проводить гостей. Он крепко, по-мужски, пожал им руки. И сказал, обращаясь в основном к Саше:
- Помните, как один из распятых со Христом на Голгофе злодеев уверовал в него на кресте и покаялся в своих грехах? И Христос пообещал ему, что тот еще сегодня будет рядом с ним в Царствии Божием?
К стыду своему, никто из его гостей не мог похвастаться знанием Библии. Сбитые с толку, они-молча смотрели на отца Николая.
- Так вот, - продолжал священник, - первый человек, попавший в Царствие небесное был разбойником. Это значит, что по крайней мере одна из дорог перед нами ведет ко Христу и спасению... Помните об этом, - он осенил их крестным знамением и махнул рукой: мол, с богом...
- Аминь, - засмеялся Кос, но никто из друзей его не поддержал, каждый из них молча направился к машинам.
Захлопали дверцы... Два антрацитово-черных "мерса" с ревом стартовали от ограды храма. Некоторое время над дорогой порхала понятая воздушным потоком стайка красных и желтых листьев... Через минуту они улеглись на землю: тихо умирать, как и доложено осенней листве...
Всю дорогу до Москвы Фил, сидевший за рулем в "мерсе" Космоса подтрунивал над приятелем. Тот, как это частенько бывало с ним в последнее время, был весь в себе. Он смотрел куда-то в одну точку, его пальцы перебирал четки, а сам он безостановочно напевал заветные мантры:
- На-ма-си-ва-ю, на-ма-си-ва-ю, на-ма-си-ва-ю, - монотонно повторял Кос.
- Что ты бормочешь? - ткнул друга кулаком в бок Фил. - Переведи!
- Это не переводится, - вяло отмахнулся тот.
Но Фил, если уж чем-то заинтересовался, любил доводить дело до конца:
- Тогда объясни, что это значит? ~ настаивал он.
- Пять стихий, - кратко ответил Кос и затянул вновь свое "на-ма-си-ва-ю".
- Что за пять стихий?
- В мире, в мире, пять стихий есть. Темный ты, Фила, - все-таки чуть оживился Космос. - Ну какие? Вода, земля, воздух, огонь и... - он не договорил и задумался -
- Что, забыл что ли? - подначил друга Фил.
- Да ну тебя, - рассердился Космос и, приоткрыв окно, закурил.
Он действительно забыл пятый элемент, но не собирался в этом признаваться... Даже Филу...
Весна в этом году выдалась ранняя. После череды дождей наконец-то установилось теплая погода, больше напоминающая лето.
День был чудесный! Небо было высоким и прозрачно-голубым, ни единого облачка. Свежая зеленая листва деревьев казалась глянцевой в лучах утреннего солнца. Обрадовавшись теплу, природа прямо с ума сошла - все вокруг росло, распускалось и благоухало.
Спящую Москву друзья проскочили быстро. По воскресеньям город словно вымирал. Дачники свалили за город еще
накануне, возвращаться же никто еще не торопился.
- Какой праздник-то сегодня? - обернулся сидевший за рулем Саша.
Пчела с Филом, развалившись на заднем сиденье, поправляли здоровье минералкой. На Сашин вопрос Пчела лишь пожал плечами. Фил отозвался:
- А после Пасхи ведь вся неделя как сплошной праздник. Святая неделя, так и называется.
Больше Саша не произнес ни слова. Он . наслаждался пустой дорогой и выжимал из "мерса" максимум заложенной в него скорости. Только ветер свистел в открытых окнах.
Позолоченный купол знакомой колокольни с новеньким, поблескивающим на солнце крестом они увидели издалека. Празднично одетый народ подтягивался со всех сторон к храму. И не только старушки, было много и молодых. Люди подъезжали целыми семьями из всех окрестных деревень и дачных поселков. Несмотря на то, что одни прибыли сюда пешком, другие на рейсовых автобусах, а третьи в навороченных тачках, в ограде храма ими овладевало ощущение совершенного равенства и единения.
Наверное, из-за особого, праздничного настроя.
