Вот с пасечником намного сложнее будет. Тут ведь зеленого пацана на науку не пошлешь. Человек нужен надежный. Живущий здесь оседло. Который семьей уже давно обзавелся и о ней заботится. Да еще и такой, который природу любил бы, уважал и берег ее. Пенсионеры тоже люди не надежные. Ведь кто знает, кому сколько века отмерено… Тут такой человек нужен, кому хотя бы лет на пятнадцать-двадцать пасеку доверить можно. А такого нужно нормальной зарплатой обеспечить.
- Нутром чую, что вы такого человека уже нашли, - засмеялся Василий. - Так говорите, кто именно. Тогда и решать будем.
- Михаил Седличный. Я уже разговаривал с ним. И просит он не так уж много. Полторы сотни зимой, да две - летом. И частичную натуроплату медом.
- Деньги, вроде бы, и небольшие… Курсы пасечников - несколько месяцев. Не больше. Это мы потянуть сможем. А вот как с самой пасекой? С ульями? Со всем остальным? Ведь не выбросили же вы это все, не сожгли. Стоят себе где-то. Ведь иначе вы и разговор этот не затевали бы…
- Стоят, сынки! Стоят! Рук ваших дожидаются. По моему хозяйству они уже давно списаны. Так что, бесплатно отдам. Полсотни штук! И все - исправные. Только подновить немножко, рассохшиеся доски посбивать, подкрасить. Весь инвентарь для пасеки тоже имеется. На год-два хватит. А там - и новое что-то приобрести можно будет. Но самым главным, и самым затратным является то, что весной новые пчелосемьи покупать надо, воск, рамки новые изготовить и поставить. Гривень по сто на каждый улей потребуется. А на всю пасеку - не меньше пяти тысяч. Своим хозяйством мне эту сумму никак не потянуть. А вы - подумайте, просчитайте, прикиньте, что к чему. Через несколько дней, если что-то надумаете, и на мое предложение решитесь, то и разговор этот продолжим. Хотя бы десять-пятнадцать ульев обновить…
И такая затаенная грусть чувствовалась в словах старшего уже мужчины, что отозваться на нее и не протянуть ему руку помощи не смогла бы, разве что, самая черствая душа.
- Да тут долго и думать не надо. Потянем мы эту сумму. Правда, Коля?
- Факт, что потянем. Правда, читал я когда-то, что пчеловодство - дело очень рискованное. То ли весна поздней будет, то ли лето дождливое… В такой год и самого меда не возьмешь, и пчел подкармливать придется.
- Бывают и такие годы. Душой кривить не буду. Обо всех плюсах и минусах этого дела расскажу честно. Даже больше скажу. Когда выгонят меня с этой работы на пенсию, то я и сам к Мише помощником пойду. По колхозам ульи возить будем. На поля гречихи, на рапс и подсолнух. А с крестьянами можно будет договора заключать. Ведь запыление гречихи, проводимое пчелами во время цветения, иногда на двадцать, а то и больше процентов урожайность увеличивает. А если мы будем принимать участие в повышении урожайности, то и часть самого дополнительного урожая по договору получить можно будет. Вот вам и сырье для производства крупы, и гречневая каша на столе. Да еще и с медом!
После этих слов Иван Иванович засмеялся. И такая любовь светилась в его добрых глазах, такое желание посвятить себя этому делу, что ему просто нельзя было не поверить.
- Давайте сюда вашего пасечника! - улыбнулся Василий. - Будем с ним детали согласовывать и на работу его принимать. Может, и мед свой в следующем году попробуем. А за совет жен наших на науку послать огромное вам спасибо. Обговорим это с ними. Думаю, что согласятся.
Глава 7
Галина голова становится все тяжелее и тяжелее. Спать! Ой, как хочется спать! Хотя бы на минутку смежить отяжелевшие веки. Хоть на одно мгновение! Но, нет! Никак нельзя прервать ту невидимую нить, соединяющую ее с Васей. Нельзя! Ведь она ему так нужна. Только она, эта тоненькая ниточка любви, и удерживает его на этом свете, возле нее, возле их детишек. Не имеет права она спать. Чтобы не проспать своего счастья. Их счастья.
