- Я ничего не имел против Поля Вэйна. Он думал иначе, но ошибался. У него просто были устаревшие воззрения на решение кадровых проблем, и только.
Эти слова и быстро просохшие слезы Элис были единственной эпитафией Полю Вэйну.
Понедельник, семнадцать тридцать. Прыщавая секретарша в конторе Дарлинга работала на машинке марки "Ройаль" и ничего не знала об "Адлере". Когда она сказала, что шеф ушел с обеда, Хэзлтон весело ответил, что тот еще вернется и попросил разрешения подождать в его кабинете.
Там они обнаружили множество корреспонденции о продаже домов, но никакого сейфа или запертых ящиков, ничего, хоть как-то связанного с преступлениями, пока, наконец, Плендер, извлекавший из шкафа подшивки "Бюллетеня торговли недвижимостью", не заметил, что на трех из них совсем не было пыли. За ними обнаружил томик, переплетенный в легкую синюю кожу, которая когда-то шла на подписные издания классиков.
Едва раскрыв его, передал Хэзлтону.
Понедельник, восемнадцать тридцать.
- Включите свет, - сказал Полинг.
Дождь перестал, но темные тучи на горизонте сулили бурю. Брилл включил свет. Полинг дочитал синий томик, отложил его и вздохнул.
- Он псих, - сказал Хэзлтон. - Совершенно ненормальный.
- Когда вы заходили к нему, он показался вам нормальным.
- А что это за тип, о котором он пишет все время, этот Ницше?
- Немецкий философ, - воодушевленно пояснил Полинг, сомкнув длинные холеные пальцы. - Как здорово, правда? Теперь все ясно, последний кусочек головоломки встал на место. В этом случае им оказалось известие, что Дарлинг в свое время был контрагентом по Дому Плантатора. Кто знает, куда спрятать труп, кто знает, который дом необитаем? Агент по торговле недвижимостью. Этим объясняется и использование пишущей машинки Вэйна. Дарлинг заметил ее в "Плюще" и воспользовался этим. Потом, когда они с Браун убили француженку, зарыл тело в подвале.
Плендер, кашлянув, перебил его:
- Убили ее не в "Плюще".
Хэзлтон неторопливо заерзал.
- Пора уже ехать за ним.
Полинг любезно улыбнулся.
- Потерпите. Займет это не более пяти минут, а дело того стоит. Значит, Браун перепугалась, уехала, потом вернулась, и Дарлинг делает ее редактором порнографического журнала. Мы ничего о нем не знаем, разве что основал он его из-за денег, а потом воспользовался для поиска жертв. Она перекрашивает волосы, прихорашивается, надевает очки с простыми стеклами, и вот она - Альберта Норман. Уже отведала крови и жаждет еще.
Пальцы Полинга, коснувшись мягкой кожи, на миг замерли на ней.
- Вы заметили, что она из заурядной сообщницы превратилась в доминирующую фигуру, так что он даже взбунтовался. Второе убийство совершают в пустующем Доме Плантатора, труп оставляют там.
Вдалеке прогремел гром. Небо расколола молния. Полинг продолжал:
- Третье убийство, Уилберфорс. Труп обнаружен в пруду на Бэчстед Фарм, но убили девушку не там. Вижу, Хэзлтон, вам не терпится, но я перехожу к самому важному. Первое и третье убийство они совершили в таком месте, где не могли оставить труп. Второе, по неизвестной причине, - в другом месте. Если бы нам удалось найти, где они совершили два убийства, чувствую, мы нашли бы и Альберту Норман. И его, разумеется, тоже. Есть какие-нибудь идеи? - Он с усмешкой окинул их взглядом.
"Теории этот старый черт силен придумывать, нужно отдать ему должное", - подумал Плендер.
- В учетных книгах Дарлинга числится немало пустующих домов, я в этом не сомневаюсь. Пожалуй, стоит сделать список. Живет он с сестрой, поэтому, видимо, его собственный дом отпадает. В чем дело, Хэзлтон?
- Сарай. У него дома - большой сарай. Сестра его глуха. И ни она бы не услышала, ни соседи.
Брилл подумал, что время и ему кое-что сказать.
- Если в ту ночь, когда убили Олбрайт, в его доме что-то происходило, то ему пришлось отвезти девушку в другое место.
Полинг, улыбнувшись, кивнул, словно учитель, довольный учеником:
- Верно.
Хэзлтон почесал подбородок.
- В субботу вечером он предлагал мне осмотреть сарай.
Полинг удовлетворенно усмехнулся:
- Да, он таков. Вот если бы вы сами захотели осмотреть сарай, тогда бы он нашел причину отказать. Поехали в сарай.