Утреннюю службу целиком отстоял только Саша. Кос вообще отказался выходить из машины, - так сказать, ушел в себя, - а Пчела с Филом постояли немного, но скоренько выбрались за ограду - курить. Их деятельным натурам было .тесно и-скучно в набитом людьми храме. Народу сегодня здесь было невпроворот. Все оглядывались-по сторонам и восхищенно ахали. Храм, надо сказать, за полгода действительно преобразился неузнаваемо. Стены и своды церкви были покрыты свежими яркими фресками, все пять чинов резного иконостаса и царские врата сияли позолотой. Неземная красота!
Оживились пацаны, только когда началось освящение новых колоколов, еще накануне, до их приезда поднятых на верхний ярус колокольни. Жаль, к Пасхе не поспели. Колокола отливали по заказу Бригады в Питере. И на одном из них, самом большом, славянской вязью должно было быть выведено: "Храму Вознесения от Бригады". Саша долго отказывался утвердить эту надпись, но сломался после убийственного аргумента Пчелы:
- Сань, прикинь, Кабан заказал прямо "От солнцевской братвы", и ничего,
повесили. Звонит. Зато не забудут. Что мы, хуже что ли?
- Ладно, бог с тобой, - нехотя согласился Саша. - Пусть память останется...
Теперь пацанам не терпелось полюбоваться на уникальную надпись. Вслед за отцом Николаем они поднялись на колокольню. Отсюда открывался необычайно красивый вид на синевшие в дали леса, на зеленые холмы и петлявшую между ними речку. Однако с того места, где стояли друзья, надписи на колоколе видно не было.
Батюшка прочитал особую молитву и окропил звоны святой водой. Первым ударить в большой колокол доверили Саше. Он раскачал тяжелый язык, и - бом-м-м - колокол запел-загудел тяжелым густым басом. Тут же вступил местный звонарь: зачастил, затрезвонил в мелкие колокола, умело дергая за веревки и руками, и локтями, и даже ногой. Децибеллы почище чем в ночном клубе! Пчела, зажав уши ладонями, быстро скатился вниз по лестнице. Вслед за ним потянулись и остальные.
Народ в ограде и за нею, подняв головы к небу, завороженно смотрел на колокольню, с которой лился заливал окрестности торжественный звон. Пчела и Фил вышли с территории храма, чтобы издали получше разглядеть свой презент.
- По ком звонит колокол? - раздался вдруг сзади голос Космоса, все-таки выползшего из машины.
- Это он звонит по тебе! - съехидничал Пчела.
Хемингуэя он не читал, но расхожую фразу слышал.
- Типун тебе на язык, - одернул его Фил.
Из церкви вышел сияющий Саша - на колокольне его подменил отец Николай, - и, преодолев сопротивление толпы, присоединился к друзьям... Давно ему не было так легко и празднично на душе. Будто камень скинул.
- А надписи-то я так и не разглядел, - разочарованно протянул Пчела, глядя на него.
Саша лукаво улыбнулся:
- Может, оно и к лучшему. Скромнее надо быть, Пчелкин.
Саша был доволен собой. На самом деле в последний момент он успел отменить кичливую надпись.
Космос между тем делал вид, что все происходящее его не слишком волнует. Опершись на машину, он сосредоточенно смотрел в землю перед собой и потихоньку напевал свои мантры.
- Ну что, Кос, может, в Калугу заедем? - подозрительно ласково и как-то слишком невинно поинтересовался у него Пчела.
- Зачем? - удивился Космос, прервав свой бубнеж.
- Рассказывают, там у тебя невеста осталась... - состроил Пчела умильно-масленую физиономию. - Хорошенькая?
Искренний интерес читался в его широко открытых наивных глазках.
- Отвали, я в разводе, - обиженно буркнул. Космос, но через секунду, присоединился к общему гоготу.
XXIV
Страна, казалось, обезумела. Медведь, он же Президент, и в самом деле проснулся и пошел в разнос. Шатун, одним словом! Он даже не то чтобы помолодел, но как-то взбодрился и снова стал похож на царя, пусть и советского розлива, но все же не на развалину. Он ездил по стране и выступал в концертных залах и на стадионах, словно поп-звезда: На его шоу собирались тысячи и тысячи людей. Рейтинг Гаранта скакнул аж до двадцати процентов. И это было только начало.
