Вернулись на ту же свалку, погрузили пять колес от легковых машин и привезли их опять на рынок. Ершов уже не сомневался в том, что имеет дело с уголовниками, однако обратиться за помощью было не к кому. Когда блондин и крепыш рассчитались с ним и ушли, он доехал до ближайшего отделения милиции и рассказал о своих рейсах дежурному. Направленный на рынок сотрудник нашел припрятанные в колхозных машинах шины и колеса, но тех, кто продал их, не застал…
Никто из опрошенных им лиц ничего не отрицал, а сторожа в один голос твердили, будто ночью на рынок приезжает много машин, легковых и грузовых, с фруктами и овощами, что покрышек и колес они в такси не видели, проверка грузов в их обязанности не входит, а по именам их называют многие.
Зная райотдел милиции, с территории которого было вывезено все краденое, сотрудник позвонил туда и, получив ответ, что на место происшествия выезжал Каракозов, доставил ему это имущество вместе с полученными объяснениями.
Я снова посмотрел на лежавшую передо мной тонкую стопку листов. Сколько ясности внесли они в вопросы, казавшиеся прежде безответными, неразрешимыми! Только бы найти воров… Их наверняка опознает Ершов… А вот сторожа - скользкие. Увильнули и, видно, будут вилять до поры до времени. Показаниями Ершова их не прижать…
Я решил поделиться своей радостью с Чижовым.
- Здорово! - воскликнул начальник следственного отдела, выслушав меня. - Но почему не возбуждены уголовные дела?
- Мне это тоже непонятно, - ответил я, - Однако кое-что могу предположить…
- Выкладывай…
- Думаю, что эти "глухари" - не единственные.
- Вот как? Сейчас проверим…
Он созвонился с начальником райотдела милиции и спросил:
- Вы в курсе июльских краж колес из автопарка "скорой помощи" и покрышек у их соседей? Припоминаете? Тогда чем вы объясните, что по поводу этих краж не возбуждены дела?
Начальник райотдела пытался что-то сказать, но Чижов перебил его:
- На возбуждение дела закон дает вам максимум три дня. Десять? Это в исключительных случаях, а тут признаки преступления налицо. Покрышки, говорите, вернули? Но разве ваши обязанности ограничиваются розыском похищенного? В таком случае кто должен искать и изобличать преступников?
Задав этот вопрос, Чижов подмигнул мне и продолжал:
- Так в чем же дело? "Глухарей" и так хватает? А по покрышкам, кроме этих, были? Их изучал кто-нибудь? Не изучал… Тогда вот что: дайте команду, чтобы их собрали и привезли в прокуратуру. Пока за минувшее полугодие.
Я вернулся к себе в кабинет.
- Мне можно идти? - спросил Каракозов.
- Да.
- Могу ли я обратиться к вам с просьбой?
- Обращайтесь.
- Я с удовольствием бы поработал с вами, поучился, а может, и помог бы. Нутром чувствую - впереди заваруха. Все равно без оперативников не обойдетесь.
- Учту, - пообещал я и, как только Каракозов закрыл за собой дверь, позвонил начальнику райотдела.
- Послезавтра Каракозов поступит в ваше распоряжение. Дела передам с ним, - ответил тот.
Многого от изучения "глухих" дел я не ждал. И все же было интересно узнать, сколько преступлений осталось нераскрыто, где, когда и каким способом было совершено каждое из них, откуда были похищены покрышки - с машин или из кладовых, в каком количестве, каких марок, какими инструментами пользовались преступники, какие следы оставили на месте происшествия… Это могло облегчить их поиск.
Надо было раздобыть и карту района с обозначением транспортных магистралей, чтобы пометить на ней все организации, в которых побывали воры. Такая карта могла дать наглядное представление о масштабах их деятельности. Она могла помочь и в примерном определении места их жительства и работы.
К концу дня подготовка к изучению дел была завершена.