Брилл вызвал машины. Хэзлтон чувствовал, что слишком долго терпит командование Полинга. Тот уже совсем забыл, что только несколько часов назад решил арестовать Вэйна.
- А как насчет Вэйна?
- А он-то тут при чем?
- Что у него было со всем этим общего?
- Ничего. Сделал глупость, пытаясь избавиться от трупа. Ему не повезло, и только.
Глава XXIX
Бонни, Дракула, Фридрих
Повсюду, всюду она видела кровь. Багровые портьеры походили на засохшую кровь, но на вкус оказались просто солеными. Книги в стеллаже переплетены были в кровавую красную кожу, стоило провести по ним пальцем, и у нее аж слюнки текли. Красное сукно на столе, казалось, пропиталось кровью, кровь была и в турецком ковре на полу, и в абажурах, и в обивке кресел.
Была там и настоящая кровь. Деревянный крест у одной из стен был в кровавых пятнах, длинные кровавые потеки покрывали пол внизу, грубый рисунок гениталий сзади на стене сделан был пальцем, смоченным в крови. Все там было кровавым и все ее возбуждало. Тоже было и тогда, когда Бонни и Клайда настигли у лагеря "Красная корона". "Не сдались, пока не умерли", - написала тогда кровью Бонни. И она не сдастся.
Были времена, когда все было по-другому, времена, когда она была другим человеком. Библию читала с верой и экстазом. Там описывались истории, которые заставляли ее дрожать от ужаса и наслаждения, и другие, о святых людях с незапятнанной душой. Помнит, что, когда спрашивали, кем она хочет быть, отвечала: "Хочу быть святой". И люди смеялись, ибо не понимали. Потом она была уже не святой, а грешницей. А потом познакомилась с Дракулой, и Джоан Браун стала Бертой Норман. Теперь она кровавая, и никто уже не смеется. И это кровавое существо теперь в западне. Бонни в западне с Дракулой, как та, другая Бонни, была с Клайдом.
А Дракула, как и Клайд, - слабак. И не только в сексе, но во всем. Он сидит теперь за письменным столом, втянув голову в узкие плечи как спящая птица, и смотрит сквозь мелкий переплет на озаряемые молнией мрачные тучи.
Она тут уже три дня. Он приносит еду, а когда сестра ложится спать, водит в дом напротив, чтоб помыться, но почти не разговаривает с ней, а отдельные слова кажутся безумным бредом. Когда Бонни и Клайд нарывались на неприятности, тут же перебирались в другое место, она ждала, что так же поступят и они. Если Джоан Браун превратилась в Берту Норман, то и та могла в кого-то превратиться. И Дракула мог легко стать кем-то еще. Денег у них было сколько угодно.
Но он не воспринимал ее доводы, казалось, вовсе ее не слушал. Все твердил о каком-то Фридрихе и о перемене, в нем происходящей. Вначале она восторженно слушала его выспренние речи. Была испугана тем, что они совершили, как бывала испугана в детстве, когда истязала собак и кошек, но теперь она уже не боялась. Но знала, что без него она будет чувствовать себя ущербной, что станет опять заурядной женщиной. Этого не должно случиться.
"Не сдались, пока не умерли", - процитировала она, но он даже не взглянул в ее сторону.
Тогда она начала оскорблять его, кричать, осыпать грубыми словами, разделась донага и дразнила его, потом снова оделась, ничего не добившись, и пыталась вырвать у него ответ, что же делать. Даже угрожала вороненым револьвером, спрятанным под подушкой дивана, на котором спала, приставляла к виску себе и ему, говорила "Бум-бум" и падала на пол, корчась в агонии. Он не замечал. В этот мрачный день он вернулся из своей конторы, где она работала секретарем после их знакомства на выставке, с несколькими сэндвичами. Это оказалось очень кстати. Утром, уходя, пообещал, что, вернувшись, скажет, что же делать. Но теперь уже больше часа сидел и следил, как темнеет, слушал гром и шум дождя и не сказал даже пары слов.
Гроза миновала, только дождь все лил как из ведра. Подойдя к нему, она тоже уставилась в окно.
- Уйди. Ты мне противна.
- А ты мне. - Она включила свет. - Не хочешь обсудить, что будем делать?
- Нет.
- Я уезжаю. Одна. - Знала, что никогда этого не сделает.
Теперь, наконец, обернувшись, он посмотрел на нее. Обычным своим тихим и ровным голосом сказал:
- Меня вообще не интересует, что ты собираешься делать.
Сквозь мокрые стекла стали видны огни машин у ворот.
Он вздохнул.
- Что это?
- Начало моей новой жизни.
- Это полиция, черт побери! - Она ясно увидела ту последнюю западню предавшего друга, Бонни и Клайда, что отстреливались до конца. Бонни как раз потянулась за пистолетом, когда полицейский ее застрелил.