Осунувшаяся от неожиданного горя, она снова и снова всматривается в черты дорогого для нее лица. Воспоминания о совместной жизни продолжали роиться в ее голове. Они складывались в отчетливые картинки такого недолгого счастья. Счастья, которое могло быть бесконечным. Какая же черная рука решилась оборвать его? Кто на самом взлете решил застрелить голубую птицу их счастья? Кто этот нелюдь? Кто???
Одно из таких воспоминаний для нее было очень неприятным. Даже омерзительным. К сожалению, среди людей таковые иногда встречаются. Ничтожные и противные людишки. Потому что назвать их людьми - язык не поворачивается. Вот и воспоминания, связанные с такими людишками, всегда вызывают отвращение.
Тогда они поехали в областной центр. Там, в одной из областных контор, работал выходец из их городка. Галя теперь даже имени его вспомнить не могла. Но воспоминание о той, давней обиде время от времени возникали в ее голове. Вот и сейчас почему-то припомнилось. Хотя вины за собой не чувствовала никакой.
Васин земляк даже с виду был неприятным человеком. У нее сразу же, как только Василий их познакомил, появилась какая-то настороженность по отношению к нему. Даже не неприязнь, а именно настороженность. Не совсем понятная, но, однако, четко выраженная. Весь какой-то серый и невзрачный, он казался каким-то мальчиком-переростком рядом с ее статным и красивым мужем. Хотя и был на несколько лет старше. Редкий, чуть рыжеватый волос еле прикрывал его голову. Если бы не они, эти редкие волосинки, то лысиной можно было бы всю улицу освещать. Нос его был крючковатым, с густыми веснушками. Именно этот нос делал его похожим на какую-то хищную птицу. Не на орла, конечно, и даже не на сокола. Те - птицы гордые. Они на лету бьют свою добычу. А на какую-то из тех, что падалью питаются. Картинку завершала маленькая, совсем глупая и довольно-таки реденькая бороденка, с которой он был слегка похож на старого, облезлого козла. Вот только бы рожки…
Человек этот был каким-то невзрачным, скользким и как бы слащавым. Он юлой крутился возле Василия, пытаясь убедить его в своей незаменимости и значительности.
- Да для вас, Василий Васильевич, я не только двести кубов дерева, я вам звездочку с неба достану. Чтобы она вашей милой Галине Михайловне всегда светила. Чтобы любое ее желание выполняла. Как сказочная Золотая Рыбка.
Тьфу ты! Даже вспоминать противно. Васе тогда лес очень нужен был. Хотя и помогал ему Иван Иванович, но далеко не всегда он имел возможность полностью удовлетворить потребности лесопилки. Вот и приходилось другие возможности изыскивать.
Галя тогда в скверике осталась. Не бегать же ей по этажам и кабинетам той конторы. Жарко там, неуютно. А она как раз второго ребенка под сердцем носила. Вот и осталась в скверике, на свежем воздухе, пока ее Вася свои дела решает.
Ей не часто приходилось бывать в большом городе, и потому она заинтересованно рассматривалась по сторонам. Особенно интересно ей было наблюдать за людьми. Смотреть, во что одеты женщины, думая при этом, не слишком ли она сама отстала от моды. Наблюдать за мужчинами, мысленно сравнивая их со своим милым. Тогда ей приятно было убедиться в том, что одета она никак не хуже городских барышень, и что ее Вася куда лучше любого из всех мужчин.
А еще она заметила, что из многочисленного птичьего племени в городе разве что голуби и воробьи водятся. Иногда пролетала какая-то одинокая ворона. Редкое карканье ее было грустным и каким-то отрешенным. Казалось, что она потерялась в этом большом городе, и чувствует себя совсем одиноко. Как в пустыне. В пустыне, где вороньему глазу и зацепиться не за что…
Ох, как мало настоящей природы среди этих многочисленных домов! Разве что - несколько деревьев в скверике, да реденькие цветочки на клумбах. Да разве это природа? Так себе. Только какое-то отдаленное подобие на нее. И не более того.