Оставалось свободное время, и я решил использовать его для поездки к родителям. Дом их стоял на берегу Серебряного пруда, в Лесном. Я поднялся на девятый этаж и позвонил.
- Кто там? - спросила мать.
- Мефистофель, - шутливо ответил я.
- Заходи, заходи. Мефистофель. Какой ты загорелый! Сразу видно, что с юга. Есть будешь или чайку попьем?
Мать стала накрывать на стол, а я - рассказывать, как провел отпуск. Из соседней комнаты вышел отец.
- Только приехал и сразу за работу? - спросил он.
- У нас без дела сидеть не дадут…
- Опять что-нибудь этакое, заковыристое?
'- Точно, папа, - ответил я и заговорил о службе.
От родителей у меня не было тайн. Они слушали молча, забыв о том, что чай остывает в чашках. Потом мать сказала:
- Убьют тебя, Димка, эти бандиты в каком-нибудь темном месте. Подкараулят и убьют.
- Ты хоть с пистолетом ходишь? - поинтересовался отец.
- Нет. Так спокойней.
Забарабанив пальцами по столу, отец сокрушенно вздохнул:
- Вот не стал геологом…
Он не мог смириться с тем, что я не пошел по его стопам, и периодически возвращался к больному для него вопросу.
- Что поделаешь, папа… Твой отец не был геологом, а твои братья и сестры - люди самых разных профессий.
Эти доводы не убедили отца.
- Хочешь, я подарю тебе свою книгу? - спросил он. Надежда на то, что меня еще удастся переориентировать, не покидала его.
- Хочу, с автографом.
Отец взял с письменного стола только что вышедшую из печати книгу и на титульном листе написал: "Сыну-следователю от отца-исследователя". Потом спохватился:
- Я не обидел тебя?
- Что ты! Напротив! Следователь - это всегда исследователь, но не всякий исследователь может быть следователем. И еще скажу тебе: если бы я и решил пойти по твоим стопам, то стал бы не геологом-палеонтологом, а разведчиком.
Отец улыбнулся. Как человек, одержимый любовью к своему делу, он не мог остаться равнодушным к проявлению этого качества в сыне.
- Желаю тебе успеха, - сказал он на прощание.
- Будь осторожен, сынок, - добавила мать.
Каракозов появился в прокуратуре ровно в девять ноль-ноль. Он принес с собой чемодан и, войдя в мой кабинет, доложил о прибытии.
- Много дел? - спросил я.
- Девятнадцать.
- Для полугодия немало. Выложите их пока на подоконник.
- Может, разложить их в хронологической последовательности? - спросил Каракозов.
- Да, так и раскладывайте. Сейчас я принесу столик, за которым вы будете работать… Кстати, как вас зовут?
- Сергей… Сергей Николаевич.
- Меня - Дмитрий Михайлович.
Я ушел за столом. Возвратясь, сказал:
- Берите половину дел. Вот вам перечень наиболее важных вопросов. По ним делайте выписки. Я займусь второй половиной.
Так началась работа, которую мой отец никогда бы не назвал исследовательской. Предстояло прочитать десятки, сотни исписанных разными почерками страниц, и не только прочитать, но и скрупулезно выбрать из них то, что могло представлять интерес. Я называл это анализом. За ним должен был последовать синтез - обобщение выбранных подробностей.
Работа оказалась не такой уж бесплодной. Удалось установить, что кражи выявлялись, как правило, по понедельникам, что для их совершения преступники использовали монтировки, домкраты, гаечные ключи, найденные ими в гаражах и на автобазах. Объектами преступных посягательств чаще всего были машины, поставленные у заборов, вдалеке от проходных и административных зданий. На этих заборах потом обнаруживались черные, "резиновые", следы. Наибольший интерес воры проявляли к покрышкам для грузовых автомобилей, количество похищенных в каждом случае покрышек колебалось от двух до восьми и не выходило за эти пределы даже тогда, когда взламывались кладовые. В трех случаях на месте происшествия были найдены пригодные для сравнительного исследования отпечатки пальцев, принадлежность которых осталась, однако, невыясненной.