- Пойдем зададим им жару! - сжала она вороненый револьвер.
Полинг и Хэзлтон сидели в одной машине, Брилл и Плендер - в другой. Первая машина въехала во двор, вторая осталась у ворот.
- Вы знакомы с Дарлингом и его сестрой, вам и начинать, - сказал Полинг, и Хэзлтон благодарно кивнул. Суперинтендант шагнул из машины прямо в лужу и выругался. Не любил он такие операции, но считал своим долгом присутствовать. Попытался найти сэра Фелтона, но тот, к счастью, еще не вернулся с выставки лошадей.
Хэзлтон был готов к тому, что дверь откроет Изабель Дарлинг, но не к ее сердечной улыбке.
- Инспектор! Вы пришли взглянуть на мои сильвии! К несчастью, выбрали неудачное время. Но вы входите, и приятель ваш тоже, а то промокнете.
В сарае был виден свет, но Плендер с Бриллом оставались на страже, и Дарлинг ведь мог находиться и в доме. Сестра его усадила их в чистенькой гостиной, присела сама и опять улыбнулась.
- Я знаю, вы хотите поговорить с Джонатаном, насчет сильвий я только пошутила. Полагаю, речь снова идет о том ужасном происшествии.
- Верно.
- Он в своем кабинете, и не любит, когда ему мешают. Я не могу вам помочь?
- В кабинете? Вы имеете в виду, в сарае?
- Да. Он любит там работать, знаете. Я никогда его там не беспокою, даже чай не ношу. Это его святыня.
Хэзлтон уже встал и начал раскланиваться, когда заговорил Полинг:
- Кое в чем вы нам можете помочь, мисс Дарлинг. Уточнить одну дату. Вы, случайно, не ведете дневник?
Вопрос ему пришлось повторить. Женщина слегка покраснела.
- Откуда вы знаете, суперинтендант? Вы же суперинтендант, не так ли? Я веду его с пятнадцати лет. Начала в трагичный год - год, когда погиб брат Клейтон. Сорвался с утеса, помогая Джонатану взобраться наверх. Родители обвинили Джонатана и надолго отослали его в Ковентри. Мне это казалось несправедливым, я посвятила этому множество страниц…
- Нас интересует один день в этом году. Понедельник, двадцатое июня. Хотелось бы знать, не произошло ли в этот день что-то необычное.
- Сейчас я вам скажу. - Она вышла.
Хэзлтон поежился. Тоже мне, "вам и начинать", а потом берет все на себя.
Плендер и Брилл подошли к дому. Стоя за машиной своего начальства, разглядывали сарай. Свет там горел, но ничего не было видно. Они стояли молча, наблюдали за сараем и мокли.
Прежде чем он сумел понять, что происходит, Бонни кинулась к дверям и повернула в замке ключ.
- Дай мне его.
Уронила ключ за вырез платья.
- Силой ты его забрать не захочешь, я знаю.
Он замер, глядя на нее.
- Это лишнее. От действительности не спрячешься.
Замахала револьвером.
- Еще увидим. Никаким вонючим полицейским Бонни не взять, можешь мне поверить.
Дневник, переплетенный в зеленый сафьян, открывался ключиком, который она носила на цепочке на шее. Когда раскрыла его, Полинг увидел листы, густо исписанные округлым женским почерком. Интересно, что она туда записывала.
- Понедельник, двадцатое июня. - Прочитав запись, посмотрела на них: - К сожалению, ничего интересного для вас. О Джонатане ни слова.
- Он был в отъезде?
- Ах да, точно. Знаете, в тот вечер у нас был церковный кружок…
- Церковный кружок?
- Да, а что?
Чувствуя себя дураком, громко повторил:
- Церковный кружок, да?
- Конечно. Мы собираемся каждый третий понедельник месяца. На беседу за чашкой чаю с пирожными. Джонатан всегда уезжает. К сожалению, он неверующий.
Полинг с Хэзлтоном переглянулись. Вот почему Луизу Олбрайт не привезли в сарай. Изабель была глуха, но не другие члены кружка… Теория подтверждалась. Хэзлтон снова встал, на этот раз встал и Полинг. Изабель удивленно уставилась на них:
- У нас была весьма полезная беседа о молодежной преступности, мы сравнивали, как она возникает среди тех, кто ходит в церковь, и тех…
- Благодарю вас, мисс Дарлинг, - сказал Хэзлтон. Теперь нам нужно поговорить с вашим братом.
Изабель сидела, сложив руки на зеленом сафьяне. Что она знала, о чем догадывалась?
Хэзлтон взял командование на себя. Двое сержантов с двумя детективами стояли у машин.