Имиджмейкеры Генералов и Ежова вынуждены были призвать пылких демократов, впавших в состояние эйфории и уже уверовавших в окончательную победу Гаранта, опомниться и охолонуть.
- Нельзя останавливаться на достигнутом. Электорат надо подкармливать зрелищами* постоянно, но не забывать и о хлебе, - не уставал повторять Генералов дочери Гаранта, которая в последнее время тихой сапой прибирала к рукам ведение избирательной кампании.
В общем-то, отчасти она имела на это право: именно она и Губайс ведали и управляли всеми денежными потоками избирательной кампании. А ведь кто сидит на мешке с деньгами, тот и банкует.
Как раз к тому моменту, когда рейтинг президента достиг двадцати процентов, у дочери Гаранта и созрело важное решение: отказаться от услуг имиджмейкеров. Затраты на их содержание ей показались неоправданными. И это при том, что их гонорары были маленькой каплей в океане расходов на избирательную кампанию.
- А я тебе что говорила? На днях, буквально на днях нас отсюда погонят. Сметут. Как крошки со стола, - сказала, узнав об этом, Катя партнеру, но в голосе ее не было печали.
Они с Генераловым тоже не были такими уж простаками, и у них заранее были подготовлены запасные варианты. Бронепоезд, так сказать, на запасном пути!
- Будут гнать, будем вещи собирать, - поправил Генералов кругленькие очечки. - Главное, чтобы Гарант сам не сломался на финише.
Опасения Генералова были не менее основательны, чем опасения Кати. Только они касались не их положения при дворе, а перспектив развития страны и даже самого хода истории, которые сейчас зависели от здоровья одного единственного человека.
Почти чудесным, образом кремлевские врачи привели его в чувство. А лучше сказать - вернули к жизни. Активной! Сказался и сильный характер Гаранта, умеющего фантастически концентрироваться в ответственные моменты. Но организм президента нуждался по большому счету в серьезной починке. Ему бы не в этой сумасшедшей гонке участвовать, а всерьез заняться своим здоровьем. Особенно ощутимо барахлил мотор.
Гораздо чаще имиджмейкеров его посещали доктора. Комната отдыха в его кремлевском кабинете была оснащена медицинской техникой, которой позавидовала бы любая спецбольница. За Гарантом и его мотором присматривали мировые светила - двое кардиологов, российский и американский. Кремлевские шутники их фамилии произносили с небольшой поправочкой: Акачурин и Добей-ка. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Однако вытеснение имиджмейкеров с игрового поля произошло вне всякой связи с состоянием здоровья Гаранта. За это они уж точно не могли нести ответственности. Поводом послужила совсем анекдотическая ситуация.
Во время визита в одну из национальных республик Генералов и Ежова посоветовали Гаранту принять участие в фольклорном празднике, но не уследили, что их патрон принял на грудь. Хотя это была не их обязанность.
При этом Гарант прекрасно справился с невероятно сложным трюком. А именно: ловко разбил длинной палкой глиняный горшок. Это была такая местная традиционная забава. Странное занятие, конечно, но каждый развлекается, как умеет. Гарант сумел.
Опростоволосился же он на самом простом деле. Нужно было из миски, полной сметаны, достать аккуратно дубами маленький пирожок и съесть его без помощи рук. Пирожок-то президент достал и съел, но ухитрился при этом весь анфас измазать в кисломолочном продукте. Так его и показали по всем каналам - с перепачканным густой сметаной лицом. И народ это даже умилило, таким домашним и свойским выглядел Гарант с этим белым носом.
Однако властная дочка президента имела собственное мнение, отличное от гласа толпы. И этот мелкий эпизод она трактовала как невосполнимую утрату народного доверия и сокрушительней удар по авторитету первого лица государства. Она чуть не визжала по этому поводу. И в возмущении ее слышалось торжество: теперь у нее был законный повод обвинить во всех грехах затеявших это действо Генералова и Ежову. Ведь именно они настаивали на участии Гаранта в народных гуляниях.