Я нанес на карту района организации, в которых побывали воры. Они образовали неправильный круг между Обводным каналом и Московской заставой с центром около Новодевичьего монастыря.
- Ну, какие выводы можно сделать теперь? - спросил я у Каракозова.
- Все кражи - дело рук одной группы…
- Похоже. Еще?
- Группа эта состоит из двух-трех человек.
- Что можно сказать о них?
- Они имеют отношение к автоделу, являются либо слесарями, либо шоферами, живут или работают недалеко от Новодевичьего монастыря, транспортом предприятий, из которых совершают кражи, не пользуются и на дело идут, предварительно прозондировав обстановку.
- Все правильно. Ну а что пока остается за пределами наших знаний?
Каракозов улыбнулся: тон, которым я беседовал с ним, был ему по душе.
- Нам остается узнать, кто они, сколько краж совершили и кому сбыли похищенное.
- Только и всего, - вздохнул я и, намекая на материалы, которыми совсем недавно занимался Каракозов, добавил с иронией - К счастью, некоторое представление об этом мы имеем, а для того чтобы оно стало более полным, надо, наверное, взять для просмотра дела за второе полугодие прошлого года…
Утром оперуполномоченный привез еще пятнадцать дел. Снова мы поделили их между собой и снова засели за изучение объяснений и протоколов, чтобы проследить уже обнаруженные закономерности и попытаться выявить новые. Но добавилось только количество краж и организаций, в которых они были совершены, причем некоторые организации оказались обворованными дважды. В четырех делах имелись копии отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия.
Я уже кончил читать свои дела и положил их на подоконник, как вдруг Каракозов воскликнул:
- Дмитрий Михайлович! Кажется, аналогичная ситуация! Опять Октябрьский рынок, те же сторожа, только шофер такси другой - Серебров, и колхозник не Кононов, а Коновалов.
- Дай-ка сюда, - попросил я. - Неужели нам повезло?!
Забрав у Каракозова последнее, декабрьское, дело, я лихорадочно пробежал глазами первые страницы, и мне захотелось вскочить и крикнуть: "Да, повезло! Повезло!" Но я взял себя в руки, дочитал все до конца и только тогда сказал Каракозову:
- Сережа, немедленно, любыми средствами доставь сюда Сереброва…
- Там есть его рабочий телефон, - спокойно ответил оперуполномоченный. - Попробуем воспользоваться им.
Он набрал номер.
- Серебров у нас не работает, уволился еще зимой, - ответила диспетчер таксопарка.
Каракозов быстро вышел из кабинета. Часа через полтора он появился в прокуратуре вместе с длинным, как свеча, светловолосым парнем в клетчатом пиджаке и джинсах и доложил:
- Дома не было, пришлось ехать в таксопарк. Адрес дала жена. Там по рации разыскали.
Парень, ничего не понимая, хлопал глазами.
- Садитесь, - обратился к нему я, - и успокойтесь. Здесь никто не сомневается в вашей честности и порядочности. Вас допрашивали в декабре прошлого года?
- Да.
- Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили свои показания.
- Зачем? Они же были записаны.
- Я хочу сам послушать вас, постарайтесь не упустить ни одной детали.
Серебров, узнав о причине его внезапного вызова, несколько расслабился.