Не хотела бы она жить в этих каменных громадинах. Не чувствовала бы она себя в них свободным человеком. А быть одним из камней, которыми всегда славился любой город, ей вовсе не хотелось.
Тогда она даже не заметила, откуда тот бородатый козлик возле нее объявился. Вроде как с Васей в помещение пошел? А тут, вдруг, как черт из табакерки, будто прямо из воздуха материализовался. Еще и с цветочком каким-то, совсем некрасивым. Не иначе, как с клумбы сорвал.
- Наше вам почтеньице, Галинка Михайловна! - протянул ей то цветочное чудище. - Василий Васильевич с моим коллегой по делам уехал. А меня попросил за вами приглянуть, в баре коктейлем вас угостить.
Галя тогда удивилась. Никак не мог Вася, ее не предупредив, уехать куда-то. Да еще и вниманию этого бестолкового бородача поручить. Ведь сам видел, что он ей неприятен. Еще и шепнул тогда, чтобы не обращала внимания, потому как в друзьях у него тот не числится.
А тот обольстительным лисом продолжал увиваться возле нее, настойчиво приглашая в машину. Еще и город показать обещал, утверждая, что муж ее раньше, чем через три часа, не вернется. Вроде он сам на службе не был, и стол его рабочий сам за него работу выполнять должен.
Но вида не подала. Сказала только, что здесь, на свежем воздухе, мужа ждать будет.
Но не так-то легко было от того настырного отделаться.
- Да что вы, Галинка Михайловна! Да никак я не могу вас вот здесь оставить. Вам ведь и пообедать надо. Какие же мы будем гостеприимные хозяева, если такую красивую женщину в нашем городе хотя бы обедом не угостим? Не по-нашему это было бы, не по-украински. Пойдем же в мою машину! Я вас в ближайшую кафешку отвезу. Если не обедом, то хотя бы кофе с пирожным угощу.
Да так упрашивал, так упрашивал, что Галя, в конце концов, вынуждена была согласиться. Хотя бы - чтоб отстал и больше не навязывался. Ведь, кто его знает, сколько еще ждать придется? А покушать, хоть что-то, и вправду уже хотелось. А тут еще и этот, козлобородый, прилип, как банный лист. Того и смотри, что люди внимание обращать начнут.
Но ехать новый знакомый почему-то не спешил. Начал о городе рассказывать, о квартире своей двухкомнатной…
- Ох, и квартирку я себе недавно по дешевке купил! Не квартирка, а настоящая сказка! И мебель современную завез, и книг на распродаже прикупил. Вот только хозяечки в ней нет. Я просто удивляюсь, что такой бриллиант, как вы, согласились жить в такой дыре. Вам бы к нам, в большой город. Я бы вас по театрам и концертам водил, в свет вас выводил бы. Не то, что Васька, со своими дровами. Вам ведь там за лесом и света божьего не видно…
Галя сначала не поняла даже, о чем это он речь ведет. Если квартирой своей хвастается, то ей это безразлично. Если себя самого чуть ли не столичным жителем считает, то это его личные проблемы. Ей и горного села вполне хватало, а уже их городка - то и подавно. Бесхитростная и непривычная к таким грубым и наглым заигрываниям, она сначала и не поняла, что это он сам к ней таким образом клинья подбивает.
А он, не чувствуя возражений с ее стороны, от слов стал переходить к делу.
Галя тогда и опомниться не успела, как он правой рукой ее приобнял, чуть ли не за грудь ухватившись. А левая рука тем временем уже и под юбку забираться начала.
Все тогда чисто спонтанно получилось. Где и сила взялась? То ли вековая гордость горянки тогда ею руководила, то ли любовь к мужу? А, может, и обида за свою честь? Ведь ее, честь эту, не только горожане имеют. У горян ее никак не меньше. Даже куда больше, чем у других людей.
Как бы там ни было, но она так залепила козлобородому в рожу, что вся пятерня на ней так и обозначилась. Он вспыхнул весь, покраснев, как вареный рак. И руки свои, как от огня, отдернул.
