- Что же я сижу? Ты на работу в форме пойдешь?
- Надо бы… хоть в первый день.
- Продолжай, я сейчас…
Она вынула из шкафа мой рабочий костюм, посмотрела, не надо ли подутюжить, прошлась по нему щеткой и повесила на спинку стула:
- Давай вечерком в кино сходим…
- А к родителям? - спросил я и тут же, боясь обидеть жену, поправился - Идем, на десятичасовой.
- Здравствуй, здравствуй, Дмитрий Михайлович! - приветствовал меня утром начальник следственного отдела Чижов. - Не надоело гулять-то? А мы заждались, хотели из отпуска отзывать…
Он вышел из-за стола, небольшой, сутуловатый, лысый, и протянул мне руку:
- Отдохнул ты, кажется, неплохо. Волосы выгорели, глаза побелели, лицо черное, как у негра! Где был? Что видел?
Я рассказал ему о своей поездке.
- Тебе там не икалось? - спросил Чижов. - Хотел дать телеграмму, да прокурор запретил. Пусть, говорит, сил набирается, как-нибудь выкрутимся!.. А как тут выкрутишься? Первое полугодие закончили с полной раскрываемостью, только вздохнули - и вдруг посыпалось! Одно за другим, одно за другим! Перспектива, правда, по большинству дел пока не потеряна, а вот как поступить с делом, которое возбудил Гусько, - ума не приложу. На, полюбуйся, что пишет о нем его начальник.
Чижов подал мне лист бумаги. Под четко выведенным словом "Рапорт" шел текст:
"Докладываю: утром 6 августа с. г. администрацией гаража строительного управления была обнаружена кража шести колес со стоявших на открытой площадке законсервированных автоприцепов. Сообщение об этом получил следователь Гусько. Он же выехал на место происшествия и возбудил уголовное дело. Рядом с площадкой, на заборе, Гусько обнаружил следы, которые могли быть оставлены при перебрасывании колес на территорию соседней свалки. Однако выяснив, что в течение нескольких дней прицепы готовила к отправке на завод группа рабочих, он заподозрил их в преступлении, а следы расценил как инсценировку кражи. На допросах рабочие свою причастность к преступлению отрицали. Тогда Гусько задержал одного из них и, не сообщив об этом прокурору, поместил в камеру предварительного заключения на двое суток, в течение которых безуспешно добивался от него признания в хищении. Считаю, что дальше оставлять дело в производстве у Гусько нельзя, а сам он за грубое нарушение закона должен быть строго наказан".
- Ну, как тебе нравится? - возмущенно спросил Чижов, когда я прочитал рапорт. - Мазурик этот Гусько, да и только! Ему бы с его усиками и коком в оперетку идти, так нет - на следствии подвизается! И увольнять не хотят. Говорят: молодой, учить надо, воспитывать!.. А дело, спрашивается, зачем возбудил? Пусть бы милиция возбуждала. Теперь не передашь - засмеют… Что прикажешь делать, Дмитрий Михайлович?
- Вам виднее, - ответил я, в душе сочувствуя своему начальнику.
- Говоришь, мне виднее? - спросил Чижов. - Тогда решим так: ты из отпуска, тебе и вести это дело.
Я пожал плечами:
- Ваша воля… Одного не пойму: кому нужны такие колеса? Кто их купит у вора? В личном пользовании грузовых машин нет. Государственные организации? Абсурд!
- Вот и разберешься во всех этих тонкостях, - сказал Чижов. - Решение окончательное, обжалованию не подлежит.
