- Операция ей нужна, а у нас в Беларуси и у вас в России таких не делают. Я уже повсюду ее возил. Если операцию не сделать, то два года, максимум, девчушка протянет.
- Может, не все так плохо? Иногда диагноз неправильно поставят…
- Только в Германии такую операцию могут сделать. Я в министерстве был, нас на очередь записали. Говорят, если все нормально будет, через четыре года очередь подойдет, - Скляров тяжело вздохнул.
- Сколько операция стоит? - Дорогин заставил Григория посмотреть себе в глаза.
- Дорого, очень дорого, - вздохнул егерь.
- Сколько?
- Тридцать тысяч, и не немецких марок, а долларов. Я хотел на "Новости" прорваться, чтобы они передали… - Скляров принялся рыться в карманах и достал завернутые в чистую белую бумагу фотографии и какие‑то документы с подписями, печатями. - Вот она, внучка моя, - дрожащей рукой Скляров взял фотографию пятилетней девочки и протянул ее Тамаре. В глазах его при этом блеснули слезы.
- А почему ты в Москву приехал? Ты у себя в Минске на телевидение пробовал прорваться?
- Прорвался, -- глухо ответил Скляров и опустил голову. - Но у нас, сам знаешь, как дела сейчас идут. Четыре раза в вечерней передаче показывали, счет валютный открыли. Мне это месяца каждодневных поездок в столицу стоило, а толку? - он вздохнул. - Один только нормальный человек нашелся, дозвонился до телевидения, узнал мой адрес и сам ко мне приехал. Посмотрел, как живем, посмотрел на внучку и сказал: "Знаешь, мне чтобы тебе сто долларов на счет перевести, нужно государству девятьсот отдать. Так что на тебе две тысячи из рук в руки, больше дать не могу. И попробуй девочку спасти." Даже имени своего не сказал, фамилии. Так ответил: "Зачем? Вдруг тебя прижмут, ты меня назовешь. Начнут копать, откуда деньги взял?". Так и уехал. А я до этого продал все, что у меня было: машину, корову, сушеными грибами, которые мы с женой и дочкой собирали, всю зиму на рынке торговал. Три тысячи только набралось. Так что двадцати пяти тысяч мне и не хватает. Может, у вас, в России, законы получше, может, люди побогаче?
Дорогин с Тамарой переглянулись. Она кивнула, мол, если хочешь, помоги человеку, потому что потом не простишь себе, что мог, а не сделал.
- Григорий, поедем к нам домой, помоешься, выспишься, завтра поговорим.
- Не могу, у меня сегодня поезд. Я же в Москву не только по этим делам ездил, у нас там, на латышской границе, с вашими русскими "дальнобойщиками" черт знает что творится. Машины исчезают вместе с людьми. Я и с этим ездил в министерство внутренних дел. Туда‑то я пробился, а толку? Сказали, это дела белорусской милиции, а не нашей.
- Погоди о "дальнобойщиках", - остановил его Дорогин, - тебе сейчас о внучке думать надо, потому что с ней за тебя никто не решит. Сюда и не думай пробиться, не получится, это я тебе точно говорю.
Дорогину хотелось прямо сказать, что есть у него эти несчастные двадцать пять тысяч долларов и он готов их отдать Склярову просто так, с ходу, вот только надо смотаться в Клин и назад. Но нутром чуял, так поступать нельзя. Скляров - человек, не видевший таких больших денег никогда в жизни, человек, не способный поверить, что подобные суммы могут водиться у честных людей. Если поймет, что Дорогин отдает свои, то не возьмет никогда. На коленях не упросишь.
И Сергей лихорадочно стал придумывать, что бы такое соврать, чтобы успокоить Склярова, заставить его поверить в то, что деньги чужие.
- Я, Григорий, тебе говорил, у меня знакомая есть, журналистка, она в газете объявление сможет напечатать. А газета солидная, банковская, ее читают те, у кого денег много. Я с ней переговорю, она мне многим обязана, непременно напечатает. И деньги найдутся, за неделю соберут, это я тебе обещаю.
Скляров смотрел на Дорогина и не верил.
- Ты меня просто успокоить хочешь?