- Ах, ты ж гнида поганая! Да как ты посмел даже подумать о таком? Чтобы я, имея самого лучшего в мире мужа, да на такого замухрышку или на квартиру твою позарилась! Еще только одно движение в мою сторону, и я сама твои блудливые глазенки выцарапаю. Васе даже жаловаться не буду. Будешь горянок знать!
И так треснула дверцей машины, что стекла чуть не посыпались.
- Ой, Галинка Михайловна! - залебедил бородач. - Да вы меня совсем не так поняли. Я ведь… это. Я только обедом хотел…
- Не нужен мне твой обед! И на глаза мне лучше больше не попадайся. Если еще когда надоедать начнешь, то мой Вася тебя по асфальту размажет. И не посмотрит, что вы с ним когда-то соседями были.
После тех слов его всего перекосило от злости. Не привык, видно, такой отпор получать. Да еще и от какой-то селючки. Змеей зашипел от злости.
- Ах, ты ж, ведьма карпатская! Да я не я буду, если моей не станешь! А надолго ли станешь, то только от меня зависить будет…
Она тогда только плюнула ему вслед. И отвернулась. Как от прокаженного.
А вскоре и Вася из помещения вышел. Оказывается, он и не ездил никуда. Хотела сначала ему все рассказать, но потом передумала. У него и так хлопот, хоть отбавляй. Зачем же ему еще и дополнительные неприятности? Сама с наглецом справилась. И впредь справляться будет. Ведь она - горянка!
Глава 8
Противно… Ой, как же противно на душе! Будто в нее не только наплевали, но и грубо влезли в грязных ботинках. Еще и безжалостно потоптались по тому, что он до сих пор считал чуть ли не самым святым. Конечно, нельзя делать окончательные выводы о работе милиции на основании поведения одного хама-милиционера при каких-то конкретных обстоятельствах. Вот только, один ли он такой, милиционер этот? К сожалению, нет. И все об этом знают. Но это хамство почему-то всегда кажется чем-то очень далеким. Оно где-то там, не у нас. Но ведь это только до тех пор, пока сам не встретишься с ним с глазу на глаз. А тогда уже - и недоумение, и разочарование, и чуть ли не жизненная катастрофа.
А если подойти к проблеме по-филисофски? Николай чуть улыбнулся, вспомнив свой любимый институтский предмет. При этом воспоминании даже стены камеры показались ему не такими уж мрачными и неприветливыми. Не зря ведь говорят: чтобы по-настоящему оценить тепло, надо хотя бы один раз замерзнуть. Хотя это довольно таки банально, но ведь это правда. Если бы мы не могли сравнивать противоположные понятия, то не имели бы никакой возможности надлежащим образом объяснить и обосновать те или иные явления.
До этого момента в жизни Николая встречались разные люди. Одних из них можно было уважать, других - жалеть, а к третьим относиться с пренебрежением. Но до сих пор ему не встречался никто, кого можно было откровенно ненавидеть.
Как ни странно, но даже к тому, еще никому не известному, субъекту, который посмел поднять руку на его друга, ненависти он не испытывал. Ведь нельзя ненавидеть какого-то абстрактного человека. Такое чувство может возникнуть только по отношению к кому-то конкретному. Притом, в связи с, опять же, какими-то конкретными обстоятельствами. Как вот к полицай-Макару, например.
Хотя, если тщательно во всем разобраться, то ничего удивительного в его поведении и нет. Ну, каких таких умственных способностей можно ожидать от человека, в мозгах у которого только одна извилина? Да и та - след от фуражки. А если извилина у него только одна, то вряд ли такой человек способен на что-то разумное.
"Стоп! Остановись, Колька!" - отозвалось его уязвленное второе "Я". - С такой "философией" ты хама-милиционера если и не реабилитируешь полностью, то в достаточной мере обелишь. А ведь черного кобеля не отмоешь добела. Хоть со стиральным порошком его отмывай, хоть с хлоркой. А если еще и найдешь разумное объяснение истоков его хамства, то даже извинить его сможешь…"
"Ну, уж нет! Извинять его я не буду, - возразил он своему внутреннему голосу. - И не пожелаю. До самого министра дойду, а Макара из милиции выгоню! Чтобы честь офицерскую не марал. И зарплату да пенсию незаслуженную не получал. Ведь он не просто надо мной поиздевался. Он превосходство свое надо мною показать хотел. Превосходство, которое, по его мнению, ему мундир милицейский дает. А отбери у него этот мундир, то он, как тот голый король будет. Что-то и не то, и не се… Всем людям на смех.