С утра лил дождь. Я намеревался для начала повторно осмотреть место происшествия, но этим планам, похоже, не суждено было осуществиться. Что же нашел там Гусько? Ответ на этот вопрос давало дело. На заборе, недалеко от площадки, где стояли прицепы, он обнаружил несколько потертостей и мазков белого цвета (покрышки от солнечных лучей защищал тонкий слой замешенного на клее мелового порошка). Больше ничего. Кроме того, Гусько допросил слесарей, которых подозревал в преступлении, вахтеров, представителей администрации, и все впустую. Иначе как "глухарем" такое дело не назовешь…
К полудню распогодилось. Я приехал на Московский проспект и от Дома культуры имени Капранова пошел направо, по асфальтированной дороге, миновал занятый свалкой пустырь и, пройдя вдоль дощатого забора еще некоторое расстояние, увидел открытые настежь ворота нужного мне гаража. В проходной меня никто не остановил, - она была пустой. Слева от ворот тянулось приземистое одноэтажное здание, за ним, в глубине двора, стояло несколько автомашин, возле которых возились люди в промасленных комбинезонах. Вся остальная территория гаража была свободной.
Я вошел в здание, ткнулся в одну, другую дверь - никого, и остановился у комнаты, из которой доносились женские голоса. Это была бухгалтерия. Три молодые женщины пили здесь чай и о чем-то оживленно разговаривали. Увидев меня, они замолчали, потом одна сказала:
- У нас обед. Вам кого?
- Заведующего.
- Вы немного опоздали. Он только что уехал.
- Тогда попробую без него обойтись, - не растерялся я. - Мне нужно взглянуть на прицепы… С понятыми… Я - следователь.
Женщины переглянулись, и первая, самая бойкая, сказала:
- Раз следователь, придется проводить…
Я вышел в коридор. За дверью послышался смех.
- Мне бы такого следователя. Он мою жизнь сразу бы распутал… - произнесла одна женщина.
- Мечты, мечты, где ваша сладость? - в тон ей сказала вторая.
- А я б за карлика пошла, только не за следователя… Этот чуть что - посадит… - прыснула третья.
Я ждал их недолго. Насмешницы провели меня в дальний угол двора, где за бурьяном стояли "разутые" прицепы, и я приступил к осмотру места происшествия.
Ох эти осмотры! От центра к периферии, от периферии к центру, по часовой стрелке… Если за центр принять площадку с прицепами, то как определить границы периферии, пределы того пространства, на котором надо искать следы преступления? Стоит на шаг отойти от площадки, и попадаешь в заросли репейника и полыни. Они тянутся до забора, и в них ни одного не только сломанного, но даже примятого стебля! Чем это объяснить? То ли здесь никто не ходил, то ли дождь с ветром успели поднять и расправить помятый бурьян? Дальше - забор. На нем и сейчас видны обнаруженные Гусько помарки и потертости. Для защиты от дождя и солнца они прикрыты козырьками из резины… Может, под забором найдутся следы обуви? Нет, трава тут слишком густая… Интересно: если была кража, то какое количество людей в ней участвовало? Одному снять колесо, поднять его и перебросить через забор невозможно, сил не хватит. Двое, пожалуй, смогут, но с трудом. Если за забором никто колесо не примет, они вынуждены будут бросить его. Тогда на земле должны остаться следы падения. Втроем можно совершить кражу без следов или почти без них.
Я нашел старые, разломанные козлы, подставил их к забору. За ним была свалка, заброшенная грунтовая дорога, подсохшая лужа с размытыми следами легковой автомашины. Кто и когда приезжал сюда? Воры? Или влюбленные, искавшие уединения?
Под руками я ощутил колючую проволоку, присмотрелся к ней. Проволока как проволока, в одну жилу. Разве она кого-нибудь остановит? Но что это? Везде колючки свободно торчат над забором, а тут они либо примяты, либо вдавлены в доски…
Я спрыгнул на землю, достал из портфеля составленный Гусько протокол, перечитал его, но этой детали в нем не нашел. А ведь она говорила о краже. С инсценировками краж мне приходилось сталкиваться. Преступники, как правило, не продумывали их до таких мелочей!..