- Нет, я тебе верно говорю. Ну вышло бы твое сообщение в выпуске новостей. Думаешь, в России люди богатые? Тоже от зарплаты до зарплаты перебиваются. Кому вообще зарплату по полгода не платят. Богатые, они наши каналы не смотрят, спутниковые только. Деньги есть лишь в больших городах - в Москве, в Питере, в Нижнем. А вот если по кабельному телевидению объявление запустить, которое только по городу идет, да не в программе новостей, а в какой‑нибудь эротической, ночной… Ее же смотрят те, кому рано на работу идти не надо, кто в свой офис только к обеду добирается, у них деньги есть. Я тебе обещаю, что за неделю деньги соберу. Это дело святое, тут даже бандиты отстегнуть могут.
- Не хотелось бы… бандитских денег, - вздохнул Скляров.
- Банкиры, бизнесмены, рекламщики сбросятся, предоставь это мне.
- Может, и дешевле операция обойдется, - вставила Тамара, поняв игру Дорогина. - - У нас друг хороший в Германии есть, врач. Он хирургов подыщет, клинику. Вы нам, Григорий, документы оставьте, мы ему перезвоним. За неделю он все решит.
По глазам Склярова было видно, что ему страшно расставаться с документами, но, с другой стороны, он понимал, это единственный шанс собрать деньги на операцию. Сам‑то он уже испробовал все способы, разве что на грабеж не пошел.
- Не бойся, отдай, - сказал Дорогин. Скляров покачал головой.
- Не знаю, хочу поверить, но не могу.
- Ты что, мне не веришь? - использовал запрещенный в споре прием Сергей Дорогин. - Я тебя когда‑нибудь обманывал или ты хоть одного человека назвать можешь, которому я слово дал и не сдержал?
- Нет? - после минутного раздумья сказал
Григорий Скляров.
- Я тебе обещаю, клянусь, что через неделю, самое позднее, через две привезу тебе деньги - двадцать пять тысяч или больше, все тридцать.
- Нет, больше не надо, - испуганно сказал Григорий, - пять у меня уже есть.
- Я договорюсь с Клаусом Фишером, он клинику найдет.
Наконец‑то Скляров разжал пальцы, и фотография вместе с документами оказалась в сумочке Тамары.
- Забудь, Григорий, обо всем плохом, занимайся неделю своими делами, сделай так, чтобы ты мог работу оставить на пару месяцев и вместе с внучкой в Германию поехать. Все будет хорошо.
- Верю, и в то же время…
- Никаких "в то же время", - резко оборвал Склярова Дорогин, - если я пообещал, значит, сделаю.
- Сергей, ты же мне ничем не обязан, я потом с тобой всю жизнь расплатиться не смогу.
- Не со мной, люди помогут. Всех моих трат будет - на машине к тебе смотаться и назад вернуться.
- Бензин я тебе найду.
И тут же Скляров понял, что сморозил глупость: говорит о бензине, который стоит копейки, когда ему обещают привезти двадцать пять тысяч долларов.
- Я не деньги тебе предлагаю, Григорий, я предлагаю тебе помощь, а она ни копейки не стоит. Ты бы мне наверняка помог?
- Все, что угодно, Сергей. Только ты запиши, кто дал.
- Зачем?
- Я по долгам рассчитаюсь. Раньше, позже, но деньги соберу и все до последнего цента отдам.
Сергей видел, что Скляров смертельно устал, и эта усталость стала видна в тот самый момент, когда Григорий поверил в реальность помощи, которую ему обещал Сергей Дорогин.
- Все будет хорошо, - приговаривала Тамара, глядя на готового заплакать сильного мужчину.
- Конечно, будет… - слова Григорию давались с трудом.
- Подожди меня секунду, я сейчас вернусь.
Дорогин подошел к милицейскому посту и немного нагло поманил к себе пальцем тщедушного сержанта. Тот нехотя повиновался.
- Послушай, парень, - вкрадчивым шепотом проговорил Дорогин, - ты сперва разберись, что за человек перед тобой, а уж потом говори ему обидные вещи.
- Я что, - растерялся сержант, - я таких, как он, по сто на дню вижу, они мне уже вот где сидят!
- Я тебе еще раз говорю, сперва разберись, а уж потом отвечай.