- Я работал тогда в ночную смену и возвращался по Московскому проспекту из Купчина, - начал он свой рассказ. - Около Дома пушнины увидел двух мужчин. Один из них поднял руку. Останавливаться мне не хотелось, но в ту ночь пришлось много поездить порожняком, план горел, и я притормозил. Они сели сзади. Тот, что поднимал руку, высокий и. худой, сказал: "На кладбище". Я подумал, что он шутит, засмеялся, а он придвинулся ко мне и говорит: "Что ржешь? Двигай. Там посмеешься, если охота не пропадет". От этих слов мне стало не по себе. Я тянул, хотел сообразить, что же мне делать. Тогда приятель этого мужика, толстый, как поросенок, ткнул меня кулаком в плечо: "Говорят тебе: трогай. Московский, дом сто". Я только что проехал этот дом и знал его как Новодевичий монастырь*. Пришлось развернуться. У монастыря длинный сказал: "Объезжай справа и во двор". Двор оказался пустым. Там горела только одна лампочка - на маленьком желтом домике. Она освещала прибитую к стене вывеску: "Кладбище" и низкую железную ограду с воротами, за которыми чернели голые деревья, засыпанные снегом кресты, надгробные памятники, склепы - жуть! "Глуши мотор, гаси свет", - сказал длинный и открыл дверцу. Он посмотрел по сторонам, вошел в ворота и скрылся в темноте. А маленький, толстый, остался в машине. Я почувствовал себя как в западне. Решил не рыпаться, ждать, что будет дальше. Когда привык к темноте, то недалеко, за оградой, увидел бронзовый бюст и прочитал выбитые на высоком постаменте стихи. Я их со школьной скамьи помню:
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ.
Это был бюст Некрасова. Хотите - верьте, хотите - нет, но теперь мне было уже не страшно, а стыдно… ужасно стыдно за то, что влип в грязную историю и ничего не могу поделать.
- Действительно, ситуация была не из приятных, - заметил я, взглянув на Каракозова. Лейтенант сидел неподвижно и, казалось, впитывал в себя каждое слово.
- Вскоре я снова увидел длинного, - продолжал Серебров. - От склепа, который стоял за могилой Некрасова, он катил что-то круглое, черное. Когда он дошел до ворот, я понял, что это грузовая покрышка. Длинный бросил ее около нас и снова отправился к склепу. Он прикатил оттуда еще одну покрышку. Тогда из машины вылез толстый, и они вдвоем заложили обе покрышки в багажник. Толстый спросил: "Куда поедем?" Длинный ответил: "На Десятую линию, сорок один". Я стал разворачиваться. Длинный повеселел, показал пальцем на стену собора и прочитал стихи:
Вот они, жирные ляжки
Этой похабной стены.
Здесь по ночам монашки
Снимают с Христа штаны.
Он спросил у толстого: "Кто сочинил?" Тот ответил: "Не знаю". - "Дурак ты, Боб, - засмеялся длинный. - Это Есенин".
Я выехал на Московский и стал думать о том, как бы сдать этих подонков. Но кругом было пусто. Мы приехали на Васильевский. Из машины вылез длинный, сходил во двор дома сорок один, вернулся и сказал: "Его нет, он уехал. Что будем делать?"- "Махнем на Басков", - ответил маленький. "Там, наверное, тоже никого нет, поехали на Октябрьский рынок", - предложил длинный. Толстяк согласился…
Мы к Каракозовым переглянулись.
- Я не так рассказываю? - спросил, заметив это, Серебров.
- Все правильно, - ответил я. - Мы вас внимательно слушаем.
- Так вот. У ворот мы остановились. Длинный сказал мне: "Посигналь, только не очень". Я посигналил. За воротами забегали два мужика - один какой-то раскосый, видно, не русский, второй - однорукий. Длинный высунулся из машины, крикнул однорукому, как старому знакомому: "Открывай, Тимоша!" Ворота развели оба. "Давай на задний двор", - сказал длинный. Я обрадовался. Думаю: "Там есть пикет милиции, там я их и сдам". Но когда подъехал к нему, он оказался закрытым на замок. Длинный пошел к колхозной машине, разбудил шофера, привел с собой. Они стали выгружать покрышки. Я тоже вышел и закурил. Вот тут-то я рассмотрел их поподробней. У длинного лицо было худое, брови светлые, передние зубы вставные, из белого металла, шея тонкая, жилистая, с кадыком, а на кистях рук татуировки. На левой - "Нет в жизни счастья", на правой - "Люблю с первого взгляда" и "Костя". Толстяк был чернявый, круглолицый, с двойным подбородком, маленькими глазками и поднятым кверху кончиком носа. От этого он и напоминал поросенка. Во рту у него было полно золотых зубов. Татуировок я не заметил.
Колхозный шофер рассчитался с толстым. Тот посмотрел на мой счетчик, а длинный сказал ему: "Добавь на полбанки", и они пошли к сторожам. Те поклонились им, а я доехал до ближайшей телефонной будки, набрал 02 и рассказал все, как было. Приехал милиционер, забрал у колхозника шины, а задерживать было уже некого. Потом я возил сотрудника на кладбище. Он, вроде, нашел поблизости какой-то гараж, откуда в ту ночь была совершена кража. Только там ему сказали, что у них украли колеса в сборе, то есть покрышки с дисками. С мужиками, которые ворота открывали, мне делали ставки. Они, оказывается, работали сторожами. Ушлый народ. Со мной не спорили, говорили, что, возможно, так и было, но не помнят, а вот получение денег отрицали начисто. С тех пор меня не вызывали. Может, я что упустил? Если так, спрашивайте.
- Сергей Николаевич, у вас есть вопросы? - обратился я к Каракозову.
- Хочу уточнить, - сказал оперуполномоченный, - хорошо ли помнит свидетель, что у длинного была наколка "Костя" и не видел ли он на его лице родинок?
- Татуировка "Костя" была. Это точно, а родинок не было.
- А во что они были одеты?
- Толстый - в черную флотскую шинель и черную меховую шапку с кожаным верхом, потрепанную. Длинный был в черном демисезонном пальто и старой шляпе, кажется коричневой.
- Спасибо, - поблагодарил я шофера и, отпустив свидетеля, повернулся к Каракозову. Оперуполномоченный как будто ждал этого момента:
- Надо срочно брать в работу сторожей, - сказал он.
- Согласен с тобой, Сережа, - ответил я. - Но сейчас - по домам.
Мы вышли на улицу вместе. Было тепло и тихо, как бывает в Ленинграде в последние дни лета. И пустынно. Трудовой день давно кончился, город засыпал…
К утру мои планы изменились. Я по-прежнему считал допрос сторожей ключевым следственным действием, но именно поэтому решил подготовиться к нему получше, покапитальнее.
Сторожам уже дважды удалось выкарабкаться. Но они не знали, что теперь сразу оба факта стали достоянием следствия, что отныне представить их, как случаи, им будет значительно труднее. Так почему же не подкрепить полученные результаты какими-то дополнительными аргументами? Пусть даже для этого потребуются два, три дня или, наконец, неделя!
Нельзя было затягивать и направление на экспертизу дел, в которых имелись отпечатки пальцев. Кому принадлежат они - одним и тем же или разным лицам? Этот вопрос тоже волновал меня, хотя я понимал, что оставить их могли не только воры, но и невиновные люди.
Вот почему, как только Каракозов вошел в кабинет, я сказал ему:
- Получай задания на сегодня. Первое - проверить, были ли судимы сторожа в прошлом. Второе - выяснить, какой репутацией пользуются они по месту жительства, каков круг их знакомств. Третье - отвезти на экспертизу дела с отпечатками пальцев и попросить сделать ее побыстрее. Этого, пожалуй, хватит. Во второй половине дня позвони мне на работу.
Каракозов ушел, а я поехал на Новодевичье кладбище. Мне не терпелось побывать там, где, судя по карте, находился центр воровской деятельности, и поискать следы, которые могли оставить преступники. Рассказ Сереброва навел меня на мысль, что они могли использовать кладбище и как перевалочную базу, и как место демонтажа колес.