"Надо взглянуть на это место со стороны свалки", - решил я и в сопровождении понятых вышел за ворота. Кучи мусора лежали здесь вплотную друг к другу. Подъем, спуск, опять подъем… Преодолеть их стоило немалых усилий. Наконец наметились какие-то признаки колеи. А вот и та самая лужа, которую я видел с козел. Я подошел к ней, осмотрел забор и росшую под ним траву. Никаких следов. Как будто ничего здесь не падало, не перекатывалось, не перетаскивалось…
Двинулся дальше… Еще одна лужа попалась на пути, но теперь ее пересекали следы по крайней мере двух автомашин, и все они тоже были размыты… Грунтовая дорога вывела меня на знакомую асфальтированную улицу. Теперь можно было подвести итоги осмотра. Итак, дал ли он что-нибудь новое? Да, дал. Имеет ли это новое отношение к преступлению? Кто его знает… Будущее покажет. А пока ни одной из версий по-прежнему нельзя отдать предпочтения, и в этом смысле никаких сдвигов в расследовании дела не произошло.
Составив коротенький протокол и отпустив понятых, я пошел по улице в ту сторону, где она должна была сомкнуться с Московским проспектом. Резкий гудок автомобиля заставил меня отскочить к обочине.
- Раззява! Оглох, что ли?! - крикнул мне шофер. - Или жить надоело?!
Самосвал, чуть не задев меня, промчался мимо, сделал правый поворот и уткнулся в ворота с вывеской "Автобаза". Из проходной показалась пожилая вахтерша. Она подошла к машине, посмотрела на номер, взглянула на шофера.
- Что смотришь, или не узнаешь? - раздраженно спросил тот. - Открывай!
- А то и смотрю, что знать хочу - свой ты или чужой. Путевку предъяви…
- Что-о?
- То, что слышишь. Не сама придумала. Показывай, иначе у ворот заночуешь.
Шофер покопался в карманах пиджака, подал путевку.
- Вот так-то бы сразу. К пбрядку привыкай, - сказала женщина, открыла ворота и пропустила машину.
Обычная сцена. Стань я ее очевидцем несколько днями раньше, то не придал бы ей никакого значения и, довольный тем, что остался в живых, пошел бы дальше. Но сейчас она привлекла мое внимание. В самом деле: гараж и автобаза - организации родственные, к тому же соседние, однако въезд в гараж, из которого украли колеса, свободен, а на автобазу - контролируется и, судя по всему, такой порядок введен здесь совсем недавно. С чего бы это?
Я зашел в проходную, тронул вертушку турникета.
- Пропуск, - потребовала вахтерша.
- Я из прокуратуры, мне нужно переговорить с начальством…
- Рабочий день кончился, начальство дома, чай пьет.
- Тогда, может быть, вы ответите на кой-какие вопросы? - обратился я к ней, предъявив служебное удостоверение.
- Смотря что вас интересует, - смягчилась женщина.
- Контроль на проходной. Всегда ли он был таким строгим?
- А как же?! Всегда. Только разве ворота раньше не закрывали да к машинам не выходили. Дней десять назад директор и тут решил полный порядок навести.
- Что-нибудь случилось?
- Кладовку кто-то сломал, две покрышки украли. У соседей было похлеще. В ту же ночь пять машин "скорой помощи" разули…
- Виновных нашли?
- Чего не знаю, того не знаю.
- А милиция приезжала?
- Был товарищ. Два дня ходил, с людьми говорил, записывал…
- Откуда он?
- Понятия не имею. Об этом вам директор скажет…
Ай да вахтерша! Теперь я твердо знал, что кражи покрышек для грузовых машин не абсурд, что кто-то даже специализируется на них.
На следующий день, перед тем как ехать к директору автобазы, я решил созвониться с ним по телефону. Набрав номер, который дала мне вахтерша, я услышал хриплый бас:
- Сойкин у телефона.
- Мне нужен директор.
- Я директор.
- Это из прокуратуры, следователь. Скажите, были ли на автобазе случаи краж покрышек?
- Был случай, не случаи…
- Милиция к вам приезжала? Воров нашли?
Бас помолчал, потом, откашлявшись, четко произнес:
- Если вы работник прокуратуры, то не задавайте глупых вопросов. По телефону я ничего вам не отвечу.
Я понял, что дал маху, и виновато спросил:
- Вы никуда не собираетесь?
- Пока нет.
- Тогда ждите меня…
Через час я открыл дверь в кабинет директора, представился.