- Ну пустил бы я его, и что дальше?
- Ты, сержант, как‑нибудь в зеркало посмотрись. Стань и взгляни себе в глаза.
- Ты чего это на меня наезжаешь? - милиционер почувствовал, что перед ним стоит не провинциал, не уверенный в себе, чувствующий, что в столице он чужой, а человек, которому палец в рот лучше не класть, который ориентируется в Москве получше, чем рыба в воде.
- Я тебя, парень, предупредил, так что ты подумай, - и Дорогин, резко повернувшись, даже ни разу не глянув себе под ноги, спустился по коварной мраморной лестнице.
- Зря ты к нему пошел, - вздохнул Григорий, - потому как он на месте стоит. Я сам понимаю, что всех подряд сюда пускать нельзя.
- Тебе когда уезжать?
Скляров глянул на часы, старые, на потертом кожаном ремешке.
-- Через два часа поезд отходит.
- Давай завтра поедешь, а? Я на машине, у нас с Тамарой переночуешь, посидишь, поговорим.
- Не могу, меня встречать приедут.
- Позвони, скажи, на день задерживаешься.
- Мне тебе, Сергей, отказать трудно, но у людей, которые меня встречать приедут, телефона нет. Ты привык в городе жить, а я все больше в лесу.
- Согласен, что ехать тебе сегодня придется. Пошли отсюда. Если еще пару минут тут пробуду, то непременно тому сержанту морду набью, наглая она у него.
Дорогин подал руку, помогая Тамаре подняться, и шагнул к стеклянной двери. Придержал створку, пропуская женщину вперед.
- Зря я тебя встретил, - говорил по дороге Скляров. - Жил ты себе, хлопот не ведал, а тут я тебе на голову свалился. Теперь бегать тебе придется, знакомых беспокоить. Обязан им будешь, вроде бы как для себя просил, а потом они у тебя чего‑нибудь попросят. Деньги просто так никто не даст. Просьбами замучат.
- Не забивай себе голову, Григорий. Жизнь так устроена, что все чего‑нибудь другим должны. Прооперируют твою внучку, вернешься, мы с Тамарой к тебе приедем. Поохотимся, порыбачим.
- Это всегда пожалуйста, это не вопрос. Дети у вас небось уже большие, мальчик и девочка, как я помню?
Тамара только приоткрыла губы, чтобы сказать, но Дорогин тут же бросил на нее немой"взгляд, мол, не разочаровывай человека, пусть думает, что ты моя жена, та самая, о которой я рассказывал ему семь лет тому назад, пусть думает, что она и мои дети живы. Так будет легче всем - и мне, и ему.
- Да, большие уже, - рассеянно проговорил Дорогин. - Они уже и без нас недельку пожить смогут.
- Это сколько им уже?
Дорогин втянул голову в плечи. Он не мог представить своих погибших детей взрослыми, они так и остались для него маленькими.
- Дети быстро растут, - негромко проговорил он, отведя взгляд.
К счастью Дорогина, Скляров был настолько занят своими мыслями, что дальше в опасных расспросах не усердствовал.
- Не ждите меня, - попросил Григорий, когда машина остановилась у Белорусского вокзала, - тут небось за стоянку платить надо?
- Ерунда, копейки.
- Знаю я ваши московские копейки, - хмыкнул Скляров. - Тех денег, которые я у вас с утра на метро, на троллейбус, да на "хот дог" потратил, мне хватило бы у себя в лесу вместе с семьей месяц жить.
- Все познается в сравнении. Давай хоть попрощаемся нормально.
- Это как?
- Из машины выйдем, - усмехнулся Дорогин. Они выбрались из автомобиля. Мужчины обнялись, затем Скляров неловко пожал руку Тамаре.
- Боюсь я женщин, - честно признался он, увидев усмешку на губах Солодкиной.
- Неужели я такая страшная? Скляров смутился еще больше.
- Тамара, это меня ты уже ничем пронять не можешь, а Гриша человек свежий, к твоим выходкам не привык. Пожелай ему хорошей дороги, а то он потом ночь спать не будет, сомневаться начнет, не обидел ли тебя чем‑нибудь?
- Счастливо оставаться, - торопливо бросил егерь Скляров.
- Ты не сомневайся, я обязательно приеду, самое позднее, через две недели.
- Хутор мой найдешь?
- Я его и сейчас с закрытыми глазами вижу.
- Места немного изменились. Где лес вырубили, где новый посадили. Но ты меня обязательно найдешь, меня по всему Браславскому району знают. Спроси, где хутор Гриши Склярова, тебе каждый покажет.
- Счастливый ты. Про меня кого ни спрашивай, никто тебе не покажет.
Скляров втянул голову в плечи, пошел к перрону.
- Я сейчас, - бросил Дорогин и догнал его. - Наверное, у тебя совсем денег не осталось? На, держи, - он попытался всучить Григорию несколько крупных купюр. Но тот укоризненно покачал головой.
- Сергей, не надо, ты и так для меня очень много сделал.
- Пока еще ничего не сделал.
- Но ведь сможешь?
В голосе Склярова звучала такая надежда, что Дорогину сделалось прямо‑таки не по себе. Если раньше внучка Григория представлялась чем‑то пусть и реальным, но далеким, то теперь ему показалось, что девочка стоит рядом со своим моложавым дедом и держит его за руку, с надеждой глядя в глаза его неожиданно появившемуся московскому другу.
- Конечно, сделаю, Григорий, не сомневайся.
- Григорий… - усмехнулся Скляров. - Неужели я так старо выгляжу, что ты меня Гришей назвать не можешь?
- Ну хорошо, Гриша, счастливо тебе добраться. И не делай вид, пожалуйста, что я для тебя подвиг совершаю. Это мне проще простого. Себе денег добыть, может, и не сумел бы, а для друга, да еще на святое дело…
- Только бы получилось!
"Да, постарел Гриша, - подумал Дорогин, провожая Склярова взглядом. - Ссутулился., поседел. По–разному на людей беда действует, одни мобилизуются, другие теряют голову. А вот Скляров остался на удивление спокойным. Конечно, только внешне, а внутри у него словно бы что‑то тлеет."
Дорогин потерял Григория из виду. Тот влился в толпу на перроне, еще пару раз Сергею показалось, что он видит легкие как пух, седые волосы среди встречающих и провожающих, на всякий случай еще раз махнул рукой в надежде на то, что Скляров его увидит. Стоял он на отшибе и, резко повернувшись, ощутив, как от волнения перехватывает горло, вышел на площадь. И тут же прочувствовал то, что, наверное, ощущал Скляров, оказавшись в Москве: огромный город, снующие толпы людей. Тут, на первый взгляд, кажется, что никому ни до кого нет дела, а если и возникает какой‑нибудь интерес к людям, то только на почве денег.
"Но ведь это не так, - подумал Дорогин, - и человеку из тихого городка не понять столичной жизни. По Москве невозможно идти, раскланиваясь с каждым встречным, нельзя пытаться вникнуть в проблемы чужих людей. Не выживешь, голова пойдет кругом, сойдешь с ума. Мы ходим по городу так, как Гриша Скляров ходит по лесу. Люди для нас _ это деревья, с которыми станет разговаривать разве что сумасшедший."
И тут взгляд Дорогина остановился на пьяном, лежавшем прямо на тротуаре. Одни его старательно обходили, другие, спеша, даже переступали через него,
"Да–да, люди для нас - это деревья. Одно упало, лежит поперек дороги, переступишь через него и пойдешь дальше. А если кто посочувственнее и посовестливее, тот оттащит дерево с тропинки, чтобы не мешало ходить."
И точно, в этот самый момент двое молодых парней с откупоренными бутылками пива в руках остановились перед пьяным.
- Мужик, а? - громко сказал один из них, присаживаясь на корточки.
Пьяный никак не отреагировал.
- Дышит хоть?
- Вроде дышит.
- Точно, пьяный?
- Да от него на три метра разит. Но голову не разбил.
Парни немного брезгливо взяли пьяного мужика за руки и оттащили к стене, под водосточную трубу.
- Тепло, не замерзнет, -- сказал парень и отхлебнул пива.
Назвать лица этих парней добрыми можно было лишь с натяжкой. Скорее всего, пожалели они пьяного лишь по одной причине. Со всяким такое может случиться: сегодня ты оттащил его к стене, завтра могут оттащить тебя.
- Ты проводил его? - услышал Сергей голос Тамары. Женщина тронула его за руку.
- Да, - рассеянно ответил он.
- Тогда поехали, а то гаишник уже дважды возле твоей машины проходил, посматривал, куда это хозяин подевался. Ты не жалеешь о том, что решил помочь Григорию?
- Он тебе понравился?
- Тяжело сказать, - задумалась Тамара, - он немного странный. Бывают такие люди. Некоторые их называют правдоискателями, другие - сумасшедшими.
- В чем его странность, Тома?
- Он верит в людей.
- Почему бы и нет?
- Я, наверное, неправильно сказала: не то, чтобы верит безоглядно, этого нет. Себе и другим он цену знает, но он людей любит больше, чем самого себя. А такие люди никогда не бывают до конца счастливы.
- Почему?
- Если ему хуже, чем другим, он воспринимает это как должное.
- А если лучше?
- Если лучше, - задумалась женщина, - он переживает за то, что другие живут хуже его.
- Мы с тобой, по большому счету, такие же, - засмеялся Дорогин, открывая дверцу и помогая Тамаре сесть. Боковым зрением Сергей заметил гаишника, спешащего к их автомобилю.
- Не успеешь, - усмехнулся Дорогин, быстро садясь за руль и запуская двигатель.
Гаишник не добежал до машины буквально пятнадцать метров. Как‑никак машина простояла на том месте, где разрешена лишь остановка, минут восемь, можно было и штраф выписать.
Дорогин сделал вид, что не заметил спешащего к нему гаишника, и плавно тронулся с места.
- Рискуешь, - сказала Тамара.
- Кто ему мешает в свисток дунуть? А раз ленивый, значит, своих денег не получит. Деньги, деньги… - пробормотал Дорогин, - с одной стороны, хорошо их иметь много, а с другой, понимаешь, сколько их не имей, всем помочь не сможешь.
- Ты не думай про это, - сказала Солодкина, - судьба сама свела тебя с Григорием. Наверное, она опекает тебя, когда нужно, подсовывает деньги, когда знает, что ты поможешь, предъявляет тебе из небытия старых друзей.
- Не знаю, может, ты и права.
До этого дни казались Дорогину и Тамаре короткими, наверное, из‑за своего однообразия. Этот же день показался им бесконечным, словно прожили они в нем целую неделю. Сборы в Москву, дорога, студия, трансляция передачи, встреча со Скляровым, вокзал. И вновь дорога. Событий, пожалуй, хватило бы на целых семь дней.
Когда мужчина и женщина оказались дома и сели ужинать, как у них было заведено, не в кухне, а в просторной столовой, Тамара внезапно засмеялась.
- Ты чего?
- Нет, нет, - женщина замахала руками, - так, свое. Но это в самом деле смешно.
Дорогин отложил вилку с ножом и сказал:
- Тамара, объясни, в чем дело?
- Нет, нет, ты неправильно меня поймешь.
- Заинтриговала, так рассказывай.
- Я не хочу, ты обидишься.
- Я когда‑нибудь обижался на тебя? Тамара всерьез принялась вспоминать и наконец ей ничего не осталось, как честно признаться:
- Нет, Сергей, ты на меня не обиделся ни разу. Хотя, честно говоря, поводы для этого я тебе давала.
- Так что же тебя так насмешило?
- Только сейчас я поняла, что не знаю, где ты прячешь деньги.
- Я не говорил тебе об этом?
- Конечно!
- Не может быть!
- Значит, не хотел, чтобы я знала.
- Это какое‑то умопомешательство, - вздохнул Дорогин. - Абсолютно нормально, когда женщина не знает, где в доме лежат молоток и гвозди, но, если она не знает, где лежат деньги, это уже непорядок.
- Ты просто не хотел, чтобы я лишний раз волновалась?
- Пойдем, я тебе покажу.
- Не надо.
- Почему?
- Я же знаю, о чем ты сейчас подумал.
- О чем?
- Ты думаешь: вдруг с тобой что‑нибудь случится, а я так и не узнаю, где лежат деньги.
- Честно, подумал именно об этом.