- Он в сарае. Очевидно, и женщина тоже. Брилл, вы со мной. Смит и Веси - к воротам. На тот случай, если попытаются уйти через другой выход. Плендер, останьтесь здесь.
От машин до сарая - двадцать метров. Хэзлтон и Брилл прошли половину, когда открылось одно из освещенных окон. Раздался выстрел, потом еще два. Брилл, вскрикнув, упал. Хэзлтон отскочил в сторону, из зоны обстрела. Брилл застонал. Прежде чем Полинг распорядился, Плендер метнулся к Бриллу, пригнувшись к самой земле, и потащил его в укрытие за машину. От ворот ему на помощь кинулся Смит. Полинг махнул Хэзлтону, чтоб тот вернулся, и старший инспектор помчался к ним.
Пока тащили Брилла, раздались еще два выстрела.
- Попали в ногу, - поморщившись, сказал Брилл Плендеру. - Спасибо, друг. Хорошо еще, что я не в парадной форме, раз ты меня так волочешь по грязи.
- Давайте его в машину. - Хэзлтон, оторвав штанину, осушил кровоточащую рану платком. - Сквозная рана, переживете. - Повернулся к Полингу. - Вопрос в том, что будем делать с этим мерзавцем.
Из сарая донесся голос, полувскрик, полустой, и снова выстрел, и тишина.
- Можно обойти их сзади, держась за стеной, и попытаться выбить двери, - предложил Плендер.
- Мне не нужны еще раненые, - возразил Полинг. - Двери могут быть заперты.
- Шесть выстрелов, - Хэзлтон стряхнул с носа каплю. - Перезаряжает. Или патроны кончились.
Постояли еще немного. Из сарая не доносилось ни звука. Полинг чувствовал, как его пронизывает сырость, несмотря на то, что плащ ему продали как непромокаемый. Хэзлтон и Плендер смотрели на него. Нужно было на что-то решаться.
- Ладно. Вы, Хэзлтон, со Смитом и Веси, заходите слева. Плендер, мы с вами пойдем справа. Встретимся у двери. Если заперты, выломаем. Если начнут стрелять, отступайте в укрытие. Десять секунд. - Он достал часы. - Пошли.
Полинг и Плендер были отличной мишенью, пока бежали к правому углу сарая, но никто не стрелял. Двое других были прикрыты лучше и добрались к дверям первыми. Хэзлтон, подергав ручку, сказал:
- Выбиваем!
Отступив шагов на пять, дружно кинулись на дверь. Та затрещала и вылетела. Все ввалились внутрь.
Сарай был переоборудован в уютный кабинет с ковром, удобным диваном, двумя креслами и несколькими книжными полками. На стенах - кадры из фильмов. На одном вурдалаку забивали осиновый кол в сердце, на других нетопырь с человеческой головой наклонялся над женщиной, собираясь впиться ей в горло. Ведьма превращалась в живую женщину, "железная дева" сжимала в объятиях умирающую девушку, обнаженный мужчина висел вниз головой, а другой пытался вырезать ему сердце. А посредине висел в большой раме портрет мужчины с пышными усами и безвольным подбородком. Никто из полицейских не узнал в нем Фридриха Вильгельма Ницше.
На картины они не смотрели. Все уставились на противоположную стену. Там прибит был грубо тесанный деревянный крест. Светлое дерево - все в багровых пятнах. Над ним - грубый рисунок мужских гениталий, намалеванный пальцем, все той же багровой краской. Под крестом - табурет.
- Их ставили на табурет с петлей на шее и привязывали к кресту, - сказал Полинг. - А когда позабавились и насытились, табурет выбивали.
Плендер наклонился к телу, лежавшему под крестом. Коренастая женщина с кучерявыми золотистыми волосами, черными у корней. Пулевая рана в ее виске слабо кровоточила. Пухлая рука еще сжимала револьвер. Плендер выпрямился.
- Джоан Браун.
Хэзлтон уже повернулся в другой конец комнаты, следом за ним - остальные. До этого Дарлинг сидел в одном из кресел, но теперь встал и двинулся к полицейским. На нем был безупречно отглаженный серый костюм с неброским темно-синим галстуком. Выглядел он так же выдержанно, как всегда. Только на губах поигрывала нервная и вместе с тем довольная улыбка.
Хэзлтон откашлялся:
- Джонатан Дарлинг, вы арестованы…
Дарлинг повернулся к портрету на стене и величественно воздел руку. Голос звучал тихо, сдержанно и гладко, как всегда:
- Именуюсь я Ницше Цезарь, - сказал он. - Я осуществил в своем лице Переоценку Всех Ценностей. Отпускаю вам грехи ваши - отныне и во веки веков.