- Попрошу документ, - сказал Сойкин, присматриваясь ко мне, - шаромыжников развелось - пруд пруди…
Он был круглолиц, невысок, но тучен настолько, что с трудом умещался между подлокотниками рабочего кресла.
Я подал ему удостоверение. Директор прочитал все, что было написано в нем, рассмотрел печать, сличил фотографию с оригиналом.
- Теперь ясно. А то меня этим летом и с удостоверением надули. Собрался в отпуск, приехал на вокзал, а билетов нет. Подошел мужичонка - не ханыга, одет прилично, на голове фуражка железнодорожника. Обнадежил меня. Дал ему четвертную, а он мне удостоверение с фотокарточкой и - в толпу. Открыл я это удостоверение, а на нем фотокарточка другого совсем человека, одно только сходство, что оба одноглазые. Но это я так… Вас, значит, кража шин интересует?
- Да.
- Рассказывать особенно нечего. Ночью двадцать девятого июля сломали кладовку, взяли две новые шины. Кражу мы обнаружили тридцатого, в понедельник, утром. Тогда же соседи сказали, что и у них пять машин "скорой помощи" не вышли в рейс. Разутыми оказались.
- Кому вы заявили о краже?
- Звонил дежурному в райотдел. Он прислал сотрудника, лейтенанта. Этот лейтенант осмотрел кладовую, забрал замок, с людьми поговорил, а потом привез украденные шины. С тех пор не появлялся.
- Фамилию его помните?
- Вроде бы Калатозов.
- А преступников нашли или нет?
- Наверное нашли, раз покрышки вернули.
- Хорошо, - сказал я, - одним "глухарем" меньше. - А сам подумал: "Эти воры к белым колесам не причастны. Они, как видно, были пойманы. Поистине нет худа без добра".
Прямо из кабинета Сойкина я позвонил в райотдел начальнику уголовного розыска.
- У вас зарегистрированы кражи колес из автопарка "скорой помощи" и покрышек из соседней автобазы?
- Минуточку, сейчас посмотрим, - ответил тот и пропал. Было слышно, как он шелестел бумагами и говорил по внутренней связи со своими подчиненными. Я ждал. Через четверть часа начальник уголовного розыска сообщил:
- Не нахожу, надо разобраться, позвоните попозже.
Спустя полчаса, когда я вновь дозвонился до него, то получил уже более четкий ответ:
- Такие кражи не зарегистрированы.
- А сотрудник по фамилии Калатозов у вас есть?
- Нет, такой фамилии не слышал.
Сойкин, поняв по выражению моего лица суть полученного ответа, шлепнул пухлой ладонью по лбу:
- Подождите, подождите, я кажется записывал ее!
Он отбросил назад несколько листков настольного календаря:
- Точно, вот она. Только не Калатозов, а Каракозов. Немного ошибся. Телефон нужен?
Я набрал номер, который дал мне Сойкин, и попросил:
- Мне бы товарища Каракозова.
- Его нет, - послышалось в ответ.
- Где его можно найти?
- У начальника.
Пришлось снова позвонить начальнику уголовного розыска.
- Вас опять беспокоит следователь. Я искал лейтенанта Калатозова, а оказалось, что мне нужен лейтенант Каракозов. У вас есть такой?
- Есть.
- Где он сейчас?
- Должен быть у себя, если не выехал по заданию.
- Я только что звонил ему. Мне ответили, что он у вас.
В трубке стало тихо. По отдаленным глухим звукам я понял, что начальник угрозыска прикрыл микрофон рукой и с кем-то что-то решает. Но на этот раз пауза была недолгой.
- Каракозов у телефона, - произнес молодой голос.
- Кто в конце июля выезжал в гаражи, расположенные недалеко от дэка имени Капранова, по поводу краж колес и покрышек?
- Я, - ответил Каракозов.
- Вы установили, кто совершил эти кражи?
- Пока нет…
- А уголовное дело возбудили?
- Нет.
- Почему?
- Надо еще немного поработать…
- Вы требования закона знаете?! - возмутился я.
Каракозов промолчал.