Конечно, времена уже были не те, что прежде. И под белы руки имиджмейкеров никто не выводил. Сами ушли. Топ-топ. Ножками. Даже успели получить заслуженный гонорар. Немаленький - с точки зрения обывателей, конечно...
Они вышли на Красную площадь через калитку Спасской башни и направились к Лобному месту. Слава богу, в наши дни здесь уже не казнят и не милуют...
- Вот и состоялось изгнание Адама и Евы из рая, - Катя остановилась, обернулась к президентскому замку и совсем по-детски показала невозмутимым кремлевским стенам язык.
- Скажи спасибо, что она нам заплатила и; не стала жалить в пяту, - усмехнулся Генералов, намекая на своенравную царскую дочку...
Он-то хорошо знал эмоциональную Катю и понял, чего ей стоило сдержаться. Все-таки она но осторожничала. Вообще-то в арсенале Кати было предостаточно неприличных жестов для выражения обуревавших ее нынче чувств. Таких как негодование, разочарование, презрение.
- Ну, что теперь? - с раздражением в голосе спросила она, отвернувшись, наконец, от главной стенки страны.
Партнеры продолжили движение к трибуне средневековой гласности. Справа от них бронзовый Гражданин Минин обращался с каким-то предложением к столь же бронзовому Князю Пожарскому, сидевшему, как это у него принято, на сундуке с общевойсковой казной. Не иначе как о деньгах шла речь!
- Ну, мы-то еще легко отделались, в прежние времена наши головушки во пыли со плахи покатились бы. - Генералов жестом гида: открытой ладонью, а не пальцем - ни в коем случае пальцем - показал на Лобное место. Он был спокоен, как танк. Как Диоген в своей бочке! - Кстати, - хмыкнул он, - ты знаешь, что Лобное место и Голгофа это одно и то же? Синонимы!
Но Катя не была расположена сегодня к шуткам. Она остановилась, взяла его под руку и заглянула в глаза:
- А если серьезно?
- А если серьезно, займемся генералом Орлом, он мне звонил, интересовался, как у нас с работой. Видать, земля слухом полнится. А что? Он, конечно, не победит, но за счет мощного личностного ресурса и имиджа настоящего мужика оттянет процентов пятнадцать. Бабы за него целыми текстильными фабриками голосовать будут. Так что, Катерина, зайдем в Кремль с тылу. Как тебе слоган: "Есть такой человек. И вы его знаете!" А?
- Гениально, Паша! - восхитилась Ежова. - Давай, звони Орлу. Скажи: мы согласны.
XXV
Олина бабушка достала Сашу еще в аэропорту. Точнее, даже раньше, по дороге в аэропорт. Больше всего ее беспокоило, как бы чего не случилось с ее драгоценными раритетными чемоданами. Мейд ин СССР. Удивительная ценность - экспонаты семейной истории как-никак. Судьба чемоданов начала ее волновать уже. в аэропорту, после того, как выяснилось, что они с Сашей не только не опаздывают, но и приехали за два с половиной часа до вылета. От нечего делать она стала доставать Сашу дурацкими вопросами.;.
Под строгим осуждающим взглядом Елизаветы Павловны Саша едва не поперхнулся марочным коньяком вскоре после взлета. Затем, чувствуя себя полным идиотом, он терпел все высказывания вздорной старушки по поводу соблюдения правил этикета за столом. Как будто прием пищи в самолете требовал особого поведения и мастерского владения пластмассовыми приборами.
"Надо было с нею Космоса отправить. Они бы славненько спелись. Бабуля пилила бы его за неженственные манеры, а он бы отвечал своими мантрами", - лениво думал Саша, боясь пошевелиться.
Он даже знаком отказался от очередного дринка, предложенного темнокожей стюардессой. Елизавета Павловна, кажется, слегка задремала, и потеряла контроль над ситуацией, а он ни в коем разе не хотел разбудить ее. А ему это надо? Вся эта кое-какая туча язвительных советов и замечаний?