Вот, таким образом размышляя о категориях вечных и ежедневных, и сравнивая их с серостью текущего момента, Николай мерял шагами камеру предварительного заключения, пытаясь хоть немного успокоиться и направить свои мысли на что-то более полезное. А так как мотивы убийства Василия у него никак не вырисовывались, то вспомнилась ему их совместная работа. И не решенные до сих пор проблемы. Те проблемы, которые теперь ему придется решать самому.
В их тандеме Василий был явно выраженным лидером. И хотя сам Николай таким лидером себя никогда не считал, но, быстрее всего, без него самого и тандема никакого не было бы. Он умел ставить проблемы, умел находить их даже там, где их, казалось, и быть-то не должно. Возможно, кто-то другой давно махнул бы рукой на вечные сомнения своего компаньона. Но именно Василий умел всегда терпеливо выслушать друга, умел увидеть рациональные зерна в его размышлениях и, что очень важно, всегда довольно быстро находил пути решения всех этих проблем. Николай даже иногда удивлялся, как просто это у него получается. Вот хотя бы и то, как он пацанов организовал.
Все началось с разговора у Ивана Ивановича. Разговора о том, что лес зарастает и что чистить его надобно, но некому… А уже через три дня бригада из пяти мальчишек чистила тот лес, аж шумел он за ними. Это Василий сына своей соседки, их работницы, к общественно-полезному труду приобщил. А то не раз жаловалась Никодимовна, что сын без отца растет и что поддается негативному влиянию улицы.
В первый же вечер, после разговора с Иваном Ивановичем, Василий пригласил Петра к себе во двор.
- Вот смотрю я на тебя, Петька, и удивляюсь, - начал топтать тропинку к сердцу мальчишки. - И вымахал ты, ничего себе, и восьмой класс уже кончик, а все пацан пацаном. Как пятиклассник какой-то.
- А, что, - набычился подросток. - И погулять нельзя? Я ведь матери помогаю. Дрова колю, грядки полю-поливаю, если накажет. В хате подметаю…
- Эх, ты! "Если накажет"… А чтобы сам? Если без "накажет"? Тогда что? Из рогатки по воробьям стрелять?…
- Ну-у, фонарей я, все-таки, не бью…
- Слава Богу, хоть злостным хулиганством не занимаешься. А воробьев стрелять, между прочим, это тоже хулиганство. Хотя и не такое злостное. Чем-то полезным тебе бы заняться. Смотри, и дело для души себе подобрал бы.
- А вы на работу меня возьмите! Вот и увидите, что я не только хулиганить могу!..
И столько надежды было в этих простых словах подростка, что Василий даже чуть вздрогнул от мысли о той социальной несправедливости, которая нынче властвует в обществе. Ведь ни работы для родителей путевой, ни кружков да секций спортивных для молодежи. Еще и перспективы на будущее совсем безрадостные. Но вида не подал. Решил, будто шутя, довести разговор до конца.
- Работу я тебе мог бы дать. Но осилишь ли? Не бросишь ли порученное тебе дело через час-два и не махнешь на речку купаться? Или еще куда-то, только бы от порученного тебе дела подальше?
Петьке все еще не верилось, что разговаривают с ним по серьезному. Но вспомнились материны рассказы о Василии Васильевичу, как о человеке суровом, серьезном, но справедливом. О человеке, который никогда слов на ветер не бросает. Если он что-то говорит, то только о конкретных вещах. А людей, с которыми работает, и ценит, и уважает.
- А что, думаете, не смог бы бревна к пилораме подкатывать? Только возьмите! Сами увидите!
- Нет, голубь! Бревна подкатывать я тебе не позволю. Разве что, через несколько лет. Если на что-то более серьезное не способен будешь. А вот посильную для тебя работу я подыскать могу. Только нам вот таких, как ты, работников целая бригада нужна. Ищи еще четырех.