- Почему до сих пор не возбуждены дела? - добивался я ответа, но слова мои повисали в воздухе. И тут мне стало ясно, что Каракозов просто не может ответить на них, потому что в его компетенцию возбуждение уголовных дел не входит.
- Где материалы, которые вы собрали? - уже более спокойно спросил я.
- У меня…
- Привезите их мне немедленно!
Когда я добрался до прокуратуры, то у дверей своего кабинета увидел одетого по форме, высокого, симпатичного лейтенанта милиции. Он стоял, прислонившись к стене, и внимательно рассматривал всех, кто попадал в поле его зрения. В руке у него была папка для бумаг.
- Каракозов? - спросил я на всякий случай.
- Так точно, - ответил лейтенант.
Мы вошли в кабинет. Каракозов достал из папки несколько сколотых скрепкой листков.
- Это все?
- Все.
Доставленные Каракозовым материалы начинались с заявления Сойкина, за ним шли протокол осмотра кладовой, объяснения кладовщицы, вахтера, директора автопарка "скорой помощи", расписки в получении похищенных покрышек и колес.
- Откуда взялись эти колеса и покрышки? - спросил я у оперуполномоченного.
- Их привез мне на третьи сутки один парень из отделения, обслуживающего Октябрьский рынок.
- При чем здесь рынок?
- Читайте дальше, там сказано.
Я стал просматривать остальные бумажки: акт изъятия покрышек на рынке у колхозника Кононова, объяснение этого колхозника, объяснения ночных сторожей рынка Тимофеева и Диньмухамедова, шофера такси Ершова… И вскоре почувствовал, как учащенно забилось сердце. Я откинулся на спинку стула и постарался связно представить себе все, о чем только что узнал…
…Водитель такси Ершов работал тогда в ночную смену. После очередного рейса он подрулил к стоянке на площади Мира. Было около двух часов. Светало. Подошли двое мужчин средних лет - высокий, коротко стриженный блондин с родинкой над левой бровью, и низенький, черненький, пузатый крепыш с золотыми зубами. Оба были в заношенных костюмах, высокий - в коричневом, а низенький - в синем. Ничего не говоря, они открыли дверцы и сели на заднее сиденье.
- Куда поедем? - спросил Ершов.
- К дэка Капранова, - ответил блондин, - а дальше покажем.
В пути пассажиры молчали. Возле Дома культуры блондин потребовал свернуть направо, на какую-то асфальтированную улицу, потом налево, к свалке, вдоль которой тянулся забор. Заподозрив недоброе, Ершов поинтересовался целью поездки.
- Не твое дело! - грубо ответил крепыш и, повернувшись к приятелю, сказал - Я буду здесь, а ты иди…
Минут через десять блондин прикатил откуда-то одну грузовую покрышку.
- Теперь твоя очередь, - обратился он к приятелю.
Крепыш запрыгал по кучам мусора и вскоре вернулся со второй покрышкой.
- Наверное, хватит, Саня, - сказал он блондину. - За остальными вернемся.
Они погрузили покрышки на заднее сиденье, осмотрелись и потребовали, чтобы Ершов отвез их на Октябрьский рынок. Московский проспект был пуст, поэтому до рынка добрались быстро. Машина остановилась перед закрытыми железными воротами. Но вот со стороны рыночного двора к ним подошли два сторожа, один русский, без руки, второй нерусский. Выйдя из машины, крепыш назвал их Тимошей и Мухамедом, перебросился с ними несколькими фразами, и сторожа открыли ворота. Блондин предложил проехать на задний двор. "Там будет безопасней", - сказал он.
Ершов выполнил его требование и оказался рядом с двухэтажным домиком, на двери которого висела табличка: "Пикет милиции". Дверь пикета была на замке. Откуда-то появились колхозники. Они помогли вытащить из такси покрышки и укатили их к своим машинам. Один из них подал крепышу пачку денег. Тот хотел сунуть ее в карман, но блондин посоветовал:
- Пересчитай, Боб.
Крепыш перелистал короткими пальцами купюры:
- Все в порядке, по таксе